Вероника Стейнбридж покидает зону безопасности - Дин Лейпек 3 стр.


Поэтому сейчас Вероника забирается с ногами на старый продавленный диван, купленный за бесценок на онлайн-аукционе, и ждет. Сегодня нет радостного предвкушения, которое она испытывает порой  лишь надежда на скорое избавление от мучений. Так плохо ей еще не было никогда.

Спустя час Вероника, тихонько напевая, выдавливает краски на деревянную палитру, покрытую толстым слоем потемневших, перемешанных, забывших себя цветов. Кармин, охра, стронций, сиена

Ее отвлек смартфон  в теплой тишине студии рингтон звучит чужеродно, почти враждебно.

 Вероника, ты где?  голос Софи оттеняет шум улицы, отдаленный шелест трамвая, разговоры пешеходов, звонки велосипедов

Вероника молчит  в это время она обычно выходит с работы. И тут же вспоминает, почему Софи может ей звонить.

 Я в студии,  глухо отвечает Вероника.  Прости. Я забыла про группу.

На другом конце  только шум улицы.

 Я сейчас приеду туда. Извинись перед Альбертом за меня, пожалуйста, я, наверное, немного опоздаю.

 Хорошо.

Вероника бросает смартфон на диван, бежит в ванную мыть руки, а подсознание при этом замечает  краски засохнут. Но у Вероники нет времени отмывать палитру. Она выскакивает из студии, мчится по растворившейся в мягких сумерках улице, взлетает по лестнице на платформу трамвая и успевает вскочить в вагон перед самым закрытием дверей. Вероника опаздывает совсем ненамного  группа только началась, когда она вбегает в просторный зал с низко висящими лампами дневного света и столами, разделенными прозрачными звуконепроницаемыми перегородками. Оглядывается в поисках одиноко ожидающего ее Альберта  и видит его в паре с Эдит. Вероника смущается  неужели она перепутала недели? Но Альберт обычно проводит терапию Оливии, а не Эдит, и Эмили сидит сейчас напротив Джорджа, а не ждет Веронику.

Она увидела его в тот же момент, когда еще раз пересчитала недели и точно убедилась, что ничего не перепутала. Очки, джемпер, улыбка Вероника попятилась к двери, очень надеясь, что ее еще никто не успел заметить. Потому что приступ повторялся  тот самый приступ, который она сегодня уже победила при помощи «Спаркла». Этого не могло быть, этого никогда раньше не случалось  Вероника спокойно жила неделями, а иногда и месяцами после приема таблеток. И никогда раньше приступы не были столь сильными, как сегодня днем  и как сейчас. Вероника нащупала за спиной ручку двери и выскочила в прохладный пустой коридор. Из соседней двери доносилась ритмичная музыка  там проводили занятия по танцам, а чуть дальше нестройный хор голосов повторял фразы на испанском. Вероника быстро пошла к выходу, стараясь при этом ступать неслышно, как будто ее мог кто-нибудь поймать и попытаться остановить

 Ника!

Она резко обернулась, и ее чуть не вывернуло наизнанку  Тим вышел из зала, осторожно прикрыв за собой дверь. Вероника вновь заспешила  теперь желание поскорее покинуть здание превратилось в абсолютную физическую необходимость. Только бы добраться до улицы, а там идти, идти, идти

 Ника!  голос раздался совсем рядом, Вероника сжалась и снова инстинктивно обернулась  мысль о том, что он прямо за спиной, была совершенно невыносимой. Он стоял совсем рядом, в паре шагов, и Вероника тут же опустила взгляд, чтобы не видеть умных стекол очков.

 Посмотрите на меня.

Она помотала головой, пытаясь стряхнуть подкатывающую тошноту.

 Ну!  рука схватила ее за подбородок и больно дернула наверх.

Стекла были совершенно прозрачными, а глаза  абсолютно серьезными.

 Идем,  бросил Тим.

