Не говоря уж о Лафферти: очень личное предисловиеНил Гейман
Объективность, бесспорно, прекрасная вещь. Благодаря ей мы доверяем критикам, обозревателям и комментаторам. Собственно, именно она делает критика хорошим критиком, а обозревателяхорошим обозревателем. И тогда мы верим их мнениям о книгах и фильмах, о музыкантах и писателях.
Честно, не знаю, можете ли вы верить тому, что я скажу о Р. А. Лафферти. Ведь я абсолютно необъективен. Это все равно как спросить у струны, настроенной на ноту соль, что она думает о струнах нижней октавы: ты слушаешь ихи вдруг звучит еще одна соль, и тебя охватывает радость узнавания. Да, так оно и бывает. Только так.
Мне было девять, и у нас дома откуда-то взялся сборник «Научная фантастика 12» под редакцией Джудит Меррил. Не знаю, кто его принес, возможно мой отец. Но чья бы ни была эта книга, я утащил ее к себе, начал читать, и мир для меня перевернулся. Уильям Берроуз, Сэмюел Дилэни, Кэрол Эмшвиллер, Кит Рид, Брайан Олдисс, Харви Джейкобс, Джон Апдайк, Тули Купферберг, Дж. Г. Баллард, Хилари Бэйли, Соня Дорман и Томмазо Ландольфипроизведения этих авторов уж точно не предназначены для девятилетних мальчишек, но меня это не волновало. Я читал и впитывал все, что мог понять. У меня появились новые любимые писатели. И новые представления о том, какой может быть фантастика. Например, рассказ Брайана Олдисса «Слияние» самый настоящий словарь. А один из рассказов Р. А. Лаффертиучебная программа.
Я имею в виду «Начальное обучение камиройцев», где описывается система образования инопланетной расы: детей там, помимо прочего, учат, как создавать жизнь и управлять целыми планетами. Рассказ невероятно меня заинтересовал, а главное, задел за живое: вот бы и у нас была такая школа, вот бы и нас этому учили.
Второй рассказ, «Узкая долина», на мой взгляд, один из лучших в том сборнике и один из самых любимых мною по сей день. По сути, это небылица, байка о живописной долинепрекрасной, но, увы, очень уж узкой. Из этого рассказа я узнал многое об Америке, о коренных американцах, об ученых, о разных взглядах на мир и даже о магии, которую я буквально ощущал, и она наполняла мою душу радостью.
Через год отец привез мне из Америки три сборника серии «Лучшая мировая фантастика», составленные Терри Карром и Дональдом Уоллхеймом. Тогда я прочитал «Девятьсот бабушек» и «Безлюдный переулок». А потом: «Как мы сорвали планы Карла Великого». И окончательно влюбился.
Мне здорово повезло. До сих пор не могу понять, откуда в библиотеке маленького городка в Сассексе, где я вырос, взялись все книги Лафферти, выпущенные в Великобритании в твердой обложке издательством «Деннис Добсон и компания». Видимо, у того, кто их заказал для библиотеки, был очень хороший вкус. Я прочитал и полюбил «Четвертую обитель» (роман о тайных обществах, животных и людях с волосатыми ушами), «Рифы Земли» (о детишках-инопланетянах, застрявших на нашей планете) и «Космические саги» (об Одиссее, скитающемся в космосе). (Эти мои короткие описания в лучшем случае неполны, а в худшемсбивают с толку.) Помню один потрясающий момент: я обнаружил, что оглавление «Рифов Земли» зарифмовано, название каждой главыстихотворная строка, и все вместе они складываются в небольшую поэму. Просто восторг!
В Лондоне на Берик-стрит в магазине «Были они смуглые и золотоглазые» я купил собственный экземпляр первого сборника Лафферти«Девятьсот бабушек» в мягкой обложке. И заставил всех друзей прочитать его. Я был абсолютно убежден, что Лаффертисамый лучший, самый интересный писатель на свете. Мне нравилось, как он обращается со словами. Я наслаждался мелодикой его текстовони поют, они танцуют! и, казалось, чувствовал тот восторг, с которым автор играет словом.
На Рождество 1978 года родители подарили мне «Энциклопедию научной фантастики» под редакцией Питера Николса и Джона Клюта. Тогда я еще не знал, что и Питер, и Джон станут, каждый по-своему, моими близкими друзьями и что в соавторстве с Джоном Клютом я напишу статью о Лафферти для второго издания «Энциклопедии». Но я узнал, что Лафферти, оказывается, написал множество книг, которых я не читал и, более того, понятия не имел, что они вообще существуют. Долгие годы я воодушевленно на них охотился, не подозревая, что они хоть и написаны, но еще не изданы, думаю, это открытие привело бы Клюта и Николса в замешательство.
