По опыту ему было прекрасно известно, что хоть свадьба и ортодоксальная, соотвествующая всех хасидским канонам, но это будет такой «театр», на самом деле семьи верят в бога и соблюдают обычаи безо всякого ажиотажа и не являются никакими ортодоксами. Он опять вздохнул: быть ортодоксом трудно, хлопотно, временами даже тяжко. Большинству это влом. Поиграют на свадьбе в евреев, хорошо заплатят ребе, поедят специально заказанную кошерную еду, сильно напьются, но наутро снова вернуться к своим привычкам обычных состоятельных американцев, пойдут завтракать в кафе и разъедутся по разным окрестным винодельческим фермам пробовать молодое вино.
Мысли Андрея снова вернулись к работе. Какой же сегодня яркий солнечный день, а это плохо. Проблем не оберешься. Тени слишком короткие, свето-теневой рисунок получится неконтрастным. Люди станут щурится. Андрей поморщился, думая обо всех этих жутких гримасах на мордах. Сейчас он им объяснит, что начнет снимать не раньше четырех. Куда спешить на самом деле. Церемония начнется, когда солнце вообще зайдет, т. е. поздно вечером. Шабат как раз закончится. Хоть бы небо облаками покрылось, облака можно снять красиво, они будут прекрасным фоном к портретам. Море тоже надо уметь фотографировать. Он скажет жениху с невестой снять обувь и зайти в воду. Надо, чтобы бликов не было. Вот тут он и должен будет использовать бленду, попробовать несколько светофильтров, чтобы перекрыть избыточный поток света. Да кого все это волнует? Только его, потому что онпрофессионал, остальные будут не переставая щелкать телефонами, считая свои снимки вовсе неплохими, такими же как у него. Разве они понимают, что они щелкают, а он снимает в ручном режиме, сам все выводит, учитывая мельчайшие детали. Слава богу, что есть слово «фотосессия». Народ какое-то время будет активно участвовать, стоять неподвижно, менять позы, сто раз по-разному улыбаться и поворачиваться, но затем он станет незаметным, сам будет ловить моменты и эпизоды, сотни кадров, из которых он потом выберет самые интересные.
Перед входом в гостиницу, чуть в стороне была широкая, засеянная травой площадка, на которой уже возвышалась хупа, дальше начинался пляж: белый мелкий песок, кое-где из него торчали большие каменные валуны, крохотные гребешки прибоя с тихим шумом накатывались на берег, оставляя на мокрой кромке берега пену. Андрей направился к рецепции, где ему указали номер комнаты отца невесты, который заказывал церемонию. Но поляне сновали люди, в основном обслуга, расставляли столы и стулья, Андрей видел, что на маленьком автобусе приехал небольшой оркестр. Андрей постучал, дождался «войдите» и за руку поздоровался с крупным мужиком. О начале фотосессии они с ним уже договаривались. Это шабат, но ребе сделает вид, что он ничего не замечает. Иначе ничего не выйдет. Это Андрей дал понять им четко. Солнце уже клонилось в море, но пока еще не превратилось в яркий красный шар. Небо обещало быть кроваво-красным, с черными проблесками туч. Эту красоту он снимет, но вряд ли использует: как фон выйдет слишком мрачно, если не сказать зловеще. Жаль. Комнату они ему все-таки сняли и он туда прошел, улегся на кровати. Скоро всех позовут на сессию. Придется им раньше времени одеваться и напрягаться, но тут уж Андрей ничего сделать не мог.
Все прошло хорошо, как обычно никто не возникал, молча и деловито выполняли его команды. Даже заранее встали под купой: так каждое отдельное лицо, потом общие планы. Во-время церемонии он все еще раз повторит, пусть будут интересные дубли. С Андреем разговаривали вежливо, но он знал, что фотограф для них просто «обслуга». Его нанимали как музыкантов, официантов, уборщиц. Ну и ладно. Плевать на них. Андрей хотел есть, но еду пока не подавали и по-опыту он знал, что подадут нескоро. Ничего потерпит, зато уж потомИз кухни доносились вкусные запахи и Андрею захотелось не только поесть, но и выпить. А может раз у него тут комната, не ехать домой? Остаться и переночевать? Позвонить Марине? Андрей знал, что услышит ее недовольный голос и решения пока не принял. Надо сначала отработать, а там видно будет. Посмотрим.
