Я не упасть боюсь,визгливо отозвался Миша,я их боюсь.
Кого?
Вон, их.
Я не выдержала и в щель занавески посмотрела, куда указывает детская рука. Она указывала на бассейн.
Там нет никого,ответила мать, тоже всмотревшись в указанном направлении.
Нет, есть.
Кто?
Они,Миша подошел к перилам (я даже его увидела, тощенького, в черных длинных трусах и папиной футболке), и с отвращением повторил свой жест.
Мы с его матерью (официально и тайком) одновременно уставились на край бассейна. Темно, да, но фонари позволяют разглядеть еще лежаки вокруг бортика.
Видишь, черные сидят, а лица белые,Миша повернул ее голову рукой туда, куда следовало смотреть.Я боюсь. Они на меня смотрят.
Это лежаки такие, у них спинки подняты, вот и кажется, что там кто-то сидит,мать положила ему руку на плечо.А на самом деле никого нет.
Есть.
На этот раз я с матерью не согласилась. Лежаки действительно стояли с поднятыми спинками, но ни при каком падении света прямоугольная спинка не стала бы выглядеть треугольной, а в том освещении, что давали фонари, там действительно были какие-то пирамидальные тени. Так могли бы выглядеть люди, закутанные в пледы, которые вышли к бассейну на лежаки покурить и поболтать, а может и выпить вина, которое полагалось при олл-инклюзив без ограничений.
Мать махнула рукой на детскую причуду и увела сына укладываться спать, а я завернулась в плед и вышла на свой балкон, напрягая зрение. Если это люди, то почему сидят неподвижно? Людям свойственно менять позу во время разговора. Если они просто сидят и слушают море, то почему смотрят все в одну сторону, в сторону нашего корпуса? Это белоеэто же лица? Или что? Пледы тут у всех светло-голубые, как у меня, но при любом даже слабом освещении голубой будет выглядеть светлым пятном, а не черным. А лежаки вообще окантованы белым, если в темноте растает темно-синяя середина, то белый пластмассовый край не растворится же? Коэффициент отражения света белым предметом близок к единице, черныйэто почти ноль, четыре сотых от единицы, если говорить языком продавцов краски.
Я решила дождаться момент, когда кто-нибудь из темных пирамид пошевелится, но пять минут мы (мы?) смотрели друг на друга в полном молчании и неподвижности. Белые пятна почему-то начали напоминать маску из «Крика», с провалами вместо глаз и рта, и мне стало не по себе. Даже море вдруг стало как-то иначе набрасывать свои волны на каменный берег, в другой тональности и интенсивности, совсем неуютно. Я пришла к выводу, что все-таки это не люди, а просто игра света и тени на спинках лежаков. Вернулась в номер, почистила зубы, взялась за ручку балкона, чтобы оставить на ночь его в положении «проветривание» и опять невольно посмотрела в ту сторону, которую указал Миша. Темные пирамиды с белыми пятнами никуда не делись, остались на месте, только теперь в их ряду был пробел и там отчетливо виднелся синий лежак с белым кантом.
Пустой.
Оставлять балкон открытым я в эту ночь не стала, думайте обо мне что хотите.
Пчелы и призрак
Надо сказать, что мой биологический род по отцовской линии уходит корнями куда-то в дебри Костромской области и теряется среди микроскопических деревушек, не имеющих в своем составе даже магазинов, исключительно натуральное хозяйство. Когда мне было восемь лет, отца неожиданно посетила ностальгия. Он списался с родней в Костроме, и мы всем составом поехали смотреть, откуда есть пошла наша фамилия, родственники были тем более гостеприимны, чем более осязаемым становился для них ответный визит к нам, в северную столицу.
Кострома произвела на меня впечатление только Волгой, которую я собралась переплыть в одиночку, будучи хорошим пловцом, но потерпела поражение. Волгаэто все-таки не Нева. Отец получил у родни ключ от дома в деревне, где когда-то жил его дед, и мы укатили туда на весь остаток его отпуска.
Деревня была глухой, затерянной в лесах и полях, однако имела свои прелести, вроде игры в карты, запретной для нас с сестрой до того, скабрезных анекдотов, рассказанных местными мальчишками, и меда.
Замечательного меда, который продавал дядя Боря.
