Третий рай - Уткин Константин Александрович


Охота сегодня не налаживалась - с темной обочины дороги только совы вспархивали белыми тенями, несколько секунд виднелись в желтоватом свете фар и легко уходили в холодную пустоту осеннего неба. Один раз добыча выскочила на обочину и помчалась по границе дороги и поля - Сашок нажал на газ, правая сторона машины затряслась по выбоинам, мотор раздолбанной пятерки взревел, но заяц вдруг столбом поднял пушистый хвост и одним прыжком взлетел на белеющий в метре от дороги ствол столетней березы. Сашка матерился сквозь смех, на суку светились двумя точками глаза насмерть перепуганного кота, да еще вдалеке, в нескольких километрах, появилось слабое свечение фар встречной машины. Теперь оставалось только ждать - если и попадется у дороги косой, то он шарахнется в поля, либо попадет под колеса. Саша же, как настоящий охотник, брал только ту живность, которую добыл сам. Один единственный раз он подобрал с дорожного покрытия аккурат поперек раскатанного тяжелым колесом внедорожника зайца, но из за этот единственный случай долго потом себя корил. Ну хотелось ему жрать, хотелось мяса, что тут поделаешь. Да и заяц-то был еще теплый, к тому же практически освобожденный от содержимого. Санек закинул тяжеленькую тушку в пакет и в багажник, рядом со старыми инструментами. На этом зайце он продержался почти два дня. В тот раз охоты тоже не было - ушастые зверьки высвечивались на краю дороги раз пять, но все, видимо, были уже опытные и хорошо знакомые с повадками ревущих и быстрых огненноглазых зверей. Эти существа, оставляющие после себя удушливую вонь, были опасны только на дороге, но вне ее совершенно беспомощны. Косые просто сидели, нагло рассматривая редкие машины, или, если урчащее чудовище виляло в их сторону, делали ленивый прыжок в безопасное поле.

Редко кто, ослепленный фарами, оказывался на самой дороге и мчался во весь дух - таких дурачков звери с горящими глазами настигали быстро и, убив, бросали.

Саня видел зайцев, видел, как спокойно они уходили в поля, и не мог ничего сделать. С ружьем было бы другое дело - но двустволку, доставшуюся ему еще от отца, он продал соседу- куркулю в прошлогодний месячный запой. Сосед был существом странным, невесть откуда появившийся человек с мертвыми глазами, страшной силой в жилистых руках и скупой на слова. Он не пил, чем сразу настроил против себя почти все мужское население деревни, одинокими деревенскими бабенками тоже не интересовался, к внешней жизни никакой интереса не проявлял. Он работал, как заведенный, с утра до поздней ночи, починил без посторонней помощи купленную за бесценок бревенчатую развалюху, вспахивал огород - причем лопата в его руках входила в землю, как в масло, без упора ногой.

Разговаривать с ним было невозможно - оторопь брала от пустого пристального взгляда. По деревне упорно ползли слухи, что он - то ли пришелец, то ли сумасшедший, то ли маньяк. Единственное, что примиряло соседушку с коренным населением - так это удивительная безотказность. Он покупал все ненужные вещи, которые страдающие похмельем мужики тащили ему, и давал за них столько, сколько просили. Он купил косу у кривоного Кольки за пятьсот рублей - точнее, не косу, а кривую полосу заржавленного металла, проволокой примотанную к серой рассохшейся палке, он купил швейную машинку, которая работала последний раз в тысяча восемьсот третьем году, и, как венец всего - он купил аж за пятнадцать тысяч ружье у Санька. Сашка ходил от такой удачи как шальной, жил на скамейке возле дома Тамарки самогонщицы, пока она, озверев от оглушительных песен за полночь, не спустила на него цепного кобеля. Тот, хоть и был за забором, умудрился таки вонзить клыки в тощий Сашкин зад, и тому пришлось перебраться другую сторону деревни и пить, и спать там в одном из брошенных домов.

После этой продажи удача надолго отвернулась от Санька - он вдруг почувствовал себя важным и значительным. Выразилось это в том, что он тряс стопочкой тысячных бумажек перед бригадиром и кричал, что откроет свой магазин, что это только маленькая толика свалившихся на него от почившего забугорного родственника миллионов, что он выкупит полуразорившийся колхоз и наведет здесь порядок...

