Те, кто жив - Иевлев Павел Сергеевич 10 стр.


 Надо только эти самые ТВЭЛы доставить,  вздохнул Иван.  Они на складе.

 Притащим как-нибудь, подумаешь!

 Двести сборок. Каждая три метра длиной и двадцать кило весом, не считая ящика. И это ещё полбеды  а ведь надо вытащить отработанные  пояснил Громов.  До склада, к счастью, есть коридор прямо из реакторной, но погрузчик остался на складе и замёрз, надо полагать, наглухо. Так что только ручками.

Мигель, видимо, представил себе масштаб работы и сразу как-то поскучнел:

 Ну, деваться-то некуда

 И думать забудь!  строго сказал ему Иван.  Пойдут только мужики за тридцать, у кого уже есть дети. То есть, я, например,  он кивнул на Ольгин живот и подмигнул ей.

 Это ещё почему!  возмутился Мигель.

 Радиация, молодой человек! Береги будущее потомство. Тебе только предстоит осчастливить какую-нибудь юную красавицу, а у меня она уже есть.

Мигель покраснел и умолк.

 Так что предлагаю всем пойти поспать,  закончил Иван.  Через пять часов начнём погрузку.

 И где мы теперь спим?  растерянно огляделась Ольга, выйдя в коридор.

 Тссс!  с заговорщицким видом подмигнул ей муж.  Я тут немножко воспользовался служебным положением! У нас на сегодня роскошные личные апартаменты!

«Апартаментами» оказалась пустая кладовка при лазарете, где стояли наспех сколоченные «двуспальные» нары под тонким старым матрасом без белья. Но здесь было теплее, чем в общих помещениях, а главное  они были одни.

 Не могу упустить случая, Рыжик,  щекотно зашептал ей в ухо Иван, когда они улеглись, погасив крохотный огарок свечки.  А ну как подлая радиация попадёт, куда не надо? Вдруг в последний раз?

 Типун тебе на язык!  сердито прошептала в ответ Ольга.  А ну, иди сюда! Я тебе покажу «последний раз»!

Историограф. «Ничьи земли»

Борух подёргал на мне разгрузку, потряс рюкзак, придирчиво осмотрел всего  от кепки до шнуровки берцев.

 Всё взял? Ничего в шкафчике не осталось? А ну, попрыгай!

Я послушно подпрыгнул. Антабка автомата звякнула о торчащий из разгрузки магазин, и Борух передвинул на мне ремни. Мне стало смешно  как будто ребёнка в школу собирает.

 Всё тебе смехуёчки! Тебе, балбесу, чего сам не положишь, того ты и не вспомнишь

Это он нервничает так, я знаю.

 Серьёзно? Вот так просто?  Ольга осматривала окрестности в хитрый прицел своей супервинтовки.  Неужели даже наблюдателя не поставили? Не люблю, когда всё так гладко начинается Плохая примета.

 А ну и хорошо, ну и ладушки!  обрадовался комгруппы.  Какое там время гашения?

Я поработал с планшетом и определился:

 Три минуты всего, вообще халява.

 Вот поэтому и не держат,  пояснил он,  поди удержи такой короткий. Так, мы тут обустраиваемся, а вы валите, куда собирались.

Мы дождались гашения, поздоровались с коллегой-оператором и бодро потрусили к лесу.

 Ну, давай направление, писатель!  сказал Борух, когда мы остановились на полянке.

Выходной репер транзита ощущался вполне отчетливо, а значит, был относительно недалеко. Определить расстояние точно я не мог, но вряд ли больше нескольких километров. Дальше я бы его не учуял. Мы не крались по кустам, как ниндзя, не ползли, собирая в штаны шишки и в карманы листву,  просто шли по достаточно редкому, светлому, вполне приятному лесу. Похоже, нежелательных встреч мы не опасаемся.

 Тут же никого нет?  спросил я.

 Не должно быть,  подтвердила Ольга. Если на входной точке не было, то на выходной им и вовсе делать нечего.

 Тогда зачем мы штурмовую группу тащили?

 Во-первых, на всякий случай,  ответил мне Борух.  Мало ли, что мы на пальцах прикинули, а вдруг бы нарвались? Ну, а во-вторых,  пусть ещё в одном срезе укрепятся, почему нет? Сейчас они силы накопят, сделают бросок к выходному реперу, и всё  срез наш. Он нахер никому не сдался, но командование любит победные реляции.

