Всегда есть два пути, сказал как-то старик, вороша палкой угли костра. Один легкий, вниз, под гору. А другой трудный, по нему приходится карабкаться вверх. И какой бы ровной ни была местность, любой путь всегда или чуть легче, или чуть труднее, или чуть вниз, или чуть вверх. Я уже стар, и знаю, что путь под гору, как бы долго ни вилась тропа, всегда ведет к краю пропасти. А если все время карабкаться в гору, то рано или поздно окажешься на самой вершине, ближе всего к богам и пылающим звездам. Выбирай всегда трудный путь.
Ильберта тогда поразила гениальная простота и ясность этой аналогии. Вопрос был спорным, но дискутировать со стариком не возникло желания. Точнее не нашлось аргументов и ярких примеров, подтвердивших бы обратную точку зрения. Но слова старика о трудных и легких путях так крепко врезались в память, что Ильберт потом намеренно, оказываясь перед выбором, сворачивал на более трудный путь. И ни разу еще не пожалел об этом.
В нынешней ситуации тоже было два пути. Один легкий отметить место на карте, а завтра попытаться выяснить, что происходит. Другой трудный найти вход на огражденную территорию, разыскать там начальство и потребовать документы.
Ильберт усилием воли остановил поток мыслей. Он закрыл глаза, откинул голову и прижался затылком к шершавому стволу березы. Говорят, это дерево мудрости. А Ильберту сейчас необходимо было не только выбрать из простого и легкого, но и не ошибиться в стратегической мудрости принятого решения.
Снова, в который уж раз за сегодня, вспомнилась мадам Уварова, которая ввела полный мораторий на реликт в своей стране. Ею двигали корыстные мотивы, это понятно. Но вот что двигало самим Ильбертом? Разве не та же корысть?
Выходило, что он, ради участка леса пятьсот на пятьсот метров, готов сейчас устроить скандал и, возможно, надолго, если не навсегда, остановить строительство реликторной станции. И тогда тьма в городе с наступлением ночи надолго станет нормой, и тогда люди еще долго будут терять работу, а дети, очень многие, не смогут выпить утром стакан свежего сока.
Да, Ильберт любил лес. Да, многие блага цивилизации он считал излишествами, созданными лишь для вращения турбины всеобщего оголтелого потребления. Да, сам он без многого мог обойтись. Но не корыстью ли было заставить людей, помимо их воли, идти тем же путем, когда они того не желали? Не уподоблялся ли в этом Дельпи той же мадам Уваровой?
Ильберт живо представил вращающиеся шестерни мирового прогресса и как он, Ильберт, швыряет в этот механизм камень, чтобы заклинить наглухо всю систему, чтобы свести людей к очень простому и каждодневному выбору стиральную машину включить, или телевизор. И все потому, что лес Ильберту нравится больше, чем вся человеческая цивилизация вместе взятая.
Разве это не корысть? И насколько далеко в этом вообще можно зайти?
Ильберт понял, что ему следует отступить. Сжать зубы и отступить. Вернуться к машине, переночевать, а завтра, уже в городе, принять взвешенные решения. Так будет лучше для всех. Наверное. Но свет австралийского костра и хрипловатый голос старика не давали покоя. «Из всех путей всегда выбирай самый трудный».
Ильберт протянул руку к поясу и отстегнул с лямки многофункциональный складной нож. Тяжелый стальной предмет удобно лег в руку и придал уверенности. Ильберт поднялся во весь рост, широко расставив ноги. Ветер, подувший с озера, поднял полы его брезентового плаща.
«Из всех путей»
Дельпи раскрыл нож, трансформировав его в бокорезы для проволоки.
«Всегда выбирай»
Встав на одно колено, он вложил проволоку в паз между стальными лезвиями.
«Самые трудные».
Ручки бокорезов поддались со значительным усилием, но качество стали ножа было просто поразительным, лезвия сошлись, а проволока лопнула со щелчком, как спичка в руках незадачливого курильщика.
Ильберт развел концы «колючки», открыв себе путь. Ветер донес звук заработавшего водородного двигателя. Грейдер? Возможно. В любом случае ничего не видать из-за конусов насыпанной земли. Надо пробраться вперед, укрыться за ними и понять, что же там, черт возьми, происходит.
