А вот это интересно, сказал Чад, задумчиво потирая подбородок в темноте. А как насчёт твоего носа?
Ну, да ответил Грэм, но затем остановился, когда его ноздри заполнил неприятный запах. Чёрт, ну и вонь! прошипел он, пытаясь не повышать голос, при этом одновременно подчёркивая, насколько запах выбивал его из колеи. Вопреки себе Грэм начал хихикать, и в его смехе звучали почти истеричные нотки.
Чад смеялся вместе с ним, пока наконец не заволновался о том, что Грэм теряет контроль над собой:
Хватит, а то ты нас так выдашь.
Скорее они заметят вонь, идущую из погреба, парировал Грэм. Что ты такого съел вообще?
Думаю, дело в пиве той блудной бабы или, возможно, в супе с репой
Тогда я беру свои слова про гнилую репу назад, сказал Грэм, снова давясь смехом. Тогда бы запах нас точно прикончил. После этого он какое-то время молчал, вновь осознав серьёзность их ситуации. Как мы вообще можем вот так смеяться, после только что случившегося?
Ты ж не в первый раз убиваешь людей, сделал наблюдение охотник.
Раньше было иначе. Они были убийцами, и я защищал кого-то другого. А здесь была резня. У этих людей не было никаких шансов, но они просто не останавливались Грэм не стал распространяться дальше, поскольку у него в горле встал ком. Когда он снова заговорил, он задал вопрос:Как ты можешь быть настолько спокойным?
У всех по-разному. Кто-то смеётся, а кто-то плачет после битвы, но хуже всего ночью, когда лежишь один в кровати.
Грэму было слышно старую боль в голосе мужчины. Он знал, что этот лучник убил сотни людей во время войны с Гододдином, и наверняка ещё кого-то до этого.
Как ты с этим справляешься?
Чад одарил его фальшивой улыбкой:
Никак. Днёмживу, смеюсь, и не думаю об этом. А ночью, ну, я пью много пью.
После этого они какое-то время не говорили, но в конце концов Грэм нарушил молчание своим самым ужасным вопросом:
Как думаешь, скольких я убилтам, на улице?
Выглядело там всё хуже, чем было на самом деле сказал Чад, восемь, возможно девять.
Это весьма худо, подавленно сказал Грэм. Среди них и женщины были.
Я убил восемнадцать.
Грэм поднял своё лицо из ладоней:
У тебя же было только семнадцать стрел.
Тот мужик на рынке, напомнил ему лесничий. Я вспорол ему брюхо. Он не выкарабкается.
Некоторые из попаданий стрел могли оказаться не смертельными, заметил Грэм. Он внутренне вздрогнул, говоря это, когда осознал, что даже если пара человек выживет, это всё равно было бойней.
Не, сегодня никто из них домой не вернётся. Я ни одного из них не ранил. Я уже давно и на собственном опыте усвоил этот урок. Каждую из тех ёбаных стрел я засадил во что-то жизненно важное. Слова Чада были полны горечи и, возможно, ненависти к себе, но он ещё не закончил:Я, может, и убийца-ублюдок, но я не покину этот мир, не забрал с собой столько народу, сколько смогу. Когда я умру, в руках у меня будет не лукскорее всего это будет нож в темноте, вероятноот женщины, которую я по пьяни счёл влюблённой в меня.
Грэм не знал, как на это ответить, поэтому удовлетворился фразой:
А вот теперь ты просто скатываешься в нездоровый трагизм.
Трагично это только если тебя пырнут раньше, чем ты получишь то, за что заплатил
Думаю, мне тут нравилось больше, когда воняло, и когда мы ржали как идиоты.
Чад осклабился:
Осторожней с желаниями, парень.
Грэм попытался не сблевануть.
Глава 8
Мойре грубо запрокинули голову, в то время как один из гостей короля приготовился вскрыть ей горло банкетным ножом. Обычно таким предметом людей не убивали, но поскольку в присутствии короля нельзя было носить оружие, у этого мужчины ничего другого не нашлось. Мойра в ужасе завращала глазами, когда он повернул нож острой стороной к её шее, чтобы выполнить приказ. Она знала, что ножа будет более чем достаточно.
Стойте, сказал ещё один голос, вне её нынешнего поля зрения. Сэлиору нужно знание, которым она обладает. Её смерть нарушит нашу сделку.
