«Сын, знаю, мы с мамой обещали еще вчера вернуться, но сложилась неоднозначная ситуация. Сейчас главноене паникуй, помни, чему мы учили в подобных ситуациях. Скоро придут охранники, они заберут тебя к нам, пока мы будем здесь, ожидая разрешения конфликта. Надеюсь, ты хорошо себя чувствуешь, принимаешь лекарства и помнишь: мы любим тебя и сделаем все, чтобы ты выздоровел».
Они любили еготут не поспоришь, да и не трудно было Портеру представить, насколько короче было бы подобного смысла сообщение от его отца. Это даже заставило немного усмехнуться. «Повезло пацану», подумал он по-доброму. Но картина еще слишком пространна для выводов, и это пробудило старые, отлично знакомые ощущения.
Данные из диска этой недели продолжали копироватьсяперед его глазами были на одной стороне экрана письма Джил и Крейга сыну, а на другойпроект «Н. И. К.», где после упоминания всего двух имен нет ничего, хотя подобные файлы всегда пестрят подробностями. Портер сразу же проверил, откуда он забрал эти диски: к счастью, на каждом есть маркировка сектора, и последний, копирующийся сейчас, был взят из исследовательского сектора на другом уровне станции. Добыча их была бы для него, скорее всего, невозможна без помощи одного неожиданного друга, вышедшего с ним на связь в тот период, когда Маргарита и Уолтер были уже мертвы, но еще до встречи с Харви. Тогда Портер погрузился в работу, собирая информацию ради разоблачения, отчего неожиданно для себя выискивал хоть кого-то на Векторе по внутренней связи и все же нашел выжившегохорошего человека, который помогал ему безвозмездно, но судьба которого Вспоминания эти он старается отгонять от себяне сулящие ничего приятного, скорее наоборот, пробуждающие в нем страх и даже немыслимую скорбь от ужасной несправедливости истории того человека. Он должен благодарить Харви, оставившего свои мемуары, где открывается вся правда о предшествующих заточению Портера событиях.
Выкинув из головы страшные мысли, позволить резвиться которымэто скользкий путь в ту сторону, где, кажется, сама смерть лучше, нежели витание в неизвестности и непонимание даже простейших ориентиров, Портер изучил маркировки дисков и понял, что если и искать новые детали неизвестной истории, то либо в предыдущих данных, либо отправиться за пределы убежища. Подобное расследование (а ничем иным он не может назвать сегодняшнюю работу) было у него последний раз как раз перед прилетом сюда.
Следуя известной системе постепенного анализа и сортировки данных, Портер вытащил старые жесткие диски из шкафаа их было немалои разложил по отделам серверов на полу, слева от терминала, где места побольше. Пять стопок, каждая имеет по 4-5 дисков размером с приличную книгу. Имея имена и фамилии, не трудно найти то, что оправдает крайне дотошный и даже неожиданный интерес к абсолютно неизвестным ему личностям.
ГЛАВА 6
Неожиданная целеустремленность ребенка, желавшего удивить результатом своего труда, возникла и окатила Портера, как волна, заставляя предвкушать личную гордость и похвалу перед самим собой. Он уже не думал о безопасности, голоде или дискомфорте, вызванном физическим изменением. Абсолютно полностью сконцентрировавшись, как он всерьез считал, на расследовании, Портер не заметил даже, каким насыщенным стал его день. В нем загорелась настоящая искра, ведущая к преображению перспективы его жизниот невероятно удручающей к вполне оптимистичной, но все еще прячущей за горизонтом некое новое, близкое к надежде ощущение.
Несколько забыв о счете времени, Портер искал любые упоминания об объектах своего полного внимания, ведя отдельную тетрадь, куда записывал даты, имена, локации, и все это с целью проследить историю одной семьи. Красная тетрадь размером А3 в клеточку с твердой обложкой почти всегда была у него в руках, благо увечье его руки пока что не лишает моторики пальцев. С каждым днем изменения кажутся настолько незначительными, насколько легко не заметить существенного влияния этих самых изменений. К счастью, он был правшой, а держать в левой руке открытую тетрадь на сто листов не составляло труда. Записывать и вести простую схему Портер начал практически с последнего сообщения, отправленного родителями своему сыну Никумальчику 10 лет. Не спеша он разматывал клубок в обратную сторону, пытаясь уследить все движения трех людей.