- А ты - кричал он бригадиру - красная морда, будешь у меня общественный сортир чистить, специально для тебя его отстрою.

Бригадир был скор на руку и злопамятен - нос, свернутый начальством на сторону, срастался и болел очень долго, а постоянная, хоть и за гроши, работа трактористом была потеряна навсегда. Если не навсегда, то на несколько лет - точно. Оправившись от запоя, Санек понял бесперспективность существования и вложил оставшиеся восемь тысяч в машину. Золотые руки и любовь к технике позволили привести ее в довольно сносное состояние. Конечно, ни один техосмотр она бы не прошла, но кто будет проверять на безлюдных рязанских дорогах?

Теперь он не пил и был владельцем личного автотранспорта. Летом машина давала жить, худо- бедно - с рязанской электрички сходили дачники, и на развозе их по деревням можно было зарабатывать.

Осенью Санек торговал грибами на трассе и по ночам сбивал зайцев.

Картошка был со своего огорода, мясом обеспечивали поля и темнеющий по горизонту лес - так что жить было можно.

Санек курил, вприщур поглядывая на близкое, переливающееся льдистыми искрами звезд небо, слушал потрескивание остывающего мотора. Зарево дальней машины то становилось ярче, то пропадало почти совсем - живность, спугнутая им, скоро опять подтянется к нагретому за день асфальту. Что им делать на опасной дороге, Сашок не понимал, да и не задумывался. Думать должны те, кому это интересно, а ему лично было в этом мире интересно немногое. Он мечтал о хорошей машине и о телевизоре с плоским экраном - чтобы его можно было повесить на стену, напротив кровати, туда, где сейчас висит доставшейся от матери ковер с желтыми оленями и розовым закатом - и смотреть на далекую жизнь, отлучаясь только в будочку за огородом. О телевизионных и киношных красавицах он даже не задумывался - уж больно они тощие, обезжиренные и на одно лицо. А если будет машина, если еще в черной избе засверкает яркими краскам телевизор с плоским экраном, то на них, как мухи... то есть как мотыльки на огонь потянуться девки со всей округи.

Он смутно догадывался, что на покупку вожделенных символов роскоши требуется много денег - но даже не представлял, сколько, и поэтому на расстраивался. У человека должна быть мечта - считал он - и зачем связывать ее с такими приземленными вещами, как деньги? Мечта, которую можно потрогать, это уже и не мечта вовсе, а так...

Непонятно отчего, Санька вдруг стала угнетать окружавшая его привычная тишина, потянуло к жилью, которое мигало гораздо слабее звезд где-то в непроглядной тьме. Он включил радио.

Сразу стало легче - бодрые певички бодрым голосами пищали о несчастной любви, бодрые диджеи бодро несли несусветную чушь, вклиниваясь прямо в середину песни, бодрые слушатели кричали - вау!! Супер!! - в ответы на жизнерадостные бессмысленны вопросы.

Саша озадачено поскреб затылок. Ну никак он не мог влиться в общее настроение и зазубрить модные слова. Выпив холодного пива в жаркий день, он говорил - хорошо, замечательно, прекрасно, великолепно - и подозревал, что можно найти еще с десяток слов, обозначающих райское расслабление, но вот самое модное слово напрочь выскакивало у него из памяти. В итоге подружки уходили с более продвинутыми ухажерами, и из лопухов доносились, дразня, сладостные взвизги - вау!

Саша от досады грыз горлышко бутылки продвинутого пива зубами, но в самый нужный момент проклятые слова опять забывались.

Вот так он и стоял, не замечая бодрящий сквозь рубашку осенний холод, и бормотал. " Вау, супер, супер, ни дна тебе, ни покрышки, супер, супер, мать твою за ногу, я тебя выучу, сельдерюжка проклятая... вау, вау, вау... завтра Таньке скажу - у тебя дойки - вау!! Нет, дойки... здоровые такие, мягкие, теплые... не вау, а как его... супер. А губы - толстые, сочные, и помада не нужна... вот блядь, и губы - супер. А что же тогда - вау? А, вау - это когда я ее за жопу возьму. Как даст она мне в рыло, вот и будет вау. Нет, я сначала крикну - вау, и хоп ее за корму. Тут уж она ничего и сказать не сможет. Кадреж по полной программе..."