Нож замер, холодя кожу у неё на шее. Король Дарогэн ответил говорившему:
Объясни его логикунам сказали, что её предок уже обладает необходимой информацией.
Волшебник всё ещё сопротивляется вашим попыткам разобрать его мозг, сказал направляющий.
Его физическая форма постоянно меняетсяв конце концов он устанет. Тогда вы получите вашу информацию, сказал Дарогэн.
Вы не можете быть в этом уверены. Даже если он сломается, ваша попытка впитать информацию у него в голове может окончиться неудачей, парировал направляющий.
Нет причин полагать, что у его отпрысков есть желаемое Сэлиором знание.
Значит, вы не понимаете людей, возразил направляющий. Даже если она не знает, её можно использовать как рычаг давления, чтобы ослабить его решимость.
Наше сознание состоит из миллиарда подобных разумов, сказал Дарогэн, мы знаем о человечестве гораздо больше, чем существо вроде твоего господина может даже мечтать.
Тогда спросите у них! Они могут понять, а выявно не понимаете.
Последовала короткая пауза, а затем Дарогэн снова заговорил:
Похоже, что ты прав. Самка, судя по всему, не обладает способностью к преображению, которая есть у её отца, поэтому мы заберём её разум. Если информация там, то её предок нам больше не будет нужен, а если нет, то мы всё ещё сможем использовать её тело против него. Король вышел вперёд, никак не показывая чувство ужасной боли, которое должно было вызывать у него плечо.
Нож исчез, и двое других мужчин жестоко сжали ей голову, и пальцами заставили её раскрыть рот. Челюсти у Мойры были мощными, но совокупная сила двух человек оказалась сильнее, и они медленно развели ей зубы. Лицо Дарогэна приблизилось, и его губы раскрылись. Когда он прижал свой рот к её собственному, блеснуло что-то металлическое.
«Нет!»кричал разум Мойры, когда она ощутила, как что-то холодное и твёрдое ползёт по её языку. Царапая ей язык острыми ножками, странное металлическое насекомое ползло вперёд, ища заднюю сторону её горла. Отчаянно вырываясь из рук державших её мужчин, она никак не могла надеяться сбежать. Паника уничтожила её способность соображать, но страх заставил оставшуюся у неё силу резко сфокусироваться. Почти без усилия мысли она создала у себя во рту щит, заключив в него странное чудовище, и раздавила тварь. От появившегося во рту ужасного вкуса её затошнило, когда щит исчез. Державшие её люби расслабились, и она сумела выплюнуть странную металлическую штуковину.
Она всё ещё сохраняет слишком много силы, сказал направляющий. Лунных оков для этого недостаточно.
Под замок её, приказал Дарогэн. Позже мы попытаемся снова. Как только она потеряет сознание, процесс пойдёт проще.
Один из стражников, вошедших после начала конфронтации, заговорил, и дрожь в его голосе указывала на то, что он не был под тем же контролем, что и большинство остальных:
Дда, Ваше Величество. А что Барон?
Вы возьмёте его себе? спросил направляющий.
Он ничего не знает, и его тело уже умирает. Пока что его тоже под замок. От тела мы сможем избавиться позже, когда найдём подходящее объяснение его смерти, объявил Дарогэн. Взгляд мёртвых глаз короля вперился в говорившего только что стражника:Ты, и остальные, кто пришёл снаружиждите меня в соседнем помещении. Я поговорю с вами наедине.
«Оно не контролирует всех», подумала Мойра. «Оно собирается сделать с ними то же самое, чтобы не дать им рассказать об увиденном. Что это была за штука?». Она сплюнула, пока они тащили её обмякшее тело прочь из зала, пытаясь избавиться от ужасного привкуса во рту.
Бросив взгляд вниз, она лениво заметила, что одолженное ей Бароном платье было загублено. Один из державших её людей был сильно ранен её мечом, прежде чем её сковали. Его кровь оставила на ткани огромные пятна. Её магический взор, который, к счастью, всё ещё работал, показал ей, что шедшие позади люди несли бессознательное тело Джеролда. «Бедняга Джеролд».
Теперь, когда вызванный битвой адреналин кончился, на неё навалилась усталость, оставив её холодной и дрожащей. Но несмотря на это её разум яростно трудился, пытаясь понять, что произошло, и, важнее всего, почему это произошло. Она не смогла прийти ни к какому разумному выводу, но одна мысль выделялась среди всех остальных: «мой отец определённо ещё жив, и ону них».
