«Панделюм, сегодня я узнала, что убийство это зло, что мои глаза меня обманывают, и что там, где я вижу только режущие взор цветные пятна и отвратительное уродство, другие видят красоту».
Панделюм помолчал, после чего снова послышался его приглушенный голос; чародей согласился удовлетворить невысказанную просьбу о разъяснении: «То, о чем ты говоришь, по большей части верно. Если у живых существ есть какое-нибудь право, это право на жизнь. Жизнь их единственное на самом деле драгоценное имущество, и похищение жизни хуже любого другого грабежа Что же касается другой проблемы, то здесь ты ни в чем не виновата. Красота повсюду, ей могут восхищаться все, кто наделен зрением все, кроме тебя. Меня это огорчает, потому что я тебя создал. Я сконструировал твою исходную клетку, я наложил печать, определившую закономерности развития твоего тела и твоего мозга. Однако, несмотря на свое мастерство, я допустил ошибку. Когда ты выступила из растильного чана, я обнаружил, что в твоем мозгу возникло нарушение, что для тебя красота выглядит, как уродство, а добро тебе кажется злом. Настоящее уродство, настоящее зло ты никогда не видела, ибо в Эмбелионе нет ничего отвратительного, ничего подлого. Если бы тебе действительно привелось столкнуться с уродством или злом боюсь, это привело бы к помешательству».
«Разве ты не можешь меня изменить? воскликнула Тсаис. Ты же чародей! Неужели я обречена на безрадостное существование до конца своих дней?»
Из-за стены донесся едва слышный вздох: «Да, я чародей. Мне известны все заклинания, изобретенные по сей день, все заколдованные руны, магические формулы, чудесные механизмы, заговоры, амулеты и талисманы. Я магистр математики, первый с тех пор, как погиб Фандаал. Тем не менее, я не могу изменить твой мозг, не уничтожив при этом твой разум, твою личность, твою память называй это как хочешь потому что я не бог. Бог мог бы воплотить в жизнь любое желание, но мне приходится довольствоваться магией формулами, вызывающими резонанс, искажая пространство».
Глаза Тсаис, заискрившиеся было надеждой, потухли. «Я хочу оказаться на Земле, помолчав, сказала она. На Земле неподвижно-синее небо, и над горизонтами движется красное Солнце. Я устала от Эмбелиона. Здесь никто ничего не говорит, кроме тебя».
«Земля задумчиво протянул Панделюм. Сумрачная планета неописуемой древности. Когда-то это был гордый мир с заоблачными вершинами гор и блестящими лентами рек, а Солнце горело, как ослепительный белый шар. Но бесконечные века дождей и ветров раскрошили и размыли гранит, а Солнце стало тусклым и красным. Континенты погружались в океаны и снова поднимались. Вырастали башни миллионов городов и обрушивались, превращаясь в прах. Теперь там, где плодились и размножались древние народы, живут от силы несколько тысяч человек. И на Земле есть зло зло, утонченное и дистиллированное временем Земля умирает, и в сумерках бытия» чародей замолчал.
«И все же, с сомнением сказала Тсаис, я слышала, что на Земле много красоты. Я хочу познать красоту, даже если для этого мне придется умереть».
«Как ты узнáешь красоту, когда ее увидишь?»
«Все человеческие существа способны познавать красоту. Ведь я человеческое существо?»
«Несомненно».
«Тогда я найду красоту и, может быть, даже» Тсаис не смогла произнести слово, слишком чуждое ее уму, слишком чреватое тревожными, приводящими в замешательство последствиями.
Панделюм долго молчал. Наконец он сказал: «Отправляйся на Землю, если хочешь. Я помогу тебе в меру своих возможностей. Я одушевлю твою шпагу. Кроме того, я дам тебе совет, и он заключается в следующем: не доверяй мужчинам, ибо мужчины расхищают красоту, чтобы удовлетворять похоть. Не вступай в близость ни с кем Я дам тебе драгоценности на Земле они сделают тебя богатой. Пользуясь ими, ты сможешь многого достичь. Но опять же никому и нигде их не показывай; некоторые люди готовы убивать за гроши».
Снова наступила напряженная тишина, после чего воздух словно освободился от тяжести.
«Панделюм!» тихо позвала Тсаис. Ответа не было.
Через несколько секунд, однако, чародей вернулся ум девушки снова стеснило ощущение его присутствия.