Повесив нож обратно на пояс, Дельпи придержал полу плаща и осторожно прокатился в проделанную им брешь.
Только оказавшись на огороженной территории, он поймал себя на мысли, что крадется, как вор, хотя должен бы шагать во весь рост, держа в руке раскрытое удостоверение экологического инспектора. Но почему-то не хотелось. Вопрос состоял в том, кто именно, «Реликт Корпорейшн» или сам Дельпи в настоящий момент нарушает закон. И вопрос пока еще оставался открытым. Это сильно убавляло решимости, так как, в случае, если Ильберт не прав, это может обернуться самыми неприятными для него последствиями. Это даже могло обернуться тюрьмой, учитывая ту меру власти, которой обладала крепнущая «Реликт Корпорейшн». Конечно, ее бы лучше иметь в союзниках. Проще было бы. Но простые пути, чаще всего, ведут к краю пропасти.
Территория наверняка охранялась. Возможно даже собаками, хотя дующий со стороны озера ветер еще ни разу не донес лая. Но уж какая-то охрана на этой площадке просто обязана быть, а раз так, лучше пока попытаться осмотреть, сколько получится, скрытым порядком. Ну а уж если возникнет неловкая ситуация, тогда уже махать удостоверением.
На самом деле, экологический инспектор имел право, в подобных случаях, входить на территорию любых несанкционированных объектов. И, как ни крути, ничего противозаконного в данном случае не происходило. Ну, почти. Надо было, наверное, все же поискать вход, а не резать проволоку. Ладно, это мелочи. Вот дальше действовать стоит более осмотрительно, исходя из обстановки, которую удастся разведать.
Но даже самый беглый осмотр говорил о многом. Вырубка леса, раз, кучи земли два. Это какого же размера им понадобился котлован, чтобы вынуть такое количество грунта?
Чем ближе к кучам, тем ниже пригибался на ходу Дельпи. В конце концов, он предпочел присесть на корточки, и остаток пути преодолеть «гусиным шагом». Добравшись до отвалов, он улегся в грязь, перемазав только вчера выстиранный плащ. Но, взглянув на открывшуюся картину, Ильберт оторопел. Что угодно он ожидал увидеть, но не такое.
Да, уже отрытый котлован оказался внушительного размера. Такие роют, обычно, под фундамент многоэтажного здания. Два экскаватора, опустив ковши, приткнулись у его кромки. Но это лишь те, которые привезли сегодня. Скорее всего, они еще не успели поработать, и уж точно не ими был отрыт котлован, а огромной роторной машиной, возвышающейся у самого берега.
Грейдер, с водителем в кабине и с зажженными фарами, завершал разворот по площадке, чуть приподняв ковш. За ним оставались отчетливые следы на размокшей глине. На переходных режимах мощный водородный агрегат громко присвистывал турбиной и выпускал через выхлопную трубу в небо струи белого пара. Сделать разворот в один прием грейдеру мешали два вагончика, снятые с колес, скорее всего, выполнявшие функции временных строений для жилья рабочих и размещения администрации.
Масштаб внесенных в ландшафт изменений потряс Ильберта, но шокировало его то, что происходило по другую сторону котлована. Именно там припарковался наглухо тонированный внедорожник «Реликт Корпорейшн» и два черных грузовых фургона, напоминавших небольшие рефрижераторы. На их бортах тоже красовались белые логотипы «Реликт Корпорейшн». И именно оттуда, в обход котлована, вели к урчащему грейдеру группу из пяти человек. И не просто вели, а под конвоем десятка тяжеловооруженных и отлично экипированных бойцов.
Пленники, а у Ильберта уже не осталось ни малейших сомнений, что это именно пленники, с трудом брели по размокшей, изрытой следами тракторов глине. Кто-то был сильнее, кто-то слабее, а потому люди растянулись вереницей, и напоминали пробирающихся во тьме слепцов с картины Питера Брегеля. Дальний прожектор бил им в спину, а потому Дельпи не мог их как следует разглядеть. Ему лишь показалось, что возглавляет колонну мужчина, а замыкает девочка-подросток, лет четырнадцати. В середине, судя по силуэту и походке, пошатываясь плелся парень лет на десять старше девочки, а остальные женщина и мужчина среднего возраста.
