А ведь и правда, повезло. Пьер жил уже третий месяц в этом чудном городе и всё не переставал удивляться. Таково места не могло быть. И люди так себя не ведут. Он читал "Город Солнца" Кампанеллы. Там была сказка. Там всё раздражало, особенно "общие" жёны. А этот город существовал на самом деле, но сказочному было далеко до Вершилово. А письма домой? Князь разрешил писать обо всём увиденном. Только вот, кто там, во Франции, поверит этим письмам?
Событие восемьдесят третье
Васька Постников по прозвищу "Рубль" решил стать пионером, во что бы то ни стало. Про "пионеров" ребятам рассказал в школе месяц назад сам князь Пётр Дмитриевич. Он же и "галстук" красный показал и "значок" в виде флажка Андреевского с синим косым крестом. Кто же не захочет носить такую красоту? Понятно, что все захотят. Только князь предупредил, что пионером может стать только тот, кто учится на одни четвёрки и пятёрки, и при этом ещё и чем ни будь, выделился изо всех детей. Хорошо Петьке Истомину, он капитан футбольной команды и учится вообще на одни пятёрки, он-то обязательно пионером станет. У Васьки же была одна тройка, никак не давался ему французский язык, нет, слова он запоминал легко, а вот произношение никак не получалось освоить.
Ну, да, ничего. Ещё три года впереди. Ведь в пионеры будут принимать только после окончания четвёртого класса, а Васька только первый закончил. Вчера же он сделал целых два шага на пути к заветному галстуку. Во-первых, он сходил в Академию к их новому учителю математики Рене Декарту и уговорил того, что бы он раз в неделю с Васькой занимался французским, пока каникулы. Декарт сначала скривился, но потом узнал Ваську и согласился. Ваську в Вершилово знали почти все. Его отец, Фрол Постников был кузнец, он Ваське отковал маленькую косу и научил косить траву. Ваське тогда ещё не полных семь лет было, даже в школу ещё не ходил. И вот, ехал как-то Пётр Дмитриевич из Вершилова на промзону с управляющими в конце августа и увидел, как Васька косит траву вместе с отцом. Князь остановился и к косарям подошёл. Осмотрел он Васькину косу и самого Ваську, а потом наказал Фролу Постникову, отцу Васькину, быть с сыном в субботу на вечернем богослужении в новом храме.
Всё семейство Постниковых: отец, мать, дед и трое братьев Васькиных и две сестры, нарядились во всё праздничное и чуть ли не за час до богослужения уже были в храме. И вот перед всем честным народом, собравшимся в храме, князь рассказал про Ваську, вывел его на всеобщее обозрение и торжественно вручил рубль, а Васькиному отцу Фролу Постникову, целых десять рублей дал. Потом Фрол целый год детские косы ковал, всем захотелось иметь. А Ваську прозвали "Рублём" и стал он в Вершилово знаменитостью.
Вторым же шажком к пионерскому галстуку стал подслушанный разговор агронома Полуярова с Иваном Охлобыстиным. Они разговаривали о выведении нового сорта ячменя. Васька в это время с отцом ремонтировал сеялку. Немцы-то её сделали, но больно хлипкая она получилась, и приходилось всё время её чинить, то одно от неё отвалится, то другое. В этом-то году сеялки сделали новые и покрепче, теперь их и чинить не надо, посеял на своём поле и перегнал её к соседу, пусть тот сеет. Быстро получается и экономия зерна солидная, да и всходы ровнее, без всяких проплешин. Замечательную штуку немцы придумали. А разговор агронома и его помощника Васька запомнил и попытался сам попробовать вывести новый сорт, только не ячменя, а пшеницы.
Васька весною сам раскопал на огороде небольшую грядочку и посеял зёрнышки пшеницы. Только зёрнышки эти он отобрал из всей семенной пшеницы, что у его дядьки Трофима была в амбаре. Зёрна были крупнючии. Васька, наверное, четыре раза всю семенную пшеницу перебрал, чтобы эти сто зёрнышек выбрать. На грядочку свою, как и советовал Полуяров, он золы из печи целое ведро насыпал и навоза от их конька "Орлика" тоже целое ведро. Сейчас уже пшеничка взошла и растёт прямо на глазах. Васька её каждый вечер поливает и пропалывает от мокрицы и других сорняков. А осенью он её переберёт и опять только сто самых крупных зёрнышек посеет, и на следующий год так же. Вот как раз к четвёртому классу у него и будет выведен новый сорт пшеницы. Про затею Васькину отец проговорился агроному и вчерась Полуяров приходил посмотреть на Васькину делянку. Похвалил дядя Вася его, и сказал, что обязательно осенью проверит, что у него получилось, да теперь каждый год проверять будет и подсказывать, если что понадобится. Так, что теперь Васька был уверен, будет он пионером. И французский подтянет и новый сорт пшеницы выведет. Эх, быстрее бы в школу. Там новые учебники выдадут, что краскою пахнут и тетрадки. А дяденька Рене проговорился, что будет совсем новый учебник математики с задачками, где не только считать нужно, но ещё и думать долго перед этим. "Занимательные задачи по арифметике", так этот учебник называется. Эх, быстрее бы в школу. Интересно, а кто станет первым пионером. Осенью ведь пятиклассников, перед началом занятий, первого сентября, будут принимать в пионеры, и галстуки красные со значками вручать. Быстрее бы осень.
