Звездная ЕваФантастика русской эмиграции
Том II
Н. Наядин (Прохожий)Неизвестные племена
Уже очень давно величественные залы Лондонского Королевского Географического Общества не видели такого оживления, такого съезда знаменитейших путешественников и исследователей, как в день сенсационного доклада профессора Шримпа, молодого, но уже выдвинувшегося своим трудом «О вероятных причинах возникновения и исчезновения племени Ву-ву, по источникам финикиян и нубийцев в III веке до Р. X.».
Профессор Шримп докладывал об открытом им в дебрях Африки совершенно неизвестном науке племени «Белых дикарей».
Дикари эти по преимуществу люди большого роста, светлоглазые, одеты в звериные шкуры, промышляют охотой первобытным способом: копьями и стрелами. Женщины у них отличаются красотой и плодовитостью. Говорят эти дикари на языке ему, члену Королевского О-ва, неизвестном, причем разговор свой часто прерывают лошадообразным хохотом. По-видимому, язычники. Профессору Шримпу, с риском быть замеченным, убитым и съеденным посчастливилось увидеть в бинокль их религиозный обряд, во время которого дикари часто валились на землю, махая правой рукой. Полунагие женщины, с леопардовыми шкурами на бедрах, довольно гармонично пели священные гимны.
Главный жрец, из себя мужчина суровый, сильно волосатый, седой и тучный. После обряда дикари на него набрасывались и нюхали ему руки.
Селение вновь открытых дикарей расположено под 15° южной широты и 85° долготы, за землями каннибалов и черных карликов, среди необъятного девственного леса, кишащего кровожадными зверьми и ядовитыми гадами. Миль на 65 севернее их селения лежат знаменитые и почти неисследованные болотистые равнины «Тафанда», прозванные туземцами «Проклятой долиной». Смертельные испарения этих болот являются причиной мучительной и верной смерти всякого живого существа, попадающего в эту роковую полосу.
Именно недалеко от этого места погиб в 1777 году известный английский путешественник капитан Вильям Мак-Корк и в 8 милях именно от этого места теряются следы португальской экспедиции Ле Горта 1798 года и голландской, Юлиуса Ван Кактуса 1800 года.
Легко себе представить те невероятные лишения и трудности, которые выпали на долю профессора Шримпа и его экспедиции на путях к изумительному открытию.
Почти все переболели цингой; когда припасы вышли, экспедиция 52 дня питалась корнями и пила мутную воду из редких в этой знойной стране источников. Треть отряда погибла в борьбе с зулусами и черными карликами, следовавшими за экспедицией по пятам, как шакалы.
Помощник профессора Шримпа, доктор Томас Гейлл, был съеден каннибалами в сыром виде.
За время своего 7-ми месячного путешествия до становища дикарей экспедиция сделала 9.984 мили, причем треть этого расстояния никогда не была исследована.
* * *
В результате бурных прений, последовавших за замечательным докладом профессора, Лондонское Королевское Географическое О-во решило в срочном порядке снарядить новую экспедицию, обеспеченную всем необходимым для проверки и удостоверения изумительного открытия. Военное министерство выдало экспедиции 7 пулеметов Луиса; Морское в свою очередь снабдило экспедицию прекрасной яхтой «Волкодав». В состав экспедиции вошли заметные представители всех отраслей науки; привлеченные опасностью предприятия и возможностью сенсационных авантюр, зачислились в экспедицию лучшие охотники и стрелки, имена которых появлялись не раз на страницах журналов: «The Hunter», «Adventures», «The Flame of Glory» и многих других.
* * *
В ноябре месяце экспедиция, в составе 84-х человек, сопутствуемая восторженными криками громадной толпы, рыданиями близких, горячими пожеланиями друзей, под звуки музыки двух военных оркестров отплыла от туманных берегов Англии к берегам далекой, знойной, таинственной Африки.
В последний момент к экспедиции присоединился русский ученый, б. приват-доцент Московского университета Джон (Иван Дымбин).
* * *
Через несколько месяцев оставшаяся на ногах часть экспедиции, во главе с профессором Шримпом, изнуренная лишениями и болезнями, потерявшая от тропической лихорадки и в схватках с черными дикарями большую часть своего состава, прорубая себе узкий путь в зарослях девственного леса, приблизились к становищу «Белых дикарей». Совсем внезапно, будто откуда-то свалилась, нахлынула тропическая ночь и своей черной, густой пеленой залила и лес и измученных людей.
