Смыжи - Петр Ингвин 5 стр.

Прошло уже несколько лет, а картинка стояла перед глазами, словно это произошло вчера: Павлик сидел на снегу в некотором ступоре, взгляд просил помощи.

 Буря,  сказал он.  Унесло палатку и все, что внутри.

То есть, и принтер тоже. Не позавидуешь.

Вид Павлика уже не шокировал, как в первый раз. Человек привыкает ко всему. Гаврила Иванович сделал запрос на местоположение, метка указала, что Горбовский находится на льдах у Шпицбергена. От Рыбачьего полуостроваоколо тысячи километров. На дискаре лететь меньше часа, но он поврежден.

 Скоро буду, часов через восемь-девять. Никуда не уходи.

Павлик улыбнулся и обвел глазами раскинувшееся вокруг сияющее безмолвие. Идти было некуда, даже навстречу, чтобы сэкономить несколько секунд полета. Заснеженные ледяные торосы были непроходимы.

Но друг все же улыбнулся, значит, все сделано правильно. Горбовский мог вызвать доставку, и менее чем через час все необходимое упало бы к ногам с беспилотника. Ему могли отправить помощь по сигналу с чипа, но он отказался и связался с другом, значит, в первую очередь ему нужны не вещи или еда, а человеческая поддержка.

Их дружба сложилась в академии на первом курсе, чудесно развивалась на втором и третьем, а дальше вмешалась судьба. Павлик неудачно влюбился. Девушка предпочла другого. На его месте любой отвлекся бы на учебу и попутно искал своего человека, который есть у каждого: если не торопиться, он обязательно найдется. Так Гаврила Иванович (тогдапросто Гаврик) встретил Лену.

Павлик выбрал другой путь. Он ушел из академии, отправился на север (север даже для жившего на берегу Северного Ледовитого Океана Гаврилы Ивановича) работать на климатическую станцию.

В погоду люди старались не вмешиваться, это делалось очень избирательно, в крайних случаях, точечно, после долгих расчетов. Предыдущий век красочно и больно продемонстрировал, что в противостоянии человека и природы победителей не будет. Большинство климатических установок ликвидировали или законсервировали, оставшиеся перевели на автономный режим работы, но некоторое время требовались наблюдателине имевшие специального образования любители одиночества. Для Павликасловно манна небесная.

Основная работа времени не отнимала совсем, и Горбовский стал писать книги. Взапой, одну за другой. Возможно, чтобы забыться, или хотелось прославиться и доказать бывшему объекту любви, что выбор был неверен. Ну, доказал бы, и что? Дело-то сделано, «Я другому отдана и буду век ему верна», по-другому не бывает. И неизвестно, насколько гениальными были опусы Павлика Горбовского, который выкладывал их под псевдонимом «Пауль ТерраДактиль». С его словсплошные шедевры. В то время Гаврила Иванович книг Павлика не читал. Однажды попробовал, и зря. На критику друг отреагировал со злобным шипением:

 Да что ты понимаешь в литературе?! Яавтор, я так вижу!

 Ну а знаки препинания? Тебе же красным подчеркивают

 Это мой личный стиль!

И Гаврила Иванович не спорил. И не читал.

Чтобы поместить свое творение в поток с тегом «Писатель», необходимо закончить Литературный институт, тогда и читатели обратят внимание, и за чтение автору будут начисляться деньгиписательство превратится в основную работу. Без образования можно выкладываться лишь с греко-английским термином, что переводится как «пишущий человек», а это совсем не то. Павлик периодически плакался:

 Обо мне никто не знает. Как пробиться к читателю?

 Дай почитать друзьям и родственникам, будь готов к критике. Если все здорово, тебя порекомендуют знакомым и коллегам, а тесвоим, а если плохоукажут, что именно не нравится.

 А если они ничего не понимают в литературе, как ты, например?

 Критики для того и существуют, чтобы наваливать в кучу правильное и неправильное, умное и глупое, объективное и субъективное. Выслушай всех, и поступи по-своему. Но сначала выслушай. Еще, к примеру, потусуйся в потоке с другими молодыми и талантливыми, почитайте друг друга хотя бы в порядке бартера, расчихвостьте в хвост и в гриву, ведь каждый уверен, что разбирается в предмете лучше остальных, вот и повышайте собственный авторитет, указывая другому на ошибки. Сам же знаешь: одна голова хорошо

 А двемутант.

