Мы родились сиротамиАнастасия Баталова
ГЛАВА 1
В её развевающихся волосах на солнце проскакивали золотые искорки. Длинные тонкие ноги с большими круглыми болячками на коленках так быстро мелькали при беге, что при попытке проследить их движение начинало рябить в глазах. Вместе с другими детьми она носилась по огороженной территории воспитательно-образовательного комплекса Норд с гипоаллергенным силиконовым браслетом на руке. Вся информация дата рождения, особенности здоровья, группа крови и резус, непереносимость лекарственных препаратов содержалась в миниатюрном микрочипе внутри браслета.
Форменная чёрная юбка-шорты, традиционная полосатая блуза «матроска», ярко пламенеющий румянец на щеках, учащенное дыхание, возбужденно сверкающие глаза Это и была Онки Сакайо, самая обычная девочка, может быть только слегка более агрессивная, заносчивая и своевольная, чем другие ребята.
Она остановилась перевести дух. Непроизвольно скрестила перед собою обнаженные до локтей золотистые от загара руки. Прошла несколько шагов вперёд, продолжая следить через плечо за ходом игры и вдруг натолкнулась на что-то коленкой.
Ой, воскликнула она непроизвольно, и прыжком подалась назад.
На земле сидел мальчик. Снизу вверх он смотрел на запыхавшуюся девочку своими большими внимательными глазами. Онки решила было, что он совсем не умеет говорить, слишком уж долго длилось это молчаливое разглядывание. На вид мальчугану она дала бы лет шесть-семь мало кто к такому возрасту успевает научиться как следует взвешивать слова прежде, чем произнести их
Зачем ты меня пнула? строго спросил малыш.
Его взгляд показался Онки не по годам вдумчивым, непривычно тяжёлым, глубоким. В поле зрения этих необычных серо-зелёных глаз она почувствовала себя стесненно.
Я тебя не видела Прости Онки немного растерялась.
Она ожидала всего чего угодно, громкого плача, бестолковой возни, которую обычно разводит обиженная малышня, прихода наставников, замечания, но только не этого спокойного и логичного вопроса. Маленький мальчик смотрел на неё как на равную и пытался разговаривать с ней как с равной.
Надо всегда смотреть под ноги, а не то нос расшибешь, назидательно подытожил он.
Скрытая насмешка почудилась Онки в этом трогательном детском мудрствовании.
Что-то ты слишком умничаешь, пробормотала она с неудовольствием. Надо же, какая-то мелюзга смеет её поучать! Это было очень неприятное открытие, но почему-то рядом с этим ребёнком Онки не ощущала себя так уверенно, как со всеми остальными. Она имела уровень А по всем предметам и поэтому слегка задавалась, а иногда даже позволяла себе кое-кого дразнить или отталкивать в столовой.
Не только тебе одной можно быть умной, рассудительно заметил мальчик. В его интонациях не чувствовалось ни досады, ни агрессии он выглядел вполне расположенным к общению.
Это обстоятельство несколько удивило Онки. Она успела привыкнуть к тому, что скандальная слава отличницы-хулиганки вкупе с прочно приросшей к ней кличкой «буря» внушала младшим воспитанникам благоговейный ужас перед нею; и вот льстящая её самолюбию иллюзия оказалась развенчанной она столкнулась с существом, которое со всей очевидностью являлось маленьким мальчиком, но при этом её не боялось, не робело перед нею и, казалось, вообще не испытывало к ней никакого почтения, несмотря на всю её «крутость», воспетую в школьных сплетнях.
Да ты вообще откуда такой?.. процедила Онки сквозь зубы, не скрывая лёгкого раздражения, вызванного тем, что временно она не ощущала себя полновластной хозяйкой положения.
Я из первого класса, ответил малыш деловито.
Молодец, изрекла Онки покровительственно и чуть насмешливо; так она всегда обращалась к тем, кто, с её точки зрения, находился существенно ниже по иерархии, а я из трёхзвёздочного седьмого, обучаемого по специальной усложненной программе!
Да знаю я, знаю Онки Сакайо великая и ужасная мальчик проговорил это с маленькой хитрой усмешкой, комично растягивая гласные, так, как будто он находил весьма забавным факт, что это имя зловещей тенью нависало над всей начальной школой.