Вместе с наступлением темноты, лес ожил; где-то невдалеке мрачно и грозно зарыкали львы, истерическивиз-гливо захохотали гиены, тоскливо завопила какая-то птица. Ягуар запел протяжно и сладострастно. Чувство тоски, предчувствие чего-то страшного, неотвратимого вошло в души трепещущих путешественников. Шримп, еле держащийся на ногах от усталости и голода, шепотом отдал приказание и экспедиция, выставив два уцелевших пулемета, залегла в густых зарослях, шагах в трехстах от лагеря дикарей.
На поляне, тонувшей в густом мраке тропической ночи, было разбито несколько больших шалашей. У пылавшего костра виднелись три полуобнаженных фигуры, освещенных зловещим красным пламенем.
Лица дикарей были закрыты густыми, длинными космами волос и широкими бородами. На каждом дикаре была тигровая шкура, пристегнутая под подбородком ожерельем из львиных зубов. Двое, лежа у костра, изредка поправляли жарившийся на железном стержне огромный окорок. Иногда они перебрасывались короткими фразами.
Приват-доцент Дымбин, который страдал сильной близорукостью и у которого очки дорогой были конфискованы королем черных карликов, со своего места ничего не видел и, решив подобраться поближе, осторожно, сдерживая дыхание, исцарапав в кровь руки и колена, подполз, к ужасу профессора Шримпа, к самым шалашам и, напряженно вытянув шею, стал прислушиваться.
В этот момент дикарь, стоявший у костра, перехватил копье на руку и ткнул им в костер; из костра с треском вылетел сноп красных искр.
Дикарь, лежавший мечтательно у костра, лениво повернул голову и проговорил:
Вы бы, Семен Петрович, чем костер ворошить, лучше бы своим копьишком ягуарчика на другой бок перевернули бы А то подгорит, не дай Бог
Не подгорит низким басом отозвался другой, лежавший у костра, чего ему подгорать Он мокрый еще Его, проклятого, моя Марья Ивановна сутки в обезьяньем молоке мочила Не подгори-и-ит
Дымбин от неожиданности икнул и приподнялся.
Дикари моментально вскочили и, натянув луки, повернулись в его сторону
Не иначе как тигр. проговорил один мягким тенорком.
А Дымбин, не помня себя, кинулся на поляну и подбежал к костру.
Семен Петрович, заорал он в исступлении, схатывая в свои объятия дикаря, стоявшего раньше у костра, Бородкин!.. Вы ли это?!.. С ума я схожу, что ли?!..
У дикаря, в свою очередь, от изумления лопнуло ожерелье из львиных зубов, тигровая шкура мягко упала на траву и его обнаженное тело, тело члена судебной палаты Семена Петровича Бородкина, предстало перед восхищенным взором Дымбина точь-в-точь таким, каким он часто видывал его в московских Сандуновских банях. Только пополнел будто.
Дымбин Ванюш в сладостном изнеможении прошептал дикарь, смахивая с левого глаза неожиданную слезу. И где привелось видеться Бож-же мой, Божже. Сколько лет, сколько зим? А?
Двое других дикарей, поборов первое изумление и испуг перед европейцем, приосанились и, шаркнувши босыми ногами, проговорили:
Разрешите представиться: бывший командир тяжелой батареи, капитан Пенка
Председатель уездной земской управы Окуньков
Капитан Пенка снял с ремня у пояса трубу из бегемотова хвоста и в ароматном воздухе тропической ночи бодро и радостно пропел сигнал:
«.Быстро вскочивши,
Исполним свой долг»
В тот же миг поляна ожила и наполнилась людьми. Из шалашей выскакивали мужчины с кольями и стрелами в руках; выбегали женщины, прекрасные, обнаженные, наспех накидывая на себя звериные шкуры: послышались крики и плачь детей
Это сигнал на случай нападения львов, звякнув воображаемыми шпорами, дружелюбно объяснил капитан Пенка.
