И все-таки, произнес он вслух, словно пытаясь себя убедить, это просто кусок камня. Что он доказывает? И его сознание немедленно выдало ответ: «А знак, который Робинзон Крузо нашел на берегу, был всего-навсего следом стопы человека. Не обманывай себя».
Инженер стоял в глубоком раздумье мгновение или два. А затем вскричал:
Ха! Ну и ладно! Пусть будет что будет, что бы там ни было!.. И он бросил кусок кремня в портфель к прочей добыче. Вновь подхватил свою кувалду и двинулся дальше, но с большей осторожностью. «Все, что я могу, думал он, это просто идти вперед, как будто ничего не случилось. Если грянет беда, значит, грянет, вот и все. Полагаю, я смогу с ней справиться. До сих пор я со всем справлялся. Посмотрим. Какие бы ни выпали карты, выигрывает в конце концов более умелый». Он вернулся к источнику, где тщательно вымыл и наполнил бутыль «Космоса». Затем вернулся в Метрополитен, подобрал свою медвежью шкуру, которую скрепил проволочной булавкой, и приступил к долгому подъему. Свою кувалду он припрятал на втором этаже в помещении слева от лестницы. «В конце концов, не стоит придавать этому молоту слишком большое значение, решил он. Что мне нужно, так это топор. Не исключено, что позднее, днем, я опять смогу прогуляться до той лавки и найти его. Если топорище утрачено, вполне смогу изготовить новое. С этими двумя револьверами, пока не отыщу какие-нибудь ружья, полагаю, мы в безопасности от чьих угодно копий».
Он огляделся, обозревая повсеместное запустение. Помещение, куда он попал, было некогда обширной и роскошной конторой, ввергнутой ныне в жалкое состояние. В пыли у окна что-то смутно блестело. Как выяснилось, то был осколок настенного зеркала, которое висело здесь когда-то с наклоном и упало, когда сгнила рама. Он протер его и с нетерпением всмотрелся в отражение. У него вырвался изумленный возглас.
Это что же, у меня такой вид? Ну, это ненадолго! Он приставил зеркало к стальной полосе оконного отверстия и достал из портфеля ножницы. Десять минут спустя лицо Аллана Стерна приобрело некоторое сходство с тем, к какому он привык. Правду сказать, подстригся он несколько неровно, особенно сзади, брови и бороду также не удалось подровнять как следует. Но тем не менее, образ дикаря сменился образом человека мало-мальски цивилизованного и накинутая на плечи белая шкура стала выглядеть вдвойне странно. Однако Стерн был доволен. Он торжествующе улыбнулся. Посмотрим, что она на это скажет, пробормотал он, вновь подхватив портфель и приступив к нелегкому восхождению.
Обильно вспотев и едва дыша, ибо он не стал особенно тратить время на отдых по пути, инженер добрался до своей конторы наверху. Еще на подходе он окликнул стенографистку по имени:
Беатрис! А Беатрис! Вы проснулись? Вас уже можно видеть?
Все в порядке, заходите, радостно отозвалась она. И вышла ему навстречу. Протянула руку, приветствуя, и от улыбки, которой она его наделила, сердце его гулко забилось. Ему бы посмеяться ее изумлению и наивному восхищению переменами в его внешности, но его глаза непрерывно поглощали ее красоту. Ибо теперь, вновь пробудившаяся, полная жизни и бодрости после крепкого ночного сна, она была великолепна. Утренний свет выявил новые оттенки в ее дивных волосах, густым шелком ниспадавших на тигровую шкуру. А шкуру она скрепила у горла и на талии кусочками металла, найденными среди обломков туалетного шкафчика. Стерн пообещал себе, что не замедлит отыскать для нее гору золотых булавок и цепочек в каких-нибудь магазинах на Пятой авеню, пока она не сможет обзавестись настоящей одеждой. Когда она протягивала ему руку, бенгальская шкура соскользнула с округлого, теплого, кремово-белого плеча. При виде его вкупе с пышной гривой волос и серыми, пристальными, вопрошающими глазами его дыхание участилось. Но он поспешил отвести взгляд, не то как бы Беатрис не прочла его мысли. И заговорил. О чем? Едва ли он сам понимал. О чем угодно, лишь бы воспользоваться отсрочкой и овладеть собой. Но при этом его не покидало чувство, что всю свою предшествовавшую жизнь он, сосредоточенный на себе холодный аналитик, никогда не испытывал такого подлинного и непосредственного счастья. Прикосновение ее пальцев, мягких и теплых, начисто развеяло его беспокойство. Мысль, что он теперь работает для нее, служит ей, посвящает себя заботам о ней, наполнила его трепетной радостью. И, как только смутное видение будущего поманило его, страхи отпрянули, как упали ветхие лохмотья, которые он бросил в лесу у воды.