Желание хвастаться дальше перед такой невосприимчивой аудиторией сразу отпало. Онки почувствовала себя безоружной и рассердилась.
Ну а ты кто такой? спросила она нарочито грубо.
Меня зовут Саймон Сайгон. Запомни, пожалуйста, в противоположность ей вежливо ответил малыш, не спуская с неё красивых серьёзных глаз.
Вот ещё! фыркнула Онки, может, записать? Или у тебя визитки имеются? она наигранно усмехнулась, всем своим видом выражая нетерпимость к заявленной важности его персоны.
Зачем же так мальчуган испустил вздох, полный искреннего сожаления, я с тобой, может, подружиться хотел Наши девчонки из первого только про тебя и говорят, «хочу быть похожей на Сакайо из седьмого», «вы видели как Сакайо играет в футбол», «она такие прикольные страшилки сочиняет, вот бы тоже научиться»
Онки стало стыдно. Действительно, и зачем нужно было язвить этому мальчику со странно мудрыми глазами? Он ведь ничего ей не сделал, и даже не разозлился, и не пожаловался наставникам на то, что она об него споткнулась. Но чем сильнее жгло Онки раскаяние, тем сильнее в ней закипало уязвленное болезненное самолюбие.
Мою дружбу заслужить надо, отрезала она, отворачиваясь.
Мою тоже, сказал Саймон ей в спину, и теперь я вижу, что ты совсем не настоящая супергероиня, а просто-напросто чокнутая зазнайка Я, кажется, разочарован.
Трудно было придумать более обидное для Онки высказывание. Девчонку чуть ли не трясло от гнева, и первое, что пришло в её взъерошенную золотую голову прописать забывшемуся первоклашке хорошего тумака Но мимо как раз проходил один из наставников и от этой идеи спешно пришлось отказаться.
Нарочно не удостоив мальчика взглядом, она побежала прочь, махнув другим девочкам в знак того, что уже опять продолжает играть. Настроение, однако, было сбито, Онки бегала без прежнего азарта и из-за внезапно напавшей на неё рассеянности несколько раз нарушила правила. Она пыталась исцелиться, попросту перестав думать о досадном инциденте, намеренно не смотрела в сторону «мелкого», активно жестикулировала, громко комментировала игру и смеялась, всячески демонстрировала свою независимость и полное безразличие к случившемуся
Хуже всего оказалось то, что спектакль этот не только не произвёл должного впечатления он, похоже, вовсе не имел зрителей Когда Онки разрешила наконец себе бегло взглянуть в сторону Саймона, тот невозмутимо продолжал заниматься своими непонятными малышковыми делами сосредоточенно раскладывал на земле какие-то палочки и, скорее всего, совершенно о ней не вспоминал.
В столовой по обыкновению царила невообразимая суета. Против неё не помогал ни строгий временной регламент приёмов пищи для каждой возрастной группы воспитанников комплекса Норд, ни электронный раздатчик порций, ни деловито расхаживающие между рядами столов наставники. Несмотря на все эти меры хоть раз за день, но непременно кто-нибудь кого-нибудь толкал, закидывал хлебными шариками, разливал или рассыпал что-либо словом, нарушал установленный порядок.
Очередь двигалась медленно. Дети проходили друг за другом вдоль длинной металлической стены электронного буфета, каждая секция которого выдавала порцию определённого блюда супа, горячего, гарнира или десерта. Для получения порции нужно было поднести к считывателю свой наручный браслет. Электронный буфет фиксировал информацию с микрочипа и отмечал в системе, что данный воспитанник уже забрал свою еду. Размеры порций, а также доступные виды пищи регулировались в зависимости от возраста ребёнка и его физиологических особенностей, зафиксированных в системе. Таким образом формально контролировалась сбалансированность питания и исключалась возможность недоедания или обжорства. Но разумеется, дети благополучно научились обходить все эти досадные условности. Они менялись едой, если кто-то хотел, к примеру, котлету вместо гуляша или дополнительный салат, спорили друг с другом на то или иное блюдо, проигрывали и выигрывали еду, платили ею «долги чести» и тому подобное можно было сказать, пища превратилась в своеобразную внутреннюю валюту Норда и наставники, к своему огорчению, оказались не в силах этому противостоять.