Он даже прищурился от удовольствия, представив, как млеет и расплывается подруга под натиском волшебных слов современности - как, интересно, она сможет сказать нет?

Саша неожиданно ощутил холод - старая байковая рубаха, которая была куплена в областном центре, в секонд-хенде ( На улице до сих пор привлекает внимание прохожих замечательная реклама - Продукты. Сэконд-хенд.) и была предметом его гордости, была жидковата для осенней деревенской ночи. Зарево далекой машины вдруг ушло в сторону и погасло. Магнитола в салоне взвыла непонятными звуками, захрипела и затрещала, окурок, про который Санек в эротических мечтаниях совсем забыл, на последней затяжке обжег пальцы - оставалось только потревожить ночь восьмиэтажным виртуозным деревенским матом и плюхнутся в родной, пропахший табаком и дорожной пылью салон.

В этот момент Санек почувствовал где-то в глубине странный протест. Что-то необъяснимое будто держало его на месте - для того, чтобы повернуть ключ зажигания, Сашку пришло напрячь всю имеющуюся волю. Но воля закончилась сразу, как только двигатель заурчал. Саня достал сигареты, удивляясь появлению странного паралича, который случился у него первый раз в жизни, и закурил. Он неожиданно ощутил свою крохотность и незначительность - бездна над головой, мерцающая звездами, словно бриллиантами тонкой огранки, живущие своей, от человека независимой жизнью поля, не изменившийся за сотни лет лес, в который ночью и с ружьем заходить-то было опасно. И в центре всего этого - ржавое творение человеческих рук с просевшими амортизаторами, заклеенным изолентой лобовым стеклом и синим от непрогоревшего бензина выхлопом. Общее убогое состояние машины не красили даже компакт-диски, которые Саня наклеил по краям переднего стекла, кожаная оплетка на руле и собачий хвост, натянутый на рычаг переключения скоростей.

Санек впервые почувствовал неудовлетворение собственной жизнью - но, в то же время, и странную любовь к ней. Его никто не трогал, и он не трогал никого. Он вольно жил - после армии это особо чувствовалось. Ради свободы он лишил себя даже постоянного заработка. Впрочем, пока не было семьи, постоянный заработок был ни к чему.

Мать сошла в могилу вслед за отцом, пережив его только на несколько лет - и после ее смерти, хоть и грех такое говорить, Саня вздохнул с облегчением. Страшно было наблюдать за неуклонным и неодолимым превращением человека, которого он любил и с которым было связано столько светлых детских воспоминаний, в злобное взлохмаченное существо неопределенного пола, готовое на все за бутылку мерзкого пойла, изготовляемого местными самогонщиками.

Санек ничего не мог поделать - в светлые промежутки мать клялась всем святым, что бросит пить, что все понимает. Делала она это настолько убедительно, что верил не только Саша, верила и она сама. Но потом она исчезала, чтобы приползти домой ночью, в грязи, с разбитым в кровь лицом и спущенными штанами. Ни ругань, ни уговоры не действовали. Если она не обещала бросить пить, то твердила, что никакой она не алкоголик, что просто выпивает понемногу и кричала, что Санек сам подлец и подонок, что цель у него одна - унизить мать, растоптать ее достоинство и вывалять в дерьме.

Поэтому, когда однажды он нашел ее на хоздворе, в курятнике, из которого хозяйка давно пропила всех кур, с закатившимися под лоб впалыми глазами и вытянутым открытым ртом - после первого шока и рыданий он испытал постыдное облегчение. Тот, кто на небесах, перестал его мучить прижизненной агонией некогда сильного человека и забрал женщину себе. От матери остались - фотоальбом, не десяти страницах которого уместилась вся жизнь, и простенькая икона в деревянном, крашенном серой краской застекленном ящике. Местный батюшка от нищеты украшал иконы своих прихожан, как мог - цветами из крашеной стружки и елочной мишурой. Санек хотел было выкинуть иконку, которую и видно то не было под стеклом серого ящика в стружечных цветах, но как- то не поднялась рука.