Итак, мы оба встали и готовы действовать, заметил он достаточно обыденно, правда, голос его прозвучал чуть неуверенно. Ему доводилось когда-то шагать по узким мосткам на высоте в шестьсот футов, работать в кессоне под водой прилива с включенными на полную мощность воздушными насосами, уберегавшими его от смерти. Он качался в люльке, спускаясь с небоскреба. Но никогда не испытывал ничего, подобного нынешнему чувству. И это изрядно его изумило.
Мне повезло, сообщил он, взгляните на это. Он показал ей свои сокровища. Все содержимое портфеля, кроме копейного наконечника. Затем, передав ей бутыль, предложил утолить жажду. Она сделала это с благодарностью, а он тем временем рассказал ей о роднике. С лицом, полным любопытства и душевного подъема, она слушала. А когда речь зашла о купании, ее лицо выразило нескрываемую зависть.
Это несправедливо, заявила она, нехорошо, что вы присвоили это открытие себе. Если вы покажете мне то место и немного подождете чуть поодаль в лесу, посторожите на всякий случай
Вы тоже не прочь выкупаться?
Она уверенно кивнула, и ее глаза просияли.
Просто умираю, до чего охота освежиться, призналась она. Подумать только, я не принимала ванну столько лет!
Я к вашим услугам, провозгласил инженер. И на миг между ними воцарилось молчание, столь глубокое, что оба слышали слабый, отдаленный щебет ласточек выше по башенной лестнице. На задворках сознания Стерна все еще таился неуемный страх перед лесными опасностями, на которые намекал каменный наконечник, но он отогнал это чувство.
Что же, идемте, согласился он. День прибывает, но сперва надо еще раз взглянуть на окрестности при утреннем свете с платформы там, наверху.
Она охотно согласилась. Вместе, обсуждая свои насущные дела, планы на новый день и ту удивительную жизнь, которая им теперь предстоит, они опять полезли вверх по лестнице. И опять выбрались на полуразрушенную растениями платформу из красной плитки. Там они стояли, вглядываясь в обширную, безмолвную и удивительную картину жизни в смерти. Внезапно инженер заговорил:
Скажите, откуда те стихи, которые вы цитировали мне вчера вечером? Об огромном городе, погруженном в безмолвие?
Ах, это? Ну конечно же Водсворт. Сонет, посвященный Вестминстерскому мосту, улыбнулась она. Вы теперь вспоминаете, не правда ли?
Нет, признался он с некоторым сомнением. Я видите ли, я никогда особенно не разбирался в поэзии. Как-то у меня жизнь сложилась иначе. Но я ничего против нее не имею. Как там говорится? Я очень хотел бы услышать.
Я не помню все целиком, задумчиво ответила она. Но твердо знаю часть сонета:
И этот город, точно в одеянье,
В прекрасном чистом утреннем сиянье.
Суда, театры, башни, рынок, храм
Отворены и небу, и полям.
И ни дымка нигде на расстоянье
На миг она призадумалась. Солнце, бросавшее низкие и длинные лучи наискось над водами залива и безбрежным вымершим городом, озаряло ее лицо. Оглядывая эту чудесную панораму, она непроизвольно подняла обе руки и, облаченная в одну лишь тигровую шкуру, стояла, подобно жрице древних парсов, приветствуя на башне молчания боготворимое светило. Стерн оторопело глядел на нее. Да впрямь ли это молоденькая женщина, которую он нанял в былые дни, в давно минувшие дни рутины, уныния, ордеров и спецификаций, сухой диктовки в конторе?
Продолжайте, потребовал он. Что там дальше?
А? Простите, я почти забыла. Я задумалась. А дальше там, кажется, так:
Еще ни разу солнечный восход
Над этими долиной и холмами
Не совершал такой переворот
В моей душе. Река меж берегами
Своею волей движется вперед.
