Это не было вызвано машиной, и это не было символизмом, сказал Монтгомери.Я могу точно сказать вам, что это было.
Пожалуйста, сделайте это.
Я не был вполне уверен в правильности своей оценки этого даже после целого дня этих опытов, медленно сказал Монтгомери.И после окончания я потратил еще пару часов, чтобы немного освежить в памяти свое знание психоанализа, чтобы посмотреть, заслуживает ли моя оценка доверия с точки зрения вашей науки. Я убедился, что ваши авторитеты почти повсеместно согласны с тем, что психика индивида имеет неизвестное начало и долгую историю, предшествующую его физическому рождению. Мой опыт с Зеркалом подтверждает это. Я был живым, мыслящим существом в то время, когда организм моей матери пытался уничтожить меня. Событие, о котором я говорил, было угрозой выкидыша. По эндокринному потоку, который проходил между нами, я понял, что меня убивают. Яды начали циркулировать во мне, и основные жизненные функции исчезали.
Материнское тело было слишком слабым, чтобы поддерживать меня. Мои требования к росту были слишком велики, и единственный способ выжить это уничтожить меня. А потом, на биохимическом уровне, я заключил сделку. Мой организм согласился с материнским организмом просить меньше, согласился ограничить свои потребности в средствах к существованию в обмен на право жить. Сделка была заключена и выполнена.
Это был первый и важнейший урок, полученный мной в жизни. Я понял, что для того, чтобы жить, я должен ограничивать себя, всегда брать меньше, чем мне нужно, всячески уменьшать себя до прожиточного минимума. Это было правило, которого я придерживался на протяжении всей своей жизни. Я никогда не осмеливался творитьведь это означало смерть. Я усвоил это давным-давно, еще будучи зародышем, и урок сохранился до сегодняшнего дня.
Доктор Спиндем глубоко вздохнул:
Майор, вы не оставляете у меня сомнений в абсолютной опасности этого Института. Вы вступаете в самые опасные области человеческой психики. Конечно, мы признаем, что человеческая психика не возникает при рождении. Но для нас совершенно невозможно поверить, что то, что вы описали, когда-либо имело место. Даже признавая, что эти фантазии являются вашими собственными, а не результатом работы этой машины, пытаться интерпретировать их по-своему это психическое самоубийство. Только квалифицированный и опытный профессиональный ум мог бы дать вам правильное представление о них.
В сороковых годах, сказал Монтгомери, один из ваших людей, венгерский психоаналитик Н. Фодор , показал на практике существование человеческой психики до рождения и получение индивидуумом там уроков, которые не могли быть получены им в жизни после рождения. Вы не можете отрицать эти факты. Зеркало это просто расширение и улучшение результатов доктора Фодора. Завтра я докажу вам это.
Как? потребовал Спиндем.
Завтра я создам что-то впервые в своей жизни. Я создам аэродинамический профиль, который произведет революцию в полете на больших высотах.
Доктор Спиндем встал:
Очевидно, майор Монтгомери, что вы пережили ужасную пытку. И виновны в этом люди, которые управляют этим псевдо-аналитическим устройством, называемым ими Зеркалом. Мой профессиональный долг рекомендовать вашему начальнику, полковнику Доджу, чтобы вас немедленно отозвали из проекта. Уже существуют достаточные доказательства для принудительного закрытия Института. Мы не можем позволить вам, не имеем морального права, и дальше рисковать своим разумом.
А вам я рекомендую немедленно начать лечение. Чтобы свести к минимуму риск, я бы предложил назначить уже на завтрашнее утро первую из серии электрошоковых процедур. В этом случае, последствия этого ужасного опыта должны начать исчезать через пять или шесть недель.
Нет, только не завтра, сказал Монтгомери.Я должен спроектировать аэродинамический профиль. Возможно, через день или два после этого.
6
Он дал бледнолицему другу Спиндему час, чтобы позвонить полковнику Доджу. Затем он сделал свой собственный звонок. С первых слов Доджа он понял, что угадал правильно. Спиндем сказал свое слово, Додж был очень отзывчив и заботлив.