Онки Сакайо нетерпеливо протискивалась среди галдящей малышни и застенчиво пропускающих её ребят постарше ближе к электронному буфету. Краем глаза она заметила любимую потеху старшеклассниц, наставника Макса, прыщавого двадцатидвухлетнего студента с большими оттопыренными трогательно пушистыми ушами. Он гордо фланировал между рядами столиков в элегантном чёрном пиджаке, расколотом посередине ослепительным клином безупречно белой рубашки, аккуратно застегнутой на все пуговицы. За глаза весь Норд величал беднягу Лопоухом, а те, кто посмелее, больше, конечно, девчонки, иногда даже отваживались произносить эту кличку в его присутствии. Макс, не обделенный ни терпением, ни великодушием, не торопился обидчиц карать, только рассеянно моргал своими добрыми карими глазами и умиленно улыбался, вероятно, он полагал, что внимание противоположного пола пусть и в таком виде великий дар, и принимать его всегда следует благодарно.
Рассказывали, будто Коре Маггвайер из десятого музыкального однажды удалось так прижать Лопоуха в уголке гардероба, что после этого при каждой встрече с нею он неизменно краснел; осмелевшая старшеклассница несколько раз ещё пыталась остаться с ним наедине где-нибудь в укромном местечке, но он искусно избегал подобных неловких ситуаций, а потом недвусмысленно дал девушке понять, что не намерен пятнать свою репутацию, и если она рассчитывает на какое-либо развитие отношений, то должна предложить помолвку Было бы вполне закономерно и логично, если бы на этом всё закончилось. Нападение в гардеробе изначально задумано было Корой как не слишком добрая шутка, но, судя по всему, дело зашло чуть дальше намеченной черты Вокалистка, первая гитара и идейная вдохновительница подросткового ансамбля «Птицы» прекрасно понимала: помолвка весьма серьезный шаг, для этого нужны деньги, ответственность и, наверное, чувства гораздо более глубокие, чем те, что подвигли её в душной тесноте гардероба, ощупью пробираясь среди вешалок и поминутно утыкаясь в пахучие воротники осенних пальто, торопливыми жадными прикосновениями воровать чужое тепло, взволнованное учащенное дыхание и нежный бабочковый трепет маленькой жилки под тонкой чуть влажной кожей на шее Кроме того, некоторые ребята замечали, как возле главных ворот неказистый на вид наставник Макс садился в чей-то дорогой автомобиль, а когда в Норд читать популярный курс древней истории приехала сама Ванда Анбрук, знаменитый профессор из Объединённого Университета, Макса видели с нею в парке. Впрочем, немногочисленные свидетели даже если бы очень захотели, не смогли бы пришить пышного шлейфа сплетен к этому наблюдению, ибо профессор Анбрук даже не пыталась взять юношу под руку это была дружеская прогулка, не более они шли бок о бок по красиво подсвеченной погасающими красками октября центральной аллее и о чём-то тихо говорили
Так или иначе, благодаря всей этой истории неприметный наставник Макс сделался на какое-то время настоящей звездой, и чуть ли не весь Норд теперь алчно, точно подглядывая в замочную скважину, ожидал новых поворотов в его судьбе.
Механически вынув из раздатчика ещё тёплый после обработки паром пластиковый поднос для обеда, Онки встала в очередь. Лопоух больше не занимал её; с Корой Маггвайер из десятого музыкального она никогда особенно не дружила и даже пару раз жестоко с нею дралась потому, вероятно, история её любовного фиаско не вызвала в душе Онки ни малейшего отклика.
Кто-то протиснулся через толпу сзади и коснулся её плеча. Девчонка вздрогнула.
Привет, Сакайо. Не забыла про долг?
Это была Мидж Хайт из двенадцатого спортивного, которой Онки проиграла на прошлой неделе в карты десерт и две порции мяса. Пришло время платить по счетам.
Лопоух нас пасет, тихо сказала она, кивнув в сторону колонны, возле которой, простирая над столиками свой зоркий взгляд, расположился наставник Макс.
Ты мне зубы не заговаривай, недобро сощурилась собеседница, он ничего отсюда не увидит.
