Мелькали лица Клебанова, Мясницкого, Артыко-вой, Коноваловойродственников и челяди; все кивали, поддакивали, соглашались, выпучив глаза, и, точно омертвев от бешеной карусельной гонки, проносился мимо Борис Матвеевич; он, кажется, отчаянно порывался крикнуть что-то, но не успевал: карусель всякий раз увлекала его прочь, да и сама Елена Яковлевна будто ускоряла ее, потому как замечать Бориса Матвеевича было ей противно. Очень хотелось увидеть Машу Беляеву, то ли внучку, то ли внучатую племянницу, но та все никак в этом невообразимом потоке не появлялась. Наконец коловращение вызвало тошноту и с тем резко оборвалось.
Тьма перемежевывалась со светлыми сполохами Потом послышался треск, гул, а в немпронзительные крики и визги Елену Яковлевну охватил ужас. Снилась ей ночь, снился сырой песчаный берег и огромное зарево, багровой широкой дорогой отражавшееся в медленной реке. На холме пылал во все небо монастырь. С натужным ревом рвались вверх языки яркого пламени. Рассыпалась фейерверком дранка. Скелет колокольни угольным зыбким узором прорисовывался в огне. Раскаленным малиновым блеском наливались купола. Огонь стоял над стенами сплошной пирамидой; воздух в безветрии был невыносимо напряжен, колыхался тяжелым теплом и гарью. Как ни силилась, все никак не могла она отвернуться и бежать от жуткого зрелища, точно связали ее по рукам и ногам.
И вот уже почудился ей на месте монастыря ее родной институт физиологии пресмыкающихся. Пламя охватило все корпуса, фонтанами било из окон, трескались и обваливались бетонные стены. Всеобщее разрушение было неминуемо. Вспомнились вдруг несчастные варанчики, забытые в своих террариумах, оставленные в самой глубине клокочущего пекла. Смертельная жалость захлестнула сердце Елены Яковлевны, и она кинулась мимо заграждений и пожарных машин в самое пламя
Очнувшись, Елена Яковлевна долго не могла шелохнуться. Гул пожара еще стоял в ушах Елена Яковлевна перевела дух. «Ну и приснится же! усмехнулась она через силу, с трудом приглядываясь к трибуне, где о чем-то робко и тихо рассказывал аспирант Окурошев.
Когда он подходил к выводам своей работы, ниже этажом вышла из своего кабинета Света Коновалова, и едва она шагнула в коридор, как на ее надвинулась вдруг огромная тень, и тугой голос человека, несущего тяжелый груз, заставил ее вздрогнуть и отшатнуться:
Девка! Посторонись! Зашибем!
Света приникла к стене. Мимо нее широким напряженным шагом прошли двое крепких бородатых мужчин с большими тюками на плечах.
Света так растерялась, что даже толком не успела заметить, куда делись двое с тюками: то ли подались на выход, то линаправо, к лестнице. Однако остался в душе неприятный осадок: смутное, тревожное воспоминание о каком-то подвохе В чем был подвох: в одежде ли незнакомцев, в интонации ли голоса, никак не вспоминалось
Наконец Света вспомнила, что оба незнакомца звонко скрипели начищенными до вороненого блеска сапогами.
Извините, вы тут двоих таких, плечистых, с тюками, не заметили? спросила она у пожилой вахтерши.
Нет, не видала Мало ли ходят, безо всякого интереса ответила та.
Но вы-то, наверно, помните, хотя бы примерно, кого сегодня пропустили?
А кто «фотку» показал, так вахтерша называла пропуск, того и пропустила. Мне-то что? Я им в глаза не смотрю.
Сонное равнодушие вахтерши сразу облегчило душу Светы Коноваловой. Она и сама невольно зевнула. «И действительно, мало ли отмахнулась она от смутной тревоги. Ну, рабочие какие-нибудь Пижоны. Что ж такогону, чистят сапоги Теперь же все, этипанки А что злыетак от тяжести, наверно».
