Теофизика... и Бог-внук - Александр Хуснуллин 8 стр.


Поэтому наверх я выхожу нечасто. Здесь чудесная система вентиляции, защищенная от крыс и почти не оборудованная фильтрами (просто не успели в своё время; мы здесь не при чём). И хорошо. С принудительным вентилированием у нас были бы проблемывентиляторы энергии потребляют много. Иногда ветер наверху меняется и поток воздуха начинает идти из тех решёток на стене, куда раньше этот поток уходил. И наоборот. Тогда из вытяжных труб несёт чёрт знает чемсплошная тухлятина. Но такое бывает нечасто. В своё время строители позаботились об учёте розы ветров в данном районе Москвы. Увы, давно были утеряны подробные чертежи и планы вентиляционной, канализационной и водопроводной систем. Канули в Лету за ненадобностью, надо полагать. Мало ли в нашей первопрестольной, в её земле и стенах, разных забытых труб? А ведь проектировали когда-то, мучились, прокладывали, ломали голову, как замаскировать, и как секретность соблюсти

Жорка уверяет меня, что воздухозаборники наверняка установлены где-то неподалёку от реки, а замаскированные концы выводящих трубы расположены чуть ли не на крыше высотного здания. Что ж, всё может быть. Зимой и осенью ветер в вентиляции просто ревел. Приходилось почти наглухо закрывать заслонки. В зале номер два мы тогда разломали несколько нар и разводили небольшой костерок на железном полу. Жаль, говорил Жорка, кирпичей нет, а то бы он камин сложил. Но и у костра было уютно, пусть иногда дым и разъедал глаза. Интересно, куда же этот дым всё-таки вытягивало? Впрочем, наплевать. Главное, когда бедная «хрущовка» над нами рушилась и горела, к нам дыма не нанесло. А то бы угорели, наверное. Хотя, если подумать, то любое бомбоубежище должно не зависеть от того, горит ли над ним здание или нет.

Будучи совсем старым и опытным я более работал по теоретической части. Это, наверное, самый любимый этап моей жизни. Потянулись спокойные для нас нулевые годы. Иногда меня вызывали в Кремль, где я отчитывался перед президентом и премьером. Денег на нас по-прежнему уходило немного. Это были времена, когда страна бурно радовалась экономическому подъёму, то есть высоким ценам на пресловутый баррель нефти, по Москве пилили миллиарды долларов так, что непричастным к этому процессу можно было неплохо жить и на одних опилках. И всем всё было хорошо. Тем паче, что мои связи среди больших физиков помогали привлекать те самые инвестиции, о которых так много тогда говорилось. Конечно, я был не один такой весь в белом. Но оно так всегда и получается. Слово, например, Капицы,  Царство ему Небесное!  весило всё-таки за рубежом много больше, чем слова любого из олигарховой верхушки. У тех глаза косят и бегают, и знаменитые московские «понты» во все щели лезут. А наш брат, крупный учёный, сам по себе хорош. И вообщештучная работа. Финансовым воротилой могут стать 1520 % населения, а вот хорошим учёнымувы!  всего 35 %.

И чего это я расхвастался? Теперь-то всем на это наплевать.

Наверное, я просто ищу оправданий

На семидесятилетие предложили мне в академики податься. Да-да, почти этими самыми словами. Но работа академика редко бывает академичной хе-хе-хе!.. извиняюсь за неуклюжий каламбур. Это уже больше администратор, совмещенный с учителем. Короче, отказался я. В материальном смысле я и без того, как сыр в масле катался, а в политическомне хотелось мне свои неуклонно убывающие силы тратить на вечную околоакадемическую возню.

Признаюбыл в этом и особый шик. Можно было свысока смотреть на обитателей Рублёвки, Жуковки и прочих мест скопления нуворишей. Чувствуешь себя нагим Диогеном, к которому по жаре приплёлся потный Александр Македонский в сияющих доспехах. Посмотришь, бывало, через очки, насупив брови, и через губу буркнешь что-нибудь неодобрительное. Робели робе-е-ели, бедолаги,  хе-хе! Просто, как первоклашки перед завучем. И не знали, что старый дед тоже сладко пожить любит. Только чуток на иной манер. Жорка как-то заметил, что мы с ним «строим из себя Ленина-Сталина». Мол, нарочито скромны в одежде и прочем, но зато обладаем всем, чего хотим. Корчим, дескать, из себя классический типаж кинематографастарорусского учёного, а-ля «Депутат Балтики» или профессор Преображенский бессмертного Михаила Афанасьевича Булгакова.

Что тут скажешь каюсь, было дело! И даже с удовольствием вспоминаю.

