Рэй БрэдбериИстории о динозаврах
Предисловие
Живых динозавров я впервые увидел в нежном возрасте пяти лет. Во тьме кинозала они расхаживали и сражались в доисторических джунглях на высоком отвесном плато. Этот кинофильм запечатлелся в моей памяти навеки. Насколько я мог судить, «Затерянный мир» 1925 года был истиной в последней инстанции.
Несколько лет спустя первая кинопостановка «Кинг-Конга», с яркими звуковыми спецэффектами и впечатляющей «эпатажной» музыкой, явилась тем самым катализатором, окончательно укрепившим меня в решении всенепременно найти в своей будущей работе место для вымерших животных.
До поры до времени неведомо для меня, на расстоянии в несколько тысяч миль, в Уокигане, штат Иллинойс, ещё одна столь же впечатлительная юная душа, и тоже по имени Рэй, отреагировала примерно так же.
Именно благодаря динозавру состоялась наша первая встреча в Лос-Анджелесском отделении Лиги научной фантастики*, и завязалась многолетняя дружба. Именно динозавра обсуждали мы взахлёб по телефону: долгими часами динозавр носился туда и сюда по тонким проводам, готовясь возродиться в новой эпопеевеличайшем из всех прошлых и будущих фильмов о доисторических временах. Этот проект окончился ничем, но порождённый им энтузиазм вдохновлял каждого из нас в последующие годы.
Рэй пошёл путём сочинительства и в итоге стал одним из культовых авторов в своём жанре. Второй Рэй, то есть я, выбрал путь движущихся картинокто есть кино.
«Туманная Сирена» ненадолго свела нас вместе в общем кинематографическом проекте «Чудовище с глубины 20 000 саженей»*, а этот проект, в свою очередь, вероятно, вдохновил Брэдбери на написание рассказа «Тираннозавр Рекс».
Здесь под одной обложкой впервые собраны все рассказы Рэя Брэдбери о динозаврах, удивительные и неповторимые, новые и старые. Они будоражат воображение, поражают и изумляют, а главноедарят нам многочасовое вдохновляющее развлечение.
Рэй Харрихаузен
Вступление
Несколько лет назад однажды на званом ужине кто-то попросил каждого из присутствующих назвать в порядке значимости наши самые любимые темы в мировой истории!
Динозавры! закричал я. И быстро добавил: Египет. Тутанхамон. Мумии!
Подкрепляя свой выбор, я рассказал коротенькую историю из своей собственной жизни. Двенадцатилетним вундеркиндом я объявил приятелям, что надумал сделать карьеру в радиовещании, потрусил на местную радиостанцию в городе Тусон, штат Аризона, какое-то время покрутился там, без друзей и поддержки, вынося пепельницы, бегая за кока-колой и включая свою уникальную харизму на полную мощность. Спустя две недели я попал в эфирчитал малышне комиксы субботними вечерами. А платили мне чем?
Бесплатными билетами на «Кинг-Конга» и «Мумию».
Я был самым богатым мальчишкой на свете.
Как это мило со стороны Господа и директора радиостанциив награду за любимое занятие, выдавать мне контрамарки, позволяющие потусить с доисторическими монстрами и мёртвыми египетскими царями!
Когда я закончил свой рассказ, за нашим столом списки были тут же пересмотрены. Мужчины и женщины всех габаритов, обличий, цветов и возрастов поневоле согласились, что я назвал темы номер один и номер два.
Особенно номер один.
Динозавры.
Ибо, как сам я сформулировал эту мысль своим друзьям:
Если бы в эту самую секунду в комнату ворвался незнакомец, восклицая: «Господи, там снаружи динозавр!» что бы вы сделали?
Выбежали бы посмотреть, признались все.
Вот именно, подтвердил я, даже если вы абсолютно уверены, что такое просто невозможно. А с какой стати вы вскочите и побежите? Да потому, что вы надеетесь на чудо. В глубине души вы мечтаете, чтобы в мир вернулся бронтозаврручной, разумеется. На самом деле, добавил я, оборачиваясь к телепродюсеру, который незадолго до того спрашивал меня, чего бы мне хотелось написать для телевидения, если бы вы дали мне «пиковое» время и несколько долларов, лучше всего я бы показал себя в программе «Динозавры! Их корни?». Её смотрят всего-то-навсего миллионов пятьдесят или шестьдесят. А наши «Динозавры» свели бы с ума всю страну и привлекли всеобщее внимание. Пожалуйста, передайте птеранодонов.