Дома в дремоте. Боже, что же с нами
Случится, если сердце вдруг замрет?
Она завершила этот грандиозный классический отрывок почти шепотом.
Оба стояли мгновение, ничего не говоря, поглощенные зрелищем этого странного и необъяснимого исполнения видения поэта. К самой их площадке в хрустальном утреннем воздухе поднимался едва уловимый ропот вод от ручейка в лесу. Птицы, гнездившиеся ниже их, были поглощены пением и утренними заботами, а в золотом небе наверху ласточка стремительно неслась наискось к некой цели, скрытой листвой. Далеко впереди на реке кружились и парили белые пятнышки, не иначе как чайки, белоснежные, прекрасные и свободные. Они метались туда-сюда, вились по спирали и садились отдохнуть на колышущуюся воду.
Стерн глубоко вздохнул. Его правая рука обвила упругое, облеченное в мех, тело его спутницы.
А теперь идем, сказал он, вернувшись к практической стороне жизни. Ванна для вас, завтрак для нас обоих, а затем работы невпроворот. Пошли.
Глава 10УЖАС
Полдень застал их изрядно продвинувшимися в нелегких трудах. Совместная работа, уверенная и дружная, когда прошлое на время забылось, а будущее еще не обозначилось, укрепила их дружбу. Эти несколько часов явственно доказали, что если только не случится что-нибудь неожиданное и неблагоприятное, у них есть более чем верный шанс победить.
Для начала они убедились, что их обиталище на сорок восьмом этаже весьма непрактично, ведь это означало каждый раз тратить уйму времени и сил на подъемы и спуски по захламленным лестницам, и они поспешили найти себе другой лагерь. Для этого вполне годилась анфилада служебных помещений на пятом этаже, выходящая прямо на прекрасные зеленые кроны Мэдисонского леса. Примерно за час они изгнали всех пауков и летучих мышей, убрали мусор и пыль и придали этому месту вполне пристойный вид.
Что же, для начала неплохо, заметил инженер, отступив и придирчиво оглядев работу. Не вижу, почему бы нам не устроить себе здесь вполне уютную квартиру. Не слишком высоко, чтобы сюда возвращаться, но достаточно высоко для безопасности, сюда вряд ли заберутся медведи и волки, да и кто угодно еще, кто шастает по ночам. Он рассмеялся, но воспоминания о каменном наконечнике окрасили его веселье некоторой тревогой. Через день-два я сооружу что-нибудь вроде наружной двери. Или баррикаду. Но сперва мне нужен топор и кое-что еще. Обойдетесь без меня ненадолго?
Я предпочла бы пойти с вами, задумчиво ответила она с подоконника, где присела отдохнуть.
О нет, прошу вас, не теперь, взмолился он. Первое: мне надо залезть наверх и принести химический набор и все прочее. Затем я пойду на охоту за посудой, лампой, маслом и всяким прочим. А вы поберегите силы. Побудьте здесь, позаботьтесь о нашем новом доме.
Так и быть, уступила она, немного печально улыбнувшись. Но я и в самом деле вполне в состоянии идти.
Позднее, пожалуй, но не сейчас. Пока. И он направился к двери. Тут его поразила новая мысль. Он вернулся.
Кстати, сказал он, неплохо бы изготовить что-нибудь вроде кобуры для револьвера. Он кивнул на гладстоновский портфель. Из лучшего куска этой кожи мы сможем сделать что-нибудь мало-мальски годное.
Они обсудили этот проект, он вырезал заготовку ножом, а она изготовила тонкие кожаные тесемки, чтобы нести чехол. Вскоре изделие было готово. Как и ремень, на котором кобура вешалась у талии. Грубое и нехитрое, но вполне подходящее для своих целей.
Сделаете такую же для себя к моему возвращению, предложил он, подхватив оружие и пригоршню боеприпасов. Он проворно наполнил магазин. Патроны позеленели от времени. Множество ржавых пятен обезобразили былой блеск оружия. Стерн подошел к окну, прицелился и спустил курок. Тут же раздался знакомый резкий звук. Несколько листьев отлетели от дуба в лесу и зигзагом поплыли вниз в ярком и теплом солнечном свете.