К тому времени я и Жорка практически полностью перебрались в здание над бомбоубежищем. Оно по-прежнему использовалось, как гостиница для командировочных фсбшников и по-прежнему выглядела, как типичная малолитражка застройки шестидесятых. Отвели мы себе весь первый этаж в первом подъезде, немного переоборудовали (отдельный пост охраны пришлось делать при входе) и стали жить в отдельных улучшенных квартирах. Жорка ковров натащил, какие-то фикусы (не разбираюсь я в домашней ботанике, хоть тресни!) и ползучих лианоподобных растений натыкал. Чтобы, мол, уютнее было. Обслуживала нас одна на двоих домработница,  Мариной Станиславовной звали. Вот она-то нам и пылесосила, и стирала, и растения чёртовы Жоркины поливала, и принимала заказы на еду. Готовили неподалёку, в бывшей столовой нашего института, а нам с пылу с жару привозили или про запас пихали в холодильники. Я, например, очень любил, чтобы у меня в любое время суток топлёное молоко и голландский сыр были в наличии. Со свежим куском хлебаамброзия! А в холодильнике Жорки пиво занимало главное место. Ну, и свиная рулька, которую он мог лопать просто тоннами. Пил он тогда мало, кстати. Это он сейчас говорит, что пока все запасы водки не уничтожитне собирается помирать.

Ездить на работу теперь было простовышел из двери, сел на попу и съехал по коротким перилам к подвалу. Прошёл через тир и ты на работе. Всем остальным сотрудникам, занятым на Установке, приходилось довольствоваться подъездом номер пятьвахта, проходная, спуск к лаборатории. Главное здание НИИ неподалёкувсего-то три квартала, если напрямик и пешком.

Так и жили. Охрана, конечно, довольна былавозни с поездками меньше. За два года до этого пошёл наш старый дурень Жорка вечерком прогуляться, а охрану-то и не предупредил. Он тогда ещё у себя дома жил, недалеко от метро «Баррикадная». Ну и схлопотал на старую голову. Хорошо, хоть, не убили дурака. Спину только покалечили, да башку разбили. До сих пор я на него злюсь. На его и моё счастье, успел он нажать на своём казенном мобильнике тревожную кнопку. Прилетели наши орлы, а старика давно ногами пинают, ажно вспотели сучьи сволочи

Ох, я тогда и взъярился

Добился того, чтобы всем пятерым по максимуму отвесили, да и на зоне не давали скучать. И плевать, кто там у кого папа, и на каком посту этот папа сидит. Лично президенту звонил. Так оно и вышло, как я требовал.

Теперь раскатывает наш Жорка на коляске. Лихо раскатывает, хотя ходит еле-еле. В коляске ему удобнее и быстрее. Пока вся эта свистопляска не началасьбыл приставлен к Жорке отдельный медицинский пост в виде персональной медсестры. Та в медицинском блоке сидела и с нашей фельдшерицей весь день лясы точила, а на ночь приходила другая. Там же и пребывала. Чуть чтоЖорка кнопку нажимает, медсестра галопом бежит, охранника обгоняя. Тот ругается, мол, не по инструкции, а сестричка на негостарику плохо, а ты спросонок еле ползёшь! Да какому старику! Умному, сильному и красивому!! Хе-хе-хе любят моего старого приятеля бабы. Всю жизнь любят. В любом возрасте. Байкерскую косынку Жорка повадился носить; руки на этих колёсах накачал; бороду сбрил. Ну, мачо, да и всё тут. И каждой юной деве о своих шрамах отдельную историю рассказывает, не повторяется. Деваха, конечно, прекрасно понимает, в какой конторе работает, и доверчиво слушает, развесив свои красивые ушки. А старый сатир в эти ушки разные байки многозначительно шепчет («но об этом, красавица, никому говорить нельзя я знаю, ты же понимаешь»). И добивается успеха, засранец!

Я им горжусь. Таких друзей на светебиш грамм.

«Биш грамм»это один грамм. Выражение пародирует надписи на советском рублевсе эти «бир сум, бир сом, бир манат, адзин рубель» и так далее. Застряло в памяти со студенческих времён. Шутка юмора.

Ловлю себя на том, что хожу вокруг да около самого главного видимо, не хочется о нём рассказывать

Набрёл я лет десять назад на одну штуку. Описать её не математическим языком для меня крайне трудно. Всё равно, что пытаться первокласснику детально описать свой научный восторг от поимки не виданного ранее вида глубоководного краба. При условии, что он понятия не имеет, что такое краб, а рисовать вы не умеете или не можете. И кончились для меня спокойные дни. Выходило, что МОЖНО влиять на сами понимаете Кого. Не в том смысле, что командовать, но пытаться чуточку подправить Божий замысел. План Его скорректировать. Локально, в пределах «пузыря», радиусом около 1,7*10(9) метров. То есть, немногим больше семнадцати тысяч километров. Ноне из каждой точки поверхности или объема земного шара.

