Вот какая у нее была неделяФеликс начал как-то забываться. Да, черт с ним. И вдруг вечером, мама позвала ее к телефону. Это был он: низкий голос, культурная речь, прекрасная артикуляция всех гласных. Так разговаривают не в первом поколении интеллигентные люди. Их такому и не учит никто. Само получается. Впрочем, все эти нюансы речи и улавливают такие же, как они сами. Нерушимые культурные коды, недоступные непосвященным.
«Ага, Маринка дала ему мой телефон»сразу подумала Аня.
Аня? Добрый вечер! Мне ваш телефон дала Марина. Ничего? Вы не сердитесь, что я позвонил?
Так, так церемонно. Вот, значит, как ты хочешь играть? Ладно.
Да, нет, что вы, Феликс. Марина правильно сделала. Как вам в голову пришло, что я могу рассердиться.
Ну, тогда, хорошо. Я рад слышать ваш голос. Мы можем сегодня встретиться? Впрочем, вы, может быть, заняты. Я не должен быть слишком настойчив.
Да, хватит этих цирлих-манирлих Нет, Феликс, у меня как раз свободный вечер. И, конечно, мы можем встретиться. Дайте мне немного времени на сборы и я приеду, куда вы скажете.
Нет, нет, Аня, я сам за вами заедуну скажем через пол-часа. Марина мне дала ваш адрес. Выходите к подъезду
Ничего себе: адрес узнал. Значит был уверен, что поедет, что я захочу его видеть. Интересно. Прекрасно, посмотримеще раз на этого Феликса.
Аня повесила трубку и побежала одеваться. Ее охватил восторг странного ожидания, возбуждающего нетерпения. Что надеть, что надетькуда мы пойдем? Так, оденемся скромно и стильно: узкая серая юбка, черный обтягивающий свитер с ярким шарфом, и толстые дорогие чулки без шва. Сапоги, дубленканет не шапка, а пуховый свободно облегающий голову платок. Косметика минимальная.
Ты это куда, на ночь глядя?
Мам, ты за свое? Ну, хватит. Яне маленький ребенок.
А кто тебе звонил? Я его голос не узнала.
Мам, ты что хочешь узнать? Имя? Должность? Звание?
Аня, ты что, совсем не умеешь по-человечески разговаривать? Что я у тебя такого особенного спросила?
Из кухни выглянул отец, которого вся ситуация насмешила.
Анька! Да, ты никак на свидание собралась? Это же хорошо. Мама просто хочет что-нибудь про молодого человека узнатьчто ты злишься?
Никакой он не молодой человек.
Господи. Как это? Он, что, Ань, старый? Старше меня?
Ну, папЛадно, я пошлане ждите. Все со мной будет в порядке.
Когда Аня вышла на улицу машина уже стояла. Серые новые Жигули. Феликс вышел и открыл перед ней дверцу.
А потома что потом. Все было как-то странно, не «по правилам». Аня была уверена, что они поедут в ресторан, может какой-нибудь клубный: в дом Актера, или в что-нибудь в этом роде, но они поехали прямо на Садово-Кудринскую. Вошли в его уютную квартиру, Феликс помог ей раздеться и повел на кухню. Там был накрыт стол, кое-что он вытащил из холодильника. Еды было немного, одни закуски. Никакого горячего, но что Аню удивило больше всегоэто отсутствие выпивки, просто минеральная вода. Потом Феликс сварил кофе и достал маленький венгерский торт «Марику». Он наклонился к ней через стол и взял в свою руку ее ладонь:
Аня, вы, ведь, знаете, почему я вас пригласил к себе. Это был не вопрос, а утверждение. Следовало сказать правду, хотя это и было странно. А поиграть
Да, знаю. Аня серьезно смотрела прямо в его пронзительные глаза.
Я понял, что вы знаете, потому что вы согласились. Я уверен, что мы хотим одного и того же. Я редко ошибаюсь
По правилам игры Феликса следовало немедленно наказать за самонадеянность, и сделать вид, что «ничего она не хочет», «ничего она не знала», но каким-то образом Аня почувствовала, что любые попытки применить обычную тактику будут неуместными, что она его разочарует, и все кончитсяС ним нельзя было игратьломать привычную ожидаемую комедию.
Да, вы, Феликс, не ошибаетесь. Я согласилась, и тут нечего обсуждать.
Вот и отлично. Красивые женщины часто бывают неумны и мне действует на нервы их поведение. Признаюсь, что мне не хватает терпения на брачные игры.
