Нет ответа. Только мертвецкая тишина и беспокойные атакующие образы грядущего в голове и в трясущихся поджилках.
Казалось, кавалер заранее знал, что девушке нравится, а что нет. Что бросает в дрожь, а что приводит к агонизирующему выплеску-изгибу спины, что делать с ней сейчас и когда перейти к чему-нибудь новому. Такое, увы, неспростаэто либо опыт, либо настоящие чувства. И если последнее
Черт подери, собаки нас тоже любят больше жизни. Но это не делает их людьми.
А Смотрик продолжал. Он был нежным, был страстным, был яростным. Его язык двигался медленно. Двигался быстро. И снова медленно. Он был неутомим и осведомленно бережен. Сладостные спазмы девушки заводили его, заставляя предпринимать что-то еще и еще. С раболепием неофита Тома отдавалась чужой неотразимой настойчивости. Я пытался уговорить себя лежать, ничего не предпринимая, и держаться, сколько смогу, пока не произойдет что-то из ряда вон. Короче, держаться, виртуально отсутствовать некоторое время, даря близкой душе возможность наслаждаться в меру сил выпавшим на ее долю капризом случая. Я ведь тоже люблю и понимаю, что значитжелать. Но у меня другая ситуация.
Зубы стиснулись. Но не щелки между ресниц.
Уверившись в безнаказанности, Смотрик поднялся во всей красе, взгляд пробежался по окружающей тьме, и парень влез между торчащим камнем и девушкой, повернувшейся спиной. Мою щеку обдал жар дыхания. Сложенные перед собой девичьи руки фалангами больших пальцев упирались в лоб, а локти почти касались меня, как и колени. Неужели не видит, что я только изображаю спящего?!
Несмотря на тесноту, парень изогнулся, притискиваясь всем теломдо восторга, до апогея нарастающей в геометрической прогрессии эйфории, и замер в ожидании чудовищного возмездия. Глаза зажмурились, приготовившись к худшему. Ничего не происходило. Тома не шевелилась. Я размеренно дышал высоко вздымавшейся грудью, хотя била дрожь. Коротило напряжением выжигаемые мысли. Кулаки сжимались, зубы вполне отчетливо скрежетали. Тело готово было взлететь из позиции «на спине» прямо на представлявшего угрозу нахала.
Но: стараясь о счастье других, мы находим свое собственное. Настоящая любовь к ближнемударить ему такое счастье, которое в состоянии дать. А я не давал. Может, зря? Оставить все как есть. Не вмешиваться. Пусть будет счастлива, как хочет. Как может. Если сможет. Ведь «возлюби ближнего своего», это, прежде всего, оставь ближнего в покое.
Чужие бедра вновь поздоровались и церемонно расшаркались с пылающим организмом девушки. Смотрик за ее спиной принялся еще больше изворачиваться. «Наутилус» шарил в поисках фарватера по впадине с фьордами. Тысячи маленьких иголок пронзили вскипевшие тела, из глаз сыпались искры. Разнузданные эмоции грозили взломом застывшим в ступоре мозгам.
«И увидел я новое небо и новую землю, ибо прежнее небо и прежняя земля миновали, и моря уж нет.
И увидел я, Иоанн, город Иерусалим новый, сходящий от бога с неба, приготовленный как невеста, украшенная для мужа своего.
Ворота его не будут запираться днем, а ночи там не будет. И не войдет в него ничто нечистое. И голос сказал мне: свершилось!»
Свершилось?! Еще нет. В разверстые ворота храма стучался странник, жаждущий приюта в святой обители, мечтавший молиться в блаженстве стен двуглавого собора, в тишине залов с высокими куполами. «Се стою у двери и стучу. Если кто услышит голос мой, войду к нему и буду вечерять с ним»
Боже, прости за святотатственные сравнения, грешен, но только невообразимой возвышенностью сейчас можно свести на нет низменность момента и вернуть мозги в разумные берега, ведь: «Всему свое время, и время всякой вещи под небом. Время рождаться, и время умирать, время плакать и время смеяться, время разбрасывать камни и время собирать камни, время обнимать и время уклоняться от объятий»
Время уклоняться, оно пришло. Я повернул лицо к девушке:
Не надо, Тома. Подумай, что ты собираешься сделать.
Моя мольба не была услышана. Тома была рядом, но была далеко. В застывших глазах гулял ветер.
Грр! Не выдержав, я вскочил в боевую стойку, защищая то, что сама Тома защищать не хотела.
Смотрик в панике отскочил.