С вершины высоченных пальм с молниеносной быстротой и ловкостью обезьян спустилось несколько обнаженных молодых людей. Один из них, заметив незнакомого, поспешно втиснул в глаз монокль из слюны молодого аллигатора, подошел к Дымбину и сказал:
Представляюсь: адвокат Аполлон Бантов.
Между тем, толпа дикарей окружила Дымбина. Со многими он был знаком. Раздались восклицания:
Конечно ж, на Малой Бронной Господи ж
Хо-хо-хо Да, да Собинов еще тогда себе на фрак уху вывернул
Эх, Иньков-то ведь в вашей Европе помер
Будем знакомы: протоиерей Воздвиженской церкви Ароматов.
* * *
Когда волнение улеглось и все уселись у костра, княгиня Грен-Гренская предложила Дымбину чайку из зеленых почек молодых кактусов, поданных в маленьких обезьяньих черепах. Семен Петрович Бородкин был главой племени и, так как он отличался гурманством и ревниво следил за столом, то твердая и гладкая, как доска, кожа слона, заменявшая скатерть, была уставлена самыми разнообразными закусками: паштет из язычков молоденьких крокодильчиков, копченые ушки леопардовых детенышей, сладкое молоко диких кошек с сухариками из сухих финиковых листьев, колбаса из тигровых щек и еще много такого, чего никак не найти в лучших европейских ресторанах.
Насытившись и закурив душистую сигару из листьев «Индексос Пнеуматикон», Семен Петрович, отвечая на град вопросов Дымбина, степенно повел рассказ:
Началось, батюшка, все из-за виз проклятых Всякий из нас раньше хотел в Европу проехать Кто в Берлин, кто в Париж, кто в Вену И «американцев» много было Бегали, просили, молили Никуда виз не давали. Говори-ли: «Опасный вы народ; разложить нас можете обременить и обобрать нас можете!» Таким образом в Александрии, два года назад, образовалась большая компания без виз, без работы и со смертельным желанием бежать, хоть к черту на кулички. Лишь бы селиться и жить без виз, без паспортов, без надзора, без политики Ну, и пошли
Блаженни яже оставите богатства тленные и собрания нечестивых, вставил батюшка торжественным голосом.
Во-во Ну и вот, после долгих мытарств, мы, 157 человек, и набрели на наше нынешнее государство И счастье еще наше было, что у нас было много военных А то ведь мы войны вели и с зулусами, и с каннибалами, и с другими, имена же их ты Господи веси Племя «Лесных детей» до сих пор нам дань платит
Мы с них сушенными фруктами и молодыми слонами получаем, проговорил солидный мужчина в выцветшей фуражке акцизного ведомства.
Однажды, батенька, 4 дня вели бой с зулусами и выскочили только благодаря тому, что наш полковник зашел к ним в тыл.
Никак нет, Семен Петрович, вежливо прервал Бородкина бравый человек в пушистой пелеринке из львиных грив, по-видимости, бывший гусар, я применил охват флангов, тактика ликвидации Молодечненского прорыва 1916 года
Во-во, именно охват фланговс удовольствием повторил Семен Петрович. Посадил, понимаете, 60 человек на слонов, которых приручил Сергей Сергеич, он раньше был учителем ботаники и зоологии.
Принцип индусской кавалерии англичан, вставил гусар.
Во-во-во будто индусы И трах-тарарах на эфиопов! Те, конечно, драпу Я сам бумерангом 9 человек уложил. А теперь у нас и артиллерия есть; капитан Пенка две катапульты соорудил. Мы ими от носорогов и львов отбиваемся
Бородкин почесал свое голое колено и живо спросил:
А Клопотова, Егор Петровича, помните? Жаль, лишились мы его. Народец тут есть один, «Занзиранги» Так они его к себе королем пригласили. Как мы его не отговаривали, пошел таки! «Опротивела, говорит, мне жизнь беженская; желаю царствовать и, теперь, говорит, сам буду визы выдавать». Вот на прошлой неделе его приносили сюда в преферанс играть. Он своим занзирангам приказывает носить себя на носилках и петь ему хвалебные гимны. Стыдили мы его, все-таки человек и в летах уже и присяжный поверенный, ничего не помогает. «С детства, говорит, честолюбив был». Является всегда со свитсй, с музыкой. Одну арапку выучил «Гайда тройку» петь. Говорить, хочет цыганский хор составить. Имен их не знает, так у всех на голых животах цифры белой краской намалевал. И ему удобно, и им нравится Чудак!..
