Продолжение он шептал ей на ушко, нежно обняв за талию, от чего она зарделась и оглянулась по сторонам.
Они так и поступили, играли в прятки в лабиринте и танцевали под дождем, и пили легкое вино из молодого винограда. И день сменился вечерним сумраком, который они встретили, сидя на траве.
* * *
Элина долго смотрела на отражение звездного неба и огней Версаля в водах канала.
Очень красивое небо, Гоген здесь написал свою картину?
Которую?
Ту, что ты вчера показывал в дОрсэ.
Нет, та картина называется «Звездная ночь над Роной». На берегу Роны он ее и написал. Но, думаю, проведи Ван Гог побольше времени в Версале, он мог бы подарить нам не одно прекрасное звездное небо.
Подойдя поближе к каналу, Элина показала на яркую звезду, сияющую на небе, отраженном в спокойных водах.
Как она называется? спросила она бесхитростно.
Ден проследил за направлением ее изящной руки.
Это не она, ты показываешь на Сириус.
Элина продолжила с той же детской непосредственностью:
Почему она светит так ярко?
Из всех звезд, что ты видишь на небе, она ближе всех к нам.
А из тех, что я не вижу?
Ближе Альфа Центавра, но ее видно только в Южном полушарии.
А что за желтая звезда светит рядом с Сириусом, чуть левее?
Бетельгейзе. Красный гигант из созвездия Ориона.
Гигант?
Она больше нашего Солнца в миллионы раз. И окажись в центре Солнечной системы, простиралась бы до Марса, а может, и Юпитера. А скоро станет еще больше, когда превратиться в сверхновую. Возможно, мы или наши дети смогут увидеть, как на небе засияют целых два солнца.
Элина задумчиво посмотрела на него, затем вернулась взглядом в темную синеву.
Сколько всего существует звезд?
Миллиарды, может, триллионы
Почему в таком случае мы видим на небосводе их так мало?
Некоторые из них так далеко, что глаз человека не способен уловить их сияние, а что до остальных, то они находятся еще дальше. И их свет пока просто не добрался до Земли. Возможно, пройдет десяток миллионов лет, и новые звезды засверкают на небосводе, а старые умрут и погаснут
А что происходит со звездами, после того как они умирают?
Некоторые рассеиваются, иные превращаются в сверхновые, ну а каждая тысячная превращается в нейтронную звезду. А теперь посмотри вон туда, чуть выше горизонта, ты видишь?
Что это?
Планетарное трио, сегодня в небе встретились Меркурий, Венера и Марс. Такого еще не было в двадцать первом веке.
Элина посмотрела на него с легким изумлением.
Откуда ты все это знаешь?
Я не рассказывал? В школьные годы я участвовал в олимпиаде по астрономии, занял четвертое место.
А по правде?
У очков предусмотрен специальный режим, когда активируешь его, на дисплее подписаны звезды и краткое описание.
Элина было захохотала, но остановилась. Очарованная Версалем, она не хотела нарушать уединение. Увидев, что Ден присел на скамейку, подошла к нему и, присев перед ним на колени, потрепала его по прохладной щеке. Глаза его были закрыты и казалось, он не дышит. Раздался вздох, глаза открылись, он тяжело поднялся и обнял ее.
Я бы не хотел покидать Версаль, но все же нам пора домой. Завтра нас ждет Эмиль.
Верно, когда еще мы сможем побывать в университете Пьера и Марии Кюри? в голосе сквозила ирония.
Они зашагали в сторону дворца, к выходу из сада. Под ногами мягко поскрипывал песок. Снова пошел дождь. С грустью посмотрев напоследок на каскад садов, окутанных темнотой, они направились в сторону поезда, который доставит их в Париж.
* * *
Эмиль снял очки и устало протер глаза. Он не хотел в этом признаваться, но, кажется, он зашел в тупик, продвинуться дальше в переносе сознания не удавалось. Нужны были опыты, нужно было рисковать и опробовать технологию в действии. Но клиенты, сознание которых он с такой старательностью сохранял на облака, делали это не потому, что хотели, но могли. И ни один из них не пустил свое второе «я» в вольное плавание, предпочитая спящий режим и ежемесячную синхронизацию. Они заплатили хорошие деньги, сделали копии своих сознаний, но не верили им или боялись. Как же, ведь у того цифрового парня есть данные всех счетов и паролей, ему не нужна записная книжка и биометрия, он знает информацию обо всех офшорных компаниях и операциях, о сделках с переуступками, этому парню известны контакты любовниц и дни рождения детей.