 А теперь, когда мы, наконец, уже идём,  спросил я то, что давно собирался,  я могу узнать  куда?

 Мы же вместе прокладывали маршрут?  почти убедительно удивилась Ольга. Ей никогда не надоедают эти игры.

 Ты поняла, о чём я, давай не будем. Не конечная точка, а конечная цель.

 Хочу проверить одно место. Лет пятьдесят назад там было интересно

Вот сказать не могу, как меня это вымораживает. Умом-то я знаю, что она годится мне в бабушки, но визуальный ряд, так сказать, этот факт заслоняет. Поэтому в бытовом общении воспринимаю её как более-менее ровесницу, а потом хренакс  и вот такое. Когда она рассказывает о первых днях Коммуны, это не так цепляет  нет ощущения личной истории. В общем, моя бывшая ловко ввела меня в состояние рефлексии, и я не стал выяснять подробности. Она отлично умеет мной манипулировать. И не только мной  но это слабое утешение.

 Что это за срез?  поинтересовался Андрей.  Что тут есть? Кто живет?

 А черт его знает  равнодушно ответила Ольга.  Может, и никто. Разведчики пометили зелёным. Эфир пустой, а значит, технологическая цивилизация, если и была, то схлопнулась, как везде.

Это тревожная, но привычная картина в известном нам Мультиверсуме  большинство его срезов находятся в той или иной стадии постапа. Насколько я знаю, никто не в курсе, почему, хотя версий, конечно, хватает. Выбирать можно любую. Как бывшему писателю пиздецом, мне, конечно, нравится версия «внешней силы»  некоего надчеловеческого агента, коварно толкающего людей к самоуничтожению. Это понравилось бы читателю, а главное  оставляет открытую концовку. Придет Герой и победит супостата, спасая себя, свою девушку, ну и заодно всё Человечество. Но в глубине души я в супостата не верю. Лишняя в этой картине «внешняя сила». Нас не надо подталкивать к самоуничтожению, сами распрекрасно справимся. Поэтому самой логичной мне кажется версия встроенной в любое человечество конечности цивилизационного цикла. Такой общественный «ген смерти», своеобразный «лимит Хейфлика» социумов. В конце концов, если все мы умираем как личности, то почему должны выжить как вид? Я социальный пессимист, хотя Борух и считает меня романтиком.

 Всегда бы так  удовлетворенно сказал Борух, когда мы добрались до конечной точки  ровной круглой полянки, где среди карманной местной версии Стоунхенджа торчал из земли черный цилиндр репера.  Отличная прогулка.

 Сплюнь,  посоветовала Ольга, и он послушно выдал «тьфу-тьфу-тьфу, шоб не сглазить».

 Дальше два серых,  сверился я с маршрутом.

Борух надел шлем-сферу и взял наизготовку пулемёт.

 Держитесь за мной, на всякий случай,  сказал он.  Буду вам за щит.

Впрочем, в неприятных руинах, где мы оказались после резонанса, оказалось спокойно и безлюдно. Обломки выветренных кирпичных стен и проросшие сквозь них молодые деревья закрывали обзор, так что я не смог насладиться пейзажем. Судя по тому, что один из тонких стволов выворотил из земли потемневший человеческий череп, вряд ли окружающий вид меня бы порадовал.

 Стоим на месте, от греха,  скомандовал майор.  Мало ли какое тут эхо войны обнаружится.

 Небольшой фончик имеется,  сообщил, посмотрев на карманный цифровой радиометр, Андрей,  но некритично. Свинцовые трусы можно не надевать.

Неподалеку кто-то истошно и тоскливо глубоким низким голосом завыл, как будто оплакивая здешний невезучий мир. Все вздрогнули и напряглись.

 Надеюсь, он не настолько большой, насколько громкий,  тихо сказала Ольга.  Сколько там до гашения?

 А вот, уже,  ответил я.  Поехали!

Следующий репер оказался неожиданно благоустроенным. Ну, а как ещё скажешь про место, где вокруг чёрного цилиндра стоят кружком удобные диванчики, горят уютные торшеры, на низких полированных столиках  стаканы и бутылки с водой, а также яркие упаковки печенья? Квадратное помещение не имело окон, но всё равно почему-то казалось, что оно глубоко под землёй. На стене огромный плакат, где на десятке языков, из которых я опознал только русский, повторялась, видимо, одна и та же надпись:

Уважаемо приходимец из другой место! Отдыхать тут! Есть еда, пить жидко! Время ждания  дюжина минутов! Не пытаться на ружу, большая пожалуйста! Просить понимать нас! Хорошего в пути!