 Я не шучу.

 А если я пишу интимное и не хочу показывать друзьям и родственникам?

 Интимноезначит, для себя. Почему твои личные записки должны интересовать посторонних? Если не можешь показать свое творчество близким, то оно ничего не стоит.

Дружеских советов Павлик не послушал, но проявил упорство и пошел по другому пути. Поняв, что труды многочисленных авторов с тегом «графомэн» кроме друзей никто не читает, он заочно окончил Литературный, тут же убрал из потока все «нетленки» Пауля ТерраДактиля и, после смена псевдонима на «Поль Гнедых» стал настоящим писателем.

Новые книги Горбовского Гаврила Иванович уже читал. Лена посоветовала. Оказалось, что читать Павлика не только можно, но и нужно, а его «Сложно жить ботом» даже рекомендовали к масштабной визуализации и включению в школьную программу. Фантазия Павлика не знала границ, дальний космос распахнул объятия, и у специалистов будущего появилась постоянная работаисправлять за отправившимися открывать новые миры молодыми неучами везде, где переполненные самомнением профаны успели напортачить.

С одним из маршрутов, по которому, по Паулю Гнедых, светлое будущее пойдет в сторону ослепительного, Гаврила Иванович не мог согласиться при всем уважении к другу. Дело касалось детейвоспитания и определения с профессией. Павлик предложил систему интернатов, куда лет с пяти у дилетантов-родителей забирают детей, чтобы ими занимались Учителяс большой буквы. Быть Учителемпочетно и ответственно, к этой работе допускают лишь избранных. Дети учатся правильным моральным установкам и проходят медико-психологическое обследование, после которого для них вырабатываются рекомендации по профессиональным предпочтениям.

Логика вроде бы присутствует, но не для тех, у кого есть собственные дети. Общество воспитает лучше? Вряд ли. И все же допустим, что это так. И:

Глаза наливаются кровью, а рука тянется к чему-нибудь тяжелому: да пусть только попробует кто-нибудь отобрать у меня детей! В пекло такое общество и такое будущее!

Воспитывают детейв семье. Примером. Любовью. Так было и так будет. Общество воспитывать не может в принципе, воспитывают люди, из которых состоит общество. Лучше всего воспитывают те, кто любят детей и всегда находятся рядом. Такие у большинства из нас есть, они любят по-настоящему и действительно всегда находятся рядом. Они называются семья. Кому милее «интернат»милости просим, скатертью дорожка. Двести лет назад большевики пытались упразднить семью, даже «научно» обосновали ее никчемность. И где теперь большевики? Как говорил слон велосипедисту, против природы не попрешь. Бездетный Павлик видел по-своему, и его мнение тоже имело право на существование. В качестве фантастического допуска. Не больше.

А он, собственно, на большее и не покушался, просто писал, что придумалось. Благо, на игры воображения времени стало много, писательский труд стал его профессией, а работа творчеству не мешала. После окончательного перехода климатоустановки в автоматический режим Горбовский остался, как там говорили, «на северах», в нужном духе переделал тело, чтобы не зависеть от внешних условий, и писал, писал, писал

Наверное, он даже не заметил, что прошли сначала годы, затем десятилетия. Он жил грезами о будущем, и кроме подключенного к потоку рабочего шлема с виртуальной клавиатурой ему требовались сущие мелочи: принтер для еды и вещей, палатка, где преклонить голову И все. Остальное, если без него можно обойтись,  не нужно. Ведь без него можно обойтись.

Нет. Еще требовались друзья, чтобы сказали правду о его работе и поддержали в трудную минуту.

Все, что нужно для счастья, у него было.