Они двинулись вниз, пока её наконец не притащили в то, что наверняка было темницей. Мойра прежде читала о подобных местах, но никогда не видела сама. Её отец не счёл нужным построить себе темницу, и никто никогда не хотел позволять ей видеть темницу в Ланкастере, хотя та была по большей части пустой. Однако местная, хэйлэмская темница явно активно использовалась. Запах плесени и лежалых отходов идеально соответствовал тому, как она себе всегда представляла темницу.
Каждая камера представляла из себя каменную комнату, высеченную в скале под замком Короля Дарогэна. Хотя внутренние стены были каменными, передняя стена состояла исключительно из железных прутьев и двери. Бессознательное тело Джеролда бросили в одну из камер, а Мойру затолкали в камеру по соседству. Щелчок железного замка прозвучал с ужасной окончательностью, когда дверь закрылась.
Мойра задумалась, хватит ли ей сил справиться с замком. Она уже знала, что была чрезвычайно слаба. Оковы лишили её большей части силы. Её магический взор всё ещё работал, и она, очевидно, сохраняла внутри своего тела некоторое количество силы, но кандалы будто вытягивали любой эйсар, которым она пыталась манипулировать вне своего собственного тела.
Её надежды были перечёркнуты, когда двое мужчин остались, встав на страже снаружи её камеры. Она знала, что даже если у неё хватит сил что-то сделать с замком, на бой со стражниками её не хватит. «Блядь».
«Это было не очень подобающим для леди». Она почти могла вообразить Грэйс, отчитывающую её за бранную речь. Прежде чем принять свою новую роль, драконица Грэма была её первым заклинательным зверем, годами живя в виде мягкой мишки, с которой Мойра играла. Грэйс никогда не одобряла, когда Мойра изредка забывалась, прибегая к ругани. «Но её сейчас здесь нет, и мне точно хана, если я не найду способа выбраться из этой передряги».
«Нужно быть хитрой». Она потратила несколько минут, пытаясь именно это и сделать, но никаких мыслей в голову не приходило. «В книгах это всегда казалось так просто». Она сменила тактику: «Что бы сделала Леди Роуз?».
Это тоже никак не помогло. Она не могла вообразить мать Грэма заточённой в темнице. Такой образ просто отказывался формироваться у неё в голове. Вообразить её собственную мать в тюремной камере почему-то было проще, но, с другой стороны, решения её матери для такой ситуации ей тоже были бесполезны. «Я не могу просто порвать прутья решётки голыми руками».
Да и вообще, маму бы не схватили, пробормотала она себе под нос. Она бы с боем вырвалась на свободу.
В её разуме мелькнуло видение её меча, рубившего человека в зале для аудиенцийи на неё накатила тошнота. Что хуже, за этим образом последовало воспоминание о людях закрывших своими телами Короля. Несмотря на множество чудного опыта в детстве, она никого никогда прежде не убивала.
Её глаза наполнились слезами, и она заплакала. Нервность и тревога последних нескольких дней измотали её, хотя она и трудилась над тем, чтобы поддерживать свой самый лучший фасад. Её отец всегда был сильным, а её мать была ещё сильнее, однако она знала, что была лишь ребёнком. Как бы она ни старалась, это всё было видимостью, и теперь она оказалась в ситуации, с которой не могла справиться. Она долго и тяжело рыдала, ненавидя себя за это, но не в силах остановиться.
Через некоторое время слёзы прекратились, а её голова стала ощущаться яснее. «Прекрати себя жалеть, и подумай о том, что у тебя есть». Это было легкоу неё мало что было, но теперь, успокоившись, она осознала, что у неё ещё были козыри в рукаве. «Драконы будут искать меня, и Грэм с Чадом в точности будут знать, куда я уехала». Либо Грэма, либо любой из дракониц будет достаточно, чтобы положить конец Королю Дарогэну и любому числу его солдат. Чада тоже не следовало сбрасывать со счетовлесничий смертоносно управлялся с луком.