Вообще, математическое моделирование матрицы пространства и времени нашей планеты вывело на свет огромное количество любопытнейших парадоксов. С потрясающими математическими дебрями и тропинками в них, уводящими в самые неожиданные места. Выяснилось, например, что квантовая механика даёт нам возможность

Ох, разогнался я что-то

В отчёте есть намёки на некоторые практические выводы. Написал я его сугубо научным языком, так что опытный учёный может что-то для себя открыть. Боюсь только, что их на Земле остались крохи. Слишком уж неожиданно всё вышло.

Словом, если для первокурсниковесть точки, где микро-воздействие приводит к макро-эффектам. Ну, типа, вы в Москве чиркнули спичкой, а на Камчатке вулкан взорвался. В электронике на этом всё построеномалые управляющие токи, нажатие на кнопочки размером с бусинку, а повинуются гигантские турбины. Как-то так, в общем. Для понимания смысла этого вполне достаточно. А остальным и знать не положено.

И начали меня грызть сомнения.

Сомнения! Наверное, по-настоящемув первый раз в жизни. Своим я уже с полгода ничего не говорил, даже Жорке.

Я знал, что по этой теме в мире более или менее активно работают полтора десятка человек, причём они, как и я, начинали не с нуля. И давало это знание, в перспективе, неслыханную силу. Вот тут-то я и задумался. Собственно говоря, дело приобретало гораздо больший размах, чем в своё время открытие технологии изготовления атомной бомбы. И желания того, что я, как когда-то Альберт Эйнштейн, сяду писать письмо сильным мира сего, у меня не было. Уж чего-чего, а такие вещи ни одному правительству лучше не знать. Видали мы их всяких видали. Кто лучше, кто хуже, но в целом все одним мирром мазаны. Это, господа, закон. И такой же непреложный, как и законы Ньютона. Нет, никак нельзя такое «наверх» запускать.

Но и любопытство берёт. Просто разъедает всего насквозь! И потом можно же и исхитриться думал я. Быть владычицей морскою мне совсем не хотелось но хм некоторые перспективы, понимаете ли, очень и очень впечатляли.

И стал я потихоньку вынюхивать, как там оно и кто докуда добрёл в своих научных блужданиях. В мировом масштабе, разумеется. И привели меня эти поиски в Рим. И встретилась там нечестивая шестёрка тех, кто был в двух шагах от.

А после римской командировки я позвонил в приёмную президента и сказал, что мне необходима аудиенция, строго тет-а-тет. По важному вопросу. Долго колебался, между прочим.

4. СЕРГЕЙ ИОСИФОВИЧ СОЛОДОВ (Рим, восемью годами ранее)

«Ну, ладно, старый пень, получишь ты призрачное всемогущество.

И что? Мало ли в историиох, спасибо отцу за разговоры о ней!  разговоров о счастье всем, каждому! Вся-то беда в том, что лично тебе-то не достанется в земной юдоли ни дополнительного здоровья, ни юности благой. Я к тому клоню, что нет и не будет возможности частичке общей системы изменить еёсистемыосновополагающие принципы. Константа гласит, к примеру, что отношение длины любой окружности к её диаметру, хоть тресни, но равна 3,1415926536 и так далее.

Вот и тебе суждено продолжать стареть, усыхать и когда-нибудь померетьэто закон.

Dixi.

А что, давайте спасём профессора Солодова? Давайте изменим естественный ход этих сложных часиков, тикающих почти четырнадцать миллиардов лет! Тем более что сделаем это локально, в одной жалкой точке Вселенной! Допустим, что это возможно, что теоретические выкладки лет через десять приведут к практическому механизму ordinationemвоспользуемся латынью, ведь мы в Ватикане. Притормозим или ускорим вращение крохотной шестерёнки в окружающем нас мире Большой Квантовой Физики вторгнемся в святая святых мастерской Господа нашего и дерзкой рукой восстановим справедливость.

Увы, это будет уже другая Земля и другой Солодов».

Солодов поймал себя на мысли о том, что думает чересчур красивыми фразами. Как будто репетирует некую речь перед лекцией. К примеру, перед первокурсниками, среди которых даже в самые трудные годы всегда была пара-тройка симпатичных юных девиц. А хорошо бы встать на кафедре, выпятить грудь, распушить павлиньи перья и произнести эти «бла-а-род-ные» фразы правильно поставленным голосом опытного преподавателя. «И с чего бы это меня растащило на поучения?»  с неудовольствием подумал он. Уж чего-чего, а поучающих и праздно витийствующих он терпеть не мог всю свою жизнь. А тутсам себя ловит на том, что начинает надувать щёки. Ведь если уж говорить откровенно, всё устраивает господина Солодова в его жизни, а коль скоро он сейчас и шагает по старому тоннелю, стараясь не спотыкаться на неровной поверхности, так это только потому, что сюда его привело давнее детское любопытство. Наверное, именно оно.