Дядя Боря был пасечник, жил со своими пчелами на далеком отшибе на пригорке, потому что пчелам нужно высокое место, а в деревне, которая располагалась в низинке, вела хозяйство его вторая жена, сварливая тетка, которую он не любил. Детей у него не было, и все время он проводил возле ульев. Нас с сестрой, бледных городских девчонок, он неожиданно полюбил с первого взгляда и стал давать мед просто так. Мы бегали к нему каждый день, и каждый день заставали его разговаривающим с пчелами. Пчел я боялась до смерти, близко к ульям не подходила, и мы всегда заходили со стороны домика, в конце пасеки. Он махал нам рукой от ульев, потом хромал к дому и выносил нам оттуда соты с медом в деревянной мисочке. Мисочку мы на следующий день приносили вернуть, но он снова накладывал нам меду. Так продолжалось две недели, пока не разразилась гроза.
Гроза была страшнейшей в моей жизни, это больше походило на звездные войны, развернувшиеся прямо над нашей головой, до того все вспыхивало и грохотало. Утром, когда проглянуло солнце, мы вышли на улицу и от мальчишек узнали, что дядю Борю убило молнией, сказалось самое высокое место в округе. По их словам, от него ничего не осталось, даже угольков, и милиция уже приезжала. Мы не поверили, тогда они предложили пойти на пасеку и показать то место, где ударила молния, там, по их словам, было огромное пепелище. Сестра отказалась наотрез. Мне же не позволила гордость, и после обеда, когда из разговоров взрослых стало ясно, что ребята не врут, мы втроем пошли на пасеку.
Набежали тучи, и нам стало как-то неуютно. Мы шли молча, я жалела доброго дядю Борю, а мальчишки по дороге потихоньку вооружались палками. Это меня насторожило. От кого они собрались защищаться?
Там кто-то нас ждет?спросила я их.
Нет,серьезно ответил мне маленький головастый Вован.Это на всякий случай.
Для чего?
Мало ли,уклончиво ответил он.Бабка говорит, что иногда привидения бывают там, где такие смерти случаются. Вдруг и там будет? Ты вот что будешь делать?
Орать,честно сказала я.
Вован презрительно сплюнул в сторону, давая понять, что это совершенно не выход в случае встречи с привидением. Игореха, его брат, ничего не сказал. Он был старше, ходил в школу в соседнем селе, и ему не полагалось верить в привидения.
Пасека никак не изменилась с нашего последнего посещения, все тот же серый сруб, темный от ночного дождя, все те же ульи. Мы подошли к домику и остановились.
Вон там,сказал Игореха, показывая на обугленный пятак в конце пасеки, видный даже с нашего места.Там его и прибило.
Понятно,сказала я, не очень понимая, что дальше.
Кто пойдет?спросил Вован.Кто не трус, кто постоит на этом пятне? Может, его дух покажется?
Дурак,сказал ему Игореха.Иди сам.
А я трус,быстро сказал Вован.И я не собирался. Катька хотела, пусть она и идет.
Я совершенно не хотела стоять ни на каких пятнах, кроме того, пройти между рядами ульев, полных жужжащих пчел, для меня было выше моих сил. Но дать им шанс говорить, что городскиетрусы, я, понятное дело, не могла. Я набралась храбрости и пошла по дорожке к пятну, а мальчишки остались на месте. Пчелы жужжали все громче или мне так казалось от страха. Пятно и вправду было большим и даже глубоким, видимо, разряд был мощнейшим. Я дошла до него и встала в середину. Ничего не случилось. Я постояла там полминуты и повернулась, чтобы идти обратно. И тогда я увидела в воздухе тучу пчел, от них было темно. От ужаса у меня просто все остановилось внутри.
Не маши руками,крикнул мне Вован.Зажрут.
Пчелы летали прямо возле лица, я отмахивалась от них сначала медленно, потом быстрее, они жужжали все злее, и я поняла, что мне конец. Я умру, раздутая как надувной матрас, и мама будет страшно ругаться. Я зажмурилась и, завопив во все горло "Дядя Боря!", побежала к дому.
Дура!крикнул мне Игореха.Не зови ты покойника!
Но мне было все равно. Ураганом добежав до домика, я закрылась внутри, мальчишки еще раньше меня просочились туда же. Мы прилипли к окну и стали смотреть, не угомонятся ли пчелы. Они летали и бились о стекла, потом их стало меньше, они летали и жужжали над пятном, а потом я увидела, как пчелы в центре пятна собрались в подобие человеческой фигуры. По отвисшим челюстям моих друзей я поняла, что мне не показалось. Мы просто приросли к стеклу. Фигура вскинула руку вверх и сделала несколько движений кистью в воздухе, как махал нам дядя Боря. Потом она распалась, пошел дождик, пчелы рассосались из воздуха по домам, и только тогда мы рискнули открыть дверь. До деревни мы неслись как сумасшедшие, залезли на чердак к мальчишкам и там только перевели дух.