На следующее утро Терки всем рассказал, как он потерялся, сходив в лес за утренними грибами, и наткнулся на голодных волков. Волкан спросил его про семью. Оказалось, что Терки вместе с семьей жил за холмом в маленьком поселении оленеводов. Отца звали Ааму, а мать Инкери.
Ааму целые сутки искал Терки в лесу, но не нашел его ни живого, ни мертвого. Бедняге уже невмочь было ходить и даже плакать, когда на вершине холма он увидел всадников, а вместе с ними и своего сына.
Всю следующую неделю группа Волкана провела в поселении лапландцев, которое нельзя было даже назвать поселком. Ааму вместе с семьей жил в небольшой землянке, так же, как и остальные соплеменники. Они распределили путников по своим домам и следующие семь дней ухаживали и развлекали гостей как могли.
Именно здесь и начинается главная история: если бы не Волкан, или если бы не происшествие в лесу с Терки, но скорее если не Ааму, который по природе своей был сверхпреданным и мужественным человеком, кто знает что было бы дальше?! В понимании Ааму (а это так и было) Волкан ему во второй раз подарил сына. Не было еще случая, чтобы Ааму солгал кому-нибудь, а тем более богам. Он несколько дней молился своим духам за Волкана и за его имя, и в конце преподнес самый щедрый дар: раздав все свое оленье стадо соплеменникам, поклялся Волкану, что он сам и семь поколений его рода будут преданно служить роду Лешези. Будут с ними во всех бедах и любой ценой защитят их жизни. Волкан попытался переубедить Ааму просил, чтобы он не шел ради него на такие жертвы, старался объяснить, что так поступил бы каждый человек с честью, тем более что у него самого есть сын. Но все это еще больше убеждало Ааму в том, что он был в долгу перед богами. Он даже не сомневался, что можно как-то иначе было почувствовать то, что уловил Волкан на расстоянии тысячи оленьих прыжков.
Через неделю после случая с Терки Ааму распрощался со всеми друзьями и вместе с семьей отправился за путешественниками по направлению к Баренцеву морю.
Волкану понадобилось еще два месяца, чтобы добраться до дома: сначала достигнув Северных морских путей, оттуда попасть в Царство Польское, а затем уже и в графство Моравия.
Европа бурлила. Везде присутствовал революционный настрой, и Ааму и вправду ни на шаг не отходил от Волкана вплоть до самых дверей замка Лешези.
Счастью маленького Алекса не было предела. Вернулся папа его легенда, его герой и, что самое главное, с новыми друзьями.
Глава 2
1868 год.
Той зимой в Моравии выпало много снега, и было очень холодно. Это, конечно, создавало трудности торговцам и путешественникам, но дети искренне радовались. Куда ни глянь, везде были устроены снежные замки и горки для катания. С отоплением дворца Лешези лесники еле справлялись, а конюхи чуть ли не спали вместе с лошадьми в конюшне. Они без конца подходили то к одной, то к другой лошади в стойле и накрывали животных одеялами или коврами, чтобы те не замерзли.
Но начать нужно с того, что баронесса Анна была беременна. Да, Анна была прекрасной и отзывчивой женой молодого барона Алекса. Прискорбным оставалось лишь то, что Волкан не видел их счастья. За десять лет до женитьбы Алекса Волкан уехал в Амазонию, и с тех пор ни от него, ни от кого-либо из его команды никто никаких вестей не получал. Всех сильно потрясло это событие, но близкие еще долго не теряли надежду. Ждали, что в один прекрасный день Волкан вернется домой живым. Прошли долгие десять лет, но никаких подвижек в этом деле так и не произошло.
Появление Анны буквально оживило семью. Она со всеми была одинаково добра и вежлива. И очень скоро еще один маленький Лешези готовился пополнить их род. Девять месяцев беременности почти прошли, и день ото дня все ожидали заветного события. Были приглашены лучшие доктора не только Моравии, но также Тюрингии и Богемии. В замке им отвели комнату, превратившуюся в родильную и оснащенную всеми необходимыми средствами. Доктора в день по нескольку раз проверяли состояние баронессы все шло хорошо, хотя признаков приближения родов они не замечали.
Город продолжал жить своей жизнью, пекарни пекли вкуснейшие булки и хлеб, а приправленный их благовонием дым накрывал улицы и дома; почтальоны с задором преодолевали сугробы и раздавали почту; школы по-прежнему работали, и дети тоже не переставали веселиться. После уроков, а тем более по воскресеньям, улицы и сады наполнялись детьми всех возрастов. Особенно много их бывало вокруг родового замка Лешези, так как дворец стоял на пригорке и спускаться оттуда на санях считалось самым веселым развлечением.