Гррр! пошел я на него.
И он сбежал. Позорно виляя и вскидываясь. Забился в свой прежний угол, не борясь и не возражая.
Фильм Томиного восприятия пошел трещинами. Замелькали неправильно смонтированные кадры, и реалии прорвались сквозь заманчивые образы, унесшие в соблазнительное небытие.
Вот пущай он, паразит, по морям и егозит, нам с тобою эту харю больше видеть не грозит, отчего-то вспомнил я Леонида Филатова.
С намеком. Что больше не потерплю.
Растерянно-моргающая, отводящая взор девушка сжалась в клубок. Потом шумно выдохнула и вдруг с уморительной укоризной процитировала оттуда же:
Ну, случайно, ну, шутя, сбилась с верного путя. Дак ведь ядитя природы, пусть дурное, нодитя!
Не в бровь, а в глаз. Дажене в глаз, а в мозг. Браво, первая валторна.
А полезешь на рожонвыну саблю из ножон! тут же откликнулся я. Ты хотя мне и подруга, а порядок быть должон.
Сдаюсь. Спорить с тобойвсе равно, что играть на скрипке в присутствии Страдивари.
Вот и не спорь, разрешил я. Кстати, ты, наверное, имела в виду Паганини.
Какая разница.
Ну-ну.
Грустно помолчали. Тома перебирала пальцами, ее глаза, остановившись, глядели, не видя. Сердце бурно билось, переживая недавнее.
Не обижайся на меня, покаялся я. Не могу по-другому. Это неправильно.
Томины пальцы нащупали мои и крепко сжали.
Это ты не обижайся. Я словно не я. Не знаю, что на меня нашло.
Еще недавно ты была почти влюблена в Шурика, сказал я, вновь склонившись к пылающему трепещущему ушку.
Почти не считается.
Значит, сейчасне почти?
Ее бровки хмуро сдвинулись:
Сейчас другое.
Гормоны, примирительно сказал я, найдя слово для этого «другого».
Тома съежилась. Промолчала.
Больше не сказали ни слова.
Глава 8
Несколько дней мы жили как в бреду. Отъедались поздними ягодами и корнеплодами. Худые как спички, с выпирающими ребрами, набрасывались на любую пищу, которая не успевала убежать, хрустели странной мелкой саранчой, чавкали дождевыми червями. Кто сказал, что это невкусно?! Вас бы в гости к людоедам. Или предпочитаете сырое сердце, дергающееся в руке как только что пойманная рыбка?
Прошло очередное полнолуние. По моим расчетам, наступил ноябрь. Тома присмирела, на Смотрика глядела уничижительно, если вообще глядела. Тот делал робкие попытки приблизиться, но девушка их гордо пресекала. Хотя взгляд допускал возможность прощения. Был бы тот не настолько труслив
Труслив? Больше подходит слово «осторожен». Когда припрет, от парня можно ждать любого сюрприза.
В далекие походы стая пока не ходила, достаточно уставала в ближних. Более теплый климат давал о себе знать: ни зелень с деревьев не облетала, ни трава не желтела. Сквозь старую, пожухшую, упорно лезла молодая. Плоды на деревьях тоже не кончались, менялись только их виды. Одно отходило, наступал сезон другого.
Очередной ночью я крепко спал, как вдруг:
Гав!
Рр!
Рр?
Ррр!
Гррр!
Не задумываясь, мозг перевел разговор:
«Приглашение».
«Отрицание».
«Удивление».
«Повторное отрицание».
«Угроза».
Ухо давно привыкло ко всем звукам стаи, от храпа до кашля, от детского всхлипа до воплей роженицы. Эти заставили тело подскочить на месте: второй голос принадлежал Томе.
Живчик подловил в одиночестве вышедшую наружу Тому. Дозорный не в счет, ему нет дела до дел других. Как я услышал внутри пещеры?! Но ведь услышал. Мухой метнулся наружу. От задетого сталагмита пошел гул. Во второй я просто врезался на развороте, вызвав неудовольствие спящих. Хорошо, что никто не лежал на дороге, наступил бы, не раздумывая.
Снаружи молодой самец надвигался на девушку, зажимая к скале. Оба на четвереньках, нос к носу, глаза в глаза. Только Живчик в полтора раза крупнее. Тома пятилась. Огрызалась. Скалилась. Делала зверское лицо. Он не реагировал, продолжая теснить дальше. Через миг Томины ягодицы врезались в каменную преграду. Спина поднялась, распластываясь и вжимаясь в шероховатый холод. Руки испуганно раскинулись, ладони принялись шарить по отвесному склону, словно ища дверь. Дверь в другой мир? Я бы не отказался. Но в горе дверей нет.