«Немного подожди, сказал Панделюм, а затем зайди в соседнее помещение».
Тсаис подошла к внутренней двери, чуть задержалась, выполняя указание чародея, после чего открыла дверь и зашла в следующую комнату.
«На скамье слева, прозвучал голос Панделюма, ты найдешь браслет с амулетом и мешочек с драгоценными камнями. Надень амулет на кисть руки он отражает вредоносные чары и сосредоточивает их на том, кто произнес заклинание. Это самая могущественная из рун, не потеряй ее!»
Тсаис надела браслет и привязала к поясу мешочек с драгоценностями.
«Теперь положи шпагу на скамью, встань на каменную плиту с вырезанными рунами и плотно закрой глаза. Мне нужно будет зайти в помещение. Ни в коем случае не пытайся на меня взглянуть. Слышишь? Последствия ослушания будут ужасны».
Тсаис вынула шпагу, положила ее на скамью, встала на руны, вырезанные в полу, и зажмурилась. Послышались медленные шаги и тихий звон металла, а затем высокий, напряженный подвывающий звук, постепенно затихший.
«Твоя шпага ожила! сообщил Панделюм; его голос показался девушке необычно громким, потому что чародей стоял рядом, у нее за спиной. Шпага будет убивать твоих врагов, руководствуясь своим собственным разумом. Протяни руку и возьми ее».
Тсаис вложила шпагу в ножны клинок стал теплым и дрожал.
«В какое место на Земле ты желаешь отправиться? спросил Панделюм. В страну, населенную людьми, или в бескрайние пустоши, усеянные руинами?»
«В Асколаис», ответила Тсаис: просто потому, что сестра, говорившая с ней о красоте, упомянула об этой стране.
«Как тебе угодно, отозвался Панделюм. А теперь внемли! Если ты когда-нибудь пожелаешь вернуться в Эмбелион»
«Нет! прервала его Тсаис. Это хуже смерти».
«Что ж, вольному воля, как говорится».
Тсаис молчала.
«Я должен буду к тебе прикоснуться. На мгновение у тебя закружится голова, после чего ты откроешь глаза уже на Земле. Там уже наступает ночь, а по ночам просыпаются кошмарные твари. Постарайся сразу найти убежище».
Тсаис с радостным волнением почувствовала прикосновение чародея. У нее в голове все смешалось и перевернулось, она ощутила невесомость невероятного полета на немыслимое расстояние У нее под ногами была незнакомая почва, в лицо дул ветерок с незнакомым пряным привкусом. Тсаис открыла глаза.
Перед ней открылся странный пейзаж поразительной новизны. В темно-синем небе багровело древнее Солнце. Тсаис стояла на лугу, окруженном высокими мрачноватыми деревьями. Деревья эти ничем не напоминали высоких спокойных гигантов Эмбелиона; земные деревья росли плотной угрюмой толпой и отбрасывали загадочную тень. Ничто в поле зрения, ничто земное не казалось оскорбляющим или режущим глаз: луг, деревья, выступающее из почвы пологое скальное обнажение здесь все размылось, сгладилось, состарилось, смягчилось. Неяркие лучи Солнца были, однако, насыщенными и придавали всему окружающему камням, деревьям, тихой траве и скромным цветам дух преданий и легенд, воспоминаний о древности.
Поодаль возвышались мшистые развалины давно обвалившихся крепостных стен. Их камни, покрытые темным лишайником, почернели от дыма и времени, трещины и провалы заросли травой причудливая картина в косых лучах вечернего Солнца.
Тсаис медленно подошла к руинам. Кое-где стены еще стояли одни выветренные камни держались на других, хотя скреплявший кладку раствор давно вымыло дождями. Девушка с удивлением обошла по кругу огромное, заплесневевшее, щербатое и растрескавшееся каменное изображение лица, почти полностью погребенное; она попыталась прочесть символы, вырезанные в основании монумента, но они не поддавались пониманию. Широко открыв глаза, Тсаис изучала остатки каменной физиономии жестокие глаза, издевательски усмехающийся рот, разбитый нос. Выражение этого лица заставило ее вздрогнуть; она отвернулась здесь ей больше нечего было делать.