 Куда?  на автомате спросила Вероника, но ноги уже следовали за ним по мягкому бежевому ковролину холла  Тим шел к выходу. На улице он схватил Веронику за рукав и подтащил к ближайшей скамейке у Городского дерева. Усадил рядом с собой, залез в карман джинсов и достал маленький пакетик с грязно-розовой таблеткой.

 Держите.

 Что это?

 Мидониум.

Вероника с опаской посмотрела на очки. В них отражались фонари, подсветка витрин, вывески и ее бледное лицо.

 Суппрессив быстрого действия. У вас, в Зоне, его не выписывают, я знаю,  Тим повернулся к ней, так что за отражением стали видны серые глаза.

Они улыбались.

 Это не первый раз. Когда я вижу человека, принимающего «Спаркл»,  мягко добавил он.

II

|1|

Сквозь высокие окна в офис вливается молоко  солнце скрыто за плотной пеленой облаков, и свет растворяется в воздухе вместе с тенями, очищая огромное пространство офиса, делая его серым и стерильным. Но Верóника видит не просто серый свет  для нее он переливается перламутром тончайших оттенков, в нюансах которых скрывается деликатная эстетика полутонов. Даже в сером она может видеть цвет. И теперь это совсем не опасно.

«Мидониум» творил чудеса. Там, где раньше Веронике приходилось балансировать на грани, выплескивая на холст избыток энергии, пока возможности полотна не иссякали, и оно не отторгало калейдоскоп смущенного сознания, теперь удавалось увидеть гармонию, услышать тишину, почувствовать равновесие. Вероника стала больше заниматься графикой  лаконичная и при этом живая история линии стала занимать ее сильнее спонтанного буйства красок. Да, конечно, точно так же, как и раньше, иногда что-то подкрадывалось, сдавливало изнутри и выворачивало наизнанку хрупкий порядок ее души, гнало Веронику прочь от людей, в тихий полумрак ее студии  но вместо ядовитых оранжевых таблеток она могла выпить одну розовую, и приступ проходил тихо и бесследно. Картины из «Спаркла» стояли у стены, стыдливо отвернувшись, и Вероника не жалела о том, что не продолжает цикл. Он слишком дорого ей обходился.

«Суппрессив» доставал Тим  он мог заказывать его у себя дома, за границей Зоны, и получать по почте. По вторникам вместе с доверительной беседой Вероника получала маленький пакетик, обещавший, что равновесие и впредь не будет нарушено. Что она больше не будет сходить с ума.

По правилам группы Вероника должна была бы задавать вопросы, а Тим  отвечать, но чаще всего все происходило наоборот. Любые ее попытки действовать по алгоритмам «Узнай себя» оканчивались ничем, а каждый его вопрос заставлял ее говорить о том, о чем никогда не узнали бы ни Эмили, ни Софи.

 Как ваше самочувствие, Ника?  спрашивал он.

Очки смотрели внимательно и при этом оставались совершенно непроницаемыми.

И Вероника, вместо того чтобы ограничиться вежливым ответом, зачем-то начинала рассказывать, объяснять, описывать  а он слушал, как будто это и впрямь было ему интересно.

 Почему я всегда отвечаю на ваши вопросы?  спросила она как-то раз после очередного долгого рассказа, во время которого Тим кивал и уточнял с вниманием профессионального психотерапевта.

 Я  журналист,  усмехнулся он  стекла очков блеснули.  Должен уметь правильно задавать вопросы.

«Интересно, если я  художник,  думала потом Вероника, идя рядом с молчаливой Софи,  то что я должна уметь?»

Она почти ничего не знала о нем самом. Это были отдельные мазки, разрозненные фрагменты картины, и Вероника дописывала ее на свой страх и риск, не зная наверняка, угадает ли она истинный цвет и композицию полотна. Она пыталась разложить его на палитру, линию и свет, как делала это всегда, когда пыталась с чем-то разобраться  если ей удавалось запечатлеть «Спаркл», должно было получиться и с Тимом, освободившим от наркотика  и в конце концов обнаружила себя напротив полотна с недописанным лесом.

 Как самочувствие?  спросил Тим на следующей встрече.

