Что там! Что там! Трогай! кричали сзади. Никто не отвечал, впереди блестели фонари, машины двигались, ехали дальше. Миновали утопленный левыми колесами в канаве легковой автомобиль, из которого высовывались детские головы, мужчина за рулем кричал что-то руководителю дорожного патруля, который усталым голосом повторял: «Проезда нет, проезда нет».
Сразу за поворотом снова образовался затор.
Что это? Отступаем? спросил кто-то молодым, высоким голосом.
В отпуск едем! раздался крик с высокого грузовика перед амфибией, кто-то принялся петь, кто-то резко крикнул, пение прервалось, какой-то солдат протиснулся через деревянную решетку над бортом грузовика и сказал вниз:
Эвакуация местности, драпай, пока цел.
Почему? Почему? допытывался молодой голос.
Потому что будет бомбардировка, ясно?!!
Неожиданно колонна увеличила скорость, проехала мимо стоящих в темноте мотоциклистов в белых наплечниках и таких же белых шарообразных шлемах и попала под ослепляющую реку света. Луч медленно, подобно прожектору маяка, вращался по самому краю шоссе и между деревьев. Раздались гневные крики ослепленных людей, водители нажали на гудки, а прожектор поднял свою серо-серебряную колонну, коснулся одинокого облака и снова проехал по шоссе, вылущивая из темноты блестящие зеленым крыши машин, кузова, заполненные человеческими головами, вдруг остановился майор в течение нескольких секунд видел еле ползущий рядом открытый легковой автомобиль. Высокий мужчина держал между коленями трость с серебряным набалдашником и повторял ломающимся голосом: «Это безумие, безумие, они решили его бомбить, если мы это допустим»
Он говорил сам с собой, этот черно-белый, среброволосый человек в кошмарном свете, сидящие рядом с ним люди помоложе молчали, один держал на коленях большой, обернутый плащом сверток, все без исключения были в черных очках, в блеске прожектора, неподвижные, похожие на бледных слепцов, но тут сноп света дрогнул и поехал дальше, а машину рядом с вездеходом объяла темнота. Прожектор погас, наступил такой черный мрак, что фары автомобилей казались утопленными в глубокой воде, майор закрыл лицо руками и сидел так, безучастно подскакивая при толчках.
Вдруг он поднял голову.
Танк перестал стрелять или же расстояние до него было слишком большое. Он увидел первые, слабо блестевшие фонари городка, они ехали по улицам, полным людей, которые стояли на тротуарах, в широко открытых окнах светлых комнат было слышно радио. Колонна заворачивала, обгоняемая мчащимися сломя голову белоплечими мотоциклистами, а где-то далеко кричали детские голоса: «Экстренный выпуск! Второй шар упал в Баварии!! Экстренный выпуск!!»
Высоко наверху раздался шум самолета.
3
Маурелл ввалился в комнату в мокрой от росы одежде, на коленях остались следы глины и пепла, вытирая ноги в прихожей, очищал каблуки от прилипших стеблей травы. Фокстерьер сначала затанцевал вокруг него, радостно забарабанил твердым обрубком хвоста по открытой дверце шкафа, но вдруг насторожился, припал к его ногам и стал порывисто втягивать воздух, и когда он так принюхивался, шерсть у него на загривке щетинилась. Жена как раз подошла к двери, когда Маурелл открыл ее. Она застыла в неподвижности.
Дорогая, я должен сейчас уехать, сказал он. С профессором. Они они хотят бомбить этот шар на рассвете, представляешь? Я должен ехать с профессором, у него не очень хорошо с сердцем.
Упал второй, сказала она, не сводя с него глаз. Ежи, что это? Что это все значит?
Не знаю. И никто не знает. Что-то из межпланетного пространства, со звезд. Непонятное! Ты видела?
Да, по телевизору.
Значит, представляешь, как оно выглядит.
Это было их изваяние, за минуту до того, как они погибли, да? В последнюю минуту?
Да. Похоже на то.
Что вы собираетесь делать?
Прежде всего не допустить сумасшедших действий этих этих Он вновь не нашел подходящего слова. Сначала делать, потом думать знаешь, каков их девиз. Утром планируют бомбить. Профессор говорил мне, что кто-то из департамента вспоминал об атомной бомбе, если обычными бомбами ничего не добьются.