Картина была настолько иррациональной и дикой, что Ильберт невольно помотал головой, пытаясь отогнать наваждение. Но это не помогло ничего, ровным счетом, не изменилось. Пятеро очень слабых, возможно даже серьезно больных людей, да еще и с ребенком, шлепали в сторону грейдера под прицелами тяжелых пулеметов в руках закованных в черную броню конвоиров. Униформа бойцов была не то что бы странной, просто именно такой Дельпи не видел ни в одной стране, где ему довелось побывать это были черные комбинезоны с интегрированными легкими бронежилетами инаплечниками, с широкими поясами, с большими карманами и набедренными ремнями для закрепления носимого снаряжения. Каждого из штурмовиков защищал еще и сферический шлем с забралом из темного бронестекла.
Наиболее странным из всей экипировки Ильберту показалось оружие конвоиров. Поначалу он решил, что это армейские винтовки или ручные пулеметы неизвестного образца, но когда колонна миновала половину пути и попала в луч второго прожектора, стало ясно, что это не так. Не винтовки это были, так как ни у одной из винтовок не делали такого толстого оребренного ствола, и не пулеметы ничто не намекало на наличие достаточного для ведения автоматической стрельбы боекомплекта. Ни лент, ни коробов, ни длинных рожковых магазинов.
Да и по форме оружие напоминало скорее модели из фильмов про далекое будущее, нежели хоть один из современных образцов. Прежде всего, в глаза бросались очень развитые системы охлаждения стволов, состоящие из многочисленных ребер, отверстий и патрубков. Так же обращали на себя внимание зализанные формы и длинные продольные цилиндры, расположенные в задней части оружия, возможно, для сохранения весового баланса. В любом случае, ничего подобного Ильберт точно нигде и никогда не видел.
Ощущение нереальности происходящего накрыло его с новой силой. Захотелось ущипнуть себя за руку и просто проснуться. Вытереть холодный пот со лба и жить дальше.
Расстояние до пленников не позволяло в деталях рассмотреть их лица, но все предположения оказались верными во главе колонны тяжело ступал взрослый мужчина, за ним женщина, парень, мужчина, и девочка-подросток в самом конце. Друг на друга они словно не обращали внимания, или им было уже все равно.
Страх ледяной волной окатил Ильберта. Он как-то сразу понял, со всей невероятной, катастрофической очевидностью, что этих людей привезли сюда убивать. И котлован отрыли чуть глубже, чем требовалось, чтобы перед закладкой фундамента попросту закопать на дне трупы расстрелянных и залить модным теперь строительным композитом из щебня и синтетической клеевой основы.
Это не умещалось в сознании, казалось немыслимым, невероятным, проще было думать, что это сон. Но что толку от этих мыслей? И это дело рук «Реликт Корпорейшн»? Той корпорации, на которую Дельпи собрался работать? От этой мысли стало еще страшнее. Хорошо, что еще не успел стать соучастником этого преступления! Да будь благословенен этот энергетический кризис, из-за которого вышла из строя подстанция! Будь благословенен вырубившийся холодильник и бактерии в нем, ради которых Ильберт забрался в этот лесной массив. И дай бог здоровья непутевому рабочему, по вине которого у машины вышел из строя мотор. И уж точно надо благословить бушменского вождя, посоветовавшего выбирать из всех путей самый трудный. Если бы не все это
Новая мысль накрыла Ильберта еще одним, плотным и душным, покрывалом ужаса. Он не знал, не понимал причин происходящего, но кто даст гарантию, что происходящее в этом лесу уникально? Может быть сейчас еще где-то, а то и каждую ночь теперь, по всему миру, гремят выстрелы, и люди падают мертвыми в заранее отрытые ямы? А потом их, мужчин, женщин, и даже девочек, зарывают грейдерами, просто забрасывают тяжелыми комьями мокрой глины, заливают слоем быстро твердеющего композита, а над ним возводят сверкающие корпуса офисов, лабораторных комплексов и реликторных станций «Реликт Корпорейшн». Это казалось немыслимым, невероятным, абсурдным, находящимся на грани кошмарного сна, горячечного бреда, а то и сильно переходящим такую грань. Но экипировка и оружие бойцов тоже эту грань переходили с запасом.
