Так или иначе, от этой мысли у меня рождается чувство, что я старше, чем ощущала себя раньше. Получается, даже в случае смерти я не умру по-настоящему, ведь мой дух возродится в другом обличье и в другом месте.
Пифагор демонстрирует так называемый регрессивный гипноз. Эта практика заключается в том, чтобы, напрягая всю свою духовную силу, увидеть свои забытые прошлые жизни. Курс подразумевает практические упражнения. Я пробуюбезрезультатно. Ладно, я все равно не слишком поверила в эту его реинкарнацию, поэтому перехожу к реальным делам.
Я жду завершения его урока, чтобы поговорить. Чем действительно может гордиться этот сиамец, так это своим обширным словарным запасом. Он растолковывает мне тонкие абстрактные понятия, которые я сама ни за что не ухватила бы. Благодаря ему мне удается найти слова, чтобы выразить нюансы чувств и мыслей, имеющих отношение к малодоступным для меня сферам. Так я постигаю силу чужой сложной мысли и все увереннее выражаю собственные, не огорчаясь, когда приходится спотыкаться.
Как мне нравится открывать новые слова! Взять хотя бы это: «ностальгия»сожаление о том, что настоящее проигрывает прошлому. Или «гармония»ощущение, что все находится на своих местах. Отжившим называют то, что устарело из-за стремительности прогресса. Невротикомтого, кто вследствие пережитой в детстве психической травмы не способен объективно воспринимать реальность.
Для меня любое редкое словодуховное лакомство. Мне ясно, что в жизни тот, чей словарь обширнее, расширяет свое сознание более успешно, чем обладатель скудного словарного запаса.
Вольфганг, прежде домашний кот у главного человека, президента, преподает нам хорошие манеры: учит, как прилично и чисто слопать мышку. Заодно он делится с учениками основами гастрономии.
Оказывается, сухой кошачий корм бывает двух сортов: высокого и низкого качества. Об этом говорят запах, звук, раздающийся при разгрызании, вкус во рту.
Вольфганг учит нас есть без спешки и без шумау людей это называется «хороший тон».
Вечером мы развлекаемся: играем под не потухшими еще фонарями в игру, которую я называю «кошкин мяч». Две команды, по одиннадцать кошек в каждой, играют друг против друга на прямоугольной площадкеобычно это перегороженная с обоих концов улица. Это похоже на человеческий футбол, с той разницей, что вместо мяча у нас заранее подобранная судьей живая мышь. Этот «мяч» движется сам по себе. Цель игры в том, чтобы команда напугала мышь и заставила ее пересечь линию ворот команды соперников.
Не знаю, играли ли вы уже в «кошкин мяч», если нет, попробуйте. Только мышь надо время от времени менять, иначе она так устанет, что испортит всю игру.
Хотите, чтобы мышь-«мяч» всегда была в отменном состоянии, вот вам мой совет: пускай команда, забившая гол, получит право съесть побывавшего в воротах грызуна. После этого пропустившая гол команда ищет новый «мяч».
Вот как протекают на острове Сите наши дниза учебой и развлечениями. Я все дороже ценю жизнь в этом кошачье-человечьем Раю.
Человеческая молодежь наладила свой быт; Анжело, Натали и я заняли комнату, где когда-то ночевал органист собора.
Каждый день к нам прибывают все новые кошки и люди, они просят их приютить, и мы никому не отказываем, потому что чем нас больше, тем крепче наш оптимизм.
Пифагор и Натали при помощи нескольких молодых людей, сведущих в информатике, стараются совершенствовать общение кошек и людей. Им уже удалось значительно улучшить контакт между сиамцем и моей служанкой.
Они сконструировали маленький прибор для волновой связи и вставили его в «третий глаз» Пифагора. Параллельно они пишут программу перевода мяуканья на человечий язык и человечьего языка на мяуканье.
Теперь Пифагору достаточно высказываться на кошачьем языке. Сказанное улавливается прибором в его «третьем глазу», переводится в человеческие слова и отправляется Натали. Та слышит в своих наушниках уже человеческую речь и отвечает по-человечьи, а ее речь потом переводится на кошачий язык. Миниатюризация доведена до предела. Энергия поступает от плоской панели, улавливающей солнечные лучи. Сам черный блестящий прибор имеет размер кошачьего глаза.