В тот день было воскресенье, и вокруг замка кружились множество детей. Отовсюду слышался веселый шум. День стоял солнечный. Все пребывали в отличном настроении. Маленькие Алиса и Кельми спускались на санках с горки, каждый раз аккуратно спрыгивая у подножья, чтобы не выскочить на переполненную людьми и лошадьми улицу пониже. Иногда они кубарем скатывались кому-нибудь под ноги, или валили чужого снеговика, но никто не обижался. Наоборот, вместе смеялись и помогали им подняться. Слегка перевалило за полдень, и никто не спешил идти домой, но внезапно солнце скрылось за облаками, и стало очень холодно. В воздухе начали летать снежинки, и вскоре пошел снег. Тучи все сгущались, и дети стали расходиться по домам. Алиса подняла воротник шубки и извиняясь сказала Кельми:
Я пойду домой, хорошо? По-моему, поднимается сильный ветер.
Кельми был очень вежливым мальчиком и решил проводить подругу до дома в плохую погоду.
Я провожу тебя, погода портится, не пойдешь же одна. А давай я тебя на своих санках повезу, так будет быстрее.
Алиса обрадовалась. Кельми в первый раз провожал ее домой, а ведь они были знакомы почти с рождения. Мать Алисы, так же, как и мать Кельми, работала на кухне в замке Лешези. А его отец был главным мастеровым и отвечал за починку и поправку всего в замке. Звали его Терки. Да, да, Кельми был сыном Терки.
Погода ухудшалась, и Кельми уже бегом направлялся к дому Алисы. Улица немного шла под уклон, и это помогало мальчику тянуть сани. Когда они дошли до дома Алисы, снег уже валил хлопьями, и ветер усиливался.
Кельми, заходи к нам, мама приготовит булочки с горячим молоком, а вечером папа всех вместе отвезет в замок в упряжке, предложила Алиса Кельми.
Нет, Алиса, не могу, большое спасибо. Мне лучше поскорее вернуться в замок, пока пурга не поднялась, а то мама будет переживать. А еще вчера ночью доктора сказали, что с этого дня каждую секунду можно ожидать родов госпожи Анны. Так что я могу быть полезен вечером в замке. Большое тебе спасибо, но я должен идти.
Хорошо, Кельми, спасибо тебе большое, до встречи. Приходи в гости, когда погода исправится.
Хорошо, приду, до свиданья.
Когда Кельми вошел в кухню замка с задней двери, снаружи все небо было серым, и стекла двойных окон замка звенели от тряски. Кельми был весь белый от снега.
Где тебя носит? Разве так можно? Что только ни думала! Ты что не видишь, что творится на улице? взволнованная мама подошла к Кельми и стряхнула снег с его тулупа и шапки. Кельми понял, что мама не сердилась на него, она казалась взволнованной, но скорее от чего-то другого, чем от опоздания Кельми.
Садись и поужинай тем, что лежит на столе, хорошо? А потом тихо поднимайся в комнату и ложись в постель. Прошу тебя, не броди по коридорам. Час назад у Анны начались роды, и сейчас все заняты. Не мешайся под ногами. Одним словом, мне некогда Кельми, будь умницей. Богумира (так звали маму Кельми) сняла наполненную горячей водой миску с дровяной печи полотенцем и быстро вышла из кухни.
В замке и вправду стояла непривычная тишина. Прислуга разместилась у дверей своих комнат, при случае спрашивая про состояние Анны любого, кто проходил мимо по делам. Богумира поднялась по главной лестнице на третий этаж и направилась к северному флигелю. По пути она наткнулась на Терки и успела перекинуться с ним парой слов.
Мальчик вернулся? тихо и почти скороговоркой спросил Терки.
Да, он на кухне, и сам поднимется в комнату, также быстро ответила Богумира.
Хорошо, я бегу в конюшню, должен предупредить конюхов, чтобы запрягли сани и приготовили теплые шубы на случай, если придется Анну перевозить куда-нибудь, сказал Терки, и оба пошли своим путем. В конце коридора стояли несколько человек и тихо ждали указаний.
Что происходит? шепотом спросила Богумира.
Постаревший Ааму, камердинер Франтишек и его жена, главная гувернантка замка Божена, одновременно взглянули на нее.