Николай Окурошев в эту минуту кончил свое выступление и слабо удивился тому, что совсем не волнуется и вообще ему наплевать, что с ним теперь будет. Ему стали задавать вопросы Потом он спустился со сцены и, сидя в первом ряду, выслушал речи оппонентов и своего руководителя. Что-то они ругали, что-то хвалили, но Николая потянуло в сон: он понял, что самое страшное уже позади и все происходящее вокруг уже не имеет никакого значения.
Он едва вспомнил о последнем акте ритуала: надо опять подняться на трибуну и всех-всех по очереди поблагодарить Он лихорадочно стал вспоминать имена-отчества, и когда председатель совета дал ему слово, рывком вскочил с места
Видно, кровь при рывке резко отлила от головы в глазах Окурошева потемнело вдруг, и он ощутил, что пол уходит у него из-под ног. Он невольно махнул рукой, пытаясь ухватиться за подлокотник.
Сцена с трибуной, развешанные на стене плакаты, члены ученого совета, плафоны над головойвсе взвилось винтом перед его глазами. На миг он потерял чувство верха и низа
И вдруг в этом пустом и кромешном пространстве пальцы наткнулись на какую-то узкую и скользкую, но устойчивую опору. Будто в полусне Николай крепко ухватился за нее. А в плечо его до боли вцепилась огромная ручища и поволокла куда-то вверх. Николай сразу успокоился и обвис. Под ним тихо захрустело, и он опустился на мягкое.
Эк валится, раздался сверху голосбудто пустые ведра загремели. Чудной. Навродь не пил, а валится.
Не ори, стрельнул со стороны другой голос, негромкий, но жесткий и властный.
Темень кругом стояла беспросветная. Николай сидел, привалившись боком к какому-то поручню, боялся дохнуть и шелохнуться и только бестолково крутил головой. Запах в нос бил резкий, но очень приятный: тянуло ночной луговой сыростью; к нему примешивались волны запаха животногои вот Николай уловил на слух близкое лошадиное пофыркивание. Глаза начали привыкать к темноте: не далее, чем в трех шагах, обозначились конские силуэты, а возле нихтени двух неподвижно стоящих людей. Николай пристальней вгляделся в темноту. Показалось ему, что и вправду очутился он посреди широкого луга. С одной стороны луг ограничивала совсем черная полоса, похожая на далекий лес, а с другой луг сливался с непогожим ночным небом. Скользкий поручень, за который Николай все еще невольно держался рукой, оказался бортом телеги, а мягкая опорапостеленной на дно соломой.
Щукин. Растолкуй, снова лязгнул жесткий, повелительной отчетливости голос.
Возле Николая шумно зашуршала соломой, задвигалась огромная какая-то туша; вместе с ней и телега пошевелилась, хрустнула раз-другой колесами.
Глядь сюда, тихо звякнули почти над самой головой ведра.
Николай робко повернулся на голос. Около него еще немного повозилисьи вдруг снизу поднялся желтоватый свет: под рогожей на дне телеги скрывался маленький мутный фонарь с чадящим язычком пламени внутри. Он прояснил тьму над телегой и вокруг не более, чем на три шага.
Николай искоса глянул на тех, что стояли с конями. Оба почти по пояс скрывались в густой влажной траве. Один из них был худощав, стоял в профиль к Николаю совершенно неподвижно, точно восковой, всматриваясь куда-то в сторону леса. Лицо его, скрытое тенью конского крупа, различалось слабо. Голова второго была и вовсе загорожена, однако конь, стоявший перед ним, вдруг подался назад и мотнул головой, открыв его на мгновение Не поверив себе, Николай уловил знакомые черты инженера Гулянина.
Будя ворон считать Огромная ручища нагло подхватила Николая за подбородок и повернула в свою сторону.