В спальне он сел в кресло, а Аня начала раздеваться при оранжевом свете торшера. Феликс не отводил от нее глаз, смакую каждую минуту их близости. Он не спешил, не бросался, не суетился. Впрочем, кончил он довольно быстро, а потом сказал: «Вы, Аня, наверное, удивились, что мы ничего не выпили? Мне не нужен алкоголь для любви. Он искажает мои ощущения. А у вас не так?» Аня даже и не знала, так это для нее, или нет, но ее поразило, что он ей после всего говорит «вы». Так у нее еще никогда не было.
Домой она вернулась утром, и родители ей ничего не сказали, видимо отец провел с матерью беседу
Тут как раз нашлась для Ани работа в спецшколе, где у нее были часы по физике и по французскому. Она не слишком даже горевала, что не удалось преподавать предмет на французском. Неттак нет. С Феликсом они встречались всегда у него дома, не ходили ни в рестораны, ни в кафе, пару раз были в театре. Ане было понятно, почему он ее не приглашал в рестораны. Потому что у них совсем не было этапа ухаживания, Феликс его исключил, доведя их отношения до кристальной ясности. Они хотели друг друга и получали, так как были взрослыми, самодостаточными людьми, несущими ответственность за свои поступки, и ни у кого не спрашивающими разрешения. Мама пыталась расспросить Аню о новом молодом человеке, но тщетноАня была не готова ей ничего рассказывать. Отец не задавал никаких вопросов, так как прекрасно знал, что Аня молчит, потому что для нее не пришло время откровений и решений.
Однажды в ночь на воскресенье Аня, как у них было уже заведено, осталась у Феликса ночевать. Они спокойно проспали всю ночь, а утром сонной Ане показалось, что кто-то открывает входную дверь своим ключом. Она лежала рядом с Феликсом, не открывая глаз, балансирую между сном и явью, еще не вполне проснувшись, но звук ключа слышался все отчетливее. Дверь хлопнула и Аня услышала женский голос:
Феликс, ты дома? Ну, хорошо, не буду тебя будить. Хотела с тобой кофе попить, ну ладно. Спи, милый. Я поехала. Я с дачи ехалазашла вот на минутку. Папа остался
Аня увидела, что Феликс тоже проснулся и лежит с открытыми глазами:
Боже, кто это?
Это мамаможет она и не зайдет.
А если зайдет? У нее что ключ есть?
Ань, ничего страшного. Лежи. Не вставай. Зайдеттак зайдет. Это мои проблемы.
А она про меня знает? Может мне уйти?
Никуда тебе не надо уходитья сказал: лежи.
И тут дверь спальни приоткрылась. «Фелинькасынок». Женщина осеклась. Она резко остановилась на пороге, лицо ее было почти скрыто огромным букетом сирени. В комнате резко запахло сиренью.
Ой, прости. Я не знала, что ты не один.
Иди мама, я сейчас выйду. Мы с тобой выпьем кофе.
Нет, нет, я пойду. Как неудобно получилось. Я должна была позвонить. Но, откуда я позвонюЯ на минутку.
Ань, я пойду к маме, а ты тоже вставай потихоньку, можешь душ принять, и выходи к нам. Ладно?
Нет, неудобно. Я уйду.
Нет, ты слышишьпрости, что так получилось, но это все ерундадавай.
Феликс накинул теплый халат и вышел в коридор, Аня услышала из кухни их голоса.
Вот черт! Какой кошмар. В такие водевильные ситуация она еще никогда не попадала. Зачем мамаша его идиотская пришла? Что это за манера давать свой ключ? Даже родителямЧто ей делать, как себя с его матерью везти? Вот совсем ей ни к чему их семейный кофеАня в дурном настроении: ей полностью испортили воскресное утро, плескалась под душем, а потом долго одевалась и красилась. На кухню она все-таки решила идти. К своему удивлению она увидела улыбающегося Феликса, он любезно разговаривал с хрупкой маленькой пожилой женщиной. На столе лежали какие-то аппетитные пирожки, вкусно пахло кофе, а на подоконнике стоял букет.
Мама, это Аня. Познакомься.
Анечка, очень приятно. Меня зовут Валентина Васильевна. Жаль, что Феликс мне о вас ничего не рассказывал, но я давно уж не лезу в его жизнь. Простите меня, ради бога, что я вас так побеспокоила. Неудобно получилось, и по моей вине. Буду знать в следующий раз
Мама, следующего раза не будет. Я люблю Аню и мы поженимся. Онаженщина моей жизния такую давно искал.