Наверное, большинство его клиентов мечтало о том, чтобы его эксперимент не сработал и двойник не обрел самостоятельность, но забвения они боялись больше. Они отчаянно пытались продлить свою жизнь, делая множественные операции по трансплантации органов и переписывали ген за геном в попытке обмануть рак, Паркинсона и Альцгеймера.
Другие были настоящими цифровыми гиками, которые могли себе позволить место на облаках, и не могли себе позволить роскоши не поддаться веяниям времени и примеру не менее успешных и богатых друзей. Для них это было, как выстоять в долгой очереди и приобрести очередной айфон, хоть и безумно дорогой.
Эмиль за прошедший год осуществил более двадцати операций по извлечению сознания. И ни одна из них не была завершена до конца, ни один из этих избранных не позволил своему второму «я» зажить собственной жизнью. Но все они с нетерпением ждали возможности увидеть новые тела, в которые будет закачано их сознание, случись с ними что-то неприятное, например, смерть. Отчаянный парень, готовый рискнуть всем, не страшившийся участи умереть молодымвот кто ему был нужен, но такие ребята не зарабатывали миллионы, в отличие от тех, что до самой смерти сидели в удобных кабинетах с видом на реку, или умирали в результате несчастного случая при занятии экстремальными видами спорта.
На дисплей очков выскочило уведомление. Как он мог забыть: на следующей неделе его и партнеров ожидает встреча с инвестиционным комитетом. Фондам, что вложились в его рискованное предприятие, хотелось знать, каких они достигли результатов и имеет ли смысл поддерживать проект и дальше. Особенный интерес питали те из инвесторов, кто успел оцифровать себя, а также пенсионные фонды, которых, в свою очередь, поджимали регуляторы, недовольные инвестициями в столь рискованный проект. Эмиль всегда с иронией думал о том, что пенсионные фонды должны обладать немалым мужеством, чтобы вкладывать средства в проекты, целью которых являются коренные преобразования в смертности населения, что поставит фонды в незавидное положение, когда пенсионеры, вышедшие на пенсию двадцать лет назад, вдруг массово перестанут умирать, и с каждым годом придется платить им все больше и больше. «И пенсионный возраст дальше не поднимешь, подумал он, ведь нельзя же, чтобы пенсионный возраст был выше среднего возраста дожития».
Впрочем, это не его дело. Ему нужно думать о том, как двигаться дальше, как суметь переместить сохраненные эго клиентов в искусственно синтезированные выращенные тела, все до единого красивые и накачанные, с большими бицепсами и не только. И заставить эту конструкцию работать, думать, говорить, есть, пить и совокупляться.
Встреча была назначена на понедельник. Сегодня работать дальше он был уже не в силах, на завтра была запланирована встреча с его взбалмошной сестренкой и Деном, следовательно, работать он будет в воскресенье, благо дорога до Жиф-сюр-Иветт занимала не более часа. Может, оно и к лучшему, поможет отвлечься от тяжелых мыслей, навеянных, вне всяких сомнений, одиночеством.
Со времени переезда из Сан-Франциско в свободное от работы время он занимался тем, что исследовал Париж, скучал по друзьям и прежней работе. Только Эйприл давала ему силы на новые свершения, помогала в работе. Не время думать об Эйприл Он был рад приезду друзей, загрузка на проекте не позволяла ему покинуть Францию. Посетить родные края, семью, друзей при его графике было просто немыслимо. Он находился либо в Сорбонне, либо в одном из научных центров в Страсбурге, Орлеане и Жиф-сюр-Иветте, либо в пути между ними.
В лаборатории в Орлеане изготавливались тела, точнее прототипы тел. Французские коллеги впервые со времен Родена снова превратились в величайших скульпторов, зодчих человеческого тела. Правда теперь строение человека они моделировали хоть и не на уровне атомов, но уже на молекулярном и субмолекулярном уровне. В Страсбурге нейрофизики пытались решить вопрос синхронизации облачных процессоров с искусственно выращенными нейронами, свободными с точки зрения генетики от любых заболеваний, неуязвимых как для гематом и повреждений, так и для большинства известных ядов.