На сей момент все в порядке, ровным тоном ответил Франтишек и дважды почтительно, с некоторой робостью, постучал в дверь. Дверь отворил акушер и наполовину высунулся в коридор. Только Богумира передала ему миску с горячей водой, как позади них открылась дверь другой комнаты, и появился барон Алекс. Все мгновенно посторонились, и Алекс и акушер оказались друг напротив друга.
Станислас, скажите мне, какое положение у Анны? сдержанно, но с явным волнением, спросил барон.
Барон, вам незачем беспокоиться. Процесс начался, и все идет по порядку, хорошо. Анна чувствует себя бодро. Никаких осложнений не выявлялось. Доктор Янковский только что обследовал баронессу. Предполагаем, в течение ближайшего часа все благополучно завершится. Доверьтесь нам, о всех новостях буду немедленно докладывать. Теперь позвольте вернуться к делу.
Благодарю, Станислас. Прошу, продолжайте исполнять свои обязанности. Большое спасибо.
Акушер кивнул головой барону и возвратился в акушерскую с горячей водой.
В комнате вместо люстры по углам на столиках, покрытых голубой клеенкой, стояли четыре лампы на китовом жире, и все четыре блекло мерцали. Кроме Станисласа не было никого. Станислас подошел к длинному столу и поставил на него миску. Он перебрал акушерские инструменты и часть отложил в круглую железную коробку. Затем подошел к ведущей в родильную комнату двери и очень тихо постучал. Из комнаты вышел доктор Янковский и прикрыл за собой дверь. За ним следом потянулся легкий запах спирта, нашатыря и травяного парфюма. Доктор подошел прямо к столу, намылил руки и без звука подал знак Станисласу, чтобы тот налил воду.
Стояла странная тишина. Никакого звука, голосов или криков не было слышно даже из родильной комнаты ни роженицы, ни докторов, ни даже инструментов. Лишь дрожь окон, свист ветра и потрескивание ламп на китовом жире заполняли холодную тишину замка. Доктор Янковский закончил мыть руки и из стеклянного пузыря налил себе на ладонь спирт. Станислас поставил ковшик с теплой водой рядом с рукомойником и посмотрел на доктора в ожидании очередной просьбы. Доктор протер руки спиртом и высушил новым полотенцем, поданным Станисласом.
Значит, положение такое: пациент спит, мы ей дали успокоительное. Доктор фон Берка ее обследовал. Я даже не знаю, как это назвать, доктор Янковский задумался, он искал слова. Станислас напряженно уставился на него. Внезапно задрожали окна, и где-то из коридора донесся звук разбитого стекла. Оба посмотрели в ту сторону. Пламя в лампах заиграло и чуть не погасло.
Наверное, где-то разбилось окно, практически про себя проговорил Станислас.
Доктор тихо приоткрыл дверь в родильную комнату, и убедившись, что там все по-прежнему, вернулся в акушерскую.
Короче, продолжил доктор Янковский, мы имеем дело с очень необычным явлением. Говоря по правде, ни я, ни Новачек, ни фон Берка ни разу не встречались с подобным в нашей практике. Мы решили сделать кесарево сечение, чтобы получить возможность наблюдения за ребенком прямо в утробе матери. Да, про кесарево сечение Алекс должен знать заранее.
Конечно, но в чем дело? Что с ребенком?
Дело в том, что мы не знаем этого, а также не знаем, чего следует ожидать. Роженица фактически готова к естественным родам, но как только мы увидели первые признаки, у нее обнаружился жар.
Да, но ведь такое бывает, что у роженицы может подняться температура при естественных родах?
М-м-м, вы правы, такое бывает, и объяснить можно различными причинами, но сейчас дело в том, что источником жара является младенец. К тому же, при осмотре фон Берка подтвердил, что температура растет. Если бы это была какая-то инфекция, то источником явилась бы мать, но здесь Мы должны немедленно сделать кесарево сечение и что-нибудь предпринять, потому что если температура будет расти дальше, маленькое сердце может не выдержать.
Да, все понятно.
Итак, подождите немного, мы начнем операцию и будем надеяться на лучшее. А вы тем временем сообщите барону Алексу про кесарево сечение. Ну а про непонятные обстоятельства лучше пока промолчать. Доктор Янковский быстро повернулся и ушел в родильную комнату.
Глава 3
Окна по-прежнему дрожали, в дымоходах свистел ветер. В родильной комнате царила тишина. Анна спала на операционном столе. Доктора с профессиональным терпением, молчаливо наблюдали за каждым вздохом и ударом пульса роженицы.