Прямо перед его глазами, чуть ли не вплотную, возникла широченная заросшая физиономия. Торчащие в стороны русые лохмы и прямая лопата бороды светились над фонарем сквозным соломенным блеском. Глаза лешака блестели открыто и ясно, но как-то нехорошо, водянисто, насмешливо и корыстно высматривая что-то во взгляде Николая. Нос сидел в усах смешной картошкой, а под ним размахнулась широченная примирительная ухмылка. Концы усов шевельнулись в стороны, и Николай подался назад, ощутив дух старого перегара и огуречной закуски. Физиономия ухмылялась по-приятельски, гниловатые зубы торчали под усами, усы ворочались и топорщились по всему видно было, что физиономия старается войти в доверие.
Щукин, чего цацкаешься? отрывисто, почти гортанно окрикнул худощавый.
Лохматый детина набросил на фонарь рогожку, и разом захлопнулся сверху чернильный мрак.
Ну, глаза попривыкли?.. Проморгайся, заговорил детина, одыхивая лицо Николая влажной тяжелой теплотой. Гляди к лесу. Там сторожка стоит Ну, так и не видать ее. Мы щас схоронимся за речкой. Он махнул рукой куда-то в луговую тьму, в сторону противную лесу. Тихо засядем. И ты тихо тут сиди. Как от сторожки поскачет кто к реке, так и вовсе нишкни. Тебя не приметят. А только заслышишь скач, сразу дай нам знать. Такой вот знак дашь. Он приподнял рогожку одной рукой, а другой фонарь: вихрем скакнули кругом тени. Живо поднял, нам посветилно смотри, чтоб от лесу не видать было, как светишь: держи рогожку пошире, прикрывай. Посветили опускай сразу. А как мимо пропустишь, послушай, много ль их будет. Ежели не один поедет, а более, снова подними огоньи опускай сразу. За спинами их останешьсяопять же приметить не должны. Уразумел?
Николай пребывал как бы в легком оглушении. Он кивнул рассеянно, а потом еще и плечами пожал.
А кто поедет? спросил он, сам не заметив своего вопроса.
Очень хороший один человек, легонько причмокивая и похихикивая сообщил детина. Оченно ндравится он нам. Желаем потолковать с ним по душам.
Ты горазд языком молоть, осек его худощавый. Хомкагрязь, продаст за понюшку. Станет княжий сапог слюнявить Откупимся сами.
Ага-а, протянул детина.
Николай понимал плохо, долго доходило до него, что сводят счеты с каким-то ненадежным дружком.
Холуй! вскрикнул вдруг худощавый: звук его голоса раздался так, будто топор с глухим хрустом воткнулся в сухое полено. Как коней держишь!
Фигура того, в ком Николай признал инженера Гулянина, будто бы наполовину вросла в землю.
Пора. Тронули, отчеканил худощавый и, мягко, беззвучно выскочив из травы, вмиг оказался в седле.
Что-то светлое мелькнуло в темноте. Николай пригляделся: на ногах худощавого едва не сверкали во мраке, как гнилушки, белые роскошные сапоги.
Он тронул коня, отошел на несколько шагов и вновь, но мягче, прикрикнул на инженера Гулянина:
Не мешкай!
Теперь Николай уже не сомневался: перед ним беспомощно и потерянно копошился у седла именно инженер Гулянии. То он все будто прятался от Николая за конями, а сейчас неловко и смешно отворачивался и пригибалсяно еще явно надеялся, что Николай не признал его.
Щукин. Пособи, потребовал худощавый. И сам не тяни.
Детина уже вылезал из телеги, покряхтывая, посмеиваясь. Телега трещала и раскачивалась под ним, будто лодка на крутых волнах. Он ухнул в траву и зашумел ею, будто водою.
Э-эх. Пигалица. Он легко приподнял инженера Гулянина за шиворот и за штаныи пристроил, точно куклу, в седле. Держись. Слетишь по дорогедо утра в траве не отыщем Ух! Он взгромоздился на своего коня, и тот, бедный, даже припал на задние ноги.
Дрянь-людишки, тускло усмехнулся худощавый. В седле не держатся. Трясутся, как сукины дети. Ни на что не годятся. Возиться с нимиубыток один. Не сунусь больше.
