Стюардесса была в задней части салона. Шон повернулся к скучным белым облакам. Сложная задача для гендиректоравосстановить вертикаль управления после столь долгого отсутствия, однако Дэнни Лонг явно притязал на место в высшем руководстве, если все докладывал сначала Кингсмиту. Пусть Кингсмит рекомендовал его, но на вилле «Мидгард» он был только пассивным партнером Шона, а не официальным акционером, как Мартина и ее технически безупречные инвесторы или Рэдианс Янг и ее друзья в Гонконге. Шон всегда улыбался при мысли о Рэдианс и ее прямолинейной настойчивости, с которой она вкладывала только свои собственные юани, а не деньги КНР, стоявшей за ней. Если ее это устраивает, тем лучше. Определенно, она сама «заказывала музыку».
Вероятно, пройдет несколько дней, прежде чем это станет известно прессе, и тогда новостной цикл и причитания начнутся вновь. «Ледник исторг призрака» или более сухо: «Обнаружено тело пропавшего британского эколога». Словно Том Хардинг был из пропавшей экспедиции Франклина, давшей повод для многолетнего национального траура. И, конечно же, там будут фотографии. Том жмет руки туземным протестующим на фоне спасенных ими джунглей. Том плавает с жуткой китовой акулой, как будто никто в целом мире больше не делал такого. Том, облепленный актерами, блекнущими рядом с этой глыбой моральных достоинств.
Перспектива возобновления культа Тома была столь же невыносима сейчас, как и при его жизни, тем более что сам Том ничего подобного не любил. Шон даже не мог апеллировать к его эгоизму или его взглядамв этом не было его вины. Женщины обожали его, мужчины им восхищались, и такая идеализация в значительной степени объясняла, почему Шон столь настойчиво уговаривал его насчет виллы «Мидгард», не желая принять отказ. Но дело было не только в этом. Несмотря на годы, прожитые без Тома, Шон знал, что если тот верил в «Мидгард», значит, он действительно создал нечто, имеющее ценность для мира. Одобрение старого друга было ему действительно важнои Кингсмит был прав, он должен навести порядок во всем этом. Должен собраться с силами и использовать трагедию во благо.
После того несчастного случая Шон давал интервью, написал отчет о произошедшем и основал Фонд памяти Тома Хардинга, который более щедро финансировал некоторые программы, чем департаменты корпоративной социальной ответственности крупных организаций. Теперь ему придется проделать все это снова, только вместо того, чтобы говорить правду«Забудьте об айсбергах! Арктика открыта для бизнеса! Правительства выстроились в очередь»! он должен будет придерживаться экологического благочестия, от которого остекленеют глаза репортеров.
«Не вызывай у людей чувства вины, настаивал Том. Это несправедливо и вводит их в ступор. Это главный прием любителей отрицать всё и вся: обвинять во всем тебя, а не власти, которые не могут выстоять против бизнеса, или лживых политиков, заседающих в правлениях компаний по добыче ископаемых». Шон слушал Тома, рассуждавшего в таком духе, и поражался, насколько сильно менялся его друг. Он был полон страсти, такого не остановишь.
«Научился у тебя, говорил ему Том. Я не отступаю перед говнюками».
«У нас в стране мы все люди! А раз мы люди, мы помогаем друг другу. И нам не нравится, когда нас благодарят за это. Сегодня что-то есть у меня, а завтра это может оказаться у тебя. Кто-то никогда не поймает добычу, потому что он невезучий или не может так быстро бегать или грести, как другие. Такие люди несчастны, оттого что все время должны благодарить своих товарищей. А большому охотнику совсем не нравится чувствовать, что он принижает других людей. Тогда ему не будет радости. Мы здесь говорим, что подарками воспитывают рабов, как плетью воспитывают собак».
5
Шпицбергенское соглашение 1920 года подписали представители четырнадцати государств, определив, что каждое из них имеет право располагаться, приобретать собственность и вести бизнес на архипелаге, при условии, что, в соответствии с законодательством, это «не преследует военных целей». К тому времени, как Шон Каусон писал один за другим проекты коммерческого предложения по старой китобойной базе, это соглашение было подписано сорока тремя сторонами, и еще семь новых государств добивались одобрения. Но соглашения и законы так же уходят в прошлое, как и руки, написавшие их, и времена, когда их принимали.