Разумеется, из этого ничего не вышло. Я заставил всех сотрапезников признать, что они ужасно обрадовались бы такому телешоу, и все сошлись на том, что динозавры и впрямь величайшие дети истории, но продюсер мне так и не перезвонил. Наверное, проснулся на следующее утро и решил, что перебрал лишнего.
Однако даже сейчас, в свои почтенные годы, остаюсь при прежнем мнении: динозавры и Тутанхамон! Что поставить на третье место, я до сих пор так и не понял. Может, Луну. Или Марс. Они почти дотягивают. Но стегозавр успел первым.
Вероятно, потому, что под ноги подвернулся. Мы же можем осмотреть, и ощупать, и осмыслить его костивот они, перед нами! а заодно и яйца, давным-давно окаменевшие, из которых десять тысяч миллионов утр назад вылуплялись динозаврики. Луна и Марс абсолютно реальныно лишь несколько человек когда-либо прикасались к Луне, а Марс и видели-то только наши орбитальные телескопы. Когда мы ступим на Луну и Марс, как наверняка однажды произойдёт, возможно, эти миры и потеснят Тутанхамона с птеродактилем на финише.
Но на данный момент я примиряюсь с фактом и тихонько заявляю, что без динозавров моя жизнь была бы пуста и никчёмна. Динозавры направили меня к писательской карьере. Динозавры подталкивали меня на этом пути к признанию. А один такой динозавр, влюбившийся в звук ревуна на маяке в рассказе под названием «Туманная Сирена», который я написал и опубликовал в 1950 году, раз и навсегда изменил всю мою жизнь, мои доходы и мою манеру письма.
В этом рассказеон лёг в основу фильма «Чудовище с глубины 20 000 саженей» я в полной мере выразил свою накопившуюся любовь к такого рода существам; что и привлекло внимание Джона Хьюстона в 1953 году. Он прочёл рассказ и посочувствовал горестной судьбе чудища, который принял заунывный голос сирены за брачный зов другого такого же затерянного в пучине зверя. Хьюстону почудился в рассказе призрак Мелвилла, и он пригласил меня написать сценарий к «Моби Дику»*.
На самом-то деле Хьюстон, конечно же, почуял вовсе не Мелвилла, но отголоски Шекспира и Библии в моей душе. А поскольку Белый Кит во всей его красе и мощи родился из головы Мелвилла благодаря Библии и Шекспиру, дело закончилось тем же. Я получил работу, написал сценарий и какое-то время наблюдал, как Мелвилл вместе со своей доисторической зверюгой прочно обосновались в моей жизни этакой необъятной махиной.
Так что сами видитединозавры, срывавшиеся с обрывистого плато в «Затерянном мире», старом фильме 1925 года, рухнули прямо на двенадцатилетнего меня, как и «Кинг-Конг». Смачно расплющенный в лепёшку, задыхаясь от любви, я метнулся к своей игрушечной пишущей машинке и всю оставшуюся жизнь умирал от этой безответной страсти.
На жизненном пути я повстречал ещё одного молодого человека, моего ровесника, одержимого той же самой любовью, чтобы не сказатьвожделением. Эти доисторические существа заполняли его дни и будоражили его ночи. Молодого человека звали Рэй Харрихаузен. В гараже на заднем дворе он создавал и оживлял методом покадровой анимации на восьмимиллиметровой киноплёнке целое семейство динозавров. Я частенько навещал всю семью, вертел ящеров в руках и целыми часами трепался со своим другомдолгими ночами напролёт на протяжении многих лет. Мы условились так: он вырастет и станет порождать динозавровя вырасту и наделю их речью. Так всё и вышло.
«Чудовище с глубины 20 000 саженей» первый и единственный наш общий фильм. Не шедевр, даже не бог весть что, зато он положил начало моей и его карьере, причём в итоге о его фильмах и зверях и о моих книгах узнали в самых отдалённых концах света. Своеобразной кульминацией стал торжественный вечер, когда я представлял Харрихаузена на специальном показе в его честь в Американской академии кинематографических искусств и наук*. Когда я закончил свою речь, из аудитории выбежала Фэй Рей, героиня «Кинг-Конга» 1933 года, и обняла нас обоих, украсив, так сказать, вишенкой торты двух жизней, которые начались с прямолинейной и немудрёной любви к динозаврам в музеях, кинозалах и гаражах.
На нашем пути мы с Харрихаузеном вынуждены были мириться с огромным количеством необязательных, беспринципных, вечно предвзятых и вечно не правых хамоватых режиссёров. Я так разозлился на одного такого за его обращение с Рэем, что написал рассказ «Тираннозавр Рекс» просто чтобы выпустить пар.