Ниже, для тех, кто не нашёл понятной надписи, была серия крупных пиктограмм  перечёркнутая дверь со стилизованной фигуркой выходящего человечка, часы  песочные и со стрелками  и двенадцать чёрточек рядом, бутылки со стаканами и вскрытая упаковка еды.

 Жри и проваливай,  прокомментировал Борух.

 На фоне прочих даже мило,  ответила ему Ольга,  интересно, как давно тут никого не было?

Я только после её слов заметил, что на диванах и столах довольно толстый слой пыли, в одном торшере лампа не горит, а в другом моргает. Кстати, двери, в которую так настойчиво просили не выходить, видно не было, зато на стене висел интерком  решётка динамика с кнопкой под ним. Андрей подошел и нажал кнопку, но ничего не произошло.

 Не работает,  констатировал он,  хотя освещение от чего-то запитано.

 От батарей,  ответил внимательно изучавший помещение Борух.  Включилось, когда мы прошли, тут сенсор. Да вот уже и гаснет

Лампочки в торшерах на глазах теряли яркость.

 Дверь здесь  он уверенно постучал в стену прикладом, отдалось гулко и железно.  Попробуем выйти?

 Там может быть что-нибудь интересное!  оживился Андрей.

 Не зря тебя «коллекционером» прозвали,  усмехнулась Ольга.  Незачем нам выходить. У нас другая задача. Тем более что просят этого не делать.

 Следующий  транзитный,  предупредил я,  прогуляемся.

Прогулялись.

На входном репере когда-то висела куча измерительной аппаратуры, но под воздействием капающей с потолка воды она давно превратилась в кубические комки рыхлой ржавчины. Самому камню, разумеется, ничего не сделалось  в свете наших фонарей он так и отливал матовым чёрным блеском сквозь сгнившие стойки с оборудованием.

 И здесь пытались того Алгеброй гармонию,  прокомментировал Борух.

Стены бетонного каземата затянула противная тёмная плесень, под ногами хлюпала грязь. Было душно, сыро и плохо пахло. В направлении выходного репера шёл мрачный коридор, по которому мы безо всяких приключений дошли до зеркального входному помещения. Здесь было посуше, приборные ящики заржавели меньше, в остальном  то же самое. С одним отличием  у стены стоял массивный железный стул, с которого приветливо скалился человеческий скелет в лохмотьях напрочь сгнившего мундира и совершенно целых сапогах. Скелет указывал на репер гостеприимным приглашающим жестом правой руки.

 Шуточки у кого-то  проворчал Борух, осмотрев покойника.  Руку проволокой закрепили, а в черепе дырка от пули. Ничего себе, путевой знак

 Давно?  спросила Ольга напряженно.

 Я тебе что, археолог? Не вчера. Проволоку приматывали поверх целой руки, до того, как она сгнила.

 Ну, может, это у местных такое чувство юмора было  сказала она неуверенно.  Но давайте-ка осторожнее с этим переходом. У меня плохое предчувствие.

Предчувствие её не обмануло.

Банг! Банг! Банг!

Меня снесло и треснуло башкой об репер. Хорошо, что по настоянию Боруха перед переходом мы все надели шлемы. Он сам в бронежилете пятого класса и каске-сфере встал впереди, так что все три сработавших заряда достались ему, а нас уже приложило, так сказать, опосредованно, когда он отлетел назад. Мы образовали кучу-малу с пострадавшим майором сверху.

 Эй, ты живой?  спросил Андрей, когда, наконец, разобрались, где чьи конечности.

 Вроде бы,  прохрипел он.  Броник цел, но приложило сильно. Не двигайтесь, надо осмотреться, могут быть ещё сюрпризы.

Они и были, но, к счастью, не сработали. Кустарные крупнокалиберные самопалы щёлкнули курками, но заряды в них протухли. Те три, что выпалили по Боруху, оказались единственными рабочими. Ловушка была простейшей  нажимная пластина, на которой неизбежно оказывался всякий прошедший, и тросики к спусковым крючкам каких-то монструозных обрезов, калибра этак восьмого. Всего их было семь, и нас, бывших в отличие от нашего пулеметчика в легких кевларовых брониках, положило бы с гарантией.