В двадцать один год я не знал точно, чем буду заниматься в жизни, но у меня уже возникло смутное желание стать писателем. Единственный рассказ, который я написал к тому времени, был явным подражанием Лафферти. В дальнем зале все той же библиотеки в нашем городке хранился толстый том «Кто есть кто в литературе». Я начал листать его в полной уверенности, что Лафферти не найду, но обнаружил почтовый адрес в городе Талса, штат Оклахома. Писать агенту или издателю я бы не осмелился, но этот адрес выглядел как домашний.
В общем, я написал письмо и отправил вместе с рассказом.
Как оказалось, Лафферти к тому времени переехал, но мое письмо переслали по новому адресу. Он получил его и, к моему величайшему изумлению, ответил. Поблагодарил за «очень приличный пастиш, или пародию, или что-то в этом роде; конечно, это не рассказ, хоть и назван рассказом на титульной странице. Возможно, его даже кто-нибудь напечатает, хотя это зависит от причудливых особенностей вашего книжного рынка. Хороший текст, как кто-то заметил, всегда пробуждает в душе искру узнавания и принятия. Ваш текст, безусловно, пробуждает во мне очень особую искру». И добавил: «Почему бы вам не написать еще пару вещей? Ведь это весело, а другой причины и не требуется».
Мой любимый писатель сказал мне: пиши. И я повиновался.
Я хотел опубликовать статью о нем, но в то время никто не жаждал ее печатать. Мы продолжали переписываться, я задавал ему дерзкие вопросы о писательском труде и его собственной работе, а он терпеливо на них отвечал.
Есть писателиих очень немного, которые меня просто радуют. Есть те, что заставляют меня думать, тревожиться (в хорошем смысле), волноваться за судьбы их героев. Все это относится к Лафферти в высшей степени. Но он дает гораздо, гораздо больше. Едва открыв его книгу, я сразу расплываюсь в улыбке чистого удовольствия: так действует голос повествователя, его манера преподносить свои волшебные истории.
Вряд ли Лафферти можно с кем-то сравнить. Аврам Дэвидсон тоже писал блестящие и самобытные рассказы, знал невероятно много об окружающем мире, но его произведения непохожи на небылицы, которые рассказывают с абсолютно серьезным лицом. Ирландский романист Флэнн ОБрайен (он же Майлз на Гапалинь, настоящее имяБриан ОНуаллан) умел рассказывать небылицы с серьезным лицом, но никогда не уводил читателя далеко за пределы нашего мира. Джин Вулф, пожалуй, так же глубок, как Лафферти, но редко бывает по-настоящему забавным.
Я читал у Лафферти все, что мог найти. Я следовал за ним и когда он начал писать мрачнее, и когда его истории стали более личными. Я читал книги, выпущенные сперва крупными издательствами, потом мелкими, потом чуть ли не в самиздатовских брошюрах. Я читал то, что понимал, и то, чего не понимал, думаю, иногда он писал для аудитории, которая ограничивалась им одним, но все равно, даже не понимая, я получал огромное удовольствие от того, как он складывал слова и строил мир. Я даже видел дверь кабинета Лафферти в музее в Талсе!
Что еще вы хотели бы узнать? Пока писал всю эту лирику, понял, что пропустил биографические данныеважную информацию, которую читатель, безусловно, захочет видеть в предисловии.
Рафаэль Алоизиус Лафферти (друзья называли его Рэй) родился в Оклахоме, в городе Талса. Получив образование инженера-электрика, проработал в электрической компании до ухода на пенсию в сорок пять лет. После чего зарабатывал на жизнь только писательским трудом, пока не отошел от дел. Он был католиком («Католицизм играет важную роль в моей жизни. Без него я бы давно уже валялся в канаве, а сейчас стою в ней только одной ногой») и алкоголиком («Выпивка дурно влияет на мою писанину. Я алкоголик и не должен употреблять спиртное вообще. Но раз или два в год забываю об этом, и результат обычно плачевен. Алкоголь в большей степени разрушал мои тексты, нежели вдохновлял их. И все же всегда оставалась слабая надеждаискать, но опять не найти: должен же где-то существовать волшебный эликсир, раздвигающий границы воображения! Такие заблуждениячасть нашей жизни. В молодые годы спиртное дарило мне хорошую компанию и много веселья, но все-таки не творческий импульс»).