Поняв, что птичка не улетит, Живчик спокойно опустился перед ней на корточки. Круговое движение мускулистыми плечами расправило их как крылья. Грудь красиво вздулась. Колени раздвинулись пошире, демонстрируя девушке мужскую стать. Томины глаза со все возрастающим испугом косились туда.
Ррр? сально пророкотал Живчик, не отрывая порочно-хищного взгляда питона, который закручивается вокруг добычи.
Я выскочил сзади, принимая боевую стойку: ноги напружинились, грудь опустилась до земли, так, что расправленные локти оказались выше лопаток.
Томин взор метался с упорного кавалера на меня и обратно.
Ррр! донесся до возбужденного самца очередной отказ.
Рррр?! недоумевающе взмолился Живчик в последнем «Но почему?!».
Гррр! откликнулся я.
«Вот почему!»
Теперь Живчик с непониманием переводил взгляд с меня на Тому. Вы же не пара, как бы говорил он. А я не люблю неприятностей, продолжал объяснять он. Только готовлюсь к великим свершениям. Не хочу терять здоровье в бесполезной и унизительной схватке с приблудным мальчишкой.
Грр! грозно оставил он последнее слово за собой, величаво покидая поле несостоявшейся битвы.
Для окружающих его рык возвестил, что победительон. Я промолчал. Не жалко. Это лучше, чем драться с заведомо более сильным.
Тома еле отлипла от стеныруки не держали. Она без сил опустилась на пузо, обняв землю. Ее быстрый расцвет начинал ненужно бросаться в глаза. Я мужал не настолько быстро, чтоб защитить от всего. Но отчего смогузащищу. Делай, что должен, и будь, что будет, аминь.
На этом приключения не кончились. Когда лежали в своем углу, еще один из самцов, пока безымянный, приблизился к нам. Опасность разлилась вокруг, как бензин из перевернутой канистрынаполнив горючей вонью все помещение, тревожа все чувства, от обоняния до самосохранения. Самец был молодой, некрупный, но достаточно боевой. В сравнении со мной, конечно. Он прекрасно это видел и опасным меня не считал.
Тома, прижмись ко мне. Пусть примет как должное, что мы вместе.
Шепот вывел пришельца из себя, но грозный рык в мою сторону не сопроводился дополнительными действиями. С точки зрения самца, рыка было достаточно. Девушка едва успела пошевелиться, как он оказался рядом с ней.
Есть ситуации, когда жизнь перестает иметь какое-то значение. Я давно убедился, что реальная физическая сила играет намного меньшую роль, чем готовность убить и быть убитым за честь и достоинство. Свои и чужие.
Я бросился первым. Это спасло. Неожиданность. Когда самец среагировал, больно ударяя меня в грудь, моя челюсть уже сомкнулась на защитно выставленной второй руке. Точнее, передней лапе. От боли взвыли оба.
Гррр! донеслось со стороны вожака.
Не здесь и не сейчас, как бы сказал он. Выясняйте, кто главнее, не мешая другим, и без трупов, пожалуйста, а то оставшийся позавидует павшему.
Разомкнув зубы, я поспешно отполз в угол, оставляя противника победителем. Не настоящим, он это понимал, но позволяющим сохранить лицо. Мой взгляд говорил: иди своей дорогой, и я буду изображать положенную покорность. Сунешьсяодин из нас умрет, второй останется покалеченным, плюс позже вожак немного разукомплектует выжившего, как обещал. Да, это не по правилам. Но это мои правила. Касаются только меня и Томы.
В течение последующих дней еще нескольким низкоранговым самцам восхотелось прелестей самки, за которую я готов был рвать до смерти. Отвяли. Проблем не любит никто. Следя за разворачивавшимися событиями, Смотрик больше не подходил к Томе. Даже обходил. Таким он нравился мне больше. Одной заботой меньше. И Тома совсем присмирела. Больше никакого выпендрежа, никакой чувственности. Теперь девушка держалась серой мышкой, лишний раз стараясь не попадаться на глаза. Разлетавшиеся бабочками флюиды женственности были насильно впихнуты обратно в кокон и там замурованы. Но сколько веревочке не виться
Стало яснее ясного: то, что началось, добром не кончится.
Нужно уходить, сообщил я Томе.