Санек выругался - второй раз за час окурок обжег пальцы. Морок, который мешал ему тронуться с места, развеялся и Саша, выжав сцепление, надавил на газ. Он знал по опыту, что от тяжелых воспоминаний лучшее средство - дорога и скорость и гнал, зная, что в этот час на дороге могут быть только совы и зайцы.

Нельзя сказать, чтобы скорость, с которой он гнал по деревенской дороге, была очень высокой - он знал большинство крупных ям на всем ее протяжении. Но опасался того, что пьяные трактористы, устроив ралли между гусеничным и колесным тракторами, разворотили покрытие в самом неожиданном месте. Такое случалось, случалось и не такое. Поэтому он ехал, не выжимая больше пятидесяти километров в час, и был вполне доволен - призрак матери был оторван ветром и остался где-то в черной пустоте позади.

И удача ему улыбнулась, впервые за ночь - из кустов вымахнул рыжеватый заяц и погнал перед бампером, яростно выстреливая задними лапами и прижав уши к спине. На лице Санька появился недобрый оскал - безмозглое создание могло одним прыжком очутиться в безопасности, но продолжало мчаться вперед, уверенное, что на хорошей дороге от погони уйти легче. В зеркале заднего вида появилось свечение - его кто-то догонял, мощная машина с галогеновыми фарами.

Пятерка взревела, заяц ушел под капот и закувыркался сзади на покрытии, исходя детским криком, Саня отвлекся на него, жалея, что наезд был неточным - и в этот момент на пути его возникла, выступив из темноты, нескладная фигура.

Саша ударил по тормозам, но было поздно - машина вздрогнула от сбитого грузного тела, лобовое стекло разлетелось и хлестануло по лицу крупой стеклянных осколков, и перед глазами полуослепшего от крови и шока Санька завертелись чернота полей, освещенные дыры дороги и человек в ватнике, неуклюже и угловато, словно громадная сломанная игрушка, бившийся на одном месте. Потом смятая, как консервная банка пятерка остановилась, завалившись одним колесом в канаву, и Саня, находясь на грани обморока, увидел слепящие фары и никелированное рыло тормозящего внедорожника.

То, что происходило дальше, напоминало то ли плохой боевик, то ли фантастической триллер - два коренастых человека в черных костюмах вышли из джипа и направились к сбитому. Агонизирующего и кричащего зайца одним отбросил с пути ударом ноги, как футбольный мяч.

Они встали над мужиком в ватнике, который, отталкиваясь одной ногой и упираясь в землю плечом руки, сломанной и перекрученной, как тряпка, как заведенный вертелся без остановки на одном месте.

Встали и... Саша не поверил своим глазам, а потом стал креститься, будучи уверенным, что столкнулся с выходцами из ада, в которых нет ничего человеческого - так вот, они встали и спокойно начали курить, затягиваясь глубоко и основательно.

При этом тихо переговаривались - и Саня мог поклясться, что в голосах не слышалось ни жалости, ни сочувствия, ни желания помочь, ни страха - в общем, ничего, что должны испытывать люди, ставшие свидетелями трагедии. Одни даже с любопытством на лице поставил на пути ползущего человека ногу, и, когда тот столкнул ее, довольно улыбнулся.

Саша, похолодевший от ужаса, пытался выбраться из машины - но ноги были будто ватные, онемели, ничего не получалось, только глаза щипал струйками бежавший из - под волос пот.

А когда люди, оставив без помощи жертву наезда, не спеша направились к пятерке, которая, завалившись на бок в кювет, одним бешено вращающимся колесом шлифовала землю - оказывается, одна ватная нога продолжала жать на газ - Саша только чудом не потерял сознание.

- Ну что, этот то олух деревенский жив, или как?

Спросила нависший силуэт с запахом дорогого одеколона, и в сузившийся зрачок ударила игла ослепительного света. Саня зажмурился и замотал головой, мыча что-то нечленораздельное. Человек, заглядывавший в правую дверь, одобрительно хмыкнул.

- Здоровый деревенский лось, что ему будет. В шоке он, конечно, ну оно и понятно. А знал бы он, что загубил, так до конца жизни бы не оправился...