Аня остолбенела. Это что такое? Он ничего ей никогда не говорил, что она женщина его жизни. Он, что предложение ей сделал? А вдруг она не согласится? А он ее спросил? И тут она поняла, что он ее не спросил, потому что и так знал, чтоона хочет быть его женой. Ну откуда он знал?
О, как неожиданно! Анечка, выкрасавица! Я ничего не знаю ни про вас, ни про вашу семью, ноя верю в выбор Феликса. Если ему с вами хорошо, то и я обещаю вас всегда любить. Ешьте, Анечка, пирожкиОй, я даже не знаю, что сказатьвот уж я не знала, какое сегодня будет необыкновенное утро. У меня сын женится. С ума сойти!
Аня и сама не знала, что это весеннее майское утро так изменит ее жизнь. А потом все пошло по ожидаемому сценарию: встреча родителей, на которой все немного напрягались, но в целом были вполне удовлетворены друг другом, свадьба в ресторане Берлин, и собственно всеначалась их с Феликсом жизнь в ставшей их общей старой квартире на Садово-Кудринской. Ребята из разных компаний все были на их свадьбе. А потом сенсация, что «Нюрка замуж вышлаза кого? За Феликса-доктора» себя исчерпала, и в компании они ходить перестали. Так вышло, что сногсшибательное черное платье с бантом больше никуда уж не «вышло». Аня его продала, даже с небольшой выгодой. Через год у них родился Сашка, потом через пару летКатька. Вроде решили остановиться: мальчик и девочкахватит, но а потомчерез пять лет у них Лидочка появилась.
Оказалось, что семья была для Феликса невероятно важным делом, но может и не главным делом его жизни. Главным делом была все-таки работа. С Ани, когда она родила, как-то незаметно слетела «королевность», она много работала, занималась детьми, начали болеть родители. Блистать стало некогда и ни к чему. Трое детейесть трое детей. Впрочем, она продолжала за собой следить, на нее оглядывались, и она этим пользовалась, но нечасто. У нее, кстати, было ощущение, что Феликс, значительная часть жизни которого была для Ани закрыта, тоже иногда пользовался своим магнетизмом с женщинами. Магнетизм в нем оставался, но на Аню он уже действовал не так сильно, как в первое время. Их давно связывало совершенно другое.
О, наконец-тоАня услышала мягкий лязг гаражной двери. Через пару минут Феликс вошел в комнату. Аня молчала, пережидая «объятия» Феликса с котом, у которого всегда был приоритет в общении с ее мужем. Этот старый черный кот, которого Феликс называл «мелатонистом», т. е. черным животным, и соответственно выносливым и невосприимчивым к болезням, был довольно мрачной, неласковой личностью. У кота были, однако нежные приватные отношения с Феликсом, и практически никаких с нею самой. Несмотря на то, что кот ее всегда пренебрежительно и равнодушно игнорировал, она его все равно любила и называла «Ляленькин». Ляленькин терся о колени Феликса, нюхал его руки и требовательно мурлыча, вымогал интенсивные ласки, с элементами садо-мазо. Где уж Ане было с ним сравниться. Куда там
Надо же она только что окунулась в воспоминания о Феликсе, такие удивительно явственные, с шумами и запахами, что она долго не могла от них очнуться, потеряла счет времени и забыла о своих проблемах, а тутпожалуйста: тот самый ее постаревший Феликс в мятых «скрабах» и накинутой сверху куртке, стоял перед ней.
Феля, послушай. Давай переодевайся и я хочу тебе кое-что сказать.
А что ждать. Давай говори, я слушаю
Феликс видел, что Аня чем-то встревожена, она вообще в последнее время была как-то не в своей тарелке. По профессиональной привычке он фиксировал у нее смены настроений. То она была излишне агрессивна, то, наоборотбезучастна, подавлена, отрешена, на чем-то сосредоточена. Все эти мелкие изменения протекали на фоне бессонницы, но Аня всегда плохо спалаФеликс наблюдал, не ухудшится ли ее состояние. Он переоделся, уселся в свое компьютерное кресло и открыл лептоп. Аня поднялась с дивана, и встала напротив.
Феликс, посмотри на меня.
Ну, Ань, что? Я смотрю. Что я должен увидеть?
Феликс прекрасно видел, что Аня ищет его внимания, но пока не мог понять, куда она клонит и «гарцевал».
Ничего ты не «должен», просто скажи, ты видишь во мне какие-то изменения? Честно скажи
Да, нет, Ань, я ничего такого не вижу. А ты что видишь?
А ты не замечаешь, как я похудела? Ты не видишь? Это, что, не видно?