Но почему они так спешат, так хотят это затоптать, уничтожить? Может, послушай, может, под этим шаром что-то есть?
Что? Он поднял голову. Как ты сказала? Под шаром? А, ты думаешь, наверное, какой-нибудь снаряд, ракета? Нет, ничего такого. Мы делали зондирование. Шар, впрочем, это не шар, просто все так говорят, углубляется метра на три, не больше. Материал везде точно такой же как бы стекло, но тверже алмаза. Наверху зияло отверстие, но через четыре часа затянулось. До того из него выходил пар мы взяли пробы. То, что находится в земле, в этой воронке, имеет такие цилиндрические отростки в шесть сторон
Корни? подсказала она.
Ну, скажем Дорогая, мне нужно собираться. Я точно не знаю, когда вернусь. Надеюсь, что завтра вечером. Что? замолчал он под ее взглядом.
Этот второй шар, Ежи
Что?! Он подошел к ней, взял ее за плечи. Ты что-то слышала? Было по радио? Я знаю только, что он упал где-то около Обераммергау, в газете об этом три строчки, что ты молчишь?
Нет, нет, сказала она, я ничего нового не знаю, но, возможно, за ними последуют и другие?
Он отпустил ее, начал ходить по комнате, достал из шкафа маленький чемоданчик, открыл, бросил в него рубашку, потом замер на месте с полотенцем в руке.
Это возможно, сказал он. Возможно.
Но что это? Что ты думаешь? Что говорит профессор?
Зазвонил телефон. Она подняла трубку и молча подала ему.
Алло? Это вы, господин профессор? Да, сейчас, уже выезжаю. Что? Что, не нужно? Где? У вас? В институте? Сейчас? Хорошо. Буду через четверть часа.
Он бросил трубку.
Заседание в институте. Прямо сейчас! Сколько времени? Только двенадцать? Я думал, уже больше впрочем, все равно. За чемоданом зайду позже. Может, он и не понадобится, не знаю. Ах, ничего не знаю!
Он поцеловал ее в лоб и стремительно выбежал, пес в коридоре даже присел на задние лапы и рыкнул на него.
Расположенный на взгорье у реки, у подножия старой крепости, институт был виден издалека, особенно теперь, когда Маурелл ехал по аллее, стоя на ступеньке почти пустого ночного автобуса. Все окна старого особняка, в котором размещался институт, были темны, но ассистент знал, что со стороны фасада находятся только библиотечные залы и почти никогда не используемая аудитория для официальных торжеств. Кованая железная калитка была распахнута, во дворе стоял длинный ряд автомобилей. Он обошел здание, за ним располагался большой сад. Нереида, из ладоней которой бил фонтан, лежала на своем камне посреди маленького, усеянного широкими листьями озерка, нагая и темная. Он вошел по лестнице черного хода на этаж. До него доносились чье-то покашливание и гомон множества голосов. В коридоре кто-то стоял в телефонной нише, спиной к нему, и упрямо повторял в трубку:
Нет, не могу. Не вернусь. Сейчас нет. Не могу сказать ничего конкретного.
Он узнал Треворса, у которого слушал лекции по математическому анализу. Миновал его и зашел в малый зал. Виннель, окруженный плотной толпой (голова к голове седые, с проседью, лысые), держал в руке что-то блестящее и, потрясая этой штуковиной, говорил:
Если это не является для вас достаточным доказательством, прошу пройти в проекционный зал.
Все двинулись за ним к двери. Слышен был шум передвигаемых кресел, одно упало, все говорили одновременно. Маурелл стоял дезориентированный, не зная, что предпринять. Профессор заметил его, уже приблизившись на расстояние вытянутой руки, отвечая на вопросы, поступающие со всех сторон.
Вы уже здесь, прекрасно, прошу с нами, вы мне поможете.
Проекционный зал собственно, обычная, только затемненная комната с ничтожно малым количеством мест, поэтому половина присутствующих вынуждена была стоять в проходах и у стены, в которой виднелись квадратные оконца для киноаппаратов. Виннель, стоя под раскрытым экраном, поднял руку. Установилась относительная тишина.
Коллеги, вы увидите необычный фильм, который в течение четырех часов, до тех пор, пока нас не выгнали военные да, пока нас не выгнали военные, коллега Терманн снимал с расстояния шестидесяти метров, делая единичные снимки каждые три секунды.
Почему с такого далекого расстояния?