Вжавшись в грунт, стиснув в кулаках комья проскальзывающей сквозь пальцы глины, Ильберт все глубже проваливался в черную яму истерики. Он не мог ее выразить явно, боясь, что его услышат, заметят, поставят вместе со всеми у края отрытого котлована и направят в грудь один из этих чудовищно нереальных стволов. Он лишь ломал ногти о попадающиеся камни, тяжело дышал и смотрел, смотрел, как мартышка на танец удава, не в силах отвести взгляд или опустить веки.
Из одного вагончика выбрался крепкий статный мужчина в красной горнолыжной куртке. Прожектор хорошо его освещал, а потому было видно, что он озабочен, чуть нервничает, то и дело поглядывает на часы, но в целом спокоен. Так, словно перед ним происходит разгрузка корабля у причала, которую надо непременно закончить в срок, а не ведут живых людей под прицелами. Ильберт его сразу узнал. Это был ни кто иной, как Рихард Шнайдер, один из двух первооткрывателей реликта, собственной персоной. Ни больше, ни меньше.
Развернувшийся грейдер сдал назад на длину своего корпуса и остановился. Теперь пленников освещали не только прожектора, но и его фары. Водитель выбрался из кабины и закурил электронную сигарету.
Конвоиры выставили всю пятерку пленников вдоль края котлована. Затем неспешно, спокойно, отошли на десяток шагов назад, почти к самому ковшу грейдера. Шнайдер махнул рукой, как судья на автогонках, дающий отмашку стартовым флагом.
У Дельпи замерло дыхание. Кровь шумела в ушах, сердце било изнутри по ребрам. Конвоиры вскинули стволы. Ильберт с усилием выдохнул, хотел попятиться назад, чтобы убраться с этой площадки, но остановился.
Он сам не понял в точности, что его побудило к этому, откуда взялась храбрость, которой не было секунду назад. Может она разгорелась от углей австралийского костра, которые помешивал палкой старик? А может от молнией промелькнувшей в голове мысли, что человек создан для чего-то большего, чем животный страх, заставляющий вжиматься в мокрую глину?
Так или иначе, Ильберт вскочил на колени и выкрикнул во всю глотку:
Всем стоять! Не двигаться! Здесь Ильберт Дельпи, экологический инспектор!
Наверное, такого поворота дела не ожидал никто. Ни сам Дельпи, ни Шнайдер, ни десять вооруженных штурмовиков, ни пятеро изможденных пленников, ждущих смерти на краю котлована. А потому все, кроме Ильберта, обернулись. Рефлекторно, от неожиданности, но это на пару секунд всех выбило из колеи.
И этой пары секунд хватило, чтобы полностью, коренным образом, изменить ситуацию.
Первым среагировал пленный мужчина, казавшийся самым крепким из всех. Он мог бы просто рвануть вперед, или в сторону, броситься к кучам грунта, за которыми прятался Дельпи и где можно было бы укрыться от пущенных вслед пуль. Но первым делом он сделал не это. Видимо, ему, в отличие от Ильберта, не требовалось вспоминать, долго и мучительно, что человек создан для чего-то большего, чем вжимающий в землю страх. Он сразу, без промедления, схватил на руки девочку, и лишь с ней рванул в сторону конвоиров.
В нем было килограммов девяносто, на вид, и еще около сорока весила девочка. И всей этой массой, разогнанной насколько хватило сил, он ударил одного из штурмовиков, уверенно сбив его с ног. Странное ружье кувыркнулось в воздухе, конвоир отлетел так, словно его зацепил по касательной грузовик. Остальные не сообразили сразу, как реагировать, а через миг соображать было поздно. Подхватив на бегу падающую винтовку и не выпуская прижавшуюся к груди девочку, беглец бросился к грунтовым отвалам, за которыми прятался Дельпи.
Возможно, на короткой дистанции штурмовикам бы удалось поразить бегущего из оставшихся девяти стволов, но он тоже оказался не лыком шит. Закинув девчонку на одно плечо, он перекинул ствол через другое и вслепую, не глядя, открыл огонь.
Ильберт ожидал услышать грохот пулеметной очереди, но звук от странного ружья оказался не менее странным. Раздались хлопки, очень громкие, но все же совсем не такие, как пороховой удар, прессующий воздух. И пули, веером ударившие по штурмовикам, тоже выглядели до крайности странно.