Он повернул было отъезжать, но что-то удержало его, конь замери Николай почувствовал на себе жесткий колющий взгляд. Лицо худощавого никак не различалось в темноте, но Николай ясно видел неким внутренним увеличительным взором, открывшимся, должно быть, от страха, как сузились зрачки, пристально его изучавшие, и неуловимая, волнистая улыбка скользнула по губам, и тонкие ноздри едва колыхнулись от скоро угасшего гнева.
Что смотришь? Не нравится? Потерпишь. Куда денешься? Некуда тебе теперь деваться. Продан уж. Ты уже наш. Раздумывать надо было раньше. Худощавый говорил негромко и будто нарочно смягчая себя, но в голосе слышалась холодная и беспощадная власть, и от металлической отчетливости голоса жутко делалось на душе. А теперь молчи. Никуда не денешься. Нашу-то службу принимал. Так пора отплачивать за нее, пора вернуть должок. Не вздумай предупредить этого, кого ждем. Онлютый. Только тебя заслышитслова не даст сказать, порубит в капусту. Из наших он. Старых. А не посветишьпропадай тут. Окалеешь, как кутенок. А у нас по сторону дороги еще один сидит такой же доносчик. Он посветит, коль ты скурвишься. А и оба скурвитесьвсе равно наш будет. Не уйдет. Но гляди. Сам свою шкуру береги и выручай. И помни: никуда не денешься.
Николая едва не мутило, его влекло зарыться с головой в солому.
Ну, пуганул молодца, похохатывая, проговорил дружелюбно детина. Не бойся, барич. Сиди себе. Огоньком поиграешьи будет. А коченеть начнешьтам тебе зипунок прибережен, накройся им. И хлебец там, под зипунком. И сиди себе целехонько, барином.
Рядом будто пролетела невидимая ночная птица, только перья крыльев ее стремительно и чуть слышно свистнули на взмахе, и прохладный воздух мягко колыхнулся волною. Николай весь омертвел: то не птица пронеслась мимо, а смеялся худощавый.
А что баричем назвал его? заговорил он безо всяких чувств в голосетолько очень веско и отчетливо. Он же из холопов. У него прабабка в крепости ходила Ну, тронули. И он пустил коня вскачь.
Остальные потянулись за ним. Зашуршала, засвистела мокро луговая трава, но звук этот вмиг оборвался и донесся гулкий перебор копыт: дорога оказалась совсем близко, метров в двадцати от оставленной на лугу телеги. Топот стал удаляться, потом едва послышался далекий плесккони пошли бродом. И наконец все затихло.
Николай остался один, совсем один в безмолвном и сумрачном мире.
Что ему тогда передумалось, что лезло в голову кандидату биологических наук Николаю Окурошеву в том его нелепом и невероятном положении, потом и не вспоминалось вовсезабылось, как горячечный бред. И знобило его, хоть накрылся он с головой добротным и просторным зипуном, и едва не тошнило его от мутного сознания своей сонной беспомощности. И когда услышал он далекий топот от леса, то ощутил даже какое-то болезненное облегчение.
Он сделал все, как было велено: и притаился и посветил, пытаясь уловить отблеск фонаря своего напарника по ту сторону дороги. Огня он не заметил, спрятал свой фонарь и свернулся калачиком на соломе. Совесть не мучила.
«А что же дальше?»заволновала вдруг нехорошая навязчивая мысль Наконец проклюнулся некоторый замысел: отыскать напарника, брата по несчастью, если тот был не плодом корыстной лжи худощавого, а потом уж вдвоем как-нибудь обрести точку опоры во всем этом ночном ералаше.
Покидать телегу ох как не хотелось. Как лодку посреди моря. Наконец Николай решился и стал было спускаться вниз, как вдруг соскользнул с борта коленом и стал падать боком с телеги. Мрак завихрился перед глазами с винтом. Руки схватились за пустой воздух
В глаза ослепительно ударил со всех сторон белый неестественный свет Кто-то похватил Николая под локоть и помог опуститься на какое-то сиденье.
Наш диссертант, кажется, переволновался, раздался рядом чей-то нарочито веселый голос.