Событие восемьдесят четвёртое
Папа Урбан VIII стоял перед тремя огромными сундуками и всё не решался дать команду их открыть. Сундуки привезли из Пурецкой волости. С ними не было сопроводительного письма. Скорее всего, предположил Урбан, письмо внутри. Значит, отправитель хотел, чтобы папа сначала увидел сами подарки, а уже потом прочёл письмо. То есть, в письме будет просьба, а это плата за то, чтобы он, Урбан, в этой просьбе не отказал. Хитро. Ну, а что ещё можно ожидать от этих ортодоксов. Хотя. "Пурецкая волость" - это словосочетание сейчас в мире не знают только нищие да слепые. Она, эта волость, появилась из ниоткуда четыре года назад, а сейчас все деньги Европы текут туда потоком. И конца этому нет. Только приобретаешь одну диковину из этой волости, как тут же появляется следующая, ещё лучше и ещё удивительней. Причём, если бы это были произведения искусства, то это можно было бы объяснить переселением в Пурецкую волость лучших художников Европы. Только ведь, нет. Карандаши никак не связаны с художниками. Это вообще какое-то чудо, как в дереве проделали такое маленькое отверстие и вставили туда грифель. А из чего сделаны грифели цветных карандашей? А из чего сделана стирательная резинка?
Но и этим не ограничиваются диковины из варварской Московии. Средство от цинги в бутылках, само средство уже чудо, ведь оно и в самом деле не даёт морякам заболеть цингой, но оно разлито в бутылки, которые не могут изготовить лучшие муранские мастера. Да, в Московию перебралось несколько докторов, но почему же они не изобретали это средство здесь, в Европе. И ведь ни один мастер из Мурано в Пурецкую волость не перебирался, да и не нужны они там, ни зеркал такого качества, ни бутылок, ни шестигранной смальты, ни оконных стёкол такой чистоты и размеров, ничего этого муранские мастера не умеют делать. Их и не приглашают в волшебный город Вершилово.
Клан Берберини славился своим пристрастием к выдающимся произведениям искусства. Картины Микеланджело и Рафаэля украшали залы дворца дяди папы Урбана VIII протонотария папского престола Франческо Барберини. Дядя практически заменил трёхлетнему Маффео отца, когда внезапно скончался его настоящий отец Антонио Барберини. Мать Маффео Камилла Барбадора перевезла трёхлетнего мальчика из Флоренции в Рим. Вот во дворце сначала кардинала, а потом и протонотария, будущий папа и воспитывался среди огромного количества произведений искусства.
В 1589 году будущий глава Рима получил юридическое образование в университете в Пизе. В 1601 году Маффео отправился папским нунцием в Париж, где пополнил коллекцию дяди картинами французских и голландских художников. В 1604 году карьера забросила будущего папу в Назарет, в качестве титулярного архиепископа, и там Маффео скупал античные скульптуры и украшения. Но неожиданно отдал богу душу его воспитатель и источник средств протонотарий папского престола Франческо Барберини, и сорокалетний наследник был вынужден переехать в Рим. Наследства хватило на то, чтобы он купил себе дворец. В этот дворец наследник и перевёз огромное собрание произведений искусства, доставшееся от дяди. А затем продолжил пополнять коллекцию.
Сейчас, только что выбранному папе Урбану VIII, исполнилось пятьдесят пять лет. Из огромного зеркала, что привезли недавно из Московии, на папу смотрел не старый ещё высокий стройный черноволосый человек с чуть тронутыми сединой висками. Белый дым возвестил об избрании нового главы католиков во всём мире только три дня назад и вот он стоит перед тремя огромными сундуками и не решается дать команду своему доверенному слуге Клаудио, что сопровождал его бессменно во всех переездах уже двадцать два года.