Вот и началось. Жениха под купу ведут отцы, невестуматери. Женщины все в шляпах и от этого немного смешные. Андрей уже ни на кого не смотрел критически, он работал. Так, невеста семь раз обходит вокруг жениха, каждый раз кадр получается немного другой. Хорошо. Они пьют вино из одного бокала, сначала он, потом онасерия кадров, он надевает ей кольцо на указательный правый палецсерия кадров. Потом она переоденет кольцо на левую руку, как принято в Америке. Ребе читает два довольно длинных благословенияэто будет один кадр, он потом выберет самый выразительный. Жених разбивает бокал, тут надо снять его занесенную ногу. Не прозевать ни в коем случае. Андрей немного отдыхает, потом все расходятся за столы, скоро можно будет снимать танцы. Хозяин предлагает ему поесть и выпить, но Андрей отказывается, пока рано, надо отработать, снять хотя бы основное, танцы обязательно. Потом он разумеется поест, насчет «выпить» он пока так и не решил.
Все снято, честь по чести. Люди расслабились, за столами сделалось шумно, отовсюду слышались громкие пьяные голоса, гости уже и не думали танцевать традиционные еврейские танцы. Молодые парни-хасиды, которых привел реббе, сидели за отдельным столом и пили водку. Андрей ходил между гостями, снимал, что придется, то что уже не относилось к свадебной церемонии, надо снять как можно больше гостей. Хорошо, что тут не было черных. Черных людей нужно снимать особым способом, всегда как можно дальше от света, специальные светофильтрыа вдруг это должна быть общая фотография. Андрей несколько раз снимал «черные» свадьбы. Как же это нелегко. Качество портретов зависит от оттенка кожи: жена гораздо светлее мужа. Не дай бог жених или невеста в очках. Стекла бликуют. Мученье, да и только. Ладно, надо пройтись в последний раз по лужайке и пляжу и поснимать всех гостей «в простоте». Это будет бонус, в альбом не войдет, но людям приятно. Ему хорошо ведь заплатили, около трех тысяч, вполне себе ничего. Парень с видеокамерой вышел на пляж и снимал там жениха и невесту: они бегут взявшись за руки, жених берет невесту на руки, обнимает ее сзади, они целуются. «Господи, ну как ребятам должно быть неприятноведут себя как дрессированные мартышки»Андрей не хотел бы оказаться на их месте. Какая-то непонятно для кого комедия. Никак их в покое не оставят. После купы молодые уединились в комнате, Андрей снимал их уход, как бы для интима, вроде как они в первый раз наедине оказались. Да уж прямов первый раз. Как уж все орали: мазл тов, мазл тов! Андрей и сам не знал, почему чужие свадьбы так его раздражают. Ну женятся люди, что тут такого. Почему у него не получается за них порадоваться? У него вообще редко получалось в последнее время искренне чему-нибудь радоваться.
Он, никем незамеченный, уселся за дальний столик, официантка принесла ему поесть, и Андрей попросил принести ему бутылку водки. Выпить захотелось нестерпимо. Прежде чем налить себе первую рюмку, он позвонил Марине:
Это янет, еще не закончил, попросили остаться поснимать ночью. Ну, Марин, это же не я решаю. Нет, отказаться не могу. Нельзя, они хорошо платят. Приеду утром, а может еще и сегодня успею, но ты меня не жди, ложись.
Требовательный и одновременно жалобный голос Марины его раздражал. Он вообще в последнее время легко раздражался, прямо на ровном месте. Может и раньше так было, но он старался свое раздражение скрыть, а теперь перестал. Ну все, повесил трубкуАндрей прекрасно знал, что никуда не поедет, выспится в номере. Куда спешить-то. Дома ждало длинное воскресенье, суетливые дети и может быть какие-нибудь гостии опять придется пить. Хотя почему он так подумал, «придется»? Андрей любил выпить, хотя ему было неприятно себе в этом признаваться. Не любил из-за отца. Что уж тут греха таить: отец спился и умер. Надо быть осторожным. Впрочем до «спиться» ему далеко, что за глупости в голову приходят. Гости постепенно расходились по комнатам, официанты убирали посуду, только за хасидским столом по-прежнему шло веселье. Парни орали, что-то выкрикивали, подначивали друг друга. Им бы сейчас девушек! Самое то настроение. Андрей знал, что никаких девушек им не полагается, женятся в свой час на приличных молодых еврейках, которых им сосватают. Да они и не ждали девушек, привыкли обходиться. Как же это глупо, а может как раз так и надо. Андрей до сих пор путался в таких вещах. Иногда ему казалось, что серьезно приняв иудаизм, ему стало легче жить, а иногда, наоборот, закон казался ему нелепым. Он-то хоть успел «пожить», а эти ребята вообще в жизни ничего не видели. Он стал верующем во взрослом возрасте по зрелому размышлению. Теперь он живет как хасид, праведно, правильно, по-закону. Вот никогда он толком не знал, что ему делать, и правильно ли то, что он делает, а теперь знает: есть закон и евреи, его предки уже обо всем подумали, ему надо просто следовать закону и все. Он это принял, но легче ли ему стало. Он и сам не знал. Если бы кто-нибудь спросил, сказал бы, что легче, нотак ли это? Он опять сомневался, прекратит ли он когда-нибудь сомневаться? Что у него за характер? Надо быть проще, а главное добрее и чище.
