Джон Варли. «Багатель»
На Лейштрассе, на сорок пятом уровне, прямо перед магазином подарков и цветов «Багатель», в сотне метров по аллее от площади Процветания, лежала бомба.
Ябомба,говорила она прохожим.Я взорвусь через четыре часа, пять минут и семнадцать секунд. Сила моего взрыва равняется пятидесяти килотоннам в тротиловом эквиваленте.
Лишь немногие останавливались, чтобы взглянуть на нее.
Я взорвусь через четыре часа, четыре минуты и тридцать семь секунд.
Несколько человек забеспокоились, когда бомба не замолкала. Они вспомнили, что у них есть какие-то дела и поспешили уйти, в основном направляясь на железнодорожные станции Кинг-сити. Поезда постепенно переполнились, и началась легкая давка.
Бомба представляла собой металлический цилиндр, установленный на четырех поворачивающихся колесах: метр в диаметре, два в ширину. На верху цилиндра было закреплено четыре телекамеры, каждая наблюдала за девяностоградусным сектором. Никто не помнил, как бомба попала сюда. Она выглядела, как машина для очистки улиц, возможно, именно потому никто и не заметил ее.
Мощность моего взрыва оценивается в пятьдесят килотонн,с некоторой гордостью сказала бомба.
Вызвали полицию.
Атомная бомба, говорите?спросила начальник городской полиции Анна-Луиза Бах.
Она почувствовала боль в желудке и потянулась к коробочке с лечебными конфетами. Ей уже давно нужно было его заменить, но та быстрота, с которой Бах меняла желудки, и величина ее зарплаты вынуждали все больше и больше полагаться на такие временные меры. И к тому же, цена клонированных органов неуклонно росла.
Говорит, что в ней пятьдесят килотонн,сказал человек на экране.Так что вряд ли это что-то другое. Если, конечно, не муляж. Скоро принесут датчики радиации.
Кто «говорит»? Записка, телефонный звонок, или что?
Нет. Бомба сама разговаривает. Она кажется даже дружелюбной, но пока что мы не просили, чтобы она сама себя обезвредила. Может статься, что ее дружелюбие не заходит так далеко.
Скорее всего,сказала Бах, съев еще одну конфету.Вызывайте саперов. И скажите им, чтобы, пока я не приеду, ничего, кроме наблюдения, не предпринимали. Я сделаю несколько звонков и прибуду на место. Не более, чем через тридцать минут.
Принято. Сделаю.
Кроме, как ждать помощи, им ничего не оставалось. На Луне еще не было взорвано ни одной атомной бомбы. Бах никогда с ними не сталкивалась, и ее саперная команда тоже. Она обратилась за помощью Центрального Компьютера.
Роджер Бирксон любил свою работу. Условия были ужасающиено и преимуществ тоже хватало. Он находился на связи тридцать дней, двадцать четыре часа в сутки, но оклад шел ему просто астрономический. Затем он получал одиннадцать месяцев оплачиваемого отпуска. Зарплату ему платили весь год, вне зависимости от того, приходилось ему применять свои исключительные навыки за тридцать дней дежурства или нет. В этом смысле, он походил на пожарника. В какой-то мере, он и был пожарником.
Бирксон проводил свои длинные отпуска на Луне. Никто не спрашивал, почему он так поступал, а если бы и поинтересовались, то у него не нашлось бы ответа. Но причиной было его подсознательное убеждение, что в один прекрасный день планета Земля взорвется гигантским фейерверком. И когда это случится, ему не хотелось там оказаться.
Работой Бирксона было обезвреживание бомб от имени геополитического общества «Объединенная экономика Европы».
За смену он мог спасти жизни двадцати миллионам членов общества.
Из тридцати пяти земных экспертов по обезвреживанию бомб, находившихся на Луне в тот момент, ближе всего к месту предполагаемого взрыва на Лейштрассе оказался как раз Бирксон. Центральный Компьютер нашел его через двадцать пять секунд после того, как начальник Бах отправила первоначальный запрос. Бирксон готовился сделать удар на семнадцатой площадке подземного поля для гольфа «Горящее дерево», расположенном в полукилометре от площади Процветания, когда в его чехле для клюшек зазвенел звонок вызова.
Бирксон был богат. Он даже нанял живого кэдди вместо механического помощника. Кэдди опустил флаг и пошел ответить на вызов. Бирксон сделал пару пробных замахов, но понял, что уже не может сосредоточиться. Он решил сделать передышку и узнать, кто его беспокоит.
Мне нужен ваш совет,сказала Бах без всяких предисловий.Я начальник городской полиции Нью-Дрездена, Анна-Луиза Бах. Мне доложили, что на Лейштрассе находится бомба, а у меня нет людей с опытом подобных ситуаций. Можете со мной встретиться на железнодорожной станции через десять минут?
Вы с ума сошли? У меня уже семьдесят пять очков и еще две лунки: легчайший метровый удар на семнадцатой и нужно загнать последний мяч за пять ударов, а вы ожидаете, что я вместо этого буду участвовать в каком-то розыгрыше?
Вы уверены, что это розыгрыш?спросила Бах, надеясь, что он скажет «да».
Ну, в общем-то, нет. Я ведь только что об этом узнал. Но девяносто процентов за то, что это обман.
Отлично. Продолжайте свою игру. И раз вы так уверены, я закрою «Горящее дерево» на время чрезвычайной ситуации. Ну, чтобы вы точно никуда оттуда не делись.
Бирксон все обдумал.
Как далеко до этого вашего «Лейштрассе»?
Около шестисот метров. Пятью уровнями выше вас и одним сектором в сторону. Не беспокойтесь. Наверняка между вами и «муляжом бомбы» десяток стальных стен и перекрытий. Просто сидите там, хорошо?
Бирксон ничего не ответил.
Я буду на станции через десять минут,сказала Бах.В специальной капсуле. Последней, прежде чем туннели закроются на пять часов.
Она повесила трубку.
Бирксон подумал о толщине стен подземного укрытия. Затем вернулся на траву и взмахнул клюшкой. Он ударил по мячику, направляя его в лунку, и услышал довольный стук, когда мячик достиг цели.
Нетерпеливо оглядев восемнадцатый флажок, Бирксон рванулся к зданию клуба.
Я скоро вернусь,крикнул он через плечо.
Капсула Бах опоздала на две минуты, но ей пришлось подождать еще одну, прежде чем объявился Бирксон. Она курила, стараясь не смотреть на наручные часы.
Он вошел внутрь, все еще держа клюшку в руке, и головы их дернулись назад, когда капсула снова начала набирать ход. Двигалась она недолго и вскоре остановилась. Дверь не открылась.
Кажется, система, перегружена,поерзав, сказала Бах.
Ей не понравилось, что городские службы отказывают в присутствии этого землянина.
А-а,сказал Бирксон, сверкнув улыбкой несчетным количеством квадратных зубов.Паническая эвакуация, без сомнения. Вы не закрыли железную дорогу, не так ли?
Нет,-ответила Бах.-Я... думала, что у людей будет больше возможности убраться подальше на случай, если эта штуковина все-таки взорвется.
Бирксон покачал головой и снова ухмыльнулся. Он делал так после каждой произнесенной фразы, словно в качестве запятой.
Вам лучше закрыть город. Если это обман, то от паники и давки в любом случае погибнут и пострадают сотни людей. Уже поздно проводить эвакуацию. Возможно, вам удастся спасти пару тысяч.
Но...
Пусть остаются на своих местах. Если бомба взорвется, эвакуация уже не поможет. Вы потеряете весь город. И никто не будет осуждать ваше решение, поскольку вы будете мертвы. А если нет никакой бомбы, то вас даже похвалят за предотвращение паники. Делайте, как я сказал. Поверьте мне.
Бах тогда начала сильно недолюбливать этого человека, но к совету решила прислушаться. В его словах была расчетливая, холодная логика. Она позвонила на станцию и распорядилась, чтобы линию закрыли. Теперь вагонов в туннеле не будет, и там останется только капсула начальника полиции.
Они использовали несколько минут задержки до исполнения приказа, чтобы присмотреться друг к другу. Бах увидела молодого блондина с квадратной челюстью в клетчатом свитере и брюках для гольфа. У него было дружелюбное лицо, и это сильно Бах озадачило. На нем не наблюдалось ни следа волнения. Руки спокойно сжимали стальную рукоятку клюшки. Бах не назвала бы его излишне самоуверенным, но он все же выглядел довольно расслабленно.
Только сейчас она поняла, что он рассматривал ее, и заинтересовалась, что же Бирксон такого увидел, раз положил руку ей на колено. Бах могла бы дать ему пощечину, но просто остолбенела от этой наглости.
Что вы... уберите руки... вы, нахал!
Рука Бирксона двинулась вверх. Кажется, оскорбление его ничуть не смутило. Он повернул свое кресло и дотянулся до руки Бах. Его улыбка была ослепительной.
Я просто подумал, что раз уж мы тут застряли, почему бы нам не узнать друг друга поближе. Что в этом плохого? Ненавижу тратить время впустую, вот и все.
Она вывернулась из его хватки и заняла оборонительную позицию, чувствуя себя словно в кошмарном сне. Но, получив отпор, Бирксон отступил, предпочитая больше не настаивать.
Хорошо. Подождем. Но я бы хотел пропустить с вами по стаканчику, или, может быть, поужинать. Конечно, после того, как все закончится.
Там же вот-вот... Как вы можете думать о таком, когда...
Скоро может произойти взрыв? Знаю. Слышал уже. Просто бомбы меня заводят, вот и все. Ладно, оставлю вас в покое.Бирксон снова ухмыльнулся.Но, возможно, потом вы передумаете.
На секунду Бах показалось, что ее стошнит от отвращения и страха. Страха от бомбы, конечно, а не от этого противного человека. Ее желудок неистово крутило, а он тут сидит, думая о сексе. И все-таки, кто он такой?
Капсула дернулась, и они отправились в путь.
Опустошенная Лейштрассе теперь представляла собой мерцающий каркас из нержавеющей стали витрин и светящегося потолка. Со станции на площади к ней спешила странная пара: Бирксон в его нелепой одежде для гольфа, с шипами, скребущими по гладкому каменному тротуару, и Бах, на полметра выше него, стройная, как типичная лунианка. Она носила стандартную форму городской полиции, состоявшую из голубой повязки на руке и фуражки с эмблемами ее звания, а также наплечную кобуру, специальный пояс, с которого свисали блестящие и смертельно опасные на вид орудия труда сотрудников правопорядка, простые туфли без каблуков и несколько обрывков ткани в произвольных местах. В спокойной обстановке лунных коридоров, скромность давным-давно вымерла.
Они добрались до кордона, установленного вокруг бомбы, и Бах стала совещаться с офицером, который был там за главного. На улице слышалась неподходящая для такой ситуации музыка.
Что это?спросил Бирксон.
Офицер Уолтерс, человек, разговаривавший с Бах, оглядел Бирксона с ног до головы, прикидывая, как относиться к ухмыляющемуся чудаку. Очевидно, это тот специалист по бомбам, о котором Бах говорила в первый раз, но родился он на Земле и являлся гражданским. Уолтерс так и не мог решить, стоит ли говорить ему «сэр».
Это бомба. Она поет уже пять минут. Думаю, у нее кончились заготовленные фразы.
Любопытно.
Лениво раскачивая клюшкой из стороны в сторону, Бирксон подошел к ограждению из окрашенной стали и начал отодвигать одну из секций.
Стойте... сэр,сказал Уолтерс.
Минутку, Бирксон,поддержала Бах, подбегая к нему и чуть ли не хватая за рукав.
В последнюю секунду она все же решила этого не делать.
На заграждении написано, что никто не должен пересекать эту линию,добавил Уолтерс к вопрошающему взгляду Бах.Потому что, если эта штуковина взорвется, вся ближняя сторона Луны взлетит на воздух.
Что это, черт возьми, такое?слезно спросила Бах.
Бирксон оставил в покое заграждение и, тактично взяв ее за руку, отвел в сторону. Он заговорил с ней так тихо, что лишь Уолтерс смог его расслышать.
Это человек, превратившийся в киборга и подсоединенный к бомбе с, возможно, урановым зарядом,сказал он.Я уже видел такое. Одна из таких штук сработала в Йоханнесбурге три года назад. Не знал, что кто-то их еще делает.
Я слышала об этом,почувствовав холод и пустоту внутри, сказала Бах.Получается, вы думаете, это действительно бомба? Откуда вы знаете, что это киборг? Разве это не могут быть просто кассетные записи или компьютер?
Бирксон воздел небу глаза, и Бах покраснела. Черт побери, это же разумные вопросы. К ее удивлению, у него не нашлось логически оправданных доводов. Ее заинтересовало, кто же он все-таки такой. Правда, ли он специалист, за которого она его принимает, или просто самозванец в клетчатом свитере?
Можете назвать это чутьем. Я поговорю с ним, а вы пока распорядитесь, чтобы на уровень ниже притащили промышленный рентген. А на уровень вышепленку. Поняли, в чем смысл?
Хотите узнать, что у этой штуковины внутри. А это не опасно?
Очень опасно. Но у вас же оплачена страховка?
Бах ничего не ответила, но приказы отдала. В ее голове крутился миллион вопросов, но она не хотела выставить себя глупой, задав один из дурацких, таких, как: сколько радиации выделяет промышленный рентген, пробиваясь через камень и стальной пол? Бах казалось, что ответ ей не понравится. Она вздохнула и решила позволить Бирксону делать то, что он хочет, пока она не почувствует, что он не справляется. Это была ее единственная надежда.
А в это время он беззаботно расхаживал возле ограждения, помахивая чертовой клюшкой и насвистывая мелодию, плохо сочетающуюся с музыкой, исходящей от бомбы. А что было делать офицеру полиции? Помогать Бирксону напевать?
Сканирующие камеры наверху бомбы перестали двигаться. Одна из них начала следить за Бирксоном. Он засиял улыбкой и помахал рукой. Музыка прекратилась.
Япятидесяти килотонная атомная бомба на основе урана-235,проговорила она.Оставайтесь за ограждением, поставленным тут из-за меня. Вы обязаны подчиниться этому приказу.
Биркин поднял руки, продолжая ухмыляться, и растопырил пальцы.
Спокойно, дружище. Я не потревожу тебя. Просто восхищался твоей конструкцией. Отличная работа, Жаль ее взрывать.
Спасибо,сердечно ответила бомба.Но это мое предназначение. Вы не отговорите меня.
Даже и в голову не приходило.
Отлично. Можете и дальше восхищаться мной, если хотите, но держите дистанцию. Не пытайтесь меня вскрыть. Вся основная проводка надежно защищена, а время отклика составляет три миллисекунды. Я сработаю, прежде чем вы успеете до меня добраться, но я не хочу делать этого, пока не пройдет отведенное время.
Бирксон присвистнул.
Это довольно быстро, брат. Уверен, что гораздо быстрее, чем я. Наверное, отлично уметь так быстро двигаться после того, как неуклюже ковылял всю жизнь.
Да, мне это кажется очень отрадным. Для меня это стало неожиданным открытием.
Уже лучше, подумала Бах. Нелюбовь к Бирксону не ослепила ее перед тем фактом, что он пытается подтвердить свою догадку. И она получила ответы на свои вопросы: никакая пленка не рассказала бы ей такого, и бомба, можно считать, призналась, что когда-то была человеком.
Бирксон сделал круг и вернулся туда, где стояли Бах и Уолтерс.
Проверьте это время,остановившись, тихо сказал он.
Какое время?
Когда, ты сказал, взорвешься?прокричал Бирксон.
Через три часа, двадцать одну минуту и восемнадцать секунд.
Это время,прошептал он.Пробейте по компьютеру. Узнайте, не годовщина ли это какой-нибудь политической группировки, или события, по поводу которого у кого-то могут быть недовольства.
Бирксон было пошел, но затем кое-что вспомнил.
И самое важное, проверьте даты рождения.
Могу я узнать, почему?
Казалось, он задумался, но затем снизошел до ответа.
Я просто пытаюсь разузнать о нем побольше. Мне кажется, это его день рождения. Узнайте, кто родился в это время,вариантов будет не очень много, если проверить с точностью до секунды,и попытайтесь найти всех. Тот, кто не найдется, и есть наш клиент. Могу поставить на это.
Что поставить? И откуда вы знаете, что это он, а не она?
Снова этот взгляд, и Бах опять покраснел. Ну и черт с ним, ей все равно придется задавать вопросы. Почему она должна этого стесняться?
Потому, что он выбрал мужской голос для своих динамиков. Знаю, это не очень убедительно, но со временем появляется нюх на такие вещи. Что касается того, что я ставлю... уж точно не свою жизнь. Я уверен, что справлюсь с этим парнем. Как насчет ужина сегодня вечером, если окажусь прав?
Улыбка была довольно коварной, но уже без следа распутства, которое, как показалось Бах, она видела прежде. Но ее желудок все еще крутило. Она отвернулась, оставив вопрос без ответа.
В следующие двадцать минут ничего особенного не произошло. Бирксон продолжал медленно расхаживать вокруг аппарата, время от времени останавливаясь, чтобы кивнуть в знак восхищения. Тридцать сотрудников полиции, не зная чем себя занять, напряженно стояли так далеко от бомбы, как только им позволяла гордость. Сидеть в укрытии не было смысла.