 Я начала писать лес,  осторожно ответила Вероника, слегка ссутулившись.

Тим поднял брови:

 Вы когда-нибудь видели его?

 Только на экране. А вы?

 Я вырос в лесу,  блеснул он стеклами.

 И какой он?

 Бесконечный.

На следующий день Вероника пришла после работы в студию и оставалась там допоздна  она наконец поняла, что делать с задним планом, который никак не давался ей раньше. Дописав картину, она поставила ее у стены, открыла бутылку вина, порезала солнечные помидоры и жирные шарики «моцареллы», села на пол напротив «Леса» и долго смотрела на него.

Две недели спустя Вероника пришла на встречу группы чуть раньше, заранее загрузила на смартфоне «Узнай себя» и стала ждать.

 Как самочувствие?  Тим отодвинул стул и вытянул под столом ноги. Вероника улыбнулась и покачала головой:

 Здесь моя задача  задавать вопросы.

Стекла очков потемнели, и Тим бросил:

 Хорошо.

Пятнадцать не отвеченных вопросов и еще один поддельный отчет спустя Вероника закрыла приложение, посмотрела на Тима и заглянула сквозь стекла прямо в глаза:

 Вы ведь работаете не в компании?

 Нет,  согласился он.

 Тогда зачем сюда приходите?

 Вам же нужен мидониум?  то ли ответил, то ли спросил Тим.

Вероника снова покачала головой и выпрямила спину.

 Нет, спасибо. Я обойдусь.

 Как?  он вскинул брови.  Снова подсев на «Спаркл»? Он не поможет.

Вероника встала.

 Моя сессия через неделю с Эмили, и у меня есть Софи. Мы разберемся с тем, что мне поможет, спасибо.

 Как?  повторил Тим, поморщившись.  Вы же не

Он не договорил.

 Не что?

 Не важно,  Тим тоже поднялся.  Может быть, я и ошибаюсь.

Он ушел сразу же  что было очень кстати. После окончания группы Вероника подошла к Кэтрин и попросила больше не ставить ее слушателем к Тиму.

Но тот больше не приходил. Две недели спустя Вероника сидела напротив Альберта, слушала его долгие подробные ответы, задавала уточняющие вопросы и чувствовала, что наконец-то делает то, что должна.

|2|

 Я рада, что ты снова слушаешь Альберта,  сказала Софи между первым и вторым глотком кофе, продолжая просматривать новости в очках.  Мне не нравился тот тип из штатов.

Вероника подняла голову и уставилась в темные стекла.

 Почему?

Очки посветлели, и Софи встретилась с ней взглядом.

 Потому что из штатов, потому что не из «чистых». Потому что мужчина, в конце концов!

 Альберт тоже мужчина,  возразила Вероника и тоже глотнула кофе. Он горчил.

 Ты ведь понимаешь разницу,  нос Софи слегка сморщился  так она обычно делала, убирая на кухне последствия кулинарных изысков Вероники.  Тот тип

 Тим.

 Окей, Тим  он мужчина мужчина.

Вероника подняла брови.

 И что это должно означать?

 Ох, Вероника,  Софи вздохнула и снова наморщила нос.  Ты хоть что-нибудь знаешь о том, как живут люди за пределами Зоны?

 Что-то слышала,  тихо ответила Вероника, глотнув еще горького кофе. Обычно ей нравилось, когда Софи немного воспитывала ее  но не сейчас.

 Там почти никто не принимает суппрессивы. Там женщины до сих пор сами рожают детей. И там мужчины с женщинами живут вместе!

 У меня тоже есть друзья, которые  мягко начала Вероника, но Софи перебила ее:

 Твои богемные друзья  не показатель, Вероника. И они хотя бы выросли в Зоне и понимают, что это  варварство!

 Но ведь  Вероника осмотрела стол  то ли в поисках сахара, то ли в поисках нужных слов.  Люди раньше везде так жили. Это естественно.

Софи фыркнула.