Мальчик прибыл с родителями на Вектор по требованию руководства станции, когда находка из скоплений небольших метеоров только-только была идентифицирована как «новая жизнь». Они даже не знали тогда, как скоро изменится их жизнь и жизнь их мальчика. Как следует из анкеты и отчета о прибытии, до этого они работали в орбитальном городе Ядрокак раз там, где строились подобные Вектору космические станции. Там они жили, там и познакомились, там и родился Ник. Если верить резюме с прошлого места работы, нареканий к Джил и Крейгу нет, хотя отдельно отмечаются их любовь к единственному сыну и забота о немпорой даже, как в другом отчете подметил психотерапевт, несколько излишняя забота. Найдя медицинскую карточку, отправленную еще с Ядра, Портер узнал о том, что роды проходили трудно, из-за чего ребенок много болел в детстве. Но главное, оправдывающее их чрезмерную заботу: Никэто первый рожденный у них ребенок, до того было два выкидыша Несмотря на все трудности, мальчик был крайне любопытным, хотя и спокойным, но совершенно не обремененным умом. Учителя ставили ему хорошие оценки, особенно в дисциплинарном плане, порой даже отмечалось, что он «необычный ребенок».
«Он мечтает увидеть природу, настоящую. Все время рисует леса, поля, океаны, даже горы совсем невозможных форм, и мы с мужем всегда спрашивали, почему именно такие, а не обычные. И он отвечал, что хочет посетить все планеты, чтобы увидеть все виды и формы», рассказывала Джил с гордостью за сына по видеосвязи матери одного из новых друзей сына на Векторе. Видимо, они сблизились, как часто бывает у родителей дружащих детей. Джил и Крейг очень поощряли все его стремления к новому: не успевая привыкнуть к рисованию, мальчик уже пытался сочинять музыку, и только надо было приложить усердиекак его тянуло к архитектуре, что было понятно, ведь станции, на которых он вырос, крайне похожи друг на друга и не блещут красотой.
Портер читал их переписки с друзьями и учителями, где, разумеется, основная темаэто дети. И лишь одно он видит четко и ясно настолько, насколько необходимо потерять счет времени, чуть ли не утонув в бесконечных хвалебных словах и всех проявлениях любви к единственному сыну. В своем детстве он отлично помнит то, насколько по-разному и в то же время одинаково его отчитывали отец и мать после жалоб учителей на плохое поведение, которое, разумеется, брало корни именно из дома, а точнееиз двух домов. Когда Портер получал нагоняй от отца, слов было мало, да и те ограничивались конкретикой и взыванием к логике с сухим причинно-следственным событием, после чего шли тумакикак говорил отец, «в воспитательных целях», но не доходившие до крови. Хотя боль от пощечин тыльной стороной руки он помнил долго. Когда же это была мать, то вместо родительского разговора, понимания и любви ему приходилось быть на приеме психотерапевта, где нельзя было ничего, кроме анализа каждого слова и действия, словно он изначально был неправильный. Порой, когда он был у матери, жалел об отсутствии тумаков отца, а когда был у негожалел о невозможности просто говорить
Как и следует ожидать, только такое отношение Портер и знал: лишь две крайности родителей, давно сменивших любовь на разочарование друг в друге, из-за чего их единственный ребенок стал лишь проектом, бросить который попросту нельзя, уж так они были воспитаны, не более того. Не раз Портер замечал, насколько, как ему казалось, они хотят доказать друг другу свою правоту, используя его как инструмент: ведь ненависть между отцом и матерью была на совершенно ином уровне, нежели у обычных людей. Каждый свято верил лишь в собственный правильный подход к жизни и миру, людям и судьбе, от чего ребенок не был защищен никем и ничем, попадая из крайности в крайность. Как так вышло, что настолько разные люди умудрились и пожениться, и стать родителями? Не единожды задаваемый вопрос так и остался без ответа. Возможно, как раз из-за этого сам он так и не встретил даму сердца, не имея должного примера, так и не смог решиться на долгосрочные отношения. Ну а его родители просто поддались порыву странных чувств, и для каждого из них они были чем-то аномальным, так же быстро появившимся, как и выветрившимся через какие-то пару лет, но этого было достаточно для появления незапланированного Портера.