Может, нашатырю принести? послышался другой, Ирмы Михайловны.
Николай Окурошев заставил себя раскрыть глаза.
Все улыбались во главе с председателем ученого совета.
Спасибо, не нужно, поспешил ответить Николай и вышел на сцену: благодарить.
Говорил он одно, а думал в другом: «Странный сон Жуть какая-то Доконала меня аспирантура»
В микрофоне что-то шипело и потрескивало. Этот звук напомнил Николаю хруст соломы, и его передернуло.
Защита кандидатской диссертации Окурошева прошла успешно. Черных шаров не было.
На следующее утро Николай, проснувшись, подумал о прожитом дне. Защита диссертации и странное видение смешались в одно сметное, тревожное воспоминание, от которого хотелось только отмахнуться: «Пронеслои ладно».
До конца недели Николай жил в новом звании легко и радостно Но в ночь с пятницы на субботу его поднял на ноги назойливый дребезг телефона.
Растеряв по дороге тапочки, пересчитал углы и косяки, Николай вывалился в коридор и едва не сшиб аппарат с фигурной подставки. Только взволнованный голос Марины Ермаковой привел его в сознание.
Коля, я в институте Я осталась на суточный эксперимент. Она старалась говорить медленно и очень отчетливо, понимая, что обращается к человеку сонному и плохо разумеющему, но вскоре сбилась, слова ее заскакали в испуганном лепете. Здесь кто-то есть Коля Приезжай Извини Без тебя нельзя.
Подожди Объясни толком. Не понимаю, пробормотал Николай, спросонок опершись лбом о стену.
Я только начала работать, как вдруг кто-то заперся в комнате и ходит там, немного совладав с волнением, сообщила Марина. И ворочает там все Мне страшно. Я не знаю, кто это Приезжай, Коля.
Ты дежурного вызвала? спросил Николай.
Вызвала чуть помедлив, ответила Марина. Но ты нужен. Извини, пожалуйста. Я бы не стала звонить
Хорошо. Еду, перебил Николай: последние слова Марины вдруг рассердили его и обидели.
Он оделся, встревожил родителей, ничего им толком не объяснив, да от досады не сделав того и нарочно, и выбежал из квартиры.
Марина дожидалась его у дежурной проходной. Увидев Николая, она страшно обрадовалась, схватила его за руку и с силой потащила внутрь, словно боясь, что у самого порога Николай вдруг передумает и повернет обратно.
Стоило Николаю очутиться в пределах института, как его словно подменили. Удивительное спокойствие, почти полное равнодушие ко всему происходящему охватило его.
Марина, будто намеренно не оглядываясь, тянула его за руку. Однако посреди холла, на первом этаже, она, не замедляя шага, вдруг остановилась. Николай, едва поспевавший позади безвольно перебирать ногами, чуть не наткнулся на нее. То ли запыхавшись, то ли справляясь с растущим волнением, Марина с полминуты переводила дух.
Было тихо. Лишь из какого-то темного угла доносился прерывистый стрекот сверчка.
Марина пристально, с тревожной недоверчивостью разглядывала лицо Николая.
Коля! сказала она громко, будто окликая, хотя стояла почти вплотную. Коля! Скажи честно! Только вот честно! Ты писал эту свою диссертацию?
Ну да, естественно писал, ответил Николай, как можно ответить на вопрос «который час».
Ты ставил эксперименты, обрабатывал результаты, описывал их Все это было?
Ничего подобного Николай не помнил. Сила, превратившая его в кандидата биологических наук, не вольна была заполнить пробелы в памяти. Впрочем, кто знает: может, дошло бы дело в конце концов и до ложных воспоминаний Николая потянуло соврать Марине, однако он не соврал; наверно, ее вопрошающий взгляд имел свою, крепкую и живую силу.
Ну что Было Наверно Нет, не знаю Не помню я, как-то робко затолокся ответом Николай и пожал плечами.