Сундуки были покрыты искусной резьбой с растительным орнаментом и чудесными птицами. Они сами по себе были произведениями искусства. Что же они скрывали? И что это принесёт Риму и лично ему - Урбану VIII? Почему-то не верилось в бескорыстные подарки этих ортодоксов. Ладно, чему быть, того не миновать.
- Клаудио, открывай сундуки.
- Я пробовал, ваше Святейшество, у меня не получилось, - сознался слуга.
- Вот как? - папа подошёл к сундукам и сам попытался приподнять крышку на одном из них. Ничего. Сундук был заперт.
- Письма точно не было? - он не повернулся к слуге, продолжал рассматривать крышку одного из сундуков.
- Нет, ваше Святейшество.
Урбан был кем угодно, только не дураком. Если нет ключа, да и самой замочной скважины, то значит, существует скрытный механизм, какая-то деталь, при нажатии на которую сундук откроется. Что ж, "Пурецкая волость", а чего он хотел? Они и здесь загадали ему загадку.
Прошло полчаса, они с Клаудио нажимали на все завитушки резьбы, но всегда с одинаковым результатом. Крышка не открывалась. Папа в изнеможении сел на сундук и послал слугу за плотником. Когда сломают крышку на одном сундуке, то станет понятен секрет замка. Сидеть было неудобно, мешала резьба. Урбан приподнялся с сундука и о чудо, крышка стала медленно открываться, и раздались чудесные звуки серебряных колокольчиков, исполняющих незнакомую, но притягательную мелодию, хотелось даже пуститься вприсядку под неё. Проклятые ортодоксы. Оказывается, всё просто, нужно сильно нажать на крышку сундука сверху. При закрывании явно слышался щелчок. Что ж, замок был необычным. А есть в Пурецкой волости обычные вещи?
В сундуках было три вазы из полупрозрачного фарфора, такого же, как и тот, из которого сделаны коробочки или шкатулочки для карандашей. И на всех трёх вазах высотою почти в четыре римских фута, ну, может без нескольких унций, была одна и та же картина. Волхвы приносили свои дары. Что ж, десятки художников пытались изобразить этот момент. Были хорошие художники, были плохие, были даже и великие. Картины были большие и маленькие, были огромные. Все они были грубыми кустарными поделками по сравнению с тем, что открылось взору папы, когда все три вазы вынули из сундуков. Момент на картинах, которые были на вазах, был один, но художники как бы смотрели с разных сторон, и создавалось ощущение, что ты находишься в самом центре этого действа. До такого ещё никто не додумался. Да, до этого и нельзя было додуматься. Нужно по-другому думать. Картины, понятно, были не нарисованы на вазах, а как-то нанесены внутри их. Ну, это Урбан уже видел. Видел, не значит, привык и понял. Это было чудо. Нельзя привыкнуть к чуду.
Трём этим вазам не было цены. Их просто никто не сможет купить. Таких денег нет даже у него. Таких денег нет ни у одного монарха. Да и не найдётся дурака, согласившегося бы продать это чудо. Можно часами стоять посреди этих ваз и любоваться ими, открывая каждый раз что-то новое. Мастера, работавшие над ними, были разные. Разными были манеры письма. Одну точно выполнил Рубенс. Во дворце Урбана VIII было несколько картин этого великого голландца, их трудно спутать с творениями других живописцев. Вторую вазу расписал кто-то из учеников Рубенса, скорее всего, ван Дейк. Над третьей вазой работал, несомненно, Алесандро Воротари. Его манеру письма тоже трудно спутать с кем либо. Чёрт побери, перекрестился папа, все лучшие художники мира сейчас в этой "Пурецкой волости".
- Читай письмо, Клаудио, - оторвался от созерцания этого рукотворного чуда Урбан.
- Там ещё есть маленькая шкатулка, - кашлянув, доложил старый слуга.
- Давай её сюда, - нетерпеливо потребовал папа.
В шкатулочке из непонятного материала, похожего на янтарь (эбонит) были три монеты. На одной был изображён Собор Святого Петра. Монета была из золота, а крыша собора, из необычным образом огранённых жёлтых драгоценных камней, скорее всего, цитринов. Монета была в 100 экю. Вторая монета была чуть больше первой, и на ней был Российский император Михаил Фёдорович с синими сапфирами в глазницах. Текст был на кириллице и единственное, что понял Урбан, это то, что монета в 100 рублей. Название денег Московии сейчас знал каждый богатый человек в Европе. Третья монета была одного размера с первой и тоже в 100 экю. На ней был изображён римский орёл с изумрудами в глазах.