А теперь признаюсь как на духу. Лет тридцать назад Рэй Харрихаузен, моя жена Мэгги и я побывали на опере «Зигфрид»: главную роль в ней исполнял знаменитый на тот момент тенор Юсси Бьёрлинг*. Но мы, понятное дело, не на Зигфрида любоваться пошли и не великолепную музыку слушать. Нам хотелось посмотреть наблагослови Господь наши нежные заблудшие души! дракона Фафнира.
Я отлично понимаю, что после такого разоблачения мы с Харрихаузеном наверняка окажемся в чёрном списке любителей оперы как самые вульгарные, самые тупые, самые нераскаянные зрители «Зигфрида» в истории человечества. Смиряюсь с приговором и признаю свою вину. Тем не менее мы, все трое, уселись в нижнем левом углу балкона и, как нам показалось, чуть не девять часов (на самом деле, наверное, только восемь) прождали появления Фафнира.
И вот наконец Фафнир явился. Я разглядел целый дюйм его левой ноздри, Мэггиодин из усов, а Харрихаузенлишь огромное облако пара, которое Фафнир исторг во время своей краткой «арии», прежде чем исчезнуть. Потому что, видите ли, наши места были размещены так дьявольски неудобно, а декорации на сцене воздвигнуты так хитро, что по меньшей мере треть аудитории на каждом спектакле так толком и не увидела чудища. Мы были в числе обездоленной трети.
Мы с Рэем потрясённо глядели друг на друга поверх головы моей жены. Долгое ожидание под эту, по общему признанию гениальную, музыку оказалось напрасным.
Вскорости после того мы бежали в фойе, а оттуда, разбитые и безутешные, домой.
Мимо нас, направляясь на запад, к морю, пронеслось великолепное авто, унося на заднем сиденье темноволосую королеву Элизабет Тейлор.
Нас это не утешило.
И хотя Фафнира я так и не увидел, я продолжал разыскивать его сородичей и фантазии, с ним связанные, в библиотеках и книжных лавках. Моя любовь к этим тварям сравнима разве что с моей любовью к книжным иллюстрациям.
За последние сорок лет, когда в большинстве американских художественных галерей только и встретишь что унылые быстросохнущие абстракции, я искал прибежища в ярких объятиях прерафаэлитов. Я мчался назад, в прошлое, через Лондон и Париж, с Гюставом Доре* и Гранвилем*, бранился с Джоном Мартином*, пытался реформировать нравы Джин-Лейн и Флит-Стрит заодно с Хогартом*, резвился при дворе Людовика вместе с Калло*. Я требовал сюжетов, символов, метафор, которыми богаты все их шедевры, на меньшее я не соглашался. Гойя* гнал меня на войну, сидел рядышком на корриде, катал меня на ведьминских мётлах, и я уже не был прежним. Из художественных галерей двадцатого века я, как правило, выходил пошатываясь, точно после обеда в китайском ресторанчике, гадая, с чего это я проголодался уже час спустя.
<>
Все рассказы и стихи, представленные здесь, были написаны в течение многих лет в моменты, когда поутру, или ближе к вечеру, или в полночь я внезапно задавался вопросом: а о чём бы мне хотелось написать прямо сейчас? Ответ был, понятное дело: о динозаврах!
Всё этоистории и стихи в духе «А что, если». Что, если динозавр на самом деле влюбился бы в ревуна? Что, если бы мы могли путешествовать во времени и возвращались бы в прошлое поохотиться на доисторических зверей?
Этот последний рассказследствие эксперимента, проделанного мною в 1950 году. Я просто сел за машинку однажды утром, понятия не имея, что за идея придёт мне в голову, набарабанил Машину Времени и забросил моих охотников назад за несколько миллионов летпросто посмотреть, что будет.
Три часа спустя, после того как раздавили бабочку (и в результате нечаянно получился один из первых экологических рассказов), произведение было закончено, динозавр убит и вся политическая история поменялась навеки.
Рассказ «Кем ты хочешь стать, когда вырастешь? Кроме динозавра?» порождён таким же несложным подходом. Ещё мальчишкой я мечтал в одно прекрасное утро проснуться с драконьими зубами; теперь я просто-напросто заправил ленту в пишущую машинку и позволил стареющему мальчугану пересказать свой ночной кошмар.
А динозавры, отплясывающие на песчаном взморье? За всю свою жизнь я побывал на балете по меньшей мере четыреста раз, так что на косолапых нескладёх уж всяко насмотрелся. Кроме того, мои дурашливые зверюги не иначе как в близком родстве с гиппопотамами, страусами и аллигаторами, которые шокировали и радовали нас давным-давно, в диснеевской «Фантазии»*.