Бурю, прокатившуюся от Новой Земли до Гренландии, не останавливали и не смягчалине было причин мешать природе похулиганить, она решала этим собственные проблемы. Палатку и скудные вещи Горбовскогоодинокого путешественника себе на уме, закоренелого холостяка, не представлявшего другой жизниунесло и раскидало по бескрайним просторам Арктики, часть имущества утопило за тридевять земель (если быть конкретнымпалатку), разбило о лед (рабочий шлем) или вморозило в толщу бывшей полыньи (принтер). Чип подал сигнал опасности, едва параметры организма скакнули до предельных значений. Смертельный случай исключалсяс окружающими условиями терпящий бедствия справлялся, от жажды, голода или несовместимого с жизнью повреждения не погибал. Помощьтупая, бездушная, от только казавшихся умными машинмогла прибыть в любую минуту, стоило лишь дать на нее согласие.

Если бы происшествие признали серьезным или с пострадавшим от непогоды нельзя было связаться, то согласие не требовалось. У Павлика осталось нательное устройство связи, с ним поговорили из службы помощи, он от всего отказался. Впервые произошло настоящее бедствие из тех, о которых пишут книги. Павлик собирался использовать случай на полную катушку: пережить максимум впечатлений и написать об этом книгу. Не именно о том, что произошло, сюжет будет другим, но полученный опыт не имел цены.

Об этом Гаврила Иванович узнал во время долгого полета. Нательное устройство связиеще один чип, но не внутренний, а наружный, он позволяет выйти в поток для соединения принятия-отправки вызовов и поиска информации, но на нем нельзя работать. Горбовский горевал не по принтеру или палатке, а по шлему и потерянному времени: в голове несся ураган из впечатлений и мыслей, а работать с текстом невозможно; оставалось лишь тупо надиктовывать и злиться на тупизну невозмутимого авторедактора, не отличавшего интонационного удивления от восхищения.

Дома Гаврила Иванович распорядился, едва связь с Горбовским прервалась:

 Расходники для нового принтера.

Он впрыгнул в костюм для полета, схватил домашний принтер с только что отпечатанным картриджем и помчался на птерике строго на север.

В дороге они с другом разговаривали, попутно Гаврила Иванович решал вопросы по работе и успокаивал переживавшую за него Леночку. Птерик жмурился от слепящей белизны и вымораживающего ветра, его морда покрылась льдом, а крыльяинеем. Шлем постоянно самоочищался, иначе его постигла бы та же участь.

Пришло время, и впереди возникла оранжевая точка. Птерик чуть ли не со вздохом облегчения снизил скорость, которую от него требовали держать максимальной, и устало пошел на посадку.

Горбовский сидел на снегу, поджав ноги, и это взрослое существо, лишь с некоторой натяжкой напоминавшее человека, уже странно было называть Павликомименем восторженного парня, искавшего счастья и нашедшего его в упоении работой. И не из-за возраста: Горбовский не только повзрослел, он очень изменился, и большинство людей при сравнении Павликовых «до» и «теперь» признали бы, что «очень»сказано слишком мягко. Одежды он не носил, кожу по всей поверхности покрывал густой мехпохожий на медвежий, но оранжевого цвета, чтобы заметить издалека. Из меха выглядывали с трудом узнаваемые, закрывавшиеся толстыми веками, маленькие глаза. Между заросших мехом пальцев виднелись перепонки для плавания.

 Еще есть жабры,  сказал Павлик разглядывавшему его Гавриле Ивановичу.  Подолгу живу под водой, подо льдом через полюс добирался до Америки. Не представляешь, сколько на дне интересного. Я об этом напишу в следующих книгах. А сил у меня теперього-го!  Он поднял лапищу, чтобы продемонстрировать нечеловеческий бицепс.  Вплоть до Земли Франца Иосифа нет ни одного белого медведя, которого я еще не поборол. И с моржами плаваю наперегонки, но тут пока похвастаться нечем. Но у меня все впереди.

Они обнялись. Затем Гаврила Иванович включил питание принтера, ввел расходники. Один за другим вывалилось несколько прямоугольных блоков, они раскрылись, соединились и рядом с первым принтером вырос его аналог. Павлик ввел запрос и поднес руку-лапу, чтобы устройство распознало приоритетный чип и переключило оплату на него. Загудели вгрызшиеся в лед датчики. Здесь нужных элементов не найти, и для изготовления заказанных предметов придется ждать, пока прилетит доставка.