Мы обдирали дерево с каким-то вяжущим фруктом, сидя на нижних ветках. Стая расположилась вокруг. Смотрик отсутствовал в пределах видимости. Зато присутствовала зловредная Пиявка, которая не упускала случая намекнуть о своих поруганных чувствах. Стая уже отлично знала, что мы с Томой не пара. Пиявка во всеуслышание заявляла права на меня, временно отбрыкивавшегося, но вода, как известно, камень точит.
Уходить сейчас? изумленно вскинулась Тома.
При первой возможности.
Мы ждем эту возможность уже несколько месяцев!
Мы не хотели рисковать. Теперь придется. Спокойная жизнь закончилась.
Я стал планировать побег. Опасность уже не казалась высокой, оставаться опаснее.
Новая беда пришла к нам снаружи. Стая вернулась с добычей в пещеру, плоды были сложены у лежанки вожака, все разбрелись по местам. Еще только темнело, можно выспаться вдоволь. Так мы думали. Зря.
Ррр! Ррр! тревожно заверещал дозорный.
Вожак вскочил, как ошпаренный, грозная морда выглянула наружу, глаза сузились.
Ррррр! разнесся по пещере его поднимающий рык.
Похватав детей и припасы, всполошившаяся стая бросилась вглубь. Не в сторону родника, а в другой ход, вниз, потом вверх и влево, где обычно спала одна высокоранговая пара. Оказывается, тоже дежурные, охраняли второй выход. Учтем на будущее. Если доживем.
Где-то пещера позволяла идти на карачках, но в основном приходилось прыгать, карабкаться и пролезать. В каком-то ответвлении вожак скомандовал оставить припасыдальше без четырех задействованных конечностей не пройти. Движение продолжилось с еще большими трудностями.
В обступившей темноте пришлось ориентироваться на шум перед нами. Несколько особей двигались сзади на наш шум, в том числе Смотрик, старательно отводивший от девушки взгляд, когда видимость еще позволяла.
Под ногами закрошился и посыпался камень. Я схватил Тому за руку и больше не отпускалесли куда падать, то вместе. В темноте можно было идти на ногах. Не на задних, а просто. Отвыкли. Позвоночник сопротивлялся. Но когда втянулись
Ка-а-айф! протянул я.
Ответом послужило пожатие пальцев. Еще одним ответомчужой недовольный рык.
В одиночку мы здесь не прошли бы. То спуск, то подъем, то разветвление, нащупываемое руками. Подземные пустоты вторили эхом оберегающих рыков впередиидущих, которые указывали на опасность. Пропасти были узкими, но, видно, глубокими, звук терялся в неведомой глубине.
Метров двести шли по руслу леденящей подземной реки. Замороженные стопы еще долго не воспринимали острые камни, разбиваясь вдрызг. Едва не провалились в заполненную водой выемку неизвестной глубины. А кто-то провалился, судя по звукам.
Рр? поинтересовался я у Томы, как она вообще. Не устала ли, может ли идти, не помочь ли.
Рр! благодарно ответила она, что все в порядке.
Меня бросило вправо рукой впередиидущего. Левая нога ощутила пустоту, потом нащупала справа узкий карниз вдоль стены.
Я стянул вправо Тому. Сделав пару шажков, она так же увела от провала Смотрика. Обычное дело, ничего личного. Легко и буднично. Моя душа вознеслась: аллилуйя! Не зря столько времени боролся с собой и девушкой, чувствуя себя последним гадом, мешавшим ближнему жить. Я победил. Мы победили. Ее больше не тянуло к позорно отступившему кавалеру. Судя по звукам, Смотрик так же спокойно помог еще кому-то. Все нормально. Обычные поступки нормальных людей без вожжи под хвостом.
В глаза ударило. Зажмурившись, я вгляделся сквозь ресницы во внезапный все увеличивавшийся источник света. Это несколько крупных самцов отваливали в сторону большой валун. Образовавшееся отверстие давало светвторичный, рассеянный, но после тьмы нестерпимо яркий.
Кроме передовой группы вся стая стояла на узком карнизе вдоль стены, а вниз уходила бездонная пропасть. Противоположная стена даже не просматривалась. Лучше бы не видел. Душа ухнула в пятки и попыталась сбежать. Рядом Тома вжалась спиной в стену. И плечами. Попыталась втянуться даже превратившейся в острые колпачки испуганной грудью. И затылком, вздернув помертвевшее лицо кверху. Ее рука в моей окостенела от страха. Ноги дрожали. Из-под них сыпалось. Мы даже забыли, что стоим на двух ногах, когда положено на четырех.