 Надо же,  сказал майор, мультитулом выковыривая из повреждённого запасного магазина пулю,  безоболочечная свинцовая, грамм на семьдесят Экзотика. Крафт. Хэнд мэйд.

На стене над линией самопалов было на чистом русском написано: «Будьте прокляты, воры!».

 Не любит тебя кто-то, Оль,  сказал флегматично Андрей.

 Меня?  спросила с вызовом Ольга.  Меня?

 Ну, не меня же. Я тут не был. А ты, готов спорить, отметилась

Ольга ничего не ответила, но я видел, что белобрысый проводник угадал. Похоже, неведомый автор надписи всё рассчитал верно  ну, кроме прокисших зарядов.

 Так это на тебя самострелы?  сказал недовольно Борух, ощупывая себя под бронежилетом.  Тогда могли бы и поменьше калибр взять. Ты девушка лёгкая, изящная. А у меня синяк во всё пузо будет, Анна мне плешь проест

Я огляделся  мы находились в довольно странном месте. Репер стоял на мощёной булыжником площадке под купольным сводом, образованным сходящимися вверху металлическими арками, собранными из ажурных балок. Стены между ними были стальными, из склёпанных между собой листов металла, чередующихся с обжатыми в бронзовые рамы толстыми стеклами. Сквозь покрывающий окна снаружи слой грязи пробивалось солнце, освещая тусклыми лучами механическую раскоряку, более всего напоминающую промышленного робота, исполненного в эстетике продвинутого паровозостроения. Манипулятор, сделанный из медного сплава, навис над чёрным цилиндром реперного камня. Приводящие в действие сложные тяги и хитро гнутые рычаги заканчивались цилиндрами не то пневматической, не то вовсе паровой системы привода. Для чего всё это предназначено, осталось для меня загадкой. Очевидно, что не работает оно довольно давно  штоки цилиндров потемнели от времени, огромные шестерни поворотной станины, с зубцами в полкулака, покрылись пылью поверх окаменевшей смазки, на водомерных стёклах и бронзовых винтажных манометрах образовался серый налёт. И всё равно  исполнение впечатляло. Много труда на эту штуку положено.

 «Первый паромеханический завод энергетического товарищества Коммуны. Третий год двенадцатой шестилетки»,  прочитал Андрей вслух приклёпанную к основанию табличку.  Оль, ничего не хочешь нам рассказать?

 Ничего,  решительно ответила Ольга.  Не время сейчас для уроков истории.

Я подошёл к монументальной, размером с орудийную башню «Авроры», поворотной станине и протёр табличку рукавом. Кроме процитированной Андреем надписи в изящной бронзовой виньетке обнаружился интересный символ  вписанный в шестерёнку микроскоп и переплетающиеся вензелем буквы РК. Любопытно как

Из помещения с репером вела двустворчатая красивая дверь из потемневшей бронзы, витражного стекла и чёрного дерева. Она оказалась не заперта, и за ней открылся большой длинный зал, напоминающий по архитектуре вокзалы позапрошлого века  клёпаный металл, образующий ажурные арки перекрытий, прозрачная пирамидальная крыша из вытянутых сегментов зажатого в металле стекла, витые металлические колонны, поддерживающие перекрытия галерей второго этажа, изящные бронзовые фонари с круглыми стёклами и полированными отражателями. Стёкла были грязные до непрозрачности, и в помещении царила полутьма. Впрочем, это, конечно, не вокзал. Больше похоже на какой-то сборочный цех, где вместо привычного для нас ленточного конвейера двигались связанные толстой цепью тележки. Сейчас они, разумеется, стояли, покрывшись многолетней пылью. Цепь лежала в заглубленном в пол жёлобе, а низкие широкие платформы на колёсиках крепились к ней сцепными устройствами на передней оси. Вдоль этой линии расположились могучие сооружения из стали и латуни, снабжённые множеством приводных колес, цилиндров, кривошипов, трубок, кранов и вентилей. Над тележками расположились паучьи ноги складных механических манипуляторов.

 Это что ещё за стимпанк-конвейер?  изумился Борух.

 Неважно,  поджав губы, бросила Ольга.  Нам туда.

Назад Дальше