- Так ведь и не оправиться. Что нам теперь делать?

- Хрен его знает, что у этого олуха на уме... может, он сейчас своим корешам из ментуры позвонит, выть начнет - так и так, сбил я человека, с повинной прихожу, давайте сюда скорую...

- не получиться, браток - почти ласково сказал тот, что с фонариком. - скорая сюда доедет дня через два...

- Т..тт..тт.. - застучал зубами Саня и, справившись с дрожью, поправился. - три дня. Фельдшер гудит в Пузасе, на свадьбе... туда не позвонить...

- А менты у тебя знакомые есть?

- Нет... отпустите!! - вдруг заголосил Саня - не нарочно же я его!! Я за зайцами охотился, ружье же ему продал, соседу этому, жрать то что-то надо, мужики... она сам из темноты выскочил, я ничего сделать не мог. Что он крутиться на одном месте?

Невпопад спросил Саня, обратив внимание на безостановочное движение сбитого соседа.

- А это у него травматический шок - Почти ласково сказал мужчина слева. - он еще долго будет биться... ты сам то понимаешь, во что ты влип? Машина твоя всмятку, сосед твой исчез... рано или поздно другие соседи местным ментам настучат, и что тогда? Прощай, воля, привет, нары? Здравствуй, солнечный Магадан?

- Петрович, а на хрена он нам? Что нам с ним делать?

- Да ладно, Гриша, возьмем. Мальчик мускулистый, крепенький, как я погляжу, сквозь жир пробиваться не надо будет. К тому же наверняка какой-нибудь деревенской специальностью владеет. Наш первый то не очень много умел... А?

- Искать будут... - с сомнением проговорил тот, что справа, при этом рывком содрал рубаху с плеча Сани. - Да, действительно, жилистый... мне эти дряблые алкаши уже вот где сидят. Рефлексы замедлены, тремор постоянный... хорошо. Давай клиента в пятерку, М-2 в салон... мужик, как тебя звать?

- Саша - сквозь пляску челюстей процедил Саня. Он не понимал, что от него хотят, но понимал, что влип во что-то очень нехорошее, гораздо хуже, чем обычное ДТП.

- Значит так, Саня. У тебя есть выбор - поехать вместе с нами и работать на науку, получать за это больше деньги и все, что пожелаешь. А можешь сгореть вместе со своей машиной, обычная авария.

- Опыты надо мной ставить будете? - вдруг с ненавистью спросил Саня. Он с молоком матери впитал неприязнь к высоколобым сволочам, считая, что от них все беды в мире. Жил бы каждый на своем месте, не пытаясь прыгнуть выше задницы, и все было бы прекрасно. Ни войн, ни зависти, ни бед, ни болезней. Так нет, проклятые умники - не переставала твердить покойница - лезут, куда их не просят, вот простым людям житья и нет.

- Ну, не опыты, как на крысах, допустим - уточнил тот, что слева - но тело свое ты нам, конечно, предоставишь. Уверяю тебя, ничего ему не будет, будет только лучше. Окрепнешь, поздоровеешь, зубы тебе вставим, если надо, печень вылечим - наверняка ведь цирроз есть? Ну и от алкоголизма, бесспорно, у нас замечательные специалисты.

- Я не пью - набычился Саня, и человек справа обидно рассмеялся.

- Ну конечно, у нас вся деревня не пьет. Оттого-то столько домов заброшенных. От здоровья они помирают.

- А если я не соглашусь? - лез в бутылку Саня, примерно представляя, какой ответ получит.

- Ты, мой юный друг - с наигранной печалью произнес тот, что справа - наехал не на того, кого надо. Видишь ли, пока что мы не можем посвящать общество в наши планы. И каждого, кто так или иначе столкнулся с нашими работами, приходиться изолировать. Если люди соглашаются работать с нами, то потом они об этом не жалеют. Если же нет... мне грустно об этом говорить, но их приходиться убирать. Я имею в виду - убирать физически.