Из соображений безопасности, ответил профессор. Того, что дал нам фильм, мы, конечно, совершенно не ожидали. Кадры не идеальны, проявление ленты проводилось в неслыханных условиях, не то что полевых, но под угрозой удаления нас, во время постоянных стычек с но не буду об этом. Коллега Терманн! повысил он голос. Начинайте!
Профессор сел и исчез с глаз Маурелла, стоявшего у самой двери, сбоку. Он знал, что это вполне приличное для просмотра место. Стало темно, застрекотал проекционный аппарат. Изображение переместилось вверх, потом вниз, наконец остановилось. Почти весь экран заполняла груша.
Как видно, съемки велись с помощью телеобъектива, о чем профессор забыл упомянуть. Картина стала четче, и, хотя по экрану пролетали время от времени расплывчатые полосы, изображение груши и ее внутренней полости было сносным. Только иногда все бледнело, видимо, из-за отблесков пленка в некоторых местах была засвечена. В зале царила тишина, слышалось лишь поскрипывание кресел. Маурелл внимательно смотрел на экран он распознал замкнутые в груше белесые лежащие фигуры, с минуту все было неподвижно, и тут он впервые заметил движение.
Парень и девушка, видимые сзади и сверху, как двойная статуя, дрогнули. Медленно, чрезвычайно медленно девушка отклонила голову назад, и показалось ее лицо. Глухой вздох раздался в комнате. Вместо лица у лежащей белой фигуры была сплющенная маска, с которой, будто нехотя, медленно стекали толстые, полиповидные капли. Впечатление, что обе фигуры изготовлены из белого коралла или камня, развеялось казалось, что они вылеплены из тягучей, густой, как стынущее стекло, массы. Девушка отклонила голову так, что коснулась ею движущейся, словно в каком-то неслыханно замедленном дуновении, белой веточки, заканчивающейся белым шариком ягоды. Потом головы обеих фигур снова, миллиметр за миллиметром, сошлись, и, хотя дальность движения не превышала нескольких сантиметров, все было прекрасно видно, так же как деликатный подъем и опускание торсов, словно они оба дышали. И снова два белых шара голов стали отдаляться друг от друга, но теперь вещество, эта белая масса, из которой они были вылеплены, слиплась, и между лениво отстраняющимися лицами повисли тонкие, рвущиеся мостики клейкие нити, которые, лопаясь, сворачивались в маленькие шарики, медленно поглощаемые поверхностью масок, заменяющих два лица. Одновременно шевельнулись и стопы любовников, а ладонь девушки, белая, гибкая, передвинулась с затылка мужчины на его шею, и снова, в третий раз, головы мягко встретились, как в поцелуе, и движение это было таким естественным, что кто-то в зале вскрикнул.
Дождь черных линий на минуту прошил экран, потом на сером фоне задрожали смутные пятна, мгновение пустой экран пылал в ярком свете проектора, который тотчас погас, и в зале зажегся свет.
Прошу всех в зал! позвал профессор, поднимаясь со своего места. Он был бледен, как и все здесь, хотя наверняка должен был видеть эту картину, и возможно, не единожды.
В жизни не представлял себе существования чего-то столь ужасного, равно как и непонятного, сказал кто-то, опираясь на Маурелла, который не спешил к выходу. Постепенно проекционный зал опустел. Из кабины оператора вышел доктор Терманн. Он был без пиджака, лоб его блестел от пота.
Ты видел, Ежи? сказал он, беря Маурелла под руку.
Маурелл кивнул.
Профессор что он говорит об этом?
Ничего. По крайней мере, мне он ничего не говорил. Пойдем, уже начинается!
В зале все уже уселись, и Терманну и Мауреллу не нашлось места, они встали у тяжелой бархатной портьеры гнилостно-зеленого цвета. Что-то коснулось плеча Маурелла, он быстро обернулся, но это был лишь конец золотистого шнура портьеры.
Здесь, на столе, сказал Виннель, который снова стоял за столом в глубине зала, собраны все данные, которые нам удалось получить: фотографии, измерения, анализы и так далее. Прежде чем мы перейдем к рассмотрению этого материала, обработка которого, несмотря на его фрагментарность, займет не менее недели, я хотел бы, коллеги, зачитать вам телефонограмму, только что полученную из Баварии
По залу прошел шорох.