Тонкое, еще более заострившееся от волнения, лицо Марины побледнело, и она отшатнулась от Николая. В порыве испуга она едва не кинулась прочь, но глухая безмолвная темнота еще больше напугала ееи она замерла в двух шагах от Николая, приглядываясь к нему, как к прохожему, повстречавшемуся в пустом темном переулке.
Коля! голос ее дрожал. Ты же спишь! Тебя же усыпили! Вы же все загипнотизированы! Она была готова вот-вот расплакаться. Вы же все подопытные кролики!
Эти «кролики» подействовали на Николая странно: душа его колыхнуласьв самой Марине вдруг увидел он маленького зверька, испуганного и беспомощного, должно быть, крольченка. Жалость пробудилась в нем.
Ты что? Ну, не бойся. Что с тобой? Объясни, заговорил Николай ласково. Извини, я, может еще не совсем проснулся С этой защитой да, правда, нехорошо это как-то. Я тут не могу понять.
Противоестественность своего кандидатского звания Николай стал теперь признавать рассудком, но никакой тревоги, тем не менее, еще пока не испытывал.
Вот видишь! Сам говоришь! с жаром подхватила Марина. Как там может быть, чтобы у всех вдруг диссертации так вот за неделю как грибы Ведь не может быть?
Наверно, не может
Марина заговорила вдруг быстро-быстро, сбиваясь и путаясь, точно давно готовилась излить душу, и, начав теперь, боялась, что Николай не захочет дослушать до конца, сочтя все за вздор.
Что делается Все ходят только, бродят по комнатам и коридорами довольны жизнью. Никто ничего не делает. Вообще Все за всех делается. Кем-то. Втихую Как по щучьему велению. Пыреева только курит да биоритмы свои рассчитывает. Люська все книжку читает. Макулатурную. Хоружий чаи гоняет или дремлет. Клебанов со всей компанией у Коноваловой: глядишь, засядут в преферанс И вдругсегодня одинкандидат, завтрадругой, а послезавтра, глядишь, третийдоктор. Статьи откуда-то Ну, статьиладно: может дома, по вечерам пишут. Но книги! Ведь слова нигде не было сказано! Обычно как: раз книжку кто сел писатьцелое событие. И отпуск дадут, и разговоров будет, и в плане, и в отчета всяких главных пунктов А тут на теуже готовенькие книжки как с неба валятся А Верходеева только ходит и поздравляет, ходит и поздравляет Кошмар! Что это?
А что Наука, робко и глуповато улыбнувшись, сказал Николай.
По лицу Марины вновь промелькнула тень испуга.
Нау-ука, задумчиво протянула она. И моя, речь пошла о Елене Яковлевне Твертыниной, она ведь тоже ничего Она, по-моему, даже думать перестала. Вообще Ей кажется, что все за нее делаю я. Понимаешь, Коля? А это же не я Страшно
Успокойся, что ты, вновь вспомнил про «кроликов» Николай и даже легонько подхватил Марину под руку.
Она не отстранилась, только отвела глаза в сторону, будто не желая видеть близко перед собой Николая.
Это не я, повторила она. Кто-то Я сначала ни во что не верила. Только ругалась. Но, когда бралась за какое-то дело, все вдруг начинало валиться из рук Машинку заклинивало, ручки ломались, электроды не накладывались, приборы отказывали а стоило мне на минутку выйти вернусьа уж все готово И как я сразу не поняла? Только вот сегодня. Я нарочно осталась. От злости. Уж решиласегодня сама все сделаю, кровь из носу. Только все наладила, подготовила, а вдруг заперлись они и молчат и не открывают.
Кто «они»? поинтересовался Николай.
А я не знаю Марина осторожно заглянула ему в глаза. Потому тебя и позвала.
В этот-то миг Николай впервые и ощутил в себе тонкое и холодное дуновение страха. Он даже удивился своему новому чувству, а следом ощутил еще более холодный его прилив.
А я ведь тоже ничего не знаю, почти шепотом проговорил он.