Мой дорогой майор, сказал полковник.Я как раз собирался позвонить тебе. Я хочу поздравить тебя и искренне поблагодарить за ту работу, которую ты для нас проделал. Это все, что можно ожидать от любого офицера при исполнении служебных обязанностей, и я
Значит, Спиндем позвонил и сказал вам, что я спятил, да?
Что ты такое говоришь, майор? Ну, да, сегодня вечером я получил известие от доктора Спиндема. Он сказал
Полковник Додж, я хочу, чтобы вы прибыли сюда и увидели все своими глазами. Если я сумасшедшийхорошо, пусть будет так, я готов стать им лишь бы все то, что я здесь видел оказалось правдой. Уверяю вас это не подделка, полковник, не подготовка диверсии или что-то в этом роде. А если вы решите после личного осмотра и изучения, что это все же нечто, способное нанести вред государству, то я позволю Спиндему жарить мои мозги в электрическом тостере столько, сколько он захочет. Но я прошу вас прибыть и составить собственное мнение, прежде чем предпринимать какие-либо дальнейшие действия против Института.
Это разумно, осторожно, так как будто он разговаривал с ребенком или идиотом, сказал Додж. Я так и собирался поступить. Но, возможно, тебе следует позволить доктору Спиндему
Только после вашей инспекции, полковник!
Последовала пауза, и Монтгомери услышал раздраженный вздох полковника.
Я сделаю это так быстро, как смогу, но, возможно, пройдет по меньшей мере три дня, прежде чем я приеду. Поддерживай связь с врачом. Не рискуй понапрасну.
Вероятно, у полковника могут возникнуть неприятности, подумал Монтгомери, если я окажусь в сумасшедшем доме, и станет известно, что это произошло в результате выполнения задания, которое дал полковник. Да, у Доджа есть причины для беспокойства, решил он.
Монтгомери быстро поел в кофейне отеля и отправился в Институт, чтобы поработать там еще часа три-четыре. Было уже девять часов вечера и поэтому он туда предварительно позвонил,оказалось прийти можно. Заведение, казалось, было открыто круглые сутки.
Проходя по коридору, он встретил Вульфа.
Боюсь, я не могу позволить вам больше работать, по крайней мере, пару дней, сказал консультант.Я только что просмотрел записи с зеркал, которые вы сегодня сделали
Все в порядке, сказал Монтгомери.Я не направлялся к Зеркалу. Теперь, когда я избавился от большой части своего образования, я хочу немного поучиться! Для меня будет нормально работать с теневыми ящиками, не так ли?
Вульф с сомнением кивнул:
Не задерживайтесь на этом слишком долго. Вам нужно себя пожалеть, отдохнуть немного.
Монтгомери нашел пустую учебную комнату и сел там перед кубом маленькой теневой коробки. Надел головной убор. Внутри куба загорелось мягкое свечение. Монтгомери поколебался и глубоко вздохнул. Затем он спроецировал изображение Девяносто первого. И чуть не заплакал от результата. Появился фюзеляж, похожий на искривленную морковку,без крыльев и двигателей. Он попытался выпрямить фюзеляж, исчез хвост. Он оставил фюзеляж в покое и попытался заняться крыльями,исчез весь фюзеляж и одно крыло с одним пылающим двигателем медленно перевернулось в кубе.
Монтгомери откинулся назад и снял головной убор. Он переживал болезненное разочарование, ведь он думал, что уже ничто не должно подавлять его творчество и что творить будет легко. Все, подавляющее его, осталось в прошлом:
Урок его дородовой угрозы выкидыша в прошлом и больше не оказывает на него сдерживающего влияния.
Уроки мистера Карлинга, который научил его ненавидеть красивые геометрические формы, в прошлом.
Профессор Адамс, который постоянно прерывал свои лекции по статике, который разрешал только стандартные инженерные методыте, которые использовались до 1908-го года, в прошлом.
Ничего его не сдерживает, но ему приходится осваивать свои неиспользуемые ранее способности, как ребенку, который ползает по полу, складывая свои первые в жизни кубики. И это оказалось мучительно нелегко.