Это депеша от доктора Монеггера, который проводит исследования под Обераммергау и к которому я обратился телеграфом немедленно после получения известия о падении второго шара. Мммм, мурлыкнул профессор, неслышно глотая первые слова послания, и продолжил уже громче: Так, это начинается здесь: «Тело внеземного происхождения упало в восемь часов сорок две минуты местного времени, то есть раньше, чем наше, добавил он, глядя в зал поверх очков, наблюдаемое во время полета в атмосфере заслуживающими доверия работниками местной метеорологической станции, которые совершали именно в это время измерение скорости ветра, в виде огненного болида. Тело появилось на северо-востоке, прочертило кривую по небосводу и упало на юго-западе за пределами поля зрения наблюдателей». Это во-первых, добавил от себя Виннель. Далее: «Тело, наблюдаемое» и так далее «упало в пределах хозяйственного участка, принадлежащего крестьянину по имени Юрген Поль, непосредственно перед столкновением с землей срезав верхушку старой липы, росшей в ста шестнадцати метрах от северного угла дома. Хозяйственные постройки состоят»
Если эта телеграмма пестрит такими подробностями, вам придется ее читать до утра, коллега Виннель, сказал толстяк, сидящий во втором ряду кресел. Кто-то засмеялся, другие зашикали.
Это писал немец, коллега, ответил Виннель и, не поднимая глаз, продолжал: Эээм, да, тело значит «навылет пробило крышу свинарника, который сразу же запылал, и врезалось в землю в тридцати восьми метрах дальше, в точке, расположенной» это неважно, как вытекает из вышеизложенного, траектория полета тела была тангенциальной, а угол падения, опускаю здесь фрагмент, относящийся к вычислению кривой полета, бросил Виннель, мурлыкнул пару раз и продолжил: «В месте падения возник выпуклый земной вал правильной круговой формы, из которого вырвался дым, сначала черный, затем переходящий в цвета: грязно-серый, желто-лимонно-серый, белесый, наконец, снежно-белый. Дым поднялся на высоту, оцениваемую в» это тоже неважно. Так, далее следует описание пожара всей усадьбы, все сгорело, люди спаслись, погибли пять свиней, в том числе два поросенка
Какой породы? снова вклинился толстяк-юморист, но никто не обратил на это внимания.
Две курицы гусь да. Дальше: «Место падения находилось под непосредственным наблюдением взвода скаутов, которые встали лагерем в четыреста восьмидесяти метрах дальше, у ручья», и так далее, и так далее, нетерпеливо повторял профессор, бегая глазами по карточкам, которые поочередно откладывал на стол, есть! Значит, что говорят эти скауты сначала характеристика каждого, насколько они заслуживают доверия, а теперь вот: «Когда дым развеялся, удалось увидеть», извините, я не упомянул, что наблюдение проводилось с расстояния почти полукилометра, но у двух парней были бинокли, значит: «Удалось увидеть блестящий шар или пузырь, играющий всеми цветами радуги, который вырастал из земли все выше, пропорционально расширяясь при этом, как будто его кто-то надувал» «продолжалось это более часа. В это время на месте оказались те наблюдатели с метеорологической станции и случайные туристы» «пожарная охрана тем временем гасила пожар» так «был установлен полицейский кордон» ну а теперь о содержимом шара! оповестил торжественным голосом Виннель, облизнул пересохшие губы и стал медленно читать: «Внутри» так «из молочной, белой, как отожженная кость массы неизвестного состава и консистенции» наблюдение затруднено отложением туманных слоев, как бы последовательных наслаиваний, центральное ядро и три части, местами сплавленные краями, но описанные поочередно для большей ясности
Ясность идеальная, снова не выдержал толстяк в светлом костюме.
«части тел одного поросенка и одной свиноматки вкупе с фрагментами как бы вынутой и реконструированной стены свинарника» «полное подобие другой свиноматки» «плавно переходящее в формы двух куриц» «над этой двучленной группой, около семидесяти сантиметров выше, утопленная в глазури фигурка из аналогичной белой субстанции, изображающая небольшую птицу с раскинутыми крыльями, скорее всего, синицу» «Вполне возможно, что эта птица непосредственно перед моментом падения тела находилась над самым местом попадания, поскольку поблизости располагаются» тут какие-то орнитологические наблюдения, для нас малосущественные. Итак, это уже все, что я хотел вам прочитать, коллеги, сказал Виннель и отложил бумаги на стол.