Да уж все знают, что они есть, тяжело вздохнула Марина. Но каждый боится рассказать другому, что видел сам кого-то встретил Все ведь замечали Какие-то люди как ряженые бородатые Они всем мерещились А наши чай пьют и смотрят друг на друга с намеком. Но вслух никто Ни слова. Потому что все так устраивает Все ужедоктора и кандидаты. Как тут признаться? Боятсякак в той сказке: кто первый слово скажет, тому дверь закрывать Боятся, что звания отнимут и работать заставят Не известно, кто отнимет, но если проговоришьсяобязательно отнимут Нутром чуют. Не замечают, что уже спятили Только моя до сих пор думает, что все за нее делаю я Все это плохо кончится, Коля. Я чувствую Да что чай. Теперь уж вместе и не пьют, по своим норам сидят тихо, в коридорах друг друга не замечают. Скоро начнется
Что начнется? прошептал Николай.
Не знаю. Марина встрепенулась. Пойдем, Коля.
Она потянула его за собой. Николай, сам того не замечая, засопротивлялся.
Да ты сам-то не бойся, усмехнулась Марина. Тебя-то они нетронут.
Ты охрану вызвала? начав озираться, спросил Николай.
Нет, Коль Не злись. Погляди сам.
Они поднялись на второй этаж.
Под дверью в комнате лежала неяркая полоска света.
На стук не реагируют? шепотом спросил Николай.
Марина покачала головой:
Постучи. Может, тебе откликнутся
Николай боязливо потянулся к двери, вежливо постучал костяшками пальцев. Внимания его стук удостоен не был.
Кто там есть? Откройте! вдруг расхрабрился Николай. Сейчас придется вызвать милицию.
Ответа не последовало.
Ты заметила, как туда вошли? спросил Николай уже в полный голос.
Нет, конечно А ключ там, внутри оказался
Хм Как «внутри», когда он вот висит, удивился Николай, он вынул ключ из двери и рассмотрел бирку. Все верно. Онот этой комнаты.
Это пока я за тобой бегала растерянно проговорила Марина.
Ну, была ни была, Николай повернул ключ в замке и, чуть помедлив, решительно толкнул дверь.
Она распахнулась Николай остолбенел. Марина выглянула из-за плеча и ахнула.
Открылось перед ними вовсе не лабораторное помещение второго этажа: они стояли на краю пустоши, заросшей высокой, выше человеческого роста, крапивой. Ночи не былобыл пасмурный день. Вокруг пустоши виднелись луга, дальшелес, по левую руку, невдалеке, дома какой-то тихой деревеньки.
Место показалось Николаю знакомым. Борясь с робостью, он сделал шаг вперед и оглянулся: Марина испуганно выглядывала из двери покосившегося сарая.
Ее растерянный вид вдруг рассмешил Николая, и он поманил девушку рукой.
Иди сюда Видала, фокус какой
Марина только покачала головой, отказываясь.
Николай еще раз взглянул на деревеньку и, никого не увидев около домов, повернулся в сторону пустоши. У края крапивных зарослей что-то поблескивало. Николай пригляделся и различил в траве топор. Любопытствуя, он протянул было за ним руку, но тут же дернулся назад, напуганный внезапным, негромким окликом:
Не трожь!
Справа, шагах в десяти, на дороге, стоял, опершись на посох, высокий старик. Казалось, он проходил мимо и остановился лцшь за тем, чтобы окликнуть Николая. Несмотря на суровый голос, глаза его светились доброй улыбкой. Одет он был, по словам Николая, «как крестьянин в старину», и нес за плечами котомку.
Не трожь, уже приветливо повторил старик. Топор с Гнилого Хутора Значит, в разбойном деле бывал. Гляди, и тебя затянет
С Гнилого Хутора? переспросил Николай. Что это?
Да вот он перед тобой и будет, указал старик на заросли крапивы. А вы, я погляжу, нездешние, нет ли?
Нездешние, кивнул Николай. Не поймем вот, куда попали.
Старик сошел с дороги, приблизился. Николай вновь поманил к себе Марину, и она, помявшись, робко вышла из сарая.