Андрей, покачиваясь, отяжелевший от выпитого и съеденного, поднялся из-за стола. Перед глазами немного плыло. «Надо мне пройтись по пляжу, а то сны дурацкие будут сниться»Андрей понял, что перебрал. Он вышел к самой воде и остановился на мокром песке. Было уже почти совсем темно. «А куда это я аппаратуру дел? В комнату отнес что-ли? Комнату закрыл? А где ключ?»Андрей плохо помнил в какой момент он отнес камеру, штатив и коробку с линзами в номер. «Ой, ладно. Я прямо как бабка старая, которая волнуется, выключила ли утюг»Андрей медленно пошел по самой кромке прибоя влево, собираясь немного погулять, чтобы выветрить хмель. Часов на руке он давно не носил, но вытащил свой телефон, чтобы заметить время. Было без десяти десять. Относительно рано. Над морем гасли последние отблески заката, небо становилось совсем темным, на нем медленно зажигались крупные южные звезды. Андрей засучил брюки и шел по мокрому прохладному песку, отпечатки его больших ступней сразу же смывались пеной, смешанной с мелкой галькой. Движение его было ритмичным, равномерным, небольшой ветерок приятно холодил распаренное тело, голова уже не кружилась.
Андрей все больше отдавался ощущению долгожданного покоя, когда он совершенно один, никто его не трогает, ничего от него не хочет. Он мог бы так идти далеко-далеко, дойти может быть до самой Санта-Барбарыразмечтался, это миль 350, даже на машине далеко. Андрей решил еще пройти самое большее милю и поворачивать к отелю. Там народ наверное еще колобродит, ему не хотелось никого видеть. Он остановился, отошел на пару метров от воды и сел на песок. Ноги моментально покрылись мелкими песчинками. Полотенца нет, как туфли-то надевать на грязные ноги? Кстати, где его туфли? Андрей совершенно не помнил, куда он их дел. Наверное оставил на пляже около пансионата. Или снял под столом и забыл. Ну он дает! Все-таки был не в себе, не дай бог туфли не найдутся, что он Марине скажет? Она такая ревнивая, в последнее время с этим стало лучше, но полностью не прошло. Туфли он потерялпонятноМаринина ревность Андрея вовсе не умиляла. Когда-то жена влезала в его электронную переписку, лазила по карманам. Вот дура-то! Если бы он захотел сходить «налево», он бы сходил, и ничего бы она не сделала. Ох, провинция! Андрей уже давно не вспоминал, что его жена из Винницы, но сейчас почему-то вспомнил. Хотяпри чем тут Винница? У брата Ильи жена была москвичкаи что? Не в городе дело, хотя и в городе тоже. Андрей даже в своих мыслях себе противоречил, но чаще всего этого не замечал. На берегу было совершенно пустынно, наверху виднелись песчаные дюны, за нимиогоньки города. Далеко в море тоже медленно двигались огоньки: яхты, круизные корабли, баржи, военные пограничные катера. Между этими едва различимыми огнями он был один. Как же здесь хорошо. Море пахнет водорослями, хвоей, солью, йодом и еще чем-то неуловимым, наверное травой и флиртом.
Андрей улыбнулся: ездил же он когда-то на море с девушкой. Было дело. Вот так же они тогда ночью бросили по пляжу, а сейчас нет рядом девушки. Ему от этого лучше или хуже? Ладно, что-то он размечтался, пора возвращаться. Андрей направился обратно, снова подойдя к самой воде, чтобы было легче идти. Он шел и шел, прошло уже много времени, хотя сколько именно он бы не сказал, на часы посмотреть не догадался, никаких ориентиров, когда вышел на прогулку он себе тоже не наметил. Где же поляна с купой. Купу скорее всего уже убрали, но он бы узнал это место. Большая зеленая площадка, лавочки, сзади совсем близко корпуса гостиницы, много декоративных цветов. Может он это место прошел в раздумьях, с него станется. Да, нет, не может быть. Пустынный берег никак не заканчивался, насколько хватало глаз в обе стороны была только довольно извилистая кромка прибоя, волны равнодушно лизали берег и, еле слышно журча, уходили обратно в море. Огни за дюнами, еле видные, нечеткие, сливающиеся в размытые гирлянды, казались совсем далекими, как будто город внезапно отодвинулся от берега. И даже, если бы он захотел вернуться на набережную и с нее уже свернуть ко входу в отель, как перелезть через дюны? Они вдруг показались Андрею слишком отвесными, высокими, сыпучими. Сможет ли он тут вскарабкаться и не упасть? Огоньки в море тоже отдалились, были едва различимы, они сливались со звездами и Андрей не мог сказать, где кончалось море и начиналось небо. Море дышало под ногами, как живое, и его тревожный нечленораздельный шепот стал Андрею внезапно неприятен. Море, теряющееся в пространстве, было слишком огромно и Андрею стало не по себе, он почувствовал себе совершенно заброшенным, никому ненужным. Влажный ветер дул порывами, Андрей замерз и ему остро захотелось домой. Даже не в гостиницу, а именно домой, к Марине и детям, на свою старую кривую улочку, гордо именуемую «Плимут авеню», в крохотный бедноватый дом, который, однако, надежно укрывал его и его семью от внешнего мира.
