Дальше по этой дороге есть заброшенный дом,сказала она, поразив Джо отличной памятью.Пойдем туда. Разведем огонь и останемся на ночь. Уже поздно идти куда-нибудь еще.
Хорошо,согласился Джо.
Они пошли неторопливо, и Джо с удивлением обнаружил в своей руке ее маленькую ладошку.
Куда вы шли?спросил Джо.
Она смешалась, и на секунду, казалось, привычное самообладание покинуло ее. Затем повернула к нему лицо.
Ты... помнишь меня, Джо? Помнишь, мы встречались раньше?
Я помню, Ширли.
Она улыбнулась и взяла его за руку.
Хорошо. Я думала... Люди забывают так быстро. Я думала, что делаю глупости.
Почему?
Потому что мы тебя искали, Джо. Эль и я хотели тебя найти.
Искали нас?переспросил Джо непонимающе.
Нет. Не тебя и Ту. Нам нужен был только ты.
Я?
Да. Слушай внимательно, Джо. Я тебе все расскажу. Чинто всегда обо мне хорошо заботились. Очень хорошо. У меня их было несколько, и они время от времени менялись. Эль была последней, но они все меня учили разным вещам, заставляли делать все самой. Они говорили, что я сообразительней, чем большинство людей. Мой коэффициент 118.
Джо кивнул. Ту когда-то упоминал его, Джо, коэффициент. С гордостью он сообщал всем, что у Джо86. Должно быть, 118 означает, что Ширли очень умная.
Они говорили,продолжала Ширли,что янадежда человечества. Они чувствовали себя виноватыми из-за того, что люди разучились думать. В тот день, когда мы в первый раз встретилисьэто было позавчера, ты помнишь?я сказала: «Эль, он мне нравится». Потом мы вернулись домой, Эль достала таблицы и вдруг начала быстро-быстро трещатьну знаешь, как они говорят, когда волнуются? Она сказала про какие-то генетические коды, и что мы подходим друг другу. А потом добавила, что мы должны тебя найти. Я даже не поверила. Мы сразу же и отправились, Эль только письмо в Центр написала. Представляешь? Про нас письмо!
Что мы будем делать завтра?спросил Джо, осознав вдруг, что уже несколько часов он даже не вспоминал про Ту.
Ширли печально улыбнулась. Джо не понял. До него дошло, что они могут быть вместе какое-то время, и все. Он не понял, что у них может появиться ребенок, у которого есть шанс стать началом нового витка цивилизации, где человек будет играть такую же важную роль, как раньше. И, может быть, сейчас нет смысла объяснять. Он даже ее не слушает, просто смотрит преданными, обожающими глазами, не представляя ее иначе, как временную подругу, очевидно, даже не понимая, что такое постоянство.
Но, как ни странно, она тоже успела его полюбить.
Что мы будем делать завтра?снова спросил Джо. Далеко в будущее он заглянуть не может, но, по крайней мере, он думает о завтрашнем дне. Может быть, ей удастся удержать его какое-то время, неделю, две... Пока их не найдут. Отсюда больше пяти миль до ближайшей деревни.
Завтра?она улыбнулась и поцеловала его в щеку.Завтра я поведу тебя ловить рыбу.
Шестое чувство
Утро прошло как в тумане: вокруг лишь море пьяных лиц, в котором я дрейфовал вплоть до самого закрытия. Дел было невпроворот. Обычно, когда бар переполнен, время бежит быстро, но сегодня утром оно еле тянулось. И это еще мягко сказано. Помню добродушные шуточки по поводу моей рассеянности, когда вместо заказанного пива я приносил скотч и глупо таращил глаза, силясь понять, чего же от меня хотят.
Ровно в три часа пополудни пришло время закрывать бар. Посетители неохотно побрели к выходу. Выпроводив последнего, я запер дверь и стал ходить кругами по пустому залу. Задерживался у столиков, брал бокалы и задумчиво ставил их обратно. Потом наполнил раковину водой, сложил туда часть грязной посуды и даже слегка прошелся по ней щеткой.
Наконец я не выдержал. Бросив бокалы отмокать, вышел за дверь, словно гонимый каким-то предчувствием. Перейдя дорогу, зашагал к обрыву по короткой жесткой траве. У самого края обернулся и посмотрел назад.
Далеко-далеко, там, где заканчивались поля, от земли поднималось облако пыли. Очень медленно оно двигалось в мою сторону.