Ань, ты только не беспокойся. Ты мне лучше скажи, ты взвешивалась?
А что мне взвешиваться? Я и так вижу. На мне все висит.
Висит, правда?
Правда, правда. Хватит из себя идиота корчить! Ты, я надеюсь, понимаешь, что это означает. Я, например, понимаю.
Так, этого нам только не хватало. Дисморфофобия у нее что ли? КанцерофобияУ женщин ее возраста навязчивые состояния нередки. Тут, ведь, у них в Америке с обсессиями ничего не сделаютвот черт. Феликс продолжал «наблюдать»:
Ань, подожди. Ты мне лучше скажи, у тебя есть какие-нибудь симптомы. Ты испытываешь недомогания, у тебя повышенная утомляемость.
Нет, ничего у меня этого нет. Но ты же знаешь, что может быть без симптомов. Я же похудела, и этофакт.
Ну, Аня, ты же начала интенсивные тренировки, мало ешь. Что же ты хочешь. Ты радоваться должна. По-моему у нас нет причин для паники.
Это ты мне, как муж говоришь, или как врач? Причины есть. Знаю я твои утешения.
Аня, я тебе это как врач говорю. Онкологический больной начинает значительно терять вес на терминальных стадиях, когда проявляется и другая симптоматика. Вероятность совершенно бессимптомного течения на такой стадии крайне мало вероятна.
Фель, да я же просто отощала. Аня улыбнулась:Ты рад? Скажи.
Рад. Пошли вниз. Успокойся.
Остаток вечера прошел хорошо. Аня казалось бы успокоилась, он, ведь, постарался действительно быть с ней «доктором», а это умение уже не могло его покинуть, несмотря на отупляющую монотонную работу в местном центре психического здоровья, где под его наблюдением пара десятков олигофренов и даунов приклеивали к открыткам картинки и небольшие фигурки. Его «психи» вполне активно и с энтузиазмом занимались своими открытками, моторика у них была, как правило, в порядке, они старались и получали, кстати, за свою работу деньги. Иногда кто-то начинал громко разговаривать, махать руками, хохотал, начинал приставать к соседу, и тогда Феликсу приходилось вмешиваться.
Среди его контингента было много микроцефалов, которые задержались в своем развитии, так и оставшись на уровне пятилетнего ребенка, с ними и приходилось общаться как с детьми: утешать, увещевать, отвлекать. Считалось, что «психов» можно реабилитировать, их поведение скорректировать, но Феликс знал, что это практически бесполезно. Речь их была примитивна, они путались в простых объяснениях, понять их было невозможно, но там, честно говоря, и понимать было нечего. К сожалению у таких больных страдал не только интеллект, но и память, эмоции, воля. Феликса, не такого уж хорошего английского, с ними вполне хватало, на длинных пассажах больные все равно не могли сосредоточиться, абстрактного мышления у них не было совсем. Проблема была в том, что иногда стабильное поведение слабо социально адаптированных больных, резко сменялось агрессией и враждебностью. Достаточно было того, что кто-то один начинал громко кричать, драться, ломать то, что было под рукой. На фоне добродушного и приподнятого настроения окружающих, это могло послужить началом цепной реакции и тогда часть больных от добродушия тоже переходила к агрессии, а частьпугалась до слез.
Феликс и раньше наблюдал подобное бурное аффективное поведение больных, то тогда, в прошлой жизни, у него были медикаменты, санитары, а сейчас он должен был лично иметь дело с любым эмоциональным проявлением своей группы. Он привык, часто бывал сам поколочен, поцарапан или даже укушен. Но, дело было не в нем самом, а в больных. Они считались неопасными для общества, не содержались в специальных клиниках. Феликс должен был внимательно следить за проявлениями самоповреждений, т. е они принимались рвать на себе волосы, царапать себе лицо, биться головой о стену. В общем у него в центре было «не соскучишься», следовало все время быть настороже, Феликс от этого очень уставал, давно возненавидел свою безрадостную мрачную работу, о которой он ни с кем не распространялся, но которая их худо-бедно кормила. Сначала, когда он только нашел эту работу, он собой очень гордился: ну как жепо специальности! Он лицензию получил и его «допустили» к ответственной должности. Но как же вся его бессмысленная деятельность отличалась от его должности в институте судебной психиатрии. Все он про своих «психов» понимал, мог бы написать подробнейшие истории болезни, да только никому это было здесь не нужно. Клеят свои открытки и ладноФеликс горько вздохнул. Он не хотел уезжать в эмиграцию, он так и знал. Ладно, что тут говорить.