В подтверждение слов тот, что справа достал громоздкий черный пистолет и поднес дуло к самому носу Саши - тот почувствовал горьковатый запах и, скосив глаза, понял, что оружие ни в коем случает не игрушечное. Саша вздохнул - сбитый им человек продолжал свое движение по кругу, и это было страшно, от склонившихся к окнам машины людей исходила реальная опасность, которую он чувствовал кожей. Впереди, если он согласиться - посулы сомнительного счастья и непонятные перемены, быть может, и к худшему...позади - дом развалюха, в котором по ночам ходит призрак пьяной матери, холодные поля, запойное пьянство и глухие снега...

- Вау!! - ответил Саня и, поскольку ответом ему было ошарашенное молчание, поправился. - Супер.

- Все ясно. - вынес вердикт тот, что стоял справа. - Развитие данного субъекта взвешенно и оценено. Ладно, может, и пригодиться.

- Так, Гриша - спокойно сказал Петрович, который в этой паре, видно, был за главного - тащи сюда образчик, чтобы никто не усомнился, что наш новый знакомый в машине сгорел, а М- 2... ладно, что-нибудь придумаем. Сашенька если ты вздумаешь уйти во льды... то есть, в поля, то я тебя просто пристрелю. Ничего личного.

Закончил Петрович речь растиражированной репликой наемных убийц. Саня, которого, трясло, как голого на морозе, издал сдавленный звук, который означал согласие и понимание, вылез и на непослушных ногах поплелся к джипу. Тут по его психике был нанесен еще один удар, который он пережил только случайно - образчик, который Гриша должен был посадить в салон пятерки, оказался мужским костистым трупом. Гриша нес его на плече, одеревеневшие члены держали то положение, в каком были в морге, и только покачивались в такт шагам. Саша увидел лысину и длинные седые волосы, курчавые белесые заросли на груди и заорал - но рот ему прижала жесткая рука, твердый предмет больной надавил на позвонки, и Петрович, не убирая оружие, заставил его сесть на мягкое кожаное сиденье джипа.

Саша видел, как мертвого человека сажали за руль его машины, как ругался Гриша, сгибая закостеневшие ноги - а сбитый сосед все продолжал кружиться. Тут Петрович, внимательно поглядев на пленника, достал флягу и заставил Санька выпить несколько глотков маслянистой обжигающей жидкости, чей вкус он даже не почувствовал - но стресс последних пятнадцати минут растворился в сорока градусах старого коньяка.

Саня попросил еще - Петрович молча протянул флягу, пробормотав - пей хоть до дна. Сами они подошли наконец-то к покалеченному бедолаге, чей жуткий круговой танец Саша никак не мог себе объяснить, перевернули его на спину - правая нога продолжала пяткой бить землю - и Петрович спокойно большими пальцами надавил на глаза. Это было слишком - Саше показалось, что это выдавливают глаза ему, он почувствовал дурноту и обмяк в обмороке...

*

Сказать, что Саня просто спал - значит не сказать ничего. Один только раз он проснулся, но с одной стороны его подпирало крепкое плечо неизвестного человека, со второй - упиралось тугое, словно автомобильный скат, тело попавшего под машину соседа. Голова у того безжизненно свесилась на грудь, глаза, вдавленные внутрь безжалостными пальцами Петровича, были совершенно не видны в глазницах.

Преодолев дурноту, Саня стал коситься по сторонам, пытаясь определить свое местонахождение, но так толком ничего и не понял. Внедорожник тяжело раскачивался на ухабах, яркий свет перед капотом выхватывал провалы ям на дорогах и глинистые горбы, вплотную подступившие к обочине деревья, отягощенные книзу еловые лапы и узловатые корни выворотней. Если бы Саня знал хоть одну молитву, он бы вознес ее чистосердечно к небу но, как назло, кроме двух слов - Отче Наш - ничего в пустую башку не приходило.

Саня стал что- то придумывать самостоятельно, давал наивные жаркие обещания - Господи, дай только выбраться из этого переплета, и более послушного слуги своего ты на всем белом свете не сыщешь... господи, помоги мне, и я пойду работать, я брошу пить совсем, даже завяжу с куревом, и каждую зарплату буду ставить тебе в церкви толстенную свечу, самую толстую, какая только есть в продаже...

Молитвы, как показалось страдальцу, были услышаны - машина, очередной раз повалившись на бок так, что застонали рессоры, вдруг выехала на относительно ровную поверхность - и остановилась.