Внезапно нахлынули воспоминания, вернув меня в прошлое, на три года назад, в тот жаркий летний день...
Я стоял на пороге гостиницы и лениво наблюдал, как полуденное солнце играет на безмятежной поверхности моря. Линия горизонта растворялась в синеве, там, где вода сливалась с небом.
Во влажной духоте висело знойное марево. Пару минут я боролся с искушением спуститься вниз к деревушке на берегу моря и быстренько окунуться. В уютной бухточке маняще плескались волны. Отсюда, с высоты, вода казалась кристально чистой. Жемчужно-серая галька на дне вблизи утеса скрывалась в изумрудной зелени. Бар открывался ровно в пять, так что времени было много, но я помнил о гостях и деньгах, которые те заплатят.
В письме говорилось, что гости появятся ближе к обеду. Держать их на пороге совсем не хотелось. Они будут терзать дверной транслятор, тщетно пытаясь попасть в пустую гостиницу, а ябегом карабкаться на утес, прижимая к груди мокрые плавки и полотенце. Ничего хорошего.
Естественно, в такую жару люди приедут уставшие, измученные, сразу потребуют ванну и напитки. Честно говоря, заведение у меня скромное, на экстра-класс не претендует. Гостевых спален только три, но я стараюсь принимать постояльцев как можно радушнее. В конце концов, от этого зависит мой заработок.
Вместо купания я прогулялся до берегового обрыва метрах в двухстах от гостиницы. Стоя на краю в легкой рубашке и шортах, я отчаянно мечтал о ветерке. Море блестело и переливалось на солнце. Над Птичьим утесом парили чайки.
Восхождение на утес было излюбленным местным развлечением. Смешивая напитки за барной стойкой, я частенько смотрел в окно на скалолазов-любителей. Лично мне одной попытки покорить вершину хватило с лихвой.
Со скального обрыва, где я стоял, до моря спускатьсяметров восемьдесят, но чуть ниже начинался отлогий выступ из крошащегося сланца, словно мост, соединяющий скалу с утесом. Сам утес, тоже из сланца, возвышался над скалой еще на добрый десяток метров. Он рос прямо из моря и по форме напоминал уродливую, в набухших старческих венах руку тонущего гиганта.
Побывавшие наверху рассказывали потом, как было сложно находить уступы на практически гладкой стене, да и те, что попадались, сразу крошились от прикосновения.
Однако любителей острых ощущений подобные мелочи не останавливали. Сначала они сползали с обрыва на хрупкий мост и брели над водной пропастью. Если день выдавался ветреный, то море добавляло пейзажу зловещего колорита. Внизу жадно пенились волны, точно пасть голодного зверя, захлебывающегося слюной. Добравшись до утеса, очередной смельчак с перекошенным от страха лицом начинал карабкаться вверх. С каждым годом мост осыпался все больше и больше, а ноябрьские шторма размывали основание самого утеса. Когда-нибудь он обрушится окончательно. Не удивлюсь, если на моем веку. Тогда мне больше не придется любоваться, как эти идиоты радостно машут своим приятелям в баре, утопая по щиколотку в птичьем помете. Я скорбно вздохнул, думая о грядущей утрате главной местной достопримечательности.
Обернувшись, я увидел облако пыли, клубившееся меж полей над извилистой проселочной дорогой. А вот и гости! Никто из местных в такое время из города не возвращается. Нацепив на лицо самую подходящую улыбку из своего арсенала, я поспешил назад, к гостинице.
Очутившись внутри, я плотно прикрыл дверь и затаился. Схема, отработанная годами. Проникнуть в суть характера визитеров можно, только застав их врасплох. Стоит им тебя заметитьвсе пропало, тут же ставится блок.
Выждав немного, я попытался прощупать их, крайне осторожно, чтобы не привлечь внимания.
Так. Мешанина из колких реплик, раздражение, ощущение духоты и дискомфорта. Группа людей, связанных видимостью дружбы, которая на такой жаре истаяла без остатка, словно глазурь с торта.
Да, непростая предстоит неделька, но мне не привыкать... Улыбаясь во все тридцать два зуба, я распахнул дверь. Излучая дружелюбие и гостеприимность, смело шагнул под палящий зной.
Перед гостиницей затормозил сверкающий спортивный автомобиль с дверцами типа «крыло чайки». Он переливался на солнце, напоминая величественного кита, которого выбросило на берег. «Крыло чайки» изящно скользнуло вверх, и наружу выбралась высокая женщина, чей облик мог смело соперничать с роскошью авто.