Начинаем. Откладывать нельзя, с тяжестью в голосе произнес доктор Янковский. Фон Берка, прошу вас немедленно подготовиться к кесареву сечению. Доктор Новачек, как вы думаете, можем ли пациенту добавить опиума?
Думаю, не стоит, доктор ответил Новачек, предполагаю, операцию проведем быстро. Мы можем дополнительно применить камфорную мазь для местного обезболивания.
Благодарю вас! Итак, доктор фон Берка, сделайте хирургическое сечение и извлеките младенца. Доктор Новачек, вас попрошу ассистировать фон Берку, а после того немедленно наложите трехслойный шов на сечение. В этом вам нет равных. Я же буду наблюдать за состоянием пациента и во всем помогать при необходимости. Коллеги, приступаем!
В родильной комнате зашевелились. Три доктора последовательно и в точности выполняли все необходимые действия для спасения двух жизней. На самом деле врачи были сильно взволнованы, так как не имели представления, насколько могла вырасти температура младенца, тем более что в те времена большинство кесаревых сечений заканчивались гибелью матери. Янковского подбадривало лишь сознание того, что рядом с ним находились два лучших ума Центральной Европы с их золотыми руками. Все проходило настолько организованно и бесшумно, что кто-нибудь за дверью запросто мог подумать, что в комнате уснули, а за окном пурга разносит все.
В коридоре дежурили Франтишек, Божена и Ааму.
В дверь комнаты Алекса постучался Станислас. Дверь сразу отворилась, и на пороге появился окутанный дымом табака Алекс.
Барон! невольно понизив голос, обратился Станислас, из-за чего Алекс еще больше разволновался.
Скажи, в чем дело?! выпалил в ответ Алекс, окончательно запутавшись в своих эмоциях.
Барон, все в порядке, не волнуйтесь, прямо сейчас проходит операция, и скоро она закончится. Дело в том, что баронессе Анне
Что-о?! вскрикнул Алекс, что за операция?!
Барон, все в порядке. Дело в том, что необходимо было выполнить кесарево сечение, и я просто ставлю вас в известность. Поверьте, доктор фон Берка очень опытен в этом деле и
Алекс сорвался, он уже не контролировал себя.
Пропустите! прокричал он, оттолкнув Станисласа в сторону, и рванулся к двери акушерской комнаты.
Алекс, прошу вас, сейчас нельзя вам находиться там, попытался остановить его Станислас.
Алекс, дорогой, послушайте Станисласа, сейчас так лучше для Анны, попробовала успокоить его стоящая рядом Божена.
Никто не знает, как бы дальше поступил Алекс, если бы не звук, который лишил его и дара речи, и способности действовать в один миг. Алекс повернул дверную ручку акушерской и уже должен был войти, как из родильной комнаты донесся плач новорожденной, показавшейся ему песней. Все замерли. Алекс застыл как вкопанный. Он обеими руками сжал ручку двери и тихо проговорил:
Мой ребенок, моя жизнь, он упал на колени, и из глаз покатились слезы.
Родилась крохотная девочка, маленькая прекрасная Брунгильда Лешези. Анна уже подобрала для нее имя. Если должна была родиться девочка, то ее назвали бы Брунгильдой, а если мальчик Волкан. Однако как только крошечная жизнь начала свое существование, сразу оказалась, на грани конца, и доктора не имели малейшего понятия, что с этим сделать. Как только Брунгильда увидела свет, ее тельце начало еще сильнее нагреваться. Такой физиологической аномалии еще никто никогда не встречал. Маленькое сердце Брунгильды работало с таким ритмом и так быстро перебрасывало кровь в сосуды, что организм начинал перегреваться. Через две минуты после рождения крошечная Брунгильда потеряла сознание, и блестящие умы Европы бессильно наблюдали за последними секундами жизни младенца. Ветер все еще свистел, и окна все еще дрожали. В замке Лешези наступала самая трагическая ночь. Секунды растянулись, переходя в тихую вечность, но внезапно страшный шум крушения стекол всех оторвал от более страшной реальности. Окно родильной выломало пургой, и снежный вихрь наполнил комнату ледяным холодом и снегом. Все лампы погасли, а с новорожденной сорвало покрывало. Голого младенца охватило морозом и снегом. Новачек подбежал к окну, чтобы закрыть его, но в этом не было смысла, все стекла разбились. Янковский пытался нащупать ребенка в темноте, чтобы немедленно унести ее из комнаты.