Всякий раз, используя прибор, мы немного улучшаем его.
Так эти двое создали первый мостик для естественного общения. Теперь они ведут диалог так, словно принадлежат к одному и тому же виду.
Я забираюсь на горгулью, ко мне присоединяется Пифагор.
Как же я тебе завидую! Мне тоже очень хочется болтать со своей служанкой.
Крепчающий ветер приглаживает мою черно-белую шерсть. Я любуюсь нашим островом. Листья на деревьях уже приобретают желтый, красный и коричневый оттенки. Я ностальгически мяукаю:
Я не заметила, как пролетело время
Тем не менее дни складываются в недели, недели в месяцывот и осени конец. Скоро зима. Будет все холоднее.
Думаю, мы с тобой сделали важное дело, Пифагор.
Лучшее впереди, Бастет.
Я никак не могу забыть об угрозе, исходящей от Тамерлана. Что проку от нашего Рая, если простая белая красноглазая крыса может его захватить и все разрушить, потому что у нее преимущество в численности и силе.
Он кивает, словно хочет сказать, что страх не помогает избежать опасности.
14. Тамерлан (часть вторая)
Убивая и грабя, Тамерлан создал огромную империю. При этом он не позволял упоминать в его присутствии о средствах, к которым прибегал, строя из себя поборника хорошего вкуса и утонченных манер. Ему нравилось щеголять в роскошных одеяниях, в сражение он вступал, облачившись в шелка и украсив наряд драгоценностями.
Мня себя эстетом, он, перебив население Дамаска, пощадил и забрал себе всю местную творческую элиту. Лучшие архитекторы, ювелиры, скульпторы, портные, живописцы покоренных стран возводили и украшали его столицу, символ его славыСамарканд. Разрушая очередной крупный город, он вывозил оттуда произведения искусства и строительные материалы: драгоценные камни из Дели, скульптуры и фрески из иранских, сирийских, русских, китайских городов.
Но, командуя ударной силой из кочевников, он не был расположен управлять завоеванными городами.
Он истреблял мирных жителей, опасаясь, что уцелевшие члены семей станут мстить. После каждого вторжения он отравлял колодцы, сваливая туда трупы, чтобы их гниение отравляло воду. Он разрушал системы орошения. Из ненависти к оседлой жизни и к крестьянству он засыпал пашни солью, превращая плодородные поля в пустыни.
Он уже готовился вторгнуться в Западную Европу, но тут его погубила банальная простуда: в 1405 году в возрасте 69 лет Тамерлан скончался.
После этого 18 его детей принялись оспаривать друг у друга право на отцовскую империю с оружием в руках. Из-за этого рухнуло все им построенное. Империя Тимуридов не пережила смерти своего основателя.
На совести Тамерлана, разорившего Среднюю Азию, Дальний Восток и Центральную Европу, 17 миллионов жизней, 5 процентов жителей земли, где насчитывалось тогда примерно 350 миллионов.
Энциклопедия относительного и абсолютного знания. Том XII
15. Крушение иллюзий
«Если долго не возникает проблем, это значит, что скоро грянет большая беда», говаривала моя мамаша, склонная тревожиться по любому поводу.
Солнечным ветреным днем колокола собора Парижской Богоматери начинают настойчивый перезвон.
Поднята тревога, и на сей раз не мной. Я боюсь, что из-под земли опять вылезли крысы, но нет, случилось кое-что еще.
Я бегу в собор и залезаю на горгулью, с которой, как с вышки, открывается широкий обзор. Отсюда мне видно, что послужило причиной тревоги.
Берега реки кишат крысами. Их не сотни, а десятки тысяч.
Ко мне присоединяется Пифагор.
По-моему, они не нападут, говорит он.
Почему?
Если их вожак умен, он извлек урок из неудачи их первой разведывательной вылазки. Я даже думаю, что это и было тогда цельюпроверить надежность нашей обороны и узнать, как быстро мы реагируем на нападение. Потерпев поражение, они поменяли стратегию. Сейчас они прибегнут к тому, что на языке людей зовется осадой.
Это как?
А так: будут бездействовать и ждать, пока неприятелю изменит терпение. Они останутся на месте, но начнут препятствовать подвозу провианта. Их цельобречь нас на голод и принудить сдаться без боя. Они рассчитывают на время, на свое терпение и на наш голод.