Сам же он большую часть времени проводил на берегу реки Иветт, в эпицентре французской научной мысли, так называемой научной долине, изучая и моделируя свою собственную цифровую копию. Успех пришел к нему не сразу и непросто. В Сан-Франциско тогда еще были запрещены эксперименты с привлечением людей, поэтому в его распоряжении были всего один мозг и всего одно тело, его собственные. Никто не смог бы запретить ему, кроме родителей, но они были далеко. Эмиль провел годы в виртуальном мире в попытке настроить взаимодействие между процессорами и разумом, все время совершенствуя работу системы. И ребят в свою команду выбрал под стать себе самому, таких же безумцев, способных не есть и не спать неделями, работать на грани, а иногда и за гранью человеческих возможностей.
Поначалу они были группой фанатиков, уверовавших в воплощение своей идеи, и не хотели сдаваться, не покорив Олимпа. Он попытался вживить электроды в мозг. Это был опасный и болезненный эксперимент и, увы, безуспешный. Затем Эмиль пошел иным путем. Отказавшись от идеи вживления электродов только в мозг, он вживил их равномерно по всему телу, вшивая чипы под кожу. С годами он менял их один за другим по мере совершенствования технологии и уменьшения размеров чипов. Если семь лет назад он начинал с пятидесяти электродов в руках, пытаясь научить компьютер распознавать сигналы, посылаемые синапсами мышцам руки, уже через три года его тело представляло собой цифровую карту, наполненную как простыми электродами с небольшими чипами, так и полноценными микропроцессорами, заряжаемыми непосредственно от его тела. Под конец он все же вживил электроды и в мозг, но, к счастью, для этого ему не потребовалось вскрывать черепную коробку. Электроды, послушные командам его мозга. прошли по сосудам в самое сердце мысли. У этих экспериментов, однако, оказалось неожиданное последствие. Ему стало затруднительно совершать перелеты, поскольку системы безопасности аэропортов буквально сходили с ума при его появлении, а архаичные металлорамки, которые еще не везде успели заменить системами анализа человека на молекулярном уровне, поднимали пронзительный вой. Но это была небольшая плата за прогресс. Электроды и чипы открыли перед ним новые горизонты.
Он вспомнил, как еще студентом впервые услышал о проекте Blue Brain, использовавшем суперкомпьютер Blue Gene. С тех пор прошло уже два десятка лет, но идея, захватившая его тогда, не отпускала и по сей день. Он и его команда, отчаявшись обработать данные на имеющемся «железе», не добившись финансирования по покупку оборудования, построили собственный суперкомпьютер и назвали его со свойственным им юмором Large C. Для университета «C» означало компьютер, но про себя они смеялись как школьники. Они отпраздновали свой успех, но вместо того, чтобы начать поиск инвесторов, на следующее же утро принялись проектировать с использованием Large C его более мощного, но компактного младшего брата с кодовым именем Little C. Параллельно, втайне от команды Эмиль занимался вживлением, часами сидел, запершись в кабинете. У него ушел не один месяц на то, чтобы Little C научился понимать движение его рук. И он совершенно не представлял, как научить его понимать мимику, эмоции и переживания. Помог случай.
Однажды он забыл отключить систему считывания сигналов и погрузился в виртуальный игровой мир, разрабатываемый на досуге его командой. Всю ночь он бродил по ледяным просторам гор, затем по диким джунглям, а закончив игру, увидел, что свободная память суперкомпьютера сократилась сразу на процент, хотя за весь прошлый месяц он с трудом наполнил десятую часть процента.
Это была вершина самоиронии. Битва на мечах, скачка на лошадях и занятие магией в виртуальном мире, удовлетворение первобытных потребностей куда лучше раскрывали мозг, чем сложные попытки научить компьютер распознавать взаимодействие синапсов. Тогда-то он и решился попробовать создать свою копию. Решил, что для начала он испытает ее в виртуальном мире. Для того чтобы она была максимально точной, он провел полную трехмерную томограмму тела, пролежав неподвижно больше суток, и загрузил данные в систему, создав тем самым прототип своего цифрового двойника в виртуальном мире, вместилище его виртуального «я». Двойник перемещался с ним по просторам игры, по вечерам они разговаривали, и Эмиль пересказывал ему свою историю, заново переживая воспоминания, одно за другим. Двойник копировал его жесты, мимику, походку, параллельно выстраивая логические цепочки, анализировал порядок взаимодействия синапсов нейронов.