Как же! У него глаз-алмаз. В особенности на пищевые махинации. Недаром ему постоянно поручают дежурство по столовой Онки понимала, что выглядит сейчас так, как будто уклоняется от уплаты долга чести, это могло бросить тень на её репутацию, но именно сегодня она была особенно голодна после тренировки по волейболу, и перспектива переложить мясо в чужую тарелку отнюдь не представлялась ей заманчивой. Кроме того, только вчера она отсидела все перемены в Тамбуре за учиненную в физкультурном зале потасовку, и теперь хотя бы один день ей хотелось отдохнуть от своей нелегкой роли сорвиголовы, то есть не нарушать никаких правил, не драться ни с кем и не пререкаться с наставниками, а просто получить в буфете законную порцию обеда, спокойно поесть и подняться в кабинет математического анализа (по этому предмету, кстати говоря, намечалась контрольная)
В этот момент Лопоух отделился от столба и неторопливо двинулся в сторону буфета. Онки Сакайо внутренне восторжествовала, наблюдая за изменениями на лице собеседницы. Это была крупная девушка семнадцати лет, смуглая, с несколькими тёмными волосками над губой и гладкой как полированное дерево чёлкой, доходящей до глаз.
Наставник Макс прошелся туда-обратно вдоль очереди, призывая ребят не толкаться и не задерживать друг друга, а заодно бегло оглядел их подносы на предмет недостатка или избытка еды. Онки и Мидж вызвали у него некоторые подозрения он остановился чуть поодаль и демонстративно не обращал на них внимания, делая вид, что увлеченно помогает малышам убирать со стола.
Теперь Онки заметила любопытную подробность в петлице безупречного пиджака Лопоуха гордо красовался нежный, ослепительно белый, как снег в лесу, свежий тюльпан Мидж тоже увидела это непривычное украшение на узкой груди наставника Макса; она тут же закрыла рот, раскрытый, вероятно, для того, чтобы отпустить очередную гадкую шуточку в его адрес, и отвернулась так поспешно, будто увиденное отвратило её
«Лопоуху предложили помолвку» пронеслось в голове у Онки, но она тут же перестала об этом думать: очередь наконец-то подошла, электронный буфет пискнул, просканировав микрочип, встроенный в её наручный браслет и вывел на сенсорный дисплей перечень доступных блюд. Получив порции, она уединилась со своим подносом за одним из самых дальних столиков в боковом закутке обширной столовой и с аппетитом принялась за суп. Мысли её занимала в этот момент одна весьма любопытная математическая головоломка: объемные изображения объектов неспешно дрейфовали по краю сознания Онки, менялись на ходу, вращались, демонстрируя себя то в одной, то в другой проекции, масштабировались легко и непринужденно иногда эти умозрительные конструкции и вовсе становились размытыми, будто сбивался фокус снимающей их камеры, и не оставалось ничего, кроме густого аромата горячего горохового супа
Чей-то возглас, короткая возня, грохот резко отодвигаемых стульев. «Да что такое, поесть нормально не дадут» с неудовольствием подумала Онки, поднимая голову.
Оказалось, что Кора Маггвайер, узнав о помолвке наставника Макса с профессором Вандой Анбрук публично выплеснула ему в лицо стакан компота. Банальная сцена ревности. Ничего интересного. Онки жадно надкусила круглый гречишный хлебец и отправила в рот очередную ложку с супом. Пусть. Этот мир имеет право плясать как ему заблагорассудится до тех пор, пока он не мешает ей подкрепляться после тренировки. Он не мешал.
Кора Маггвайер выбежала из столовой в сопровождении клавишницы, басистки и барабанщицы своих верных задушевных и музыкальных подруг. Сиреневый галстук Лопоуха изменил свой цвет на фиолетовый под воздействием компота, он красноречиво снял его и положил в карман. Суета мало-помалу улеглась, всполошившиеся воспитанники Норда расселись по своим местам, и столовая снова загудела своим привычным ровным обеденным гулом так ревёт двигатель автомобиля в самом оптимальном из своих рабочих режимов или шумит пчелиный улей, когда насекомые спокойно занимаются своим делом и ничто им не угрожает.
После занятий физической культурой раз в квартал спортивные педагоги измеряли рост воспитанников.