Это же относится и к семейным фирмам. Заброшенные сооружения, которые Шон купил через консорциум и назвал виллой «Мидгард», были построены и принадлежали в течение двухсот лет одной состоятельной норвежской семьеПедерсенам. В настоящее время старшие Педерсены проживали в закостенелом великолепии в Осло, но уже двадцать лет как передали власть своим детям, которые теперь и сами были далеко не молоды и осели в разных частях света. Они избегали личных встреч, но каждый сенсационный заголовок о «битве за Крайний Север» или «Арктической ледяной лихорадке» пробуждал их совесть или подпитывал зависть.
Самые молодые из взрослых Педерсенов не разделяли гордости предков за их китобойное прошлое, а напротивстыдились того, что семейное благосостояние было нажито ценой почти полного истребления нескольких видов китообразных и ластоногих животных. Это было все равно что нажиться на работорговле, пусть и не препятствовало продвижению на государственной службе, что доказала Великобритания. Они чувствовали себя обязанными как-то компенсировать это. Стремясь очистить карму, они участвовали в различных экологических проектах, чтобы отгородиться от документальных свидетельств о жизни своих предков, которые с энтузиазмом устраивали бойни беременных белух в Мидгардфьорде и сдирали шкуры с живых моржей на пляже, который до сих пор принадлежал им. Старшие Педерсены, все еще зажигавшие по воскресеньям канделябры из бивня нарвала, желали возвращения китов, чтобы снова было можно охотиться на них, и скорбели об ушедшем и о том, что воплощает в себе магическое слово «традиция». А Педерсены среднего поколения просто хотели денег, поэтому при полной конфиденциальности в Дохе, Веллингтоне, на Манхэттене и в Йоханнесбурге они осмотрительно навели справки о старой вилле на берегах Мидгардфьорда. О ее возможной стоимости и возможных проблемах.
Каждый из риелторов, работавших в тесном взаимодействии на Шпицбергене, Осло, Бергене и Тромсё, которым было поручено изучение вопроса, покрывался скользким потом при мысли о перспективе воссоединения семейства Педерсен для последнего зрелищного «забоя» продажи частной собственности на Шпицбергене, владения, включающего пляж с вертолетной площадкой, пристань для морских судов и земельный надел вплоть до самой горы. Разумеется, вся эта земля находилась в бессрочной собственности норвежской короны, но это было лишь вопросом казуистики как для продавца, так и для покупателя. Риелторы грызли цифры со зверским аппетитом, высасывая костный мозг вероятных комиссионных, и утирали слюни рукавами при мысли о возможности продать последний фронтир, оставшийся в мире, за исключением космоса. Поскольку, по самым сдержанным оценкам, его стоимость поднималась выше стратосферы.
В кои-то веки семейство Педерсен пришло к единогласному мнению: настало время отпустить «Мидгард». Они выбрали единого агента, мистера Могенса Хадбольда. Он крайне сдержанно закинул удочку такой возможности в международные воды. И воды забурлили со страшной силой. Первым выступило собственно правительство Норвегии, оказавшее самый внушительный нажим на патриотические чувства семейного агента, который тактично ослабил его, заметив, что два русских олигарха (непримиримых соперника) предложили суммы, превышающие самое щедрое предложение правительства более чем вдвое. Оба были готовы к борьбе на повышение цены, но одного удалось вывести из игры, благодаря его мародерским действиям в сырьевом секторе моря Лаптевых через румынскую фирму-посредника. Другой же, знаменитый сибирский землевладелец, перевез воздушным транспортом всех белых медведей в радиусе трехсот квадратных километров, чтобы создать частную резервацию неподалеку от Москвы «в качестве заповедника», где он, по слухам, занимался разведением медвежат для продажи в частные руки. Он также был признан не соответствующим требованиям возможного владельца «Мидгард».
Педерсены, которых все еще тревожил фактор патриотизма, задумались. Эта собственность стоила гораздо больше, чем готово было предложить правительство Норвегии; неужели оно этого не понимало? Агент объяснил им: если бы правительство заплатило премиальную цену за «Мидгард», оно могло бы оказаться заложником любого норвежского землевладельца севернее 66-го градуса, который захотел бы разбогатеть. Эта печальная истина заставила Педерсенов умерить свой патриотизм.