А как насчёт планов на будущее? Я пишу либретто для космооперы под названием «Левиафан-99». В ней я перенёс мифологию «Моби Дика» за пределы звёзд. В опере повествуется о появлении Гигантской Белой Кометы, которая наведывается в наш вселенский подвал раз в сорок лет. Мой двойник Ахава, капитан звёздного корабля, задаётся целью уничтожить комету, которая лишила его зрения, когда он был ещё совсем юн и космоса не нюхал. Опера, понятное дело, посвящена Мелвиллу. Чудовище в ней изменило своё обличье, но сохранило ужасную суть и величественную красоту. В глубинах своей непостижимой души оно говорит с сердцем мальчишки, который влюбился именно в таких созданий и мечтал бегать и жить с ними бок о бок пятьдесят семь лет назад.
Мальчишка прокричал одно-единственное слово. Гигантская Белая Комета эхом вторит ему.
Динозавры, конечно же.
Динозавры!
Рэй Брэдбери
Лос-Анджелес, 12 августа 1982 г.
Кем ты хочешь стать, когда вырастешь?.. Кроме динозавра?
А спросите у меня что-нибудь? предложил двенадцатилетний Бенджамин Сполдинг. Мальчишки, разнежившиеся на летней лужайке вокруг него, и глазом не моргнули, и ухом не повели. Равно как и устроившиеся тут же собаки. Кто-то зевнул.
Ну же, настаивал Бенджамин, спросите, ну пожалуйста.
Наверное, он слишком долго смотрел на небо. Там, в вышине, двигались громадные силуэты, странные существа дрейфовали неведомо куда и невесть из каких времён. Может, всему виной был рокот грома за горизонтом: это собиралась с духом гроза. А может, всё это напомнило ему тени в музее Филда*, где оживала Седая Древность, подобно тем, другим теням с дневного сеанса в прошлую субботу, когда повторно крутили «Затерянный мир»*, чудовища срывались с утёсов, а мальчишки, перестав носиться по проходам туда-сюда, визжали в восторге и ужасе. Может статься
Ну ладно, откликнулся один из мальчишек, не открывая глаз: он так соскучился, что даже на зевок сил не осталось. Это Кем ты хочешь стать, когда вырастешь?
Динозавром, заявил Бенджамин Сполдинг.
Как по заказу, у горизонта прогрохотал гром.
Мальчишки разом открыли глаза.
Кем?!
Ну да, но кроме динозавра?..
Никаких «кроме», отрезал Бенджамин. Любая другая работафигня.
Он засмотрелся на облака: громадины надвигались, поедая друг друга. По земле семимильными шагами шествовали молнии.
Динозаврпрошептал Бенджамин.
Пошли отсюда!
Один из псов пустился наутёк, мальчишки поспешили следом, презрительно фыркая:
Динозавр? Ха! Динозавр, скажет тоже!
Бенджамин вскочил на ноги и погрозил им кулаком:
Вы будьте кем хотите. А я буду собой!
Но дети уже разбежались. Остался только один пёсбедняге было явно не по себе.
Тьфу на них. Пошли, Рекс. Пора подкрепиться!
Тут-то и налетел дождь. Рекс кинулся бежать. А Бенджамин задержалсяон высоко вскинул голову и обвёл надменным взглядом окрестности, не обращая внимания на потоки воды. Так миниатюрным воплощением величия промокший насквозь мальчишка в гордом одиночестве важно прошествовал через лужайку.
Гром распахнул ему входную дверь. И захлопнул её за спиной у мальчика.
Дед сам всего добился, лучше и не скажешь. Беда в том, как частенько говаривал он сам, нагребая себе курятины и подцепляя лопаточкой кусок яблочного пирога на закуску, что он так и не смог решить, чего добиваться-то.
Так что он вроде как выкатился в полуразвалившееся депо жизни с одноколейки инженера-железнодорожника: рано ушёл на пенсию и стал городским библиотекарем; вскорости уволился, чтобы баллотироваться в мэры; толком не начав, быстро забросил и это дело. Сейчас он работал штатным оператором в одной из типографий в деловой части городаи заодно при давильном прессе в погребке бабушкиного пансиона: гнал вино из одуванчиков в пику сухому закону. А в промежутках между типографией и погребком рылся в своей обширной библиотеке, которая уже выплеснулась в гостиную, в коридоры, в чуланы и во все примыкающие спальни, сверху и снизу. Его разнообразные хобби включали в себя коллекционирование бабочек (он их ловил и держал на решётке радиатора), запугивание непокорных цветов в саду, ежели те отказывались делать что велят, и наблюдение за внуком.