«Мне нужно просто выжить до тех пор, пока они меня не спасут». Эта мысль её подбодрила, но не была удовлетворительной. Мойра была волшебницей, и дочерью человека, который почти что одной левой переписал ход истории Лосайона. Она не могла сидеть без дела. «У меня есть не только союзники». Она всё ещё обладала магическим взором, и, очевидно, некоторые её способности продолжали работать. Тут она вспомнила о своём брате, и задумалась, что бы на её месте сделал он.
Мысли о Мэттью её раздражали. Он бы поворчал про то, что она вообще позволила себе попасть в такую ситуацию, хотя и сам бы справился не лучше. «Он, наверное, попытался бы измыслить какие-то чересчур усложнённые чары, чтобы выбраться отсюда». Одновременно она обнаружила, что волнуется за него. Она оставила его одного, в Лосайоне. «Что если он попал в беду?». Совсем недавно ей пришлось приращивать обратно одну из его рук, когда один его эксперимент пошёл не так.
Однако мысли о брате всё же навели её на одну хорошую идею. Подняв оковы перед собой, она стала изучать тонкие руны, высеченные на молочно-белым камне, из которого они были сделаны. Она, может, и не была такой же хорошей чародейкой, как её отец и брат, но она всё же многое знала о зачаровании.
Несколько минут тщательного изучения многое ей рассказали. Метод, с помощь которого оковы воздействовали на её эйсар, был слишком усложнённым и неэффективным. Если бы создатель этого предмета сделал всё как надо, оковы бы полностью отрезали её от её способностей. Вместо этого они лишь высасывали большую часть эйсара, который она пыталась проецировать за пределы своего тела. Для более слабого мага этого могло бы хватить, чтобы полностью остановить любое использование магии, но для мага посильнее это было не совсем достаточно.
«Их, наверное, сделал давным-давно кто-то, кто в чародействе не очень разбирался». Несмотря на изъяны в браслетах, она не видела никакого способа разрушить чары, пока те были у неё на запястьях. Она подумала было о том, чтобы попытаться разбить их ударами о каменный пол, но не могла быть уверенной в том, сколько в них содержалось эйсара. Реакция, вызванная их разрушением, вполне могла положить конец её жизни.
Тут она заметила, что один из стражников пялился на неё. Магический взор сказал ей, что он снова контролировал свой разум, хотя случившееся ранее его несколько сбивало с толку. Если он и помнил о потере контроля над своим телом, то никаких следов этого не осталось, иначе он страшился бы гораздо больше. Вместо этого, как она предположила, в его памяти остался пустой промежуток.
В тот момент он думал определённо нецеломудренные мысли, наблюдая за ней. Она попыталась не содрогнуться. «Он минимум лет на десять старше меня, как он вообще может думать о подобных вещах?». Конечно, за последнюю неделю она отлично усвоила, что у многих мужчин не испытывали никакого волнения, когда дело доходило до фантазий о девушках гораздо моложе их самих.
Мойра обратила своё внимание на Джеролда. Магическим взором она видела, что он ещё дышал, лёжа в камере по соседству, но он медленно истекал кровью. Тщательно сосредоточив своё восприятие, она смогла определить, что ему вообще повезло выжить. Копьё пробило ему живот, не задев желудок или кишки, но печень его оказалась порванабольшая часть крови была из пронизывавших печень вен. Если бы у него была перерезана артерия, то он бы уже умер.
«Он может и выжить, если я смогу залатать рану и остановить кровотечение». Однако сейчас она никак не могла этого сделать. Даже если бы они были в одной и той же камере, она не могла наскрести достаточно эйсара, чтобы сделать что-нибудь физическое.
Тут её разум замер, когда к ней в голову пришла ещё одна мысль. «На физическом уровне я мало что могу, а что насчёт ментального?». Её взгляд снова метнулся к стражнику. Тот продолжал наблюдать за ней, и у его эйсара был определённо похотливый оттенок. «Будь он поближе»
Она знала, что он с радостью оказался бы поближе, если бы это не было против правил. Мойра подавила чувство отвращения. «Поверить не могу, что я вообще рассматриваю этот вариант».
Но Джеролд умирал, и она была его единственной надеждой.
Мойра встала, и подошла к решётке, с открытым вызовом глядя стражнику в глаза.
Тот молча смотрел в ответ, не зная, как воспринимать внезапную перемену в её поведении.
«Не говори, ты всё испортишь», сказала она себе. Вместо этого он облизала губы.