Ее приветствие словно ножом резануло по моему обострившемуся восприятию.
Гера Суинчик.Гостья надменно взглянула на меня, без стеснения обнажая нелестные мысли. Я представлялся ей аборигеном, одетым в спецовку с надписью «XXX», лицо которого скрывала большая соломенная шляпа. Картинку дополняли высокие ботинки со шнуровкой, в которые я был обут. Угадывалась старая рекламная «фишка» в духе двадцатого века.
Говоря проще, Гера Суинчик мне откровенно не понравилась, но скрывать подлинные чувстванеотъемлемая часть моей профессии. Иначе в моем бизнесе нельзя.
Джек Гарнер,вежливо отозвался я.
Одно за другим стали подниматься остальные «крылья». Теперь автомобиль походил на освежеванную тушу, над которой славно потрудились китобои. С переднего пассажирского сиденья поднялся полный лысеющий мужчина. Управляла машиной, само собой, Гера.
Мой супруг, мистер Суинчик,бросила она, не давая бедняге шанса что-то вставить. Мощная энергетика дамы подавляла еще в зачатке любые попытки сопротивления «супруга». «Суинчик-свинчик»,ухмыльнулась Гера про себя.
Мысленные смешки остальных пассажиров стали ещё язвительнее. К образу деревенщины прибавился образ борова.
Но все же один голос выбивался из насмешливого хора. С заднего сиденья, одернув короткую юбку, на дорогу ступила девушка. Довольно высокая, стройная. Едкие карикатуры, которыми перебрасывались спутники, ее нисколько не забавляли.
Меня зовут Мэнди, приятно познакомиться.
Искренняя улыбка. Дружелюбие, непонятное сочувствие и еще что-то неуловимое, спрятанное за прямым открытым взглядом. Обернувшись, девушка принялась осматривать окрестности. Мне удалось принять лишь образ Птичьего утеса. На вид ей было лет шестнадцать или даже еще меньше.
Моя дочь,сухо проинформировала Гера.
Плохо скрытая неприязнь, возможно, ревность.
Джим Блантайр,представился холеный брюнет. Выскочив из салона, он с нарочитой любезностью помогал выбираться бесцветной, замкнутой женщине («Моя жена Джойс»), которая была полной противоположностью властной Гере.
Я тут же понял, что Джима с Герой связывало нечто куда более интимное, чем дружба, а их вторые половины безропотно терпели, боясь вмешиваться. После десяти лет работы в гостинице начинаешь видеть людей насквозь, невзирая на любые блоки.
Когда с приветствиями было покончено, мне пришлось выдержать групповой натиск: четверо гостей одновременно представили себя лежащими в прохладной ванне с коктейлем в руке. Пятая, Мэнди, либо поставила очень сильный блок, либо ее заглушали мысли остальных.
Ванная в гостинице была всего одна, а коктейли я смешивал не слишком ловко, но сообщать об этом не спешил. Сами узнают, когда придет время.
Добро пожаловать. Сейчас покажу комнаты.
Уже через минуту гости столпились у барной стойки, вызывая образы напитков. Я проигнорировал красноречивые намеки, полностью сосредоточившись на деле.
Вначале займемся вашим размещением, потом отдохнем с коктейлями,любезно и как можно убедительней внушал я.
Гости согласились, хотя и неохотно. Я проводил их по лестнице наверх, где располагались номерадва двухместных и одноместный. Потом спустился за чемоданами.
Чемоданов было так много, что в каждом двухместном номере пришлось изрядно потрудиться, чтобы пристроить их по вкусу хозяев. «Поставьте сюда», «Нет, нет, любезнейший, прямо на кровать. Нет, не на ту кровать, а на эту, которая ближе к комоду»,ну и все в таком же духе.
Да ставьте, где хотите.Это уже одноместный номер, Мэнди и последний чемодан.
Никогда не беру много вещей. И голова не болит, и не надо думать, какое платье надеть. Зато у мамы с этим вечно проблема, в смысле выбора наряда. Помню, как-то раз мы просто сидели и болтали с дядей Джимом...
В упоминании о дяде Джиме я уловил едва заметное отвращение.
Так вот, всю дорогу она только и думала, правильное ли платье надела. В уме перемеряла весь гардероб! Я для себя решила: не хочу быть такой, как она.
Мэнди улыбнулась. Надо признать, собой она владела превосходно.