«Эти ребята уже сами на тысячу раз передумали то, о чём я тут мысленно распинаюсь»,  сказал себе Солодов, чихнул и всё-таки споткнулся. Беспомощно взмахнув руками, он стал падать. Спасибо Векслеруподдержал, не дал разбить колени.

 Почти пришли, Сергей,  сказал он.  В прошлый раз здесь Ашкенази чуть нос не расквасил, а когда вставал, наступил на собственные очки.

 С тех пор он носит оправу с цепочкой,  добавил кто-то сзади.

Сергей Иосифович представил себе взволнованного потного Ашкенази, с кривой ухмылкой поднимающегося с пыльного камня и старательно не замечающего скептических взглядов. Да до такого Солодов даже в детстве не додумалсявластелин мира, член могущественного Ордена подслеповато разглядывает собственную раздавленную оправу. Какой удар по пафосу, не говоря уж о самолюбии. Внезапно он понял, что тоже гордится собой и готов распушить перья, как индюк.

Ему сразу стало легче. Да, не спорим, есть чем гордитьсясам знаю. Но и посмотрите вокруг, дамы и господа! Нешто это то, о чём мечтали тираны и тиранчики, короли и королевы, президенты и премьер-министры? В носу от пыли чешется, стеарин от свечи обжёг правую руку и заляпал рукав пиджака, над ухом сопит старина Векслер,  астматик, со свистом вдыхающий из баллончика пахучий аэрозоль пятый раз за вечер. У Белуччо наверняка уже разболелась его спина, которую он повредил в позапрошлом году где-то в Альпах.

М-да скинуть хотя бы годков двадцать! Шестьдесят с хвостикомэто уже не тот возраст, когда тянет на авантюры. Кроме научных, конечно. Ибо то, над чем сейчас в одиночку бился Солодовэто и есть научный авантюризм, лихая кавалерийская атака на тяжёлые танки. Весь фокус в том, что эта атака закончилась разгромом железных машин неожиданно для атакующего. Впрочем, теперь-то Солодов твёрдо знает, что всадник был в этой атаке не один.

«Шесть кавалеристов,  подумал Солодов, сморкаясь в платок.  Сейчас бы холодненькой газированной воды!.. Шесть всадников Апокалипсиса. Или же шесть полубогов, могущих изменить мир».

 Пригнитесь, здесь можно удариться головой,  невнятно прокряхтел Белуччо, шедший впереди.

 Слава Богу, пришли наконец-то,  вздохнул Векслер.  Лифтовую шахту бы сюда пробить. Каждый раз пешком тащимся и глотаем эту проклятую пыль веков.

«Если у вас остались время и силы, вам обязательно надо добраться через Колизейную площадь до базилики Святой Марии Новеллы. Мало кто знает, что икона в мало освещенной ризницета самая Одигитрия (Указующая Путь), написанная евангелистом Лукой и перевезенная в Рим из Византии в начале V века. Мы знаем, что это самая древняя икона Божьей Матери, дошедшая до нас. Большинство византийских и русских икон написаны под влиянием Одигитрии. Она стала своеобразным каноном для иконописцев этих стран»,  вспомнил вдруг Солодов строчки из одного из путеводителей. На мгновение ему показалось, что в пляшущих отблесках света перед ним возникла размытая фигура с младенцем на руках. Но это была лишь игра перевозбужденного воображения. Незнакомый Солодову человек, откинув капюшон грубого монашеского одеяния, старательно зажигал свечи, укреплённые на неровной стене пещеры. Стена была покрыта многовековыми потёками воска. В воздухе стоял запах озона и чего-то сладковатого, похожего на елей. В прохладном воздухе пещеры даже стеариновый дух, казалось, приобрёл некий приятный, почти ароматизированный оттенок, как у праздничных рождественских свечей. Такие свечи в изобилии продавались в сувенирных магазинчиках; Солодов всегда привозил их домой в качестве скромных подарков сослуживцам и родственникам. «Прямиком из папской ризницы!  вдохновенно врал он.  Освящены и сертифицированы Его святейшеством, так что можете смело использовать их в обряде экзорцизма». Это имело неизменный успех у впечатлительных дам и, как ни странно, у военных, чином выше майора.

Назад Дальше