Джил и Крейг работали в сфере генной инженерии, и как только стало известно о нахождении иноземной Жизни, если верить внутренней почте, стали одними из последних, кого допустили до этого объекта, причина такого решения неизвестна. После ввода карантина в жилом блоке никаких упоминаний о Нике нигде не присутствуетни в письмах между супругами, ни в переписи персонала с родными. Причем, как сразу подумал Портер (но быстро отсек эту мысль), он точно не остался в карантине, ведь его вывели оттуда заранее, как особо ценную фигуру. Связано ли это с тем, что название последнего проекта, над которым работали Джил и Крейг, несет имя их единственного сына? В переписи погибших ни имени, ни фамилии не числитсяно вряд ли ей можно верить.
Его часы вновь подали признаки жизни. Прошло уже почти десять часов с момента начала его расследования, когда жесткие диски покинули шкаф и коснулись пола. За это время к нему не постучался в гости никто из спроецированных памятью соседей, как и не было боли в руке. Портер ощущал жизньнастоящую, как в старые времена, лишенные объективных страхов или границ возможностей, словно животное в открытом девственном лесу. Последние же три месяца были клеткой, которую он пытался дисциплинировать и адаптировать, выведя режим на первый план, ради жизни более иной, но менее полезной для его естества, отчего одомашнивание приструнило в нем бурную кровь, сразу лишив и клыков. Сроднившись с этой семьей, особенно с мальчиком, зависть к которому пробивается все явственнее, Портер уже не может не думать о тех вопросах, ответы на которые тут не найти. Все же некая тайна продолжает витать перед его глазами, и ухватиться за нее не имеется возможности. Это прямо как тогда, когда он узнал о возможном местоположении Вектора, не оставившем от него ничего, кроме необузданного стремления найти, увидеть и взять эту тайну в свои руки. Что тогда он не желал видеть преград, что сейчас. Все повторяетсяи он вновь поддается инстинктам.
Что ты делаешь?
Почему я не удивлен твоему появлению именно сейчас! несколько надменно произнес Портер, убирая жесткие диски обратно в шкаф.
Не помню, чтобы я учил не отвечать на поставленный вопрос.
Ты ничего не можешь помнить, тывсего лишь мое воспоминание, а может, уже и галлюцинация. Не думаю, что смогу отличить.
Портер проверил все помещение, убедившись в отсутствии незапланированных гостей, пропустить которых за последние десять часов было вполне возможно.
И снова ты упускаешь главное, прячась за простыми, выгодными тебе доводами. Ведь иначе не нужно думать о том, что, возможно, твои сообщения на удаленный спутник никто на самом деле не получает, а твоя работаэто трата времени. Все хотят иметь предназначение, все хотят иметь цельтут нечего стыдиться. Но тот факт, что до сих пор к тебе не прилетели люди, не прислали сообщение о направляющейся помощи или просто не поинтересовались о тебе, является не лучшим вердиктом проделанного труда на Векторе, оценить который, вероятно, будет некому. Если это никто не читает, значит, ты безрезультатно проводишь тут дни. Из-за этого ты и готов идти туда, снова расследовать, рискуя своей жизнью, это я уважаю. Но пока ты сам не признаешься в том, что это лишь инструмент и конца этому не будет, ты ничего не сможешь добиться, ибо движет тобой страх оказаться бесполезным, как и разочароваться в том, на что ты уже потратил много времени. Твой корабль уничтожен, ты сам видел его обломки, пролетающие мимо, но забываешь про это, придумывая любые отговорки, лишь бы завтрашний день был встречен со смыслом.
