Квестор нацепил знакомое всем его коллегам упрямое выражение лица не он решил, что весь этот перелёт действительно является необходимостью, но он летел в такую даль, оторвавшись от своих неизмеримо более важных дел, не для того, чтобы упустить возможность давно назревшего разговора. И тот должен был непременно состояться лицом к лицу, а не по каналу связи, вовсе не потому, что так наставляли Магистров Памяти священные Проскрипции, подобное нарушение квестор вполне мог себе позволить, даже глазом бы не моргнул, если надо. Просто иначе не было смысла всё это и затевать.
Воины использовали речевой канал лишь в качестве вынужденно-вспомогательного, их реальность лежала на несколько планов глубже, Магистру же в данном случае нужен был максимальный контакт со слушателем, дабы донести до него искомую мысль в во всей её полноте, для этого в его мозгу и полоскался тяжёлыми волнами гигабайт доклада, готовый пролиться водопадом знаний на заинтересованного слушателя.
Воин, погружённый в гиперсон в рубке «Лебедя», был не самым идеальным собеседником, куда значительнее был бы личный контакт с Вечным в активной фазе, а лучше с Хранителем, но о последних никто не знал ничего достоверного с самого окончания Века Вне, когда они точно все присутствовали на борту ковчегов (в том числе «Ганимеда» и «Эолы», с бесценными генетическими линиями которых они последние годы так носились), но что с ними случилось дальше об этом, пожалуй, могли знать только Вечные, но и они последние десятилетия словно превратились в призраки. Об их существовании напоминали лишь Песни Глубин, будоражащие немногие Живые Миры, но и только.
Значит, Воин.
Кто-то из них, по сути, неважно, кто. Один транслирует остальным. И те изменят, наконец, треклятые директивы, из года в год заставляющие Магистрат под копирку клепать манипулы и легионы однообразных сборок, не имеющих по сути никакой научной или хотя бы эстетической ценности.
Человечество давно нуждалось в другом. Вот какую мысль должен был донести до Воина квестор.
И их груз был примером того, что именно Эру мог подарить Галактике.
Проект носил кодовое название «Новое лицо», и в этом была вся его суть.
А тупые ликторы могли своей небрежностью запороть его презентацию!
С новыми силами квестор бросился на своих докторантов, костеря их на чём свет стоит. «Анацефалами», кажется, он их ещё не называл. Вот и обновим вокабуляр.
Впрочем, если аудиенция состоится а она должна состояться, чего бы то ни стоило к тому моменту презентация должна быть полностью перепроверена и готова к сдаче, а значит, нужно было срочно возвращать процесс в рабочее русло.
Квестор раздал всем задачи, а сам принялся за самый ответственный участок схемы секвенирования эм-эрэнка базовых образцов.
На сплайсинге обычно всплывают ошибки, не замеченные при сборке первичного генома, так что для точного программирования транскрипции эти схемы заменяли собой регрессионное тестирование и были единственным надёжным способом обнаружить бреши в логике разметки экзонных цепочек. Если что-то было пропущено на этом этапе, то в дальнейшем проблему можно было выявить лишь на этапе специализации соматических клеток, когда особо ничего уже и не поправить, оставалось только уничтожать опытные образцы и начинать заново.
Потому квестор вновь и вновь перебирал сборки кодонов, читая геномную азбуку, как музыкант читает сложнейшую партитуру то есть буквально на глаз различая нюансы исполнения партии.
И с удовольствием находил эту генетическую музыку великолепной.
Если не считать злосчастных Великих конфликтов, в остальном это было похоже на сложнейший верлибр, тонко перекликающиеся друг с другом строчки из белков и энзимов то осторожно вступали, то грохотали торжественным крещендо, то снова начинали плести нежное кружево генетических программ.
Когда квестор перевернул последнюю страницу этой рукотворной симфонии, у него на глазах стояли слёзы. В этот раз Магистрат превзошёл себя. Это действительно было всё лучшее, что зрело последние годы в недрах научного сообщества Эру, да что там скромничать всех Семи Миров, чтобы, наконец, дать свои плоды.
«Новое лицо». Да, оно было таковым.
Только квестор спокойно выдохнул, как раздался новый вызов из рубки.
Магистр, мы начинаем маневрирование.