Откуда-то по лугу разнесся смех ликующий, почти хихикающий. Не забывая о предупреждениях Панделюма, Тсаис попятилась в темное углубление древней стены. Между стволами деревьев возникло какое-то движение; пошатываясь, на залитый предзакатными лучами луг вышли двое мужчина и женщина. Их руки были связаны за спиной. За ними легко и упруго шагал, напевая и посвистывая, молодой человек, погонявший пленников тонкой рапирой.
Все трое остановились у развалин так близко, что Тсаис могла разглядеть их лица. Глаза связанного мужчины, скуластого оборванца со всклокоченной рыжей бородой, испуганно бегали по сторонам. Женщина, низенькая толстушка, тоже испуганно молчала. Их привел сюда Странник Лианэ находившийся в постоянном возбуждении юноша располагающей к себе наружности, с приятным выразительным лицом, мягкой каштановой шевелюрой и большими, красивыми золотисто-карими глазами. На нем были красные кожаные сапожки с отворотами, костюм из красной и зеленой ткани, зеленый плащ и остроконечная шляпа с красным пером.
Тсаис наблюдала за землянами, ничего не понимая. Все трое представлялись ей одинаково омерзительными тварями из липкой крови, губчатой темно-розовой плоти и вонючих внутренностей. Лианэ казался не столь вульгарным по сравнению с двумя другими по меньшей мере, он был проворен и двигался почти элегантно. Тсаис мало интересовали эти люди, но она не выходила из укрытия.
Лианэ ловко стянул петлями лодыжки пленников, после чего подтолкнул обоих, чтобы они растянулись плашмя между камнями. Мужчина тихо стонал, женщина истерически всхлипывала.
Разбойник снял шляпу и отвесил жертвам насмешливый поклон, после чего, пританцовывая, направился к обломку стены. Шагах в двадцати от Тсаис он вытащил камень из-под древней плиты, пошарил рукой в отверстии, вернулся с трутом и огнивом и развел костер. Из поясной сумки Лианэ вынул кусочек мяса, поджарил его на огне, брезгливо съел его и облизал пальцы.
До сих пор никто не сказал ни слова. Лианэ наконец встал, потянулся и взглянул на небо. Солнце уже скрывалось за темной стеной деревьев, на луг легли синие тени.
«А теперь за дело!» воскликнул Странник Лианэ. У него был резкий, ясный голос, напоминавший громкие звуки флейты. «Прежде всего, с развязной торжественностью поднял руку разбойник, необходимо позаботиться о том, чтобы вы относились к допросу со всей серьезностью, и чтобы предстоящие откровения соответствовали действительности».
Нырнув в еще один тайник под каменными плитами, разбойник принес четыре крепких деревянных шеста. Один из шестов он положил поперек бедер рыжебородого мужчины, а второй продел между ногами пленника продольно над первым таким образом, чтобы, не прилагая особых усилий, он мог одновременно давить на бедра пленника вниз и на копчик и поясницу вверх. Проверив это устройство в действии, Лианэ удовлетворенного крякнул, когда мужчина вскрикнул от боли. Для женщины он приготовил такое же пыточное перекрестие шестов.
Тсаис пребывала в замешательстве. По всей видимости, молодой человек намеревался причинять своим пленникам боль. Может быть, таков был земной обычай? Но как она могла об этом судить, если она ничего не знала о добре и зле?
«Лианэ! Лианэ! взмолился рыжебородый мужчина. Не мучай мою жену! Она ничего не знает! Пощади ее я отдам тебе все свое имущество и буду служить тебе до конца моих дней!»
«Хо-хо! Лианэ расхохотался так, что перо у него на шляпе стало раскачиваться. От души благодарю за щедрое предложение! Но зачем мне связки хвороста, зачем мне твоя репа? Я люблю шелк и золото, я люблю блеск кинжалов и стоны девушек, изнывающих от любви. К сожалению, твое имущество и твои услуги мне ни к чему. Я хотел бы знать, однако, где скрывается брат твоей жены и, когда твоя супруга начнет захлебываться воплями, ты мне об этом расскажешь».
Тсаис начинала осознавать смысл происходящего. Пленники скрывали сведения, которые хотел добыть молодой человек. Поэтому он собирался причинять им боль, пока те, в отчаянии, не раскроют ему эти сведения. Хитроумный замысел! Она сама до такого не додумалась бы.