Папа слышал о монете в 100 рублей. Но только слышал. Видеть ещё не приходилось. Теперь увидел. Это был шок. Такую вещь не сможет сделать ни один ювелир в Европе, а в этой забытой богом Московии это просто монета. Но зачем они сделали монеты в 100 экю?
- Читай письмо, Клаудио! - срывающимся голосом приказал папа.
"Просим Вас, Ваше Святейшество", - после обычных приветствий, дошёл до главного Клаудио, - "отправить под конвоем в Пурецкую волость находящегося под стражей в Риме монаха и философа Томмазо Кампанелла".
- Дальше идут подписи. Читать? - старый слуга опустил идеально белый листок.
- Сам посмотрю, - буркнул папа и принял письмо.
Кто бы его ни подписал, человек, который составлял это письмо и пославший подарки был, несомненно, этот "князь Пожарский" - хозяин волшебной "Пурецкой волости".
Алесандро Воротари, Гульельмо Каччи, Орсола Каччи, Белизарио Коренцио, Барбара Лонги, Гвидо Рени, Паоло Бьянкуччи, Карло Модерна, Клавдио Акиллини, Бенеде́тто Кастелли, Бонавентура Франческо Кавальери, Беннедито Феррари, Алесандро Гранди, Агостино Маццари, Клаудио Монтеверди.
"Боже мой", снова перекрестился папа. Все лучшие художники, музыканты, учёные переехали к этому князю. Предпоследней была подпись самого князя Петра Дмитриевича Пожарского. Прочитав последнюю подпись, Урбан не поверил своим глазам. Он даже надел новомодные очки, хотя зрение ещё позволяло прочесть последнюю строчку и без них. "Филарет Патриарх Московский и вся Руси"!
Проклятые ортодоксы! Он не может им отказать. Он не может отказать патриарху. Тот специально подставился, намекая о возможности дальнейшего диалога. Теперь понятно и зачем монеты. Ему предлагают попросить патриарха и князя Пожарского в обмен на его "любезность" монетный двор, который сможет изготавливать "такие" монеты. Ход был беспроигрышным. Папа вновь прочитал письмо, и только тут до него дошло, что еретика Кампанеллу не просят освободить, а просят в виде заключённого, под стражей, сопроводить в Пурецкую волость. Почему не освободить сначала? Очередная загадка. Проклятые ортодоксы!
Событие восемьдесят пятое
Княжич Фёдор Пожарский прибыл в Уфу под самый вечер. Кормчий даже предложил остановиться на ночлег, чуть не дойдя до города, чтобы появиться там утром. Но Фёдор приказал плыть дальше. Он понимал, что нужно спешить, с ним плывут крестьяне, которым нужно успеть вспахать и посеять яровые. А ещё он помнил наставления брата, главное в его походе это скорость. Брат, правда, кроме этой скорости ещё тысячу наставлений надавал, но скорость - это главное.
Несколько поручений Петра Фёдор уже выполнил, он встретился с мурзой Бадиком Байкубетом и сгрузил сто пустых бочек под нефть, которую все называли земляным маслом. А на освободившееся место на трёх лодьях загрузили купленных мурзой у ногаев рабов. Влезло только шестьдесят девушек, а хитрый башкир купил восемьдесят три девушки и шестнадцать мужчин. Фёдор договорился с мурзой, что из Уфы он вышлет сразу несколько кораблей, часть из них загрузит сто бочек подготовленной нефти и приличное количество овечьей шерсти и пойдёт в Вершилово, а остальные заберут оставшихся рабов и десяток, специально отобранных овец с тонкой шерстью и доставят всё это в Белорецк. Фёдор шерсть у овец ощупал, но разницу не почувствовал. Хотя, он, конечно, не специалист в овцах.
Только нос корабля, на котором плыл Фёдор, ткнулся о пристань, как на корабль уже вскарабкался мытник. Да ещё стал покрикивать, требуя хозяина товара. Вот ещё год назад княжич бы огрел того плетью и пинками выпроводил с корабля, а сейчас, сам себе удивляясь, показал спокойно этому "товарищу" царёву грамоту об освобождении сих кораблей от любых сборов и указал притихшему мытнику на Андреевский флаг на мачте.
- Такие корабли здесь уже третий год плавают, и пора бы запомнить, что здесь тебе делать нечего, - вполне даже спокойно объяснил Фёдор.
- Дак, я только третий месяц в Уфе, - начал оправдываться здоровущий на вид детина.