Он дошел до стадии, когда мог увидеть транслируемые его цифровой копией картинки из его, Эмиля, давно позабытого прошлого. Девочку с косичками, к которой он стеснялся подойти в детском саду. Картины того, как он учился кататься на велосипеде, впервые взял в руки теннисную ракетку.
Прошел не один месяц, и его двойник начал осуществлять поддержку по переносу данных в те редкие периоды, когда Эмиль погружался в глубокий сон. Это было эффективно, но его не покидала навязчивая мысль о том, что он не знает, кто этот парень, который выглядит, как он, разговаривает, как он, и думает, как он. Сохранил ли свое собственное сознание или создал цифрового близнеца?
Надо отвлечься, ему будет полезно увидеться с сестрой и другом. Эмиль волновался перед встречей с Элиной, они не были близки, и он не видел ее уже пару лет, но все же сильно скучал и как бы по-детски это ни звучало, беспокоился, что она заметит отпечаток, который на нем оставила работа, и расскажет маме. Маму он не видел еще дольше, она не одобряла его идей и взглядов и наверняка бы не одобрила то, что он вытворяет с душой и телом, с такой любовью ею взращенными.
Глава 6
Утро началось с дождя. Это был не тот дождь, под которым было приятно прогуляться по берегу Сены и по узким улочкам, вымытым от ставшего уже привычным амбре. Это был тяжелый дождь, со снегом и пронзительный ветром. Он громко барабанил в окно, вызывая тревогу, Элина поежилась и посильнее прижалась под одеялом к Дену. Он не спал.
Будет буря?
Будет буря.
Может, останемся дома, займемся чем-нибудь? рука ее потянулась к его паху.
Может, но боюсь твой брат не поймет.
Он чмокнул ее в лоб и неспешно поднялся с кровати. Приняв душ, они направились завтракать. После вчерашней прогулки Ден был страшно голоден. Они надели теплые пальто, не позабыли зонты и вышли в бурю. Элина ежилась и прижималась к Дену, он старался удержать зонт, борясь с ветром. Они торопливо распахнули дверь и ввалились внутрь гостеприимного бистро. Le Bistro du Perigord встретил их уютными запахами домашней еды. В этот ранний час еще не было других посетителей, и хозяин сам встретил гостей с радушной улыбкой на лице, словно старых друзей. Он неспешно подошел к ним с бокалами, в которых плясало янтарное вино, и спросил на ломаном, оттого еще более приятном английском:
Для вас, моя молодая леди, луковый суп с бриошью, половину порции улиток и чашечку кофе?
Да, Пьер, благодарю. Как сегодня ваше колено?
Элина с сочувствием посмотрела на симпатичного седого старичка, он изредка подергивался от боли.
Все в порядке, мадмуазель, вот когда оно перестанет болеть, тогда-то я и начну беспокоиться.
Он поставил бокал перед Деном и неспешно нараспев спросил:
Для вас, мой друг, луковый суп с уткой на второе и кофе в конце, а мартини прямо сейчас?
Да, мой дорогой Пьер, надеюсь мы вас не сильно потревожили в столь ранний час?
Не тревожьтесь, молодые люди, мы с Люсьен половину жизни провели, работая на виноградниках Бордо, привыкли вставать с петухами. Люсьен и сейчас встает в пять, а что касается меня, я себя ни в чем не утруждаю, мое время на исходе.
Ден лишь вежливо улыбнулся:
Не думаю, Пьер, вы еще меня переживете.
Позавтракав, они направились в сторону института Пьера и Марии Кюри. Институт находился в десяти минутах ходьбы от бистро, и пока они шли, успели изрядно промокнуть. Устав бороться с ветром, Ден свернул зонт и шел, низко опустив голову, словно пытаясь спрятаться от непогоды, чувствовал он себя неважно, но не хотел в этом признаваться.
Ты знаешь, куда нам идти? перекричала Элина вой ветра.
Посмотри, в радиусе нескольких километров должно быть всего одно здание из стекла и стали, если видишь его, оно-то нам и нужно.