Портер сорвался. Гнев, всколыхнувшийся в нем, был настолько неподконтрольным, что, будь перед ним реальный человек, ни одно слово или взгляд не остановили бы в нем ту ярость, с которой он набросился бы на него. Перед его глазами были видны лишь взмахи куска железа с последующим соприкосновением со всем попадающимся на пути: по рукам бегала дрожь и болью отдавалась работа мышц, в ушах лишь его гневный крик, и в нем, прислушавшись, легко было прочесть боль, выход которой иначе было бы невозможно представить. Под горячую руку попалось все вокруг, словно он пытался растолкать агрессивную толпу вокруг себя, попеременно нанося точечные и хаотичные удары по невидимым целям. Все копившееся в нем за долгие месяцы, а то и годы, вырвалось в неконтролируемом акте агрессии, который в последний раз случился очень и очень давно и, как он сам думал, был удачно вылечен психотерапевтом. Звериный крик раздавался эхом вокруг настолько, насколько необходимо было перестать что-либо ощущать, лишь плывя по бешеному течению, не замечая ничего вокруг, но твердо позволяя выносить все худшее наружу тем способом, которого он после всегда стыдился
Бросив на пол железку, Портер еще какое-то время стоял на месте, преисполненный того самого доминирующего ощущения после победы над врагом и предвкушающий уважение всех и каждого, отныне боявшихся его. Сорвав наручные часы, он бросил их в противоположную сторону помещения. Проверив сумку, давно собранную из всего необходимого, Портер вышел за дверь, забыв совершенный поступок. Клетка была сломана.
ГЛАВА 7
Сердце стабильно отстукивает быстрый ритм, не позволив Портеру окончательно перелистнуть страницу срыва, за который обычно ему было бы стыдно, но только не сегодня, не здесь. Впервые в жизни он вдруг всерьез признал это ненавистное ему явление чуть ли не нормой, трезво дав себе отчет о том, что все могло быть и хуже, а этотак, мелочь, всего лишь сорвался. Кто-то мог бы всерьез поставить это мнение под сомнение, парируя схожестью его поведения с представителями станции, где подобное стало нормой, но сам Портер видит ситуацию иначе. Его это не беспокоит, как минимум по той причине, что он смог взять себя в руки и продолжить начатое дело, несмотря ни на что. Да, ему удалось проявить худшее от себя, чуть сорвавшись и выплеснув гнев, но важно, что никто не пострадал, да и судить его некому.
Вокруг него все такая же тишина, влегкую способная убедить в глухоте, пусть и опровергнуть подобное проще простого. Но когда он был у себя в клетке, это означало безопасность, фундамент его жизни и работы в четырех стенах, где, как ни посмотри, он загнан в угол. Сейчас же Портер начинает понимать, как сильно это влияет на восприятие, когда из-за тишины и пустых декораций порой все кажется сном, проснуться от которого он боится больше, чем самого сна. Ведь в таком случае все было впустую, а его действия, как и мотивы, лишь выдумка.
Не обращая внимания на сторонние двери, большинство которых были закрыты, прямо вдоль длинного коридора, часть которого была под прямыми лучами потолочных ламп, а другая, большая, во тьме, Портер уверенно шел вперед, заботясь только о наличии на пути темных мест, которые могли таить опасность. Все, что он хотел, это уйти подальше от клетки, ощутить, так сказать, свободу и радикальную смену окружения. Чем дальше, тем больше ему казалось, что сам он не станет тем же человеком, каким был. Ведь, ощутив старый прилив сил, Портер окончательно понял, как сильно ему хочется идти вперед, хоть куда-то, но точно не на месте стоять: уже настоялся. Такого эффекта он не ожидал, и подобное сильно настолько, насколько ему вдруг стало плевать на последние слова матери перед его уходом.
Мне плевать, права ты была или нет Мне плеватьслышите?! Мало ли чего я боюсь, это не ваше дело, не ваша жизньмоя, моя, моя!.. проговорил он себе под нос, отходя от адреналина, не останавливаясь ни на шаг, готовый встретить любую угрозу, любого врага, лишь бы не возвращаться назад.
На первом же перекрестке он уже не ощущал догонявшее его прошлое. Последние события несколько плыли у него в памяти, и если в другой момент он бы всерьез задумался об этом, то сейчас это было именно то, что ему необходимо. Пустой перекресток, соединяющий такие же пустые и пугающие коридоры. Ни одного существа, ни одного звука, даже освещение работало стабильно, словно его занесло в фотореалистичную картину. Над головой его работала лишь половина ламп, и, находясь в полутьме, Портер поглядывал в длинные коридоры, наполнение которых такое же, как и того, из которого он сюда пришел. Они были одинаковые и нетронутые временем, словно все это принадлежало ему, хотя разве таковым это не является? Кроме него и нет никого, это его территорияего пустое королевство. И эта мысль так бы и продолжила его съедать, обесценивая саму жизнь, ведь править ему некем, если бы не вовремя возвратившаяся из небытия цель, ради которой он разрушал прошлое, стремясь лишь к будущему.