Общаться с ней было одно удовольствие. Передаваемые образы получались яркими и четкими, логическая цепочка поражала последовательностью.
А еще Мэнди была хорошенькой: модная короткая стрижка, на овальном личике сияют огромные карие глаза. Красиво очерченный рот и едва заметные ямочки на щеках. Расслабившись, я уже начал представлять, каково попробовать на вкус ее губы, но вовремя спохватился. Староват я для таких вещей, да и она совсем еще ребенок.
А сколько тебе лет?поинтересовался я.
Она усмехнулась и выдала ряд чисел, нарисованных на старинный лад. Двадцать один, двадцать, девятнадцать, восемнадцать, семнадцать... После каждого числа следовала долгая пауза. Мэнди ожидала моей реакции: поверю или нет. Наконец я сжалился, и цифра семнадцать, задрожав, исчезла. Нового варианта не появилось.
Значит, семнадцать,повторил я, втайне продолжив ряд.Ладно, я, пожалуй, пойду займусь напитками.
Отлично, спущусь через минуту,ответила Мэнди новой картинкой самой себя, идущей по лестнице в коротких черных тортиках и белой рубашке. Мне показалось, что она ищет моего одобрения. Я улыбнулся и молча вышел.
После коктейлей у гостей заметно поднялось настроение. Расположившись за стойкой, они расспрашивали о здешней жизни и крайне удивились, услышав, что я не отлучался из гостиницы целых десять лет.
А разве вам тут не скучно зимой?
Вопрос Геры был выткан на заснеженном пейзаже. Вокругмонотонная белизна, дверь гостиницы замело, на дороге в деревню ни единого человеческого следа.
Я улыбнулся и показал ей зимние вечера в баре. Клиенты толпятся у стойки, в камине жарко пылает огонь, языки пламени отражаются в окнах.
Все равно тоска смертная. Здесь же ровным счетом ничего не происходит!Гера послала следующий образ: праздничная вечеринка, лопаются яркие воздушные шары, снаружишумная улица и тучи автолетов в небе.
Я попытался объяснить, почему не люблю большие города,грязный воздух, бесконечные толпы народу, сумасшедший ритм жизни. Мне несказанно повезло: после двадцати лет в городе я жил тихой, размеренной жизнью на лоне природы.
О подлинной причине своего затворничества я благоразумно умолчал. Кому охота прослыть белой вороной?
Пока мы обменивались мыслями, Мэнди успела принять ванну, переодеться и теперь собиралась спуститься в бар.
Поразительно, как я чувствовал ее на таком расстоянии! Тем временем мысли остальных обратились к вчерашней вечеринке. У мистера Суинчика воспоминания ассоциировались с ощущением сильной тошноты. «Алкоголь не пошел,оправдывался он.Либо подделка, либо что-то подмешали». Джим ехидно ухмылялся, показывая Суинчика-Свинчика валяющимся на полу в окружении беззаботных танцоров.
На вершине лестницы появилась Мэнди, разумеется, в черных шортах и белой рубашке. Наряд шел ей необыкновенно, приковывая всеобщее внимание к длинным стройным ногам. Помедлив для большего эффекта, она начала спускаться. Гера непроизвольно одернула подол платья, чтобы скрыть уже слегка расплывшиеся бедра.
Почему так долго? Вообще-то мы все хотим искупаться. Надо иногда думать и о других, юная леди!
Проигнорировав колкий выпад, Мэнди подала идею пойти прогуляться и вдруг лукаво подмигнула мне, показав расплывчатый образ Птичьего утеса и моря. Потом перевела взгляд на Джимаморе тут же забурлило, а утес опасно накренился.
Поздно вечером, когда местные разбрелись по домам, мы устроились в опустевшем баре, лениво болтая о пустяках, пока Гера и особенно Джим активно опустошали мои запасы спиртного, компенсируя иссушающую во всех смыслах поездку.
Я кое-что узнал о новых постояльцах. Суинчик и Джим оказались партнерами по бизнесу, но в чем именно заключался бизнес, я не понял. Похоже, это было одно из тех сомнительных предприятий, которые создаются из расчета на быструю прибыль.
Гера и Свинчик поженились пять лет назад, и для обоих это был уже второй брак. Мэнди родилась от первого мужа Геры. Пока миссис Суинчик вводила меня в курс семейных дел, я, к своему удивлению, ощутил между Мэнди и отчимом сильную связь, основанную на взаимной симпатии и уважении.