Погодите, куда Мне было отказано в аудиенции?
Напротив, мы выдвигаемся в квадрант ожидания, где дрейфует «Лебедь».
Сердце квестора подпрыгнуло и пропустило такт.
Сколько Магистр коротко откашлялся, простите, сколько у меня времени в запасе?
Через четырнадцать минут жду вас у южного шлюза. Мы ограничимся гибким рукавом, так что вам следует надеть каргосьют и быть готовым к транспортировке на ту сторону.
И отключился. По тону было ясно, что если квестор замешкает хоть на минуту, «Принсепс» не станет его дожидаться и вернётся обратно в очередь на постановку в грузовой док.
Квестор спешно засобирался, переодеваясь в более подходящий к поводу парадный сюртук, по счастью, пригодный к ношению под просторным экзоскелетом каргосьюта.
Капитан зря его стращал, процесс надевания защитной оболочки был автоматическим и завершался за три с половиной минуты. Ещё пять минут добираться по гипертрубе до южного шлюзового узла. Значит, в запасе минимум лишних пять минут, и квестор давно знал, как именно хотел бы их потратить.
Промежуточная остановка на средней палубе. Послушные сервомехи деловито упаковывают квестора в синтетическую оболочку, без которой человеку не выжить ни в открытом космосе, ни в разреженной атмосфере гибкой межшлюзовой трубы.
Ни на промороженных насквозь трюмных палубах.
Четыре минуты.
Квестор сделал шаг вперёд и дождался, когда рассеется туман клубящейся в стылом азоте ледяной пыли. Тут так сухо, что отдельные снежинки возгоняются обратно в пар, не долетая до пола. Но и этот пар скоро выведут климатизаторы. Стерильная атмосфера криогенной лаборатории. Это то, чего квестору часто не хватает.
Он вырос в таких местах (хотя и не в том прямом смысле, как его паства), здесь его дом, а не за кафедрой или в кабинете.
Жаль, что так редко выпадает повод сюда вернуться.
Три минуты.
Квестор провёл рукой в многослойной перчатке из перестроенного микропористого кремний-органического материала по гулко звякнувшей стенке «канистры», но исходящего от неё холода не ощутил. Тогда он двинулся по проходу вдоль ряда послушно оживавших при его приближении голо-проекций.
Побежали строчки состояния груза и параметров режима, но единственное скупое движение кистью убрало всю эту суету.
Две минуты.
Квестору хотелось взглянуть им в глаза.
Голубые, серые, карие, зелёные, рыжеватые.
Глаза любопытные, глаза живые.
Глаза инженеров, учёных, поэтов, архитекторов, художников. Такие редкие в Галактике, где кругом были одни вояки.
Новые лица. Это были они.
Реальные фотографии половозрелых особей и анонимные реконструкции только готовых вызреть эмбрионов.
Мужчин и, важное дело, женщин, спокойных и агрессивных, умных и не очень, безнадёжно обычных и невероятно талантливых. Две сотни миллионов единиц.
Вот что «Принсепс» привёз на «Тсурифу-6», вот необходимость чего квестору предстояло доказать Воину и остальным. Вот во что ему было должно поверить, наконец, самому.
Галактике было необходимо новое лицо.
Ноль минут.
Не снимая каргосьюта, квестор вернулся обратно в капсулу, ему ещё предстояло добраться до южного шлюза, где его будет ждать полупрозрачный тоннель над бездной и распахнутый люк в борту «Лебедя» на той стороне.
«Принсепс» заметно тряхнуло, замигали аварийные индикаторы, капсула тут же остановилась, оставив люк задраенным. Наступила оглушительная тишина.
Квестор замер, даже дышать машинально перестал.
Первое наставление по пользованию каргосьютом в нём нельзя задерживать дыхание.
Но можно останавливать.
Почему у него в голове всплыла в тот момент только эта немудрящая шутка, которой, кажется, исполнилось добрая тысяча лет.
Тишина была такой оглушительной, что тут же сменилась противным звоном в ушах, который бил по натянутым нервам сильнее любой тревожной сирены.
Связь, где долбаная связь!
Капитан?
Молчание в ответ. Канал мерцал огоньком вызова, но никто не откликался.