 Естественно! Естественно для человека жить в пещере и выбирать друг у друга из шерсти паразитов. Ты бы так хотела жить?

 Нет,  слабо улыбнулась Вероника, на мгновение представив, как Софи в идеально чистой пещере инспектирует ее волосяной покров и отчитывает за то, что она так себя запустила.

 Человечество развивается, эволюционирует, Вероника. То, что было естественно когда-то  ненормально сейчас. То, что у нас, «чистых», есть Зона  невероятное благо. Потому что мы наконец можем жить в обществе, полностью свободным от всех животных инстинктов.

 Ты все еще ешь,  напомнила Вероника на всякий случай.

Софи опять фыркнула  но уже не так ехидно.

 Значит, есть к чему стремиться. Налить тебе еще кофе?

Вероника протянула кружку. Она по-прежнему пыталась найти слова, которые могли бы объяснить Софи, почему даже еда  не примитивный атавизм, а очень важная вещь,  но не могла. Вместо этого она положила сахар в кофе и долго размешивала его, глядя, как крутится коричневый водоворот внутри белоснежного стеклопластика, покрывая стенки кружки тонкой пленкой темного налета.

|3|

Молочный свет заливает студию  идеальное освещение, в котором краски обретают свои истинные цвета, избавляясь от обманчивой жизнерадостности солнца и мертвенной бледности ламп. Такие мгновения очень ценны, их обязательно нужно использовать, но Вероника вот уже почти целый час стоит у стенного шкафа, глядя на деревянную шкатулку. В ней лежат две таблетки «Спаркла»  Джейкоб оставил их месяц назад, несмотря на все протесты Вероники. Просто положил на банкетке у входной двери, не взяв денег, и у нее не хватило духу их выкинуть. «Спаркл» стоил недешево.

И вот теперь она смотрит на шкатулку, пока дышать становится все труднее, и проклинает себя за то, что поссорилась с Тимом. У нее было решение, был «мидониум», который снимал приступы  почему она отказалась от него?

С другой стороны  почему она решила, что «мидониум» лучше «Спаркла»? Чем одна розовая таблетка лучше двух оранжевых? Тем, что она одна? И то, и другое влияет на организм, меняет естественные процессы в нем

Вероника резко захлопывает дверцу шкафа и глубоко вздыхает, пытаясь успокоиться. Воздух горчит, как до того кофе, и она идет к маленькой кухне налить себе воды. Тяжело опирается на обшарпанную столешницу  натуральное дерево потемнело и вздулось вокруг раковины, лак стерся в том месте, где раньше стояла кофемашина.

Как люди живут там, в штатах, не принимая суппрессивы? Что делают, когда их вот так скручивает? Терпят? Или решают проблему так же, как Джейкоб и остальные ее друзья? Или такое бывает только с «чистыми», и у других людей приступов не бывает?

Конечно, Вероника прекрасно знает, как живут люди за пределами Зоны. В конце концов, Софи права  ее друзья были богемой. Они смотрели фильмы из тех, что нельзя было найти в онлайн-библиотеках, они знали, что такое секс. Далеко не все на собственном опыте  многие, как Вероника, никогда не заходили дальше «Спаркла». И многие, как и она, боялись и совсем не хотели знать больше того, о чем шептались когда-то в общежитии колледжа. Этот мир был неизвестным, неловким, пугающим  Вероника с радостью не имела бы с ним ничего общего, если бы не приступы. И с завистью смотрела на Софи, всю жизнь принимавшую суппрессивы и чувствовавшую себя прекрасно.

Вероника берет стакан, поворачивается к высокому окну и рассматривает воду на просвет. Она тут же заполняется белым молоком с тонкими росчерками импостов  три расплывчатых дуги и строгая прямая вертикаль. Вероника подносит стекло к губам и медленно, осторожно пьет. Холодная вода течет за грудиной, наполняет желудок кристальной чистотой  тошнота понемногу отступает, в голове проясняется, дышать становится легче. Вероника делает еще несколько глотков, отводит в сторону руку  а затем швыряет стакан об пол и громко кричит.

Назад