Во время Второй мировой войны он служил в армии. Его отправили в южную часть Тихого океана, но, как он всегда подчеркивал, «в двадцать восемь лет ты уже слишком стар для того, чтобы получать удовольствие от такого приключениявот если бы на десять лет раньше, тогда другое дело».
Свой первый научно-фантастический рассказ «День ледника» он опубликовал в сорок шесть лет, в 1960 году, в журнале «Ориджинал сайнс-фикшн сториз». «Я добился кое-какого успеха, говорил он позже о своей писательской карьере. На главную улицу не вырулил, но в переулках для меня всегда горел зеленый свет».
В 1973 году он получил премию «Хьюго» за неплохой рассказ «Матушка Эвремы», но другие его рассказы, которые были на порядок лучше, проигрывали, а некоторые самые замечательные и вовсе прошли мимо тех, кто занимается выдвижением на премии. В 1984 году он оставил творчество, успев опубликовать более двухсот рассказов и двадцати романов.
В 1994-м Лафферти пережил инсульт и в последние годы страдал болезнью Альцгеймера. Писатель умер в 2002 году в доме престарелых в Броукен-Эрроу, в двадцати минутах езды от Талсы.
Свое фото, опубликованное в 1985 году в книге Пэтти Перрет «Лица научной фантастики», он сопроводил коротким комментарием: «В сорок пять лет я решил, что буду писателем. И стал лучшим в мире автором рассказов. Двадцать лет я толковал об этом людям, но некоторые не поверили».
Я поверил.
Возможно, прочитав эту книгу, поверите и вы.
Тихая ночь со вторника на среду
Рассказ «Slow Tuesday Night» завершен в сентябре 1964 г. и опубликован в журнале «Galaxy Magazine» в апреле 1965 г. Включен в авторский сборник «Nine Hundred Grandmothers» («Девятьсот бабушек», 1970).
ПредисловиеМайкл Дирда
Хотя Лафферти обычно относят к писателям-фантастам, на самом деле его точно характеризует крылатое латинское выражение sui generis: он уникален, онединственный в своем роде. Сюрреалистические сюжеты его историй с их неожиданными, захватывающими дух поворотами приправлены невероятными происшествиями и удивительными отступлениями, заключенными в скобки. Поклонники Лафферти обычно представления не имеют, что их ждет за углом и куда приведет очередное хитросплетение небылиц. Ну и что с того? Маршрут неизвестен, но мы наслаждаемся путешествием.
Вспомните своего «самого первого» Лафферти. Возможно, это рассказ «Страна Больших Лошадей», объясняющий происхождение цыган и включенный в классическую антологию «Опасные видения» Харлана Эллисона. Или «Матушка Эвремы» из сборника «Лауреаты премии Небьюла». А может быть, в благотворительной книжной лавчонке вы случайно наткнулись на «Бумеровы Отмели» историю о том, как трое именитых ученых отправились на поиски недостающего звена эволюции в некий техасский затон, где обнаружили волосатых гигантов, прекрасную девушку Лангустию Сом, расу почти бессмертных людей и космического путешественника по имени Комета.
Лично я знакомством с произведениями Лафферти обязан Джину Вулфу. Дело было в начале восьмидесятых, я брал у Вулфа интервью о только что законченной им «Книге Нового Солнца» и ненароком спросил, кем из современных авторов он восхищается. Не раздумывая, Вулф ответил: «Лафферти». Немедленно после нашей беседы я направился в книжный магазин и купил сборник «Девятьсот бабушек» в серии «Эйс сайнс-фикшн спешиал». Почему-то первым я начал читать рассказ «Тихая ночь со вторника на среду», наверное, название зацепило. И все. Я погиб. Испытал такой же восторг, как в подростковом возрасте, когда впервые открыл «Джоркенс вспоминает Африку» лорда Дансени или «Избранное» С. Дж. Перельмана. Наверное, вам знакомо это чувство: читаешь, а тебе хочется вскочить и запрыгать от удовольствия; ты то смеешься себе под нос, то бормочешь: «Ну ничего себе как же здорово!»
Никакие слова не способны передать блистательного размаха «Тихой ночи со вторника на среду». Лафферти соединяет велеречивую манеру изъясняться с именами, будто взятыми из комиксов, постоянно обманывает читательские ожидания и постепенно разворачивает картину мира, до боли знакомого нам сегодня. Рассказ был впервые опубликован в 1965 году в «Гэлакси», и очевидно, что Лафферти уже высмеивал одержимость американцев скоростью, наше преклонение перед богатством, статусом, «звездностью». Читая рассказ в наши дни, понимаешь, что автор неведомым образом предсказал и вирусную культуру интернета.