Раз так, я не вижу проблем, нам не грозит нехватка еды, вон сколько в реке рыбы!
Сиамец поводит ухом в сторону востока, и я вижу перегородившую реку плотину.
Я только что это заметил. Крысы построили ее рано утром, они пускались вплавь, неся в зубах щепки от разломанной мебели.
Им не остановить реку, тем более такую широкую, как Сена.
Посмотри внимательнее, тогда увидишь.
Терпеть не могу, когда он напускает на себя такой высокомерный вид и корчит из себя кота-всезнайку. Я смотрю в указанную им сторону и различаю великое множество грызунов.
Теперь они могут нырять с плотины и убивать рыбу, не пропуская ее в нашу сторону. Так они лишат нас еды.
Тогда мы будем добывать рыбу выше плотины.
Это вряд ли.
Поводя другим ухом, Пифагор призывает меня посмотреть в противоположную сторону. Я поворачиваюсь на запад и убеждаюсь, что крысы и там умудрились возвести за ночь такую же плотину.
Теперь я начинаю понимать, в чем заключается тактика осады. Мой оптимизм теряет почву. Пифагор подбавляет пессимизма:
Время будет играть в их пользу. Они не торопятся.
Мы станем сопротивляться. Нас много.
В ближайшие дни помощи ждать не приходится. Ни один человек и ни одна кошка больше к нам не попадут.
От огорчения я широко разеваю пасть и начинаю громко пыхтеть и хрипетьэто мой способ показать, что я готова рвать и метать и долго сдерживаться не смогу.
Пифагор предлагает способ успокоитьсязаняться любовью, но мне совершенно не до этого. То, что нас взяли в клещи и лишили возможности нанести ответный удар, совершенно меня угнетает.
Вечером я пытаюсь успокоиться при помощи медитации. Вспоминаю советы Патриции: принять позу лотоса, сложив перед собой лапы (как это ни больно), выпрямить спину, откинуть назад хвост (это для стабилизации) и замедлить дыханиетогда якобы на меня снизойдет спокойствие.
Ничего не получается. Надо будет открыть глаза на несовершенство этого метода другим кошкам.
Медитация сродни шампанскому: людям годится, а кошкамнет.
Я наблюдаю за заходящим солнцем, ощущая приступ разочарования, даже горечи. В глубине души я знаю, что все хорошее уже позади и что безмятежности нашего Рая угрожает беда.
Анжело, увидев меня, начинает урчатьхочет подбодрить.
Не знаю, в какую авантюру я тебя втравила, сынок. Хочется надеяться, что все кончится хорошо.
Я не смею ему сказать, что мне повезло родиться в хорошее время, я успела насладиться комфортом и безопасностью, тогда как следующее поколение, к которому принадлежит он, обречено на невеселое будущее.
Может, взять да и перебить всех этих крыс? предлагает мне сын.
Нет, Анжело, уж больно их много. У нас нет ни малейшего шанса одержать верх.
Я владею кош-кван-до, мама, буду разить их сотнями!
Их десятки тысяч. Ты быстро выбьешься из сил.
Прошу, мама, отпусти меня, мне не терпится начать их убивать!
Иди спать.
Когда стану вожаком, то не буду трусить. Я не побоюсь войны с нашими врагами.
Правильно. А теперьспать.
Когда же молодежь повзрослеет? Я, конечно, ничего не имею против насилия, если оно приносит пользу и эффективно, но в данном случае кинуться в бой значило бы совершить самоубийство. Проблема молодых в том, что они стремятся побыстрее получить удовольствие (Анжело, к примеру, нравится убивать), не думая о последствиях. Но в долговременной перспективе за насилие приходится дорого расплачиваться. Внутренний голос подсказывает мне, что выгодным бывает только мир.
Натали берет меня на руки и ласково гладит. Чувствую, ей тоже неспокойно. Я лижу ее подбородок, сую голову ей под мышку, нюхаю ее потэтот запах мне все приятнее. При этом я не перестаю думать.
Мой вывод таков: надо собраться всем вместе и принять коллективное решение.
Я высвобождаюсь из объятий служанки, спешу на паперть, предупреждаю нескольких кошек, и они бегут за остальными. Собрав вокруг себя внушительную толпу, я веду ее на площадку между хорами и поперечным нефом собора.