Павлик прервал молчание:

 Ты настоящий друг. И настоящий герой. Я напишу о тебе книгу.

 Запрещаю,  сказал Гаврила Иванович.  Если узнаю свою жизнь или себя в ком-то из героевты мне больше не друг.

 Хорошо. Я напишу так, что ты себя не узнаешь.

 Звучит угрожающе, но все равно спасибо. И моя жизнь

 Ее ты тоже не узнаешь.  Павлик помолчал, глядя в снег.  Никто не узнает. Не будет ничего общего.

 Но книга будет обо мне?

 Да.

 Без меня?

 Да.

Гаврилу Ивановича стало подбешивать. В голосе пробилось раздражение:

 О чем же будет книга, если она обо мне, но категорически без меня?

Павлик снова помолчал.

 О дружбе,  донеслось, наконец.

Гаврила Иванович уложил принтер на птерика и остановился, прежде чем сесть в седло.

 Вернуться в мир не хочешь?

Павлик усмехнулся:

 Зачем? И что это«мир»? Мирэто материализовавшийся парадокс, без диалектики не понять. Помнишь, у Короленковского безрукого: «Человек создан для счастья, как птица для полета». Здесь я счастлив.

 Но когда потребовалась помощь, ты связался не с автоматической доставкой, а со мной.

 Тыдруг. Когда тебе потребуется помощья к твоим услугам. Если понадобится, даже приеду для этого, как говоришь, «в мир». Но только, чтобы помочь. Каждому свое, и свое счастье я нашел. Вот оно.

С невыразимой любовью он обвел взглядом сверкающий лед.

Гаврила Иванович оставил друга в одиночестве. Живое общение подняло каждому настроение и придало заряд энергии. Вроде бы ничего не произошло, просто пересеклись во времени-пространстве два человека. Просто увиделись. А как много это значило для души каждого. Нет, поток потоком, а без живого общения человекне человек, а нечто вроде файла в потоке. Чтобы понять, что такое человек, нужно дать ему шанс проснуться. В конце концов, разбудить его в себе насильно.

В тот раз птерик оказался незаменим, потому что сидеть несколько часов в ожидании, пока починят дискар или прибудет какой-нибудь вызванный транспорт Гаврила Иванович был не состоянии. Птерик тоже был живой. Жизньона, как говорится, и в Африке жизнь. И никакой кофе из принтера не заменит лично выращенного и с любовью приготовленного, потому что человек остается человеком, ему нужны чувства, а не просто вещи или услуги. Чувстваэто сила. Когда-нибудь наука это поймет и возьмет на вооружение.

А пока стоило вернуться к делам насущнымв древней литературе они почему-то назывались «наши бараны», именно к ним всегда возвращались из воспоминаний и прочих мысленных экскурсов.

Итак. Пропали (убиты? выкрадены? насильно переправлены в другой мир?) не только Зайцев и сотрудники его Центра, но также не участвовавшие в проектах члены семей. Хорошо, что дети, у кого были, уже выросли и учились либо жили собственными семьями вдали от дома. В целом потери таковы: профессор Зайцев на Марсе, шестнадцать человек в ЦПР и семь человек на опытной подводной станции у транспортопровода Нарьян-МарНью-Йорк.

В том числеи в этом вся сольсупруга профессора Раиса Прохоровна Зайцева, член правительства, координатор экономического блока.

Шум поднялся межпланетный. Официально объявленный уровень опасности перескочил через синий-повышенный и желтый-высокий сразу на красный-критический. На посту Гаврилы Ивановича координаторомвпервые. Возможно, что вообще впервые в современной истории.

Подозрение в первую очередь пало на живые дома и их создателей. В равной степени рассматривался вариант, что кто-то неизвестный сумел использовать детища Зайцева в своих целях. Немешарики считались главной угрозой: все исчезнувшие люди находились внутри. Правда, Милица Дрогович тоже находилась внутри. В то время, когда метки пропавших погасли, ее метка находилась на месте, в своей кровати. Все исчезли, она, в таких же обстоятельствах,  нет. Что это значит?

Поканичего.

Глаза пробежали по отчетам о принятых мерах: