«Ха! отозвался угрюмый субъект в костюме из темно-синей, коричневой и черной ткани. Я тоже так могу». Он вынул из кармана шнурок, потряс им в воздухе, покрутил его, что-то тихо сказал и шнурок ожил ярким орнаментом, превратившись в язык красного и желтого пламени; он танцевал над столом, скручиваясь и разворачиваясь то в одну, то в другую сторону, пока угрюмый чародей не прекратил эту пляску лаконичным жестом.
«Не велика наука!» заметил прятавший лицо под капюшоном человек в черном плаще, расшитом блестящими серебристыми кольцами. Он вынул из-за пазухи маленькую кювету, поставил ее на стол и насыпал в нее щепотку пепла из очага, после чего поднял ко рту свисток. Послышался хрустально-звонкий сигнал: из кюветы вылетели блестящие искорки, переливавшиеся призматическими лучами красными, синими, зелеными, желтыми. Взлетая примерно вровень с лицами сидящих за столом, искры всрыхивали одна за одной, как разноцветные звездчатые узоры калейдоскопа, причем каждая красивая вспышка сопровождалась тихим отзвуком первоначального магического сигнала чистейшего, прозрачного, не от мира сего. Искристых крупинок становилось меньше, и волшебник подал еще один, другой сигнал; снова искры воспарили и стали вспыхивать великолепным орнаментальным фейерверком. Третий сигнал вызвал к жизни новый кружащийся рой сверкающих крупинок. Наконец чародей спрятал свисток, аккуратно протер кювету, засунул ее за пазуху плаща и молча откинулся на спинку стула.
Теперь спешили демонстрировать свое местерство и другие чародеи воздух над столом наполнился плывущими видениями, трепещущими магической энергией. Один волшебник сотворил сочетание девяти невиданных, неизъяснимо обворожительных лучистых цветов; заклинание другого привело к появлению на лбу трактирщика второго рта, язвительно оскорблявшего всех собравшихся к великому смущению хозяина заведения, так как заколдованный рот вещал его собственным голосом. Третий чародей выставил на стол зеленую стеклянную бутыль, в которой сидел, скорчившись, гримасничающий бес. Четвертый вынул из сумки небольшой хрустальный шар, катавшийся по столу в разных направлениях по приказу владельца, утверждавшего, что этот шар некогда был вставлен в серьгу легендарного гроссмейстера магии Санкаферрина.
Странник Лианэ внимательно наблюдал за происходящим. Он вздохнул от восхищения, увидев бесенка в бутылке, и пытался выпросить послушный хрустальный шар у его владельца но безуспешно.
Лианэ обиделся и стал жаловаться на судьбу, заявляя, что мир населен жестокосердными скупцами, но чародей, повелевавший чудесным шаром, остался глух к просьбам разбойника он отказался расстаться с хрустальной игрушкой даже тогда, когда Лианэ выложил перед ним дюжину пакетиков с редкими пряностями.
Лианэ умолял: «Я всего лишь хочу доставить удовольствие прекрасной ведьме Лит».
«Ну и доставляй ей удовольствие пряностями».
«В самом деле, изобретательно нашелся Лианэ, она хочет только одного: чтобы ей вернули похищенный кусок гобелена, и я обещал ей украсть его у Чуна Неизбежного».
Владелец магической серьги поднял брови: «Даже если бы мы сидели по колено в ароматном красном вине Танквилата, одно упоминание этого тяжкого имени заставило бы замолчать самую веселую компанию».
«Ха! Лианэ рассмеялся. Вы когда-нибудь пробовали это вино? Одни его пары стирают любые неприятные воспоминания».
«Смотрите, какие у него глаза! прошептал кто-то из чародеев. Огромные, золотистые!»
«И сразу замечают все вокруг, откликнулся Лианэ. А мои быстрые ноги несут меня легко и привольно, как отблеск звездного света по волнам. А эти руки и левая, и правая одинаково ловко нанизывают человека на стальной клинок. А мое волшебство позволяет мне прятаться так, что никто никогда не сможет меня найти». Лианэ отхлебнул вина из кувшина: «Смотрите и учитесь! Вот настоящая древняя магия!» Он надел на голову бронзовый обруч, опустил его до пола, шагнул в сторону, наклонился и подобрал волшебный венец внутри окружившей его оболочки сумрака. Когда Лианэ решил, что прошло достаточно времени, он снова вступил в кольцо и поднял его.