Мы не зовем людей, потому что не хотим тратить время на перевод Натали или Патриции (между нами говоря, их запах мешает мне думать).
В первом ряду два десятка старых кошек, по большей части бывших обитательниц квартир и водосточных канав, участниц боя на Лебедином острове, знающих, что нам пришлось пережить, прежде чем обрести свой Рай.
Мы переглядываемся. Никто не осмеливается заговорить первым, поэтому я решаюсь сама открыть дебаты.
Возможно, вы удивитесь, но на данном этапе решения нет даже у меня, торжественно начинаю я.
Что если попытаться прорваться? предлагает Эсмеральда.
Отличная мысль! радуется Анжело. В атаку!
Лучше бы он помалкивал. Напрасно я его привела.
Я вздыхаю и с недовольным видом кручу головой. Не люблю повторяться. Понятливый Вольфганг переводит:
Их слишком много.
Что же нам делать? Бежать? спрашивает Пифагор.
Куда? Враг контролирует ближайшие берега, говорю я. И выше, и ниже по течению все перекрыто. Мы окажемся еще в большей опасности, чем на нашем укрепленном острове. Если крысы останутся на берегах реки, то не смогут атаковать в лоб наши оборонительные порядки и крепостную стену. А вот на средство переправы, на котором мы попробуем сбежать, они непременно нападут.
Значит, переговоры? предлагает отпетый пацифист Пифагор, для него главноеизбежать противостояния.
А может, внезапный удар? гнет свое черная Эсмеральда, и ее желтые глаза сияют.
Да, убьем их всех! воодушевляется Анжело.
Я выслушиваю все предложения. Не сочтя ни одно разумным, я снова беру слово:
Чем дольше размышляю, тем привлекательнее мне кажется наименее опасный план: ночная вылазка с целью привести подкрепление. Свежие силы ударили бы по нашим противникам с тыла.
Сначала все молчат, потом принимаются друг друга перекрикивать. По-моему, все присутствующие кошки признают обоснованность моего плана при всей сложности его претворения в жизнь.
Я выдвинула это предложение, поскольку знаю, что бездействие пойдет нам во вред. Сейчас самое главноене сидеть без дела. Так я всегда действую при серьезных кризисах: важнее всегосохранить инициативу, не отдавать стратегическое преимущество противнику, а тем более моим союзникам.
Правда, у нас, кошек, есть слабая сторонаорганически присущая нам независимость. Мы не любим подчиняться, не любим начальство, не признаем иерархию. Каждая кошка считает себя самой лучшей, а всех остальных ни во что не ставит. В таких условиях трудно установить дисциплину. Поэтому я иду ва-банк:
Устроим ночную вылазку! Уверена, все получится.
Остальные, менее самоуверенные, в конце концов принимают мое предложение.
В тот же вечер, в самый поздний час, шесть умеющих плавать кошек, отобранные лично мной по критерию умения действовать скрытно и ловко, следуют моим наставлениям: они приступают к выполнению задания. (Анжело среди них нет, мне пришлось поставить его на место. «Ты слишком юн и неопытен, сказала ему я. Ты заблуждаешься, воображая, что кош-кван-до спасет тебе жизнь. Лучше молчи, слушай мать и сиди тихо».)
При свете одних только звезд моя шестерка ныряет в воду и незаметно добирается до берега.
Пока все идет хорошо.
Я наблюдаю за их продвижением с башни собора Парижской Богоматери, потому что прекрасно вижу вдаль в темноте, а мои вибриссы не хуже придуманного людьми радара фиксируют все происходящее вокруг.
Группа движется по суше, часовые во вражеском лагере ничего не замечают.
Уф!
Задача нашей шестеркиобойти спящих крыс и проникнуть за кольцо окружения. Тишина на берегу вселяет в меня уверенность.
На моем наблюдательном пункте появляется Пифагор.
Первая часть задания выполнена. Теперь они должны найти подкрепление достаточной численности и успеть привести на помощь нам.
Как всегда в подобных ситуациях, я закидываю одну лапу себе на шею и вылизываю животтак легче расслабиться. Пифагор, понимая мое волнение, готов почесать мне спинку, заодно удаляя блох. Я всегда отдавала должное услужливым котам, предвосхищающим желания своих кошек.