Но и других претендентовиз США, Канады, России, Китая (их оказалось больше всего) и Индиибыла тьма. Семьдесят пять процентов из них отсеяли на первом этапе рассмотрения, но затем вернулся британский консорциум, требуя («буквально умоляя», по словам семейного агента) пересмотра. Это было вызвано вмешательством некоего Тома Хардинга, имя которого прозвучало диссонансом для старших Педерсенов («Гринпис»?) и звучным аккордом («Гринпис»!) для младших. Младшие воззвали к старшим: Том Хардинг требовал в судебном порядке очистки саргассовых водорослей от пластика и спровоцировал возмущение общественности, приведшее к расследованию коррупции в клинических испытаниях концерна ЛинчЦиглер, что запятнало репутацию этого гиганта химической промышленности и привело его к банкротству. Старшие Педерсены, в душе оставшись при своем мнении, но эмоционально подавленные своими детьми, согласились, чтобы представители британского консорциума заново представили предложение, так как понимали, что их шансы на успех малы.
Но Шон Каусон умел изменять ситуацию в свою пользу. Он стал владельцем этой земли и выстроил виллу «Мидгард», которая с тех пор исправно приносила доход, несмотря на то, что ее открытие омрачил ужасный несчастный случай. И вот, три с половиной года спустя, он снова вдыхал морозный, соленый воздух Лонгйирбюэна.
Приятно было видеть Дэнни Лонга, ожидавшего его на щебеночном покрытии площадки перед ангаром. Позади Дэнни стоял знакомый желто-голубой вертолет «Дофин», на котором они полетят на виллу, а рядом ждал служащий аэропорта Лонгйирбюэна для самого формального паспортного контроля.
Они с Дэнни тепло приветствовали друг друга. Тот совсем не изменился с их последней встречи, прежними остались и его приятные спокойные манеры. Он был просто идеальным пилотом, и, хотя Шон намеревался обсудить с ним сложные вопросы, как только они поднимутся над склонами угольного рудника за аэропортом и повернут прочь от города, пока он молча наслаждался суровой красотой Шпицбергена. На этот раз не было одуряющей паники его прошлого визита, предпринятого слишком скоро после несчастного случая, когда страх застопорил его мозг, лишив возможности принимать решения. Теперь он был намерен оставить эту неудачу позади и снова стать уверенным лидером.
Только когда они миновали черные пики и синевато-стальные воды Адвентфьорда и под ними раскинулся облитый белизной ледник Фон-Постбрин, поднимавшийся к острому краю ледяной равнины Земли короля Олафа, Шон откашлялся. Он услышал слабый щелчок, когда Дэнни Лонг прибавил звук в своем шлеме, готовясь к разговору. К удивлению Шона, Дэнни заговорил первым:
Я прошу прощения, сэр, что не позвонил вам насчет мистера Хардинга. Но мне позвонил мистер Кингсмит, и я сказал ему, а он сам захотел сказать вам об этом.
Да. Он сказал мне, что устроил ретрит. Ты же знаешь, что
Да, сэр. Все должно проходить через Лондон, он уже проинструктировал меня об этом сегодня утром. Если позволите сказать, мистер Каусон, я рад снова видеть вас.
Шон улыбнулся:
И я рад видеть тебя, Дэнни. Столько времени прошло. Но я вернулся.
Пилот смотрел прямо перед собой.
Мне все еще не по себе оттого, что
Это не твоя вина, Дэнни, сказал Шон, глядя вниз, на лед. Несчастный случай в чистом виде.
Но если бы я был там с вами
Ты был нужен на посту. Но спасибо.
Он вспомнил, как ему нравился Дэнни Лонг. Теперь тому было под пятьдесят. Грубые черты, средний рост, крепкое сложение и скромная манера держаться скрывали высокий интеллект, но это, пожалуй, соответствовало требованиям, предъявляемым к личной охране. Кингсмит говорил Шону, что Дэнни два раза спас ему жизнь, однако не вдавался в детали. Шон уважал их обоих за то, что они не превратили это в застольный анекдот.