Вот что рассказал старик-странник.
Вон Старино, со вздохом кивнул он в сторону домов.
«Старино Да это же деревня; что рядом с институтом!» вспомнил Николай.
Рядом с деревней еще в пору татарских набегов появился Гнилой Хутор. Пришли тогда к деревне чужие люди. Приняли их сердобольно, как беглецов от татарской неволи, как погорельцев. Они и затеяли поселиться здесь хутором. Построились кое-как и зажили на скорое удивление и смущение жителей: скотину держать не стали, сеяться на собрались. Начали пробавляться милостыней, мелкой охотой да рыбалкой, а то и поворовывали. Поначалу на деревне головы ломали: то ли вправду ленятся чужаки на земле работать, то ли совсем ненадолго здесь хутором задержались и собираются подать куда-нибудь дальше, куда не доскакал еще татарский конь. Подходили к хуторянам с вопросами: как, мол, так, почему по-людски не селитесь, не работаете? Те посмеивались, отмахивались:
А почто, отвечали, строиться, возиться? Один конец будет: татарин придетвсе спалит. А что не спалит, так вытопчет али к рукам приберет.
Ордынец и вправду приходилс поджогом, грабежом и горем, но мир все равно не по-доброму дивился на хуторян: не мог понять их жизни. Снова строились, снова сеяли, а хуторянам и забот было малотолько что посмеивались.
Меньше десятка лет продержался хутор. Недолюбливали пришлых, но терпели. Однако кой-кому из подросших деревенских молодцов пришлась по вкусу бесшабашная жизнь. Тихою ржою пошел по деревне гомон и раздор. Поворовывать, хитро щурить глаз начал уж кто-то из своих. Нахмурились старики, запричитали бабы по вечерам. Под Пасху лихо повеселились с хуторянами молодцыпоскакал по деревне красный петух. Лопнуло в ночь пожара терпение мира. Со своих шкуры долой спустили, а на чужих и обоза не пожалелипосажали и выпроводили всех вон.
Потом четыре века с лишком стоял Гнилой Хутор в густом высоком бурьяне и древесном тлене. Вскоре после разгрома польских панов кое-кто из деревенских подбоченился, походил гусем по улице и решил отделяться дворами. Снова вытоптали бурьян и выросло здесь несколько срубов. А там и года не миновало, как принесло новую напасть. Появился в округе лихой человек, чужак без роду и племени по прозвищу Коляй. Никто не знал, где живет он, где ночует, к кому ходит столоваться. В деревнях замечали его не часто, однако и бродягу лесного он собой не напоминал: ходил осанисто, щеголем, в белом кафтане и непременно в чистых белых сапогах, всегда был он брит, мыт и причесан. Даже всплывал порою тревожный слух, что Коляйптица высокого полета и ни кто иной, как сам «Тушинский вор», Лжедмитрий Второй, будто бы не убитый в Калуге, а скрывшийсяи теперь вот рыскает по селам, втихомолку затевает на Руси новую смуту, новый кровавый раздор
Показывался Коляй на глаза самой дурной приметой, боялись его, как грозовой искры. И справиться с ним миром долго трусили. Чем только не оправдывались. Шептали, что шайка с ним ходит тайная и числом несметная: чуть что, приведетни дитя, ни старика не помилует. Частенько вспархивали слухи, будто в одной деревне непокорного мужика порубил он топором вместе с семьею, а в другой собственноручно утопил разом двоих, и в третьей будто бы дитя пропаловерно, его работа? И хотя ни тел изувеченных, ни утопленников тех никто никогда не видал, слову страшному о Коляе верили охотно, с замиранием духа, с долгим мрачным молчанием среди мужиков. «Да уж, вздыхали они и разводили ручиши по сторонам. Куда уж тут денешься. Нехристь он и есть нехристь.» И разбредались по домамдожидаться новых зловещих вестей Уверял народ друг друга, что Коляколдун, что глаз у него чертовской, что чары он знает и заговоры темные, а против заговора хоть топор, хоть багорвсе без толку.