В самом начале рассказа попрошайка останавливает на улице прогуливающуюся парочку. «Храни нас и спаси нынче ночью! начал он, вежливо приподняв шляпу. А не могли бы вы, добрые люди, ссудить мне тысчонку, чисто поправить финансы?» Его манера речи напоминает изысканную вежливость знаменитого комика У. К. Филдса. Или даже Дж. Веллингтона Уимпи, мультипликационного героя и вороватого дружка матроса Попая («Я с огромной радостью заплачу вам во вторник за сегодняшний гамбургер»). И попрошайка, и парочка к просьбе дать тысячу долларов относятся как к чему-то само собой разумеющемуся. Вскоре мы понимаем почему. После того как в мозгу был устранен «блок Абебайоса», люди обнаружили: «На что раньше уходили месяцы и годы, теперь требуются всего лишь минуты и часы. За восьмичасовой отрезок времени можно сделать весьма затейливую карьеру, и не одну».
И тут же всеабсолютно всеначинает раскручиваться очень быстро, а значит, ничто не продолжается долго. Попрошайкеего зовут Бэзил Багельбейкер«через полтора часа предстояло сделаться самым богатым человеком в мире. За восемь часов он сколотит и утратит четыре состояния, и не какие-нибудь мелкие состояньица, доступные обычному человеку, нет, он провернет операции титанического масштаба».
За один вечер Ильдефонса Импала, самая красивая женщина в городе, несколько раз выходит замуж и разводится. Ее медовый месяц с новоиспеченным богачом-изобретателем Фредди Фиксикоапофеоз китча: «Подсвеченная золотом вода струилась в замкнутом цикле всемирно известных водопадов. Скалы вокруг работы Рамбла, а в отдалениигоры по эскизам Сполла. Пляжточная копия Меривэйльского, и популярный напиток первой половины ночиголубой абсент».
Медовый месяц «де-люкс» продолжается час, после чего Ильдефонса, сверившись с «индикатором трендов», выясняет, что изобретение Фредди очень скоро выйдет из моды и ее муж лишится состояния. Естественно, она тут же разводится. «За кого бы теперь выйти замуж?» спрашивает себя Ильдефонса в эту долгую-долгую ночь.
Тем временем Бэзил делает дела на Денежном рынке. «В результате рухнули несколько созданных за предыдущие два часа промышленных империй, и Бэзил объединил их обломки к немалой для себя выгоде». Разумеется, его жена Джуди «вошла в десятку самых роскошно одетых женщин на пятиминутке моды около двух ночи».
В этом стремительном мире пьесы и фильмы длятся не больше шести минут, и «Стэнли Скалдаггер вышел в топ актеров-имаго середины ночи». Максвелл Маузер решает написать глубокое философское исследование и посвящает этому целых семь минут своего времени. В этом ему помогает «указатель идей», затем он устанавливает «активатор на нужное количество слов», а чтобы придать индивидуальность, включает «миксер небанальных аналогий с дополнительной тонкой настройкой оригинального подхода и личностной сигнатуры». Получившееся произведение вмиг становится мегапопулярным«одним из величайших достижений философской мысли начала и середины ночи», но к рассвету оно уже забыто и никому не нужно.
В «Тихой ночи со вторника на среду» Лаффертинабожный католик и человек консервативных взглядовизображает общество бессмысленных стремительных перемен, где нет «вечных городов» и начисто отсутствует всякая духовность. Люди живут одним моментом, ничто не имеет ценности или значения, ни одно сердце не разбивается навсегда. И все эти детали складываются в простую блестящую идею: если придать миру ускорение, он в итоге начнет напоминать кульминацию очередной фарсовой серии про «Кистоуновских полицейских».
В рассказе «Семь дней ужаса» Лафферти пишет о гостиничном номере, который «по царящему в нем беспорядку напоминал опочивальню пьяного султана». Превосходное сравнение и к тому же отличный пример блистательно-метафоричного языка автора. Мы любим Лафферти за чистую радость, которую дарит его слово, за уникальную ироничную манеру изложения, за головокружительные повороты сюжета, за умное лукавое подмигивание. Ожидать от него какой-либо логики, кроме логики Страны чудес, значит лишить себя великого удовольствия. В конце концов, как говорит герой-раблезианец из рассказа «Одним днем», «сказка несовместима с рациональностью и реализмом».