Тут крафт тряхнуло повторно и уже только тогда начало надсаживаться звуковое оповещение, призывающее всем оставаться на местах до особого уведомления, по возможности оставаться в капсулах или любых других средствах индивидуальной биологической защиты.
Если при всей энерговооружённости «Принсепса» в его недрах настолько отчётливо ощущалась инерция внешних эволюций, значит, маневрирование было действительно резким и непредвиденным. В таких случаях движение в трубе блокируется автоматически. А значит, он здесь заперт, как в консервной банке.
И останется таковым ещё на неопределённый срок. В то, что он сумел так достать капитана, что тот решился на сознательную диверсию, квестор не верил, но предпринять что-то было всё-таки необходимо.
Корабельный квол, в отличие от капитана, отозвался немедленно.
Магистр, на борту нештатная ситуация, просьба терпеливо отнестись к вынужденным неудобствам, как только обстановка нормализуется, экипаж немедленно свяжется с вами по личному каналу.
Квестор нехотя переключил режим передачи в высший приоритет, и квол немедленно заткнулся. Квестор не любил настолько грубо пользоваться своими привилегиями Магистра, но тут приходилось выбирать, что важнее самолюбие капитана или цель его миссии.
Магистр, вы с ума сошли, понизьте приоритет!
Капитан, что у вас происходит?
Флоту дана команда экстренного перемещения, мы вынуждены сейчас аварийно уступать им дорогу, и вы, отвлекая меня на объяснения Стивенсон, держи левее на десять! Щиты в сборку! ставите «Принсепс» под угрозу влететь в чью-нибудь факельную зону, тут уже и без вас случилась аномалия, я отключаюсь.
Капитан, немедленно доставьте меня к «Лебедю», таков прямой приказ, и вы обязаны его исполнить, если это не угрожает грузу.
Квестор постарался придать своему голосу столько металла, сколько смог.
Магистр, вы не поняли, «Лебедь» уже в прыжковой зоне, разгоняется на пяти тысячах «же». Даже если бы я захотел, не смог бы выполнить ваш приказ.
Квестор с шумом выдохнул.
Так.
Всё к тьме под хвост, мать вашу банку.
Все планы, надежды.
Хотя
Нет, мы ещё поборемся.
«Новое лицо» стоит того, чтобы за него биться до конца, даже если вся Галактика против тебя.
Капитан Райдо, снимите блок с западной трубы.
Магистр, я вас уверяю, вам лучше оставаться
Квол, приказываю снять блокировку с западной транспортной трубы и передать управление мне.
Выполнено.
Воздух вокруг вновь заполнили басовитые нотки силовых установок.
Магистр, что вы задумали?
Движением пальца квестор отправил капсулу в сторону южных шлюзов. Кориолисова сила заметно покачивала его из стороны в сторону, отчего начинала кружиться голова, но пока вполне терпимо.
Капитан, кормовые шлюпки у нас по-прежнему в нулевой готовности к старту?
Да, но куда вы собрались?
Вам же известен радиант, по которому сейчас выдвигается флот?
Пауза.
Это безумие.
Даже если так, вы же скажете мне координаты, или мне придётся прыгать наугад?
Это секретная информация, только для экипажей боевых крафтов, даже ваших высших приоритетов не хватит, чтобы квол вам её выдал.
Капсула остановилась в торцевом узле, квестор с усилием поспешил из неё выбраться под заунывные требования голосового оповещения. Уф, всё-таки каргосьют не предназначен для длительного пребывания в тесных отсеках, аж кости хрустнули, когда он выпрямлялся. Так, три оранжевых люка по левому борту. Отлично.
Вот поэтому, капитан, я и спрашиваю об этом радианте не у квола, а у вас.
Отжимать уплотнители спасательных шлюзов традиционно приходилось вручную по старинке вращая штурвал, чтобы в шлюпку можно было попасть даже при полном отказе энергосистем корабля. Дальше будет проще активизируются автономные генераторы.
Изнутри привычно пахануло консервированным воздухом. Как ни стерилизуй, а специфический аромат склепа всегда остаётся.
Капитан?
Мне голову открутят, если я вас отпущу вот так.
Магистрат вам голову открутит уже за то, что не приняли все меры к содействию и нарушили прямой приказ.