«Что ж, продолжал разбойник, теперь следует предотвратить всякую возможность искусного сочетания истины с вымыслом. Видишь ли, доверительно пояснил он, наклонившись к мужчине, под пыткой человек неспособен достаточно сосредоточиться для того, чтобы что-нибудь изобретать и обманывать, он не может вымолвить ничего, кроме правды». Разбойник выхватил из костра горящую ветку, вставил ее между связанными лодыжками мужчины и тут же вспрыгнул на шест-рычаг, надавивший на ноги и поясницу женщины.
«Я ничего не знаю, Лианэ! хрипло бормотал мужчина. Ничего! Это правда, чистая правда!»
Лианэ отступил и нахмурился. Женщина потеряла сознание. Выдернув ветку, горевшую между ногами пленника, бандит раздраженно бросил ее в костер.
«Чепуха какая-то! юноша сплюнул, но к нему быстро вернулось хорошее настроение. Ничего, нам некуда торопиться». Лианэ нервно поглаживал острый подбородок. «Может быть, ты не врешь, размышлял он вслух. Может быть, твоя верная супруга окажется полезнее». Он поднес к носу женщины щепотку ароматической соли и привел ее в чувство пощечинами. Она открыла помутневшие глаза и тупо смотрела на мучителя; лицо ее налилось кровью и подергивалось.
«Слушай меня внимательно! строго произнес Странник Лианэ. Начинается второй этап допроса. Я думаю, я предполагаю, я делаю логические выводы. Я говорю себе: возможно, муж не знает, куда сбежал человек, которого я ищу. Возможно, это известно только его жене».
Женщина чуть приоткрыла рот: «Пожалуйста! Он мой брат»
«Ага! Так ты все знаешь! торжествующе воскликнул Лианэ, расхаживая взад и вперед перед костром. Ты знаешь! Возобновим допрос. Обрати внимание! Этим шестом я раздавлю ноги твоего мужа и сломаю ему позвоночник, если ты не скажешь, где прячется твой брат».
Он приступил к исполнению угрозы.
«Ничего не говори» прошипел мужчина прежде, чем боль заставила его нечленораздельно выть. Женщина ругалась, всхлипывала, умоляла. Наконец она закричала: «Я скажу, все скажу! Делларе в Эфреде!»
Лианэ приостановил пытку: «В Эфреде. Вот как. В степях Рухнувшей Стены». Разбойник поджал губы. «Может быть, это так. Но я тебе не верю. Ты должна подтвердить свои слова мне нужна правда, только правда и ничего, кроме правды!» Он снова взял из костра горящую ветвь и вставил ее между лодыжками женщины, после чего опять принялся пытать мужчину. Женщина молчала.
«Говори, мерзавка! пыхтя, приказывал Лианэ. Я уже вспотел, а вы ты все еще упираешься!» Женщина молчала. Ее широко раскрытые глаза остекленели и смотрели прямо в небо.
«Она умерла! воскликнул ее муж. Умерла! Моя жена умерла!» Рыжебородый человек забыл о боли и страшно кричал: «А! Лианэ, ты демон, ты исчадие ада! Будь ты проклят! Клянусь Фиалом, клянусь Крааном» Его слова сливались в один непрерывный истерический вопль.
Тсаис ощущала беспокойство. Женщина умерла. Разве убийство не зло? Панделюм говорил, что похищение жизни преступление. Если женщина была добрым существом, а рыжебородый мужчина явно так считал, значит, разбойник был преступником. Все они, конечно, состояли из липкой крови и омерзительной плоти. Тем не менее, причинение боли, приводящее к смерти живого существа, следовало рассматривать как зло.
Бесстрашная в своем невежестве, Тсаис выступила из укрытия и подошла к костру. Разбойник обернулся и отскочил. Но при виде грациозной красавицы страх его тут же сменился вожделением. Лианэ веселился, Лианэ танцевал!
«Добро пожаловать! Приветствую тебя, прекрасная незнакомка! разбойник досадливо покосился на распростертые тела своих жертв. Неприятная история! Не обращай на них внимания». Странник Лианэ скинул плащ, похотливо разглядывая девушку яркими карими глазами и горделиво вышагивая подобно распустившему хвост петуху: «Прекрасно, замечательно, дорогая моя! Причем и ты скоро в этом убедишься такого мужчину, как я, днем с огнем не найдешь!»
Тсаис положила руку на эфес шпаги, и та сразу выскочила из ножен. Лианэ отпрянул, встревоженный ненавистью, сверкнувшей в глазах девушки с извращенным мозгом, не меньше, чем ее сверкнувшим клинком.