Он попробовал еще раз, построив шаткий самолет с плавящимися крыльями и искореженным фюзеляжем. Но никакая паника не охватывала его, и он продолжал трудиться. Он был свободен учиться и творить впервые в своей жизни. Он забыл о времени, и уже наступило утро, и солнце окрашивало пляж, когда он, наконец, оторвал взгляд от куба с достаточной степенью удовлетворения тем, что он создал. Самолет был узнаваемой миниатюрой XB-91, и он не таял и не раскачивался, когда он сохранял его образ.
Но он был неправ в своем заявлении Спиндему. Сегодня был не тот день, когда он создаст революционно новый аэродинамический профиль. Конечно, он мог бы изложить это на бумаге, но это было бы последним средством. Он хотел создать надежную модель, которую можно было бы проверить в аэродинамической трубе.
Он отправился в отель и поспал несколько часов, затем вернулся в институт и возобновил работу по повышению точности своей визуализации. Еще сорок восемь часов он корпел над проектом, прерывая долгие сеансы с теневым ящиком лишь на короткие промежутки времени, чтобы поесть и поспать.
И наконец, он был удовлетворен своим достижением. У него была модель Девяносто первого длиной в тридцать сантиметров с крыльями такого профиля, какого никто никогда раньше не видел. У него была модель в пластике.
Он позвал Гандерсона, который выглядел намного лучше, как будто некоторые из его собственных проблем были решены. Однако Монтгомери не стал спрашивать, какие отношения у него были с Зеркалом. Времени на это не было.
Мне нужно провести несколько испытаний в аэродинамической трубе к завтрашнему полудню, сказал он.Маленький туннель Файрстоуна с переменным давлением единственный, который подойдет. Я совершенно измотан. Может ты слетаешь туда, проведешь тесты и вернешься с ними сюда к завтрашнему полудню?
Гандерсон взял модель, сохраняя невозмутимое выражение лица. Он провел пальцем по контуру крыла:
Это то, о чем ты говорил со мной, когда мы проектировали крыло Девяносто первого?
Монтгомери кивнул:
Я знаю, что крыло выглядит безумно, но у меня сейчас нет времени спорить об этом. Если я не ошибаюсь, Институт Нэгла-Беркли закрывается с завтрашнего вечера, и десять лет судебных разбирательств, вероятно, не позволят ему снова открыться.
О чем ты говоришь? Кто собирается закрывать Институт?
Монтгомери быстро рассказал инженеру, зачем он вообще здесь оказался. Он рассказал о подозрениях по всей стране относительно мотивов, стоящих за Институтом, о приближающемся визите полковника Доджа.
Додж добьется судебного решения на закрытие Института. Он будет вечно затягивать расследование. Нэгл и Беркли будут бороться до конца своих дней, чтобы снова начать работать, но у них не будет шанса. Мнение будет полностью против них во всех кругах власти. С другой стороны, если мы сможем перетянуть Доджа на нашу сторону, когда он придет
Гандерсон медленно покачал головой, еще раз взглянув на модель самолета.Ты думаешь, это поможет?
Смотри. Монтгомери снова повернулся к теневому ящику. Он включил его и создал еще одно изображение Девяносто первого. Затем он обеспечил видимый поток воздуха.Я изменю его сейчас, чтобы имитировать полет на высоте от двадцати четырех до тридцати тысяч метров.
Гандерсон наблюдал, как светящиеся линии потока истончаются. По прибору он видел, что скорость модели росла, вот она уже превысила нормативные значения XB-91.Ну ты даешь! воскликнул он.
Монтгомери кивнул и выключил его:
Мне нужен отчет об испытаниях в аэродинамической трубе, чтобы убедить Доджа. Я уверен, что модель будет вести себя именно так в туннеле. Подъемная сила этого крыла на уровне моря примерно на десять процентов меньше, чем сейчас. Однако на высоте полета, для которой XB-91 предназначен, подъемная сила больше чем сейчас.
Лицо Гандерсона все еще выражало недоверие, но он взял модель:
Я проведу для тебя испытания. Что касается Доджа, разве ты не собираешься рассказать Нэглу и Беркли? И разве они не ожидали чего-то подобного?
Да, сказал Монтгомери.Я совершенно уверен, что они предвидели это, и они поймут, почему Додж здесь, но предупредить их конечно следует.