В камине пылали угли, владелец гостиницы стоял в алькове. Кувшин с вином остался на столе. Но собравшиеся за столом чародеи исчезли бесследно.
Лианэ в замешательстве смотрел по сторонам: «Куда подевались мои друзья-волшебники?»
Трактирщик обернулся: «Разошлись по комнатам: вы произнесли имя, отяготившее их души».
Нахмурившись, Лианэ допил вино в полном молчании.
На следующее утро он покинул гостиницу и направился окольным путем в Старый Город безрадостный пустынный лабиринт просевших террас, поросших суховатым мхом, рухнувших пилонов, выветренных блоков песчаника и покосившихся цоколей с уже почти неразборчивыми письменами. В развалинах сновали ящерицы, ползали змеи, кишели насекомые; других признаков жизни не было.
Пробираясь среди обломков, Лианэ чуть не споткнулся о труп тело юноши, смотревшее в небо пустыми глазницами.
Разбойник почувствовал чье-то присутствие. Он отскочил, наполовину вытащив шпагу из ножен. Неподалеку стоял наблюдавший за ним согбенный старец. Старец спросил слабым, дрожащим голосом: «Зачем ты пришел в Старый Город?»
Лианэ вложил шпагу в ножны: «Я ищу Площадь Шорохов. Может быть, вы знаете, где она?»
Старец раздраженно крякнул: «Опять? Опять? Когда это кончится?» Он указал на тело юноши: «Этот явился вчера, тоже искал Площадь Шорохов. Хотел что-то украсть у Чуна Неизбежного. И вот что получилось». Долгожитель отвернулся: «Иди за мной». Согбенная фигура исчезла за грудой камней.
Лианэ последовал за старцем. Тот остановился у еще одного трупа с окровавленными выцарапанными глазницами: «Этот пришел четыре дня тому назад и повстречался с Чуном Там, под аркой третий, могучий рыцарь в малиновых доспехах. И там и там он показывал то в одну, то в другую сторону. И здесь и здесь Все валяются, как давленые мухи».
Старец обратил на Лианэ взор водянистых голубых глаз: «Вернись, молодой человек, вернись восвояси! Иначе и твое тело в зеленом плаще будет гнить на каменных плитах Старого Города!»
Лианэ вынул шпагу и рассек воздух широким взмахом: «Я Странник Лианэ! Пусть трепещет тот, кто встанет на моем пути! И где же, наконец, Площадь Шорохов?»
«Если тебе так хочется знать, ответил старик, она за этим обломком обелиска. Иди же! Иди на свой страх и риск».
«Я Странник Лианэ! Страх и риск сопровождают меня, как тень!»
Старец стоял неподвижно и молча, как древняя статуя; Лианэ направился дальше.
«Предположим, говорил себе разбойник, что старик помощник Чуна, и что он уже сию минуту спешит сообщить Чуну о моем прибытии? Необходимо принять меры предосторожности». Лианэ вспрыгнул на высокий антаблемент и, пригнувшись, прокрался туда, где расстался с долгожителем.
Старик куда-то брел, опираясь на посох и бормоча себе под нос. Лианэ сбросил на него кусок гранита величиной с голову. Глухой удар, хриплый возглас и Лианэ пошел своей дорогой.
Обогнув обломок обелиска, он оказался на просторном дворе на Площади Шорохов. Прямо напротив возвышался обширный чертог, отмеченный покосившейся колонной с большим черным медальоном, изображавшим феникса и двуглавую ящерицу.
Странник Лианэ слился с тенью под стеной и замер, с волчьей бдительностью ожидая любых признаков движения.
Ничто не шелохнулось. Солнечный свет придавал развалинам мрачное величие. Со всех сторон, насколько мог видеть глаз, не было ничего, кроме разбитого камня пустыня, усеянная тысячами руин, где дух присутствия человека уже полностью исчез, а остатки человеческой деятельности уже казались частью естественного ландшафта.
Солнце постепенно перемещалось по темно-синему небу. Через некоторое время Лианэ крадучись покинул свой наблюдательный пост и направился в обход сооружения. По пути он не заметил никаких признаков чьего-либо присутствия.
Он приблизился к зданию с тыльной стороны и приложил ухо к стене. Стена молчала Лианэ не ощутил никакой вибрации. Осторожно оглядываясь и посматривая вверх, Лианэ повернул за угол: в стене темнел пролом. Лианэ заглянул в пролом. С внутренней стороны задней стены висел расшитый золотом гобелен. В зале больше ничего и никого не было.