Неужели он так далеко ушел? Странно. Андрей вытащил из кармана телефон и посмотрел на время. 10:10. Ага, когда он уходил было без десяти десять, мог ли он пройти километры за двадцать минут? Вряд ли. Ладно, тоже мне потерялсянадо просто взять себя в руки. Андрей прошел еще какое-то время, теперь уже быстрым шагом, безо всяких расслабляющих посторонних мыслей. Снова взглянул на время10:10Ага, часы не идут. Да и телефон не работает, нет рецепции. Неудивительно, на пляже так часто бывает. Андреем овладело непреодолимое желание кричать, звать на помощь и несмотря на полное осознание бесполезности своих криков, вокруг совершенно никого не было, он все-таки остановился, и что есть силы несколько раз, сложив руки рупором, крикнул «Hey, is anyone here? Hey! Does anyone hear me?» И потом еще раз по-русски: «Люди! Есть здесь кто-нибудь? Эй, эй!» Никто не ответил. Кто мог ему ответить? Андрей запаниковал, сердце зачастило, стало не хватать воздуха, от дурнотной слабости он сел на песок, и с ужасом увидел, что у него дрожат руки. Так, надо что-то делать! Он же не на необитаемом острове. Что это он так распустился? Взрослый мужчина, прямо стыд! Руки у него дрожать перестали, Андрей встал и пошел по берегу дальше. Главное, голову не терять, просто странно, что так тихо, даже чайки не кричат. Хотя, черт их знает, может они ночью спят, Андрей постарался рассуждать логически: слишком далеко он уйти не мог. Надо пройти дальше по берегу и найти точку, откуда можно позвонить. Хотя кому звонить? Марине? А что она сможет сделать? Хозяину? Что сказать? «Я потерялся, помогите.» Дурь какая-то. Ничего, дойдет до чего-нибудь, не умрет. Кто это в людной Калифорнии на берегу умирает? Андрей шел вперед и уверял себя, что он обязательно кого-нибудь встретит, не может не встретить. Ноги его уже стали ледяными, закатанные под коленями брюки сдавливали ногу мокрым обручем. Он устал и очень хотел спать. Несколько раз Андрей давил в себе поползновение присесть отдохнуть. «Надо идти, надо идти, нельзя останавливаться»повторял он себе, точно так же, как замерзающий в снегу человек, из последних сил борется со сном, так как сон, такой манящий и обволакивающий, означает смерть. Андрей шел и в голове его звучала молитва, которая вдруг показалась ему его единственным шансом, хрупкой надеждой, оберегающей от несчастий: «Барух ата адонай элохейну, Мелех хаолам, ашер киндш'ану демицвотав ве цив'уну лехапес азэмэт » Молитва-благословение. Никакой другой Андрей наизусть не знал и в этой, главной, знал только общий смысл. Сейчас этот смысл сводился к мольбе: «Помоги мне, Господи».
Клиент в коридоре. Пора. В Лидины ноздри ударил насыщенный морской воздух. На ее голые ноги накатываются маленькие белые барашки. Небо вызвездило, виден узенький серп луны
Андрей издали различает силуэт женщины. У него хорошее зрение. Она идет по мокрому песку ему навстречу. Усилием воли Андрей заставляет себя не бежать. Только не хватало показать ей свой неуместный страх. По силуэту видно, что девка молодая и стройная. Ночь, мореа вот и девушка. Еще пять минут назад ему хотелось домой, но сейчас он об этом желании забыл. Он ей даже не будет говорить, что потерялся, просто спросит, который час, может попросит позвонить с ее телефонау нее тоже конечно рецепции нет, но это так, для разговорачем не способ познакомиться? Что это она, интересно, тут одна делает? Тоже погулять вышла? Американки такие независимые, почему бы и нет.