Квестор попытался избавиться от громоздкого каргосьюта в тесном тамбуре, но плюнул, выбрался обратно на шлюзовую палубу, и принялся разоблачаться там, разбрасывая части так и не пригодившейся амуниции по сверкающему антисептиком полу.
А ещё вам свернут вашу тупую башку, если меня так и не найдут на месте выхода. Кто его знает, куда меня занесёт, наугад, может, в заморозку, а может и непосредственно в зону огневого контакта. Вы не сможете меня остановить, капитан, вам остаётся только смириться с моим решением.
Кажется, капитан только что прочитал самое страшное ругательство за всю свою карьеру.
Тьма вас подери, магистр, ловите координаты. И будьте прокляты.
Какой внезапно высокий штиль.
И вам счастливого пути обратно на Эру. Сообщение для Магистрата я на всякий случай оставил в каюте. Прощайте, капитан.
Шлюпка с лёгким вздохом вышла из своего гнезда в корпусе «Принсепса», открыв, наконец, обзор на творящееся вокруг «Тсурифы-6».
Флот стремительно покидал доки и причалы, о его присутствии вблизи базы напоминал теперь разве что расцветающий у третьих ворот огненный цветок след упомянутой капитаном «аномалии». Там что-то догорало, разметавшись обломками на пару километров. Кажется, вояки как всегда что-то снесли на своём пути, даже и не заметив.
И «Новое лицо» не должно стать очередным не замеченным на пути военной машины артефактом.
Квестор загрузил в квола радиант и расстояние до точки выброса, послушная машинка автоматически форсировала гравигенератор, устремившись в прыжковую зону.
Квестор не думал о том, что его ждёт на той стороне.
Он думал о том, что ему там предстоит сделать.
«Лебедь» трепетал на самой границе небытия, жадно впитывая в себя песню глубин.
Его защитная оболочка, сотканная из тончайших силовых волокон, поперечные размеры которых были столь ничтожны, что равнялись кратным амплитудам колебаний фундаментальных бран, яростно полоскалась в набегающих приливных потоках файервола. Метастабильная структура полей не позволяла динамическому равновесию в пузыре нарушаться дольше, чем на считанные единицы планковского времени, так что в макроскопических масштабах устойчивость закрепления корабля была столь же нерушимой, как если бы он был замурован в толще вырожденного ферми-газа кварковой звезды, самого плотного объекта в этой Вселенной.
И лишь порядки величин на индикаторах нагрузок говорили о том, что случится с этим клочком реальности, если равномерность потока хотя бы на один из тактов превысит предельный порог. Стоит ротору поля развернуться на ничтожную величину в одну стомиллиардную градуса, как внутри пузыря тотчас начнёт прогрессировать неудержимый гравитационный коллапс, и планковская вселенная проекции тут же обогатится своей порцией петаджоулей, а вот от «Лебедя» уже не останется ничего, кроме квантовой пены.
Впрочем, «Лебедь» был надёжен, как те незыблемые законы математики квантовых полей, на которые опирались его создатели, и куда раньше, чем коллапс станет возможен, корабль уже благополучно соскользнёт обратно в субсвет, оставив голодное шестимерие его собственным заботам.
Топология метастабильных пространств была фундаментально расходящейся, и вообще говоря, сама их физика с возможностью формально сверхсветовых перемещений и прочими акробатическими чудесами вневременья оставалась всё такой же бессмысленной, саморазрушаясь и схлопываясь от малейшей ряби пространства. По сути, там жил и здравствовал лишь абсолютный вакуум, не оживляемый даже базовыми колебаниями виртуальных флуктуаций. Фрактальной вселенной, спроецированной на шестимерную свёртку традиционного супербранного двенадцатимерия эм-метрики, в обычном понимании просто не существовало, пока туда не попадало сквозь огненные врата файервола что-нибудь вещественное из нашего мира. Тогда и только тогда фрактальные щупальца оживали и принимались в ярости хлестать тахионной плазмой по собственным бесконечным глубинам. Так даже крошечная песчинка «Лебедя», погрузившись кормой в чуждую топологию, создавала тем самым вокруг себя целую новую вселенную, всё так же невозможную, но парадоксально существующую и, главное, единую для всех совершающих прыжок кораблей в любой точке пространства-времени.