Монтгомери отправился в свой отель отдохнуть. Он сделал все, что мог. Может быть, этого было недостаточно. Может быть, Нэглу и Беркли было бы лучше, если бы на его месте был кто-то другой. Но теперь нужно доводить игру до конца, других вариантов все равно нет.
Он позвонил доктору Нэглу и поговорил с ним в течение пятнадцати минут по поводу визита Доджа. Как он и подозревал, единственное, что было новостью для Нэгла, это время и человек, который начнет расследование. Было решено, что Монтгомери приведет полковника, представит его и примет участие в демонстрации, которая будет проведена.
После этого Монтгомери улегся спать.
Гандерсон вернулся в Каса Буэна на следующий день, за час до того, как должен был прилететь самолет Доджа из Окленда. Инженер направился прямо в отель к Монтгомери. Его руки слегка дрожали, когда он расстегнул портфель и протянул Монтгомери пачку бумаг, в которых были зафиксированы результаты испытаний в аэродинамической трубе модели самолета.
Это самая большая неожиданность в авиации со времен реактивных двигателей! сказал он.Будем надеяться, что полномасштабная модель покажет такие же результаты. Ты бы видел, как Эванс и остальная команда аэродинамической трубы стояли с открытыми ртами, когда подъемная сила увеличивалась, а давление снижалось. Вот кривая, которую мы получили.
Монтгомери с удовлетворением просмотрел бумаги. Все было примерно так, как он и предсказывал. Был нормальный уровень потерь от уровня моря до пятнадцати тысяч. Затем последовал плавный рост, и при двадцати четырех тысячах начался резкий, полезный подъем. При тридцати тысячах вновь резкое падение.
Если бы у нас было такое на Девяносто первом сказал Гандерсон.
Могло бы быть если бы я взглянул на себя в Зеркало пораньше.
Гандерсон ушел. Монтгомери отправился в небольшой аэропорт на окраине города, чтобы встретить полковника Доджа. Самолет прибыл точно по расписанию. Доктор Спиндем, конечно, тоже пришел встречать. Казалось, ему было не по себе от перспективы ехать в машине с Монтгомери, но он ничего не сказал. После того разговора, когда Монтгомери сообщил о том, что происходило с ним в Институте, они не общались друг с другом.
Когда пассажиры самолета высадились, Додж подошел с сердечным беспокойством на лице:
Рад снова видеть вас, майор. Как твои дела? А, доктор Спиндем
Все в порядке, сказал Монтгомери.Я объяснил ваш визит доктору Нэглу. Он подготовил небольшую демонстрацию, которая, я уверен, вам понравится.
Губы Доджа сжались:
Я тоже в этом уверен.
Полковник снял номер в том же отеле, что и Монтгомери. Через полчаса он, приняв душ и переодевшись, был готов отправиться в институт. Однако его задержал Спиндем. Они целых полчаса о чем-то разговаривали в номере, пока Монтгомери ждал в вестибюле. И когда они вышли, майор заметил, что лицо Доджа стало очень мрачным.
Доктор Нэгл казался совершенно спокойным. Он любезно принял мрачного полковника и доктора Спиндема, лицо которого выражало легкую степень презрения, предложил им стулья, а с Монтгомери они улыбнулись друг другу, пожав руки. И после того как все расселись, вдруг резко заявил:
Я знаю, что вы пришли, чтобы закрыть нас.
Резкий вызов поразил Доджа, но он не смутился и сурово заговорил:
Мы получили предписание, которое собираемся выполнить. Вы обвиняетесь в том, что наносите вред военному сектору, побуждая людей покидать важные посты. Это довольно суровое обвинение, но справедливости ради мы готовы выслушать объяснение ваших действийесли вы потрудитесь его дать.
Я это сделаю с удовольствием, сказал доктор Нэгл, медленно кивая. И стал излагать свою концепцию относительно неиспользуемых ресурсов человеческого разума, Монтгомери слышал ее от него, когда первый раз пришел Институт.
Полковник прослушал с интересом, но было видно, что его не убедили, и он высказал свое несогласие:
Все это очень интересно, но наши учебные и исследовательские учреждения работают над этой проблемой уже тысячи лет. Вряд ли они не смогли бы найти решение, если бы оно было так легко доступно.