Костер догорал Семен Петрович задумался Где-то в лесу зарычал лев и завыл шакал. Семен Петрович прислушался и с удовольствием сказал:
Так и живем теперь здесь, так и поживаем воздух прекрасный, лес, вода родниковая дичь и плоды Вот у Верочки Семенцовой что-то вроде туберкулеза было, так теперь и помину нет Виктор Александрович театр открыл; Федулин газетку на буковой коре издает. Нечего Бога гневить, хорошо у нас Ни болезней, ни тревог, ни политики, знай живи, толстей, да Бога славь. Наш отец Ароматов каждый вечер службы отправляет
Ибо в Писании сказано: «Не единым хлебом жив человек», низким басом отозвался батюшка.
Долго рассказывал Бородкин и перед Дымбиным встала полная картина обретенного этими людьми благополучия и духовного равновесия. На его робкий вопрос, не нужны ли визы в Европу, к культуре, полуголые люди в звериных шкурах чистосердечно и мягко рассмеялись.
Бог с ней, с Европой этой Будет! Заболеешь еще там Опять же партии там разные Социализмы, конфискации, репрессии, депрессии, интриги Будет.
Бог с ней, с Европой, разнеженно повторил Бородин, живем мы тихо, мирно, благородно работаем, боремся за жизнь и размножаемся Нет ни забот, ни времени Вверху небо, а внизу мы мелкие рабы, преданные Господу
Ибо сказано, проникновенно вставил батюшка, «У Бога тысяча лет, как один день, и один день, как тысяча лет».
Взволнованный Дымбин вскочил с места, сорвал с себя пиджак и сталь нервно расшнуровывать ботинки.
Остаюсь с вами, закричал он, подайте мне леопардовую шкуру!
* * *
Когда Дымбин кинулся на поляну, профессор Шримп, задрожав от ужаса, подал экспедиции знак к отступлению.
Очутившись на безопасном расстоянии, Шримп решил, что Дымбин от пережитых потрясений сошел с ума, что он съеден дикарями, что долее оставаться экспедиции небезопасно, что цель экспедиции, проверить и удостоверить открытиедостигнута, а посему можно ехать обратно на родину.
* * *
Несомненно то, что в самых отдаленных уголках земного шара существуют племена неизвестных науке белых дикарей. Но если наука этого не знает, нашего брата не проведешь:
Мы знаем, что это за публика!
А. РосселевичНаши на Луне
I
Василий Иванович Штучкин, сотрудник русской газеты «Разное время», шел по темным и грязным белградским улицам в самом подавленном состоянии духа. Редактор вечно задерживает плату, совершенно не желая считаться с тем, что Василий Иванович ведет такой ответственный отдел, как «Вести с Родины», и даже сам в случае нужды пишет письма из Советской России! И из-за небрежности редактораквартирная хозяйка уже подозрительно смотрит на самого Штучкина, а сегодня так прямо заявила ему: «Ви, господине, не мойте да ме гнявите!», иными словами, «убирайтесь к монаху!»
«Какая наглость, какая несправедливость!»думал Василий Иванович, переходя через мрачную улицу Короля Александра. «Толстая дура-хозяйка совершенно не желает понять, что я ведь скоро получу деньги и уплачу за все! Ну, правда, с опозданием, но я же объяснил ей причины!» И, окончательно огорченный, Василий Иванович зашевелил губами и, подумав немного, решил отправиться в «Теремок», уютный русский ресторан, где его терпеливо кормили в кредит.
Придя туда, он уселся у печки, задумчиво посмотрел на стенных павлинов, чему-то улыбнулся и подозвал юношу-кельнера:
Дай мне, братец Коля, водчонки динара на четыре!
Хозяин велел, чтоб вам больше в кредит водки не давать, пробасил пухлый Коля.
Скажи хозяину как его? чтоб не валял дурака! Что он, не верит, что ли? этого в первый раз я пришел, что ли?
Потому и не дает, что не в первый раз! Уж научены! вмешался из-за буфетной стойки другой кельнер, вечно мрачный Иван Васильевич. Знаем уж, не в первый раз!