Похоже, револьвер в порядке! рассмеялся инженер, отправляя старое оружие в новую кобуру. Вот видите, порох и капсюль запечатаны в патроны и практически не пострадали. А теперь давайте-ка зарядим и ваш. Если хотите чем-то заняться, можете поупражняться на вон том мертвом сучке. И не бойтесь тратить боеприпасы. В этом древнем городище должны сохраниться миллионы патронов. Миллионы. И все наши. Он опять рассмеялся и, вручив ей другой револьвер, удалился. Прежде чем одолеть сто футов вверх по башенной лестнице, он услышал приглушенные хлопки и с удовлетворением понял, что Беатрис уже учится стрельбе из револьвера.
«И ей это тоже может пригодиться. Нам обоим. Еще как. И не угадаешь когда», подумал он, нахмурившись и продолжая путь. Эта мысль так неприятно давила на него из-за кремневой находки, что он придумал в тот день новый повод, позволивший ему не брать Беатрис в лес в исследовательскую вылазку. Повод был тем более убедителен, что Стерн оставил ей дома достаточно работы: изготовить для них обоих какую-нибудь одежду и сандалии. Теперь, когда Беатрис заполучила ножницы, такая задача не была невыполнима. Стерн принес большие охапки мехов из магазина в аркаде и оставил ее, счастливую и поглощенную делом.
Он провел остаток дня в разведке окрестностей от Шестой авеню до Третьей на восток и от Двадцать седьмой улицы на юг до Юнион-сквер. С револьвером в левой руке и ножом в правой, обрубая мешавшие проходу кусты, лозы и колючие побеги, он медленно двигался вперед и внимательно высматривал крупную дичь. Но, хотя ему и удалось отыскать лосиные следы на углу Бродвея и Девятнадцатой, он не нашел ничего крупней рыси, которая зарычала на него с дерева, нависавшего над горестными руинами памятника Фаррагату. После одного выстрела рысь, скача и вопя от боли, умчалась прочь. Стерн с удовлетворением заметил, что остался кровавый след.
А я все-таки не разучился стрелять за все эти годы! обронил он, склонившись и рассматривая пятна крови. Это еще может здорово пригодиться.
Затем, по-прежнему бдительный и настороженный, продолжил разведку.
Он установил, что город, как таковой, полностью прекратил существование.
Ничего, кроме следов улиц и беспорядочно нагроможденных руин, подвел он итоги, и повсюду лес и разнообразная дикая растительность. Деревянные строения исчезли полностью. Кирпичные и каменные почти рассыпались. Держится только сталь, и ту тронула ржавчина. Ничто не осталось неповрежденным, разве кое-какие бетонные сооружения. Ха-ха! язвительно рассмеялся он. Если бы строители двадцатого века могли предвидеть подобное, не стали бы так заноситься. И они еще болтали об инженерии!
И, как ни бесполезно это было, он испытал известную гордость, заметив, что одно здание на Семнадцатой улице сохранилось несколько лучше, чем большинство других.
Моя работа, изрек он, кивнув с мрачным удовлетворением. И двинулся дальше. Он проник в подземку на Восемнадцатой улице, с большим трудом сойдя по лестнице, пробиваясь через кусты и массы обломков, свалившихся с крыши. Огромная труба, которую он увидел, была почти закупорена мусором. В ней было скользко и влажно, в нос било ядовитыми испарениями, пространство меж древних рельс изобиловало отвратительными лужами. Сами рельсы местами начисто отсутствовали, в других местах сохранились лишь их ржавые куски. Пучеглазая жаба бесстыдно воззрилась на человека из длинной гряды покореженных обломков, оставшихся от поезда и теперь нагроможденных здесь, словно памятник торжеству смерти. Сквозь проломы сводов потолка бессчетные дожди и бури обрушивались вниз, и буйная трава разрослась там и тут, куда только проникал свет солнца. Здесь отсутствовали холмики людского праха, в отличие от аркады. Их давным-давно стерло время. Стерн содрогнулся, более подавленный здешним зрелищем, нежели в каком-либо ином месте, которое успел посетить.
А их прямо распирало от гордости за свою работу, прошептал он, пораженный ужасом. Их распирало не меньше, чем финансистов, церковников, торгашей. И всех прочих. От напыщенной гордости за свои учреждения, свой город, свою страну. Ну и вот
Он не замедлил выбраться наружу, чудовищно подавленный тем, что увидел. И занялся добычей новых припасов из развалин магазинов. Теперь, когда его изумление почти улеглось, он начал испытывать страх одиночества.