Лианэ снова убедился в том, что ни сверху, ни снаружи никто за ним не следил. Ничто не возбуждало подозрений. Он направился дальше вдоль наружной стороны стены.
Ему встретился еще один пролом. Он снова заглянул внутрь. С внутренней стороны задней стены все еще висел сияющий золотом гобелен. Ни справа, ни слева опять никого не было; ничто не шевелилось, царила полная тишина.
Мало-помалу Лианэ достиг передней стены зала и внимательно осмотрел углубления карниза: ничего, кроме пыли, в них не было.
Отсюда, перед входом, он видел все внутреннее помещение пустое, безжизненное; монотонную мрачность голых стен нарушало только золотистое пятно ковра.
Лианэ зашел внутрь размашистыми бесшумными шагами, и остановился посреди зала. Свет струился со всех сторон, но не в глаза ничто не мешало видеть сверкавший на тыльной стене гобелен. Проломов в стенах, позволявших стремительно скрыться в том или ином направлении, было не меньше дюжины; Лианэ ничего не слышал, кроме глухого стука собственного сердца.
Он сделал два шага вперед. Гобелен был близко казалось, он уже мог дотянуться до него рукой.
Лианэ подскочил к золотистому ковру и сорвал его со стены.
У него за спиной стоял Чун Неизбежный.
Лианэ вскрикнул. Он повернулся на одеревеневших ногах ноги словно налились свинцом и отказывались подчиняться, как в кошмарном сне.
Чун, словно выступивший из стены, приближался. На его блестящей черной спине покачивалась мантия из перевязанных шелком человеческих глаз.
К Страннику Лианэ вернулась легкость ног он побежал. Как он бежал! Он летел стремительными прыжками носки его сандалий едва прикасались к земле. Прочь из зала, по площади, в лабиринт разбитых статуй и обвалившихся колонн бежал Лианэ Вслед за ним с деловитой сосредоточенностью гончего пса мчался Чун Неизбежный.
Лианэ вскочил на стену, пробежал по ней, перелетел через широкий разлом, спрыгнул к пересохшему разбитому фонтану. Чун не отставал.
Лианэ бросился в узкий переулок, вскарабкался по груде мусора на крышу какого-то дома, спрыгнул во внутренний двор. Чун не отставал.
Лианэ пустился со всех ног по широкому бульвару, окаймленному чахлыми старыми кипарисами Чун догонял его, он уже слышал частый топот его ног. Лианэ свернул в подворотню, надел на голову бронзовый обруч, опустил его до ступней, шагнул в сторону и подобрал кольцо, остановившись в оболочке сумрака. Убежище! Странник Лианэ замер в темном магическом пространстве, скрывшись от взоров всех обитателей Земли, недоступный их пониманию. В сумрачной оболочке невидимости наступила настороженная тишина
Он почувствовал дуновение за спиной.
Тихий голос сказал ему на ухо: «Я Чун Неизбежный».
Золотистая ведьма Лит сидела на диване и шила при свечах шапочку из лягушачьих шкурок. Дверь в ее хижину была заперта на засов, окна закрыты ставнями. Снаружи ночная тьма спустилась на Тамберский луг.
Снаружи послышался какой-то скрип, кто-то пробовал ее открыть. Лит напряглась и замерла, глядя на дверь.
Голос за дверью произнес: «Сегодня ночью, о прекрасная Лит сегодня ночью я принес тебе две длинные, яркие золотые нити. Две потому что у него были огромные, красивые золотистые глаза»
Лит молча сидела. Подождав не меньше часа, она подкралась к двери и прислушалась. Судя по всему, вокруг никого не было. Неподалеку квакнула лягушка.
Лит приоткрыла дверь, распахнула ее, подобрала золотые нити и захлопнула дверь. Подбежав к расшитому золотом гобелену, она закрепила нити в разрыве так, как они были расположены прежде.
Долго она стояла и смотрела на золотую долину, охваченная мучительной тоской по Аривенте, пока мирно струившаяся река и безмятежный золотой лес не помутнели в пелене слез Когда-нибудь, в один прекрасный день, все это кончится и она вернется домой
5. Юлан Дор
Принц Кандив Златокудрый строго предупредил племянника: «Надеюсь, ты понимаешь, что любые добытые тобой полезные сведения и практически применимые познания мастеров древности будут принадлежать мне в той же степени, что и тебе».
Юлан Дор, стройный бледный юноша с шевелюрой и бровями чернее воронова крыла, скорбно усмехнулся: «Но плыть по волнам давно неизведанного океана и отбиваться веслами от морских демонов придется мне».
Кандив откинулся на подушки дивана, почесывая нос кольцом из резного нефрита: «При том, что все это предприятие возможно только благодаря мне. Я уже постиг основы магии дополнительные откровения послужат лишь совершенствованию моих навыков. В то время как ты, не научившись до сих пор даже простейшим заклинаниям, приобретешь знания, способные возвести тебя на уровень лучших чародеев Асколаиса. Что просто несравнимо с твоим нынешним ничтожеством. Смотри на вещи с этой точки зрения: я извлекаю незначительную выгоду, а ты огромную».
Юлан Дор поморщился: «Можно сказать и так, хотя я не стал бы злоупотреблять эпитетом ничтожество. Я знаком с Критикой энтропии Фандаала и заслужил репутацию превосходного фехтовальщика, меня причислили к братству Восьми делафазийцев в качестве»
Принц язвительно фыркнул: «Бессильная показуха бездарных прожигателей жизни! Вы убиваете для развлечения и устраиваете экстравагантные дебоши, тогда как завтра может не взойти Солнце! Причем ни один из вас не сделал ни шагу за окраины Кайина».
Юлан придержал язык, хотя мог бы напомнить о том, что Кандив Златокудрый вовсе не сторонился радостей пьянства, похоти и обжорства, а если принц и удалялся когда-либо из увенчанного перламутровым куполом дворца, то исключительно для того, чтобы покататься на баркасе из резного дерева по зеркальным водам устья Скаума.
Умиротворенный молчанием племянника, Кандив приподнял со столешницы ларец из слоновой кости: «Вот таким образом. Если мы согласны, и у тебя нет возражений, я сообщу тебе подробности».
Юлан кивнул: «Я согласен».
«Тебе предстоит найти затерянный город Ампридатвир», сказал Кандив. Принц искоса наблюдал за племянником; тот сохранял видимость спокойствия.
«Я никогда там не был, продолжал Кандив. Поррина Девятая упоминает о нем как о последнем городе олек-хнитов, на острове в Северном Мелантинском заливе». Принц открыл ларец: «Я нашел это предание в связке древних свитков завещание поэта, бежавшего из Ампридатвира после кончины Рогола Домедонфорса, последнего великого вождя олек-хнитов, могущественного чародея, поименованного в Циклопедии сорок три раза»
Принц вынул из ларца потрескивающий от старости свиток, развернул его взмахом руки и прочел:
«Ампридатвиру приходит конец. Мой народ предал забвению принципы, внушавшие волю к жизни и дисциплину отныне горожане озабочены исключительно суевериями и теологией. Продолжается бесконечная свара: следует ли считать Пансиу всевышней сущностью, а Каздала исчадием порока? Или же Каздал добродетельное божество, а Пансиу средоточие зла?
Эти вопросы решаются огнем и мечом воспоминания отравляют мне кровь. Я покидаю Ампридатвир, где упадок и крах неизбежны, чтобы скрыться в уютной долине Мель-Палузаса: там погаснет светлячок моего бытия.
Мне привелось повидать былой Ампридатвир: башни, озаренные чудесным сиянием, вонзающие в ночное небо ослепительные лучи, готовые поспорить с Солнцем Ампридатвир был прекрасен тогда и сердце мое сжимается, когда я вспоминаю мой древний город. С балконов тысяч висячих садов спускались каскады семирских лоз, вода голубая, как подсвеченная фирюза струилась по трем каналам Металлические экипажи сновали по улицам, металлические воздушные аппараты роились в воздухе, как пчелы вокруг улья чудеса из чудес! Мы приручили потоки ревущего пламени и презирали притягательную силу Земли Увы! На протяжении всей своей жизни я наблюдал постепенное истощение духа. От избытка меда липнет язык; от избытка вина мутнеет ум; избыток удобств, легкость жизни лишают человека стойкости и предприимчивости. Свет, тепло, пища, вода все это доставалось любому безвозмездно, не требовало почти никаких усилий. Избавившись от забот, обитатели Ампридатвира уделяли все больше внимания эфемерным фантазиям, извращениям и мистическим суевериям.