Он смотрел вниз, на ледяную шапку, испытывая восхищение величественной красотой и одновременно ощущая страх. Сегодня под ними был мерцающий белый бархат, усеянный изумрудными и бирюзовыми ромбами озер. Шон не помнил, чтобы их было так много.
Дэнни, мы летим по новому маршруту?
Нет, мистер Каусон, но, вероятно, есть изменения, с которыми вы не сталкивались.
Вертолет повернул в сторону, и Шон увидел пять стоящих в ряд белых куполов РЛС на равнине тундры. Когда он был здесь в прошлый раз, их не было.
Индийские, предвосхитил его вопрос Дэнни. Появились в прошлом году. На острове Баренца тоже ведется строительство. Телекоммуникации или метеорология. Дэнни улыбнулся глазами. Улучшают наш частотный диапазон.
Хорошая полоса частотэто ценный актив.
Действительно, сэр.
Шон молчал, пока они не оказались над проливом Хинлопен, где он увидел караван белых черточек круизных лайнеров на темной воде. Он вспомнил замечание Кингсмита о его друге в Осло.
Много ли было кораблей на Мидгардфьорде? До этого.
Дэнни покачал головой:
Иногда они останавливаются у входасделать снимки, я полагаю. А потом обходят с другой стороны. Но «Ванир» зашел прямо в самую глубь. Когда это все передали по радионе про отёл, а когда они спустили шлюпку и подтвердили, что это тело, береговая охрана быстро примчалась на своих новых лодках.
Джо сказал, тут все оцепили как место преступления, сказал Шон нейтральным тоном.
Это так, сэр, но мне и Терри велели не волноваться насчет такой формулировки, это было нужно, просто чтобы взять у пассажиров номера телефонов и всякое такое.
И что же?
Я не уверен. Нам было приказано освободить местовернуться на виллубереговой охраной, и мы вернулись. И он добавил после паузы: Нам нужно было заниматься гостями мистера Кингсмита.
И что ты им сообщил?
Основные факты, сэр: в воде нашли тело. Они ничего не знали, пока не спустились к завтраку. Охрана к тому времени уже ушла.
Как они держались? Береговая охрана.
Очень вежливо, сэр, как всегда. Это был инспектор Брованг, он находился на новой лодке, потому и оказался в этом районе.
Они замолчали на какое-то время, и Шон представил, как тяжелый ложемент качался в воздухе под вертолетом службы эвакуации, выбрасывая струи воды. Тело Тома, пойманное сетью и закрепленное под вертолетом, на той же высоте, на какой сейчас был Шон. И все это менее двух суток назад.
Он сунул правую ладонь в левую подмышечную впадину и прижал. Руку опять покалывало. Собственно, с его рукой все было в порядке, нервы не повреждены. Брованг спас ее, согрев теплом своего тела. Он взял показания Шона, пока тот приходил в себя в больнице, сикехаусе, в Лонгйирбюэне, но после того раза они больше не разговаривали. И Брованг так и не принял приглашения посетить с друзьями виллу «Мидгард» или другой клуб Шона в любой стране мира, хотя его отказ был самым учтивым. Шон, желая справиться со смутным неприятным ощущением, давившим на него, сделал большое пожертвование в фонд помощи детям, который поддерживал Брованг, и упомянул об этом на его странице в «Фейсбуке». И все же предложение Шона стать друзьями Брованг оставил без внимания.
Ну, теперь хотя бы у него есть вся информация. Он не хотел поговорить с постояльцами?
Нет, он был намерен скорее уехать. Я сказал, что все спят. Гости никак не причастны к этому.
А кто они вообще?
Прошу прощения, сэр, но у меня плохая память на имена, особенно на иностранные. Вот лиц я никогда не забываю. Но вы можете познакомиться с гостями, они еще на вилле.
«Дофин» сделал вираж над огромным неровным сине-белым изгибом ледника, который стал короче, как показалось Шону.
Должно быть, память подводила еголедник не мог настолько отступить за полтора года. Все теперь казалось другим, но он тем не менее доверял Дэнни Лонгу, и не просто потому, что ему доверял Кингсмит, а руководствуясь собственной интуицией. Шон хотел, чтобы все снова вошло в норму.