Саша старательно клюнул носом, продолжая косить под обморочного - но приводить в чувство его, похоже, и не собирались. Твердые и очень сильные руки подняли его за подмышки, причем Саша мог бы поклясться, что его вздернули в воздух, и небрежно обрушили на землю. Саня закряхтел и выматерился в голос, потом замер, боясь, что его обман раскроется. Но ровным счетом ничего не произошло. Тогда Сашок, став чуть- чуть поувереннее, открыл глаза. Джип стоял у ворот, глухих, железных ворот, от которых по обе стороны тянулись кирпичные стены почти что двухметровой вышины. Кроме джипа, на стоянке замерли две Газели, ободранная донельзя копейка, которая каким-то чудом проползла сюда по ужасной дороге.

Выяснилось и то, отчего до сих пор и стон, и матерщина Сашка осталась без внимания - в воротах светился квадрат калитки, и в нее две фигуры с какими-то раскоординированными движениями пытались провести третью, соседа, который после поездки в так и не изменил своего положения. Фигуры тыкались в тесном проему, пытаясь пройти туда втроем одновременно, и Сашку оставалось только подивиться их тупости.

Но через несколько секунд он дивился тупости уже своей - такой замечательный шанс для побега упускать нельзя, так какого же хрена он сидит и смотрит на трех идиотов, не могущих решить простейшую даже для ребенка задачу? Саня быстро пополз, обдирая локти и колени, в сторону леса.

Ему удалось этаким шустрым червяком добраться аж до сетчатого ограждения, в которое он, увлекшись движением по пластунски, ткнулся лбом. Ткнулся и ткнулся, пыл его это не охладило и решимости вновь обрести свободу не убавило. Подергавшись в тщетных попытках разорвать крепкую рабицу, а потом сделать подкоп, Саня с исключительной прытью, яростно работая лопатками и ягодицами, пополз на поиски лаза. ОН двигался, уткнувшись носом в землю, и лишь иногда поднимал голову, чтобы усмехнуться и пробормотать.

- Ну идиоты, откуда же таких берут... это ж надо - втроем в маленькую калиточку пройти не могут, ну бараны, ну бараны...

До свободы оставалось - он это чувствовал - считанные метры, и если бы в лесу глухой российской глубинки оказались представители книги Гинесса, они легко бы могли зафиксировать новый дурацкий рекорд - скоростное ползание по кругу.

Саша очередной раз оторвал от земли лицо, покрытое толстым слоем пыли, на котором безумно блестели глаза и шальной оскал улыбки, увидел в полуметре от себя бетонный столбик, на котором крепилась рабица и рванул к нему...

- И куда же это ты, болезный, собрался?- раздался издевательский голос прямо у Сани над макушкой. - До дому, до хаты решил доползти таким экзотическим способом? На дополз бы. На зад, который так забавно вихляется, весь лес бы сбежался смотреть. А потом еще и драка бы вышла, кому первому от него кусок откусить. Давай бедолага, подъем.

Саша смотрел на пузатого детину в камуфляже, на брюхе которого лежал похожий на игрушку автомат, и не понимал, что происходит. Детина усмехнулся.

- Ты это... не смотри не меня так, как будто только что заметил. Мы за тобой наблюдаем с того самого момента, когда тебя мускульник из машины выкинул. Туповаты они, конечно, но для того мы тут и стоим, чтобы их ошибки исправлять. Поднимайся, поднимайся, нечего тут так верноподданнически лежать..

Тут Санек, который наконец отошел от ступора и понял, в каком виде он находиться, взметнулся, как ужаленный. Взметнулся и замер, придавленный за плечо каменной рукой охранника.

- Да ничего, братишка, ты не дрейфь. Здесь ничего страшного ни с кем не было еще. Даже несчастных случаев не было. Даже те, кого грохнуть пришлось, были вполне счастливыми людьми. Ну пошли, пошли, кочевряжься.

Саша и не думал кочевряжиться, понимая, что это бесполезно, и покорно пошел за жизнерадостным здоровяком. Возле калитки, как он заметил, произошли некоторые изменения - странные люди с нечеткими движениями решили таки проблему, проведя своего товарища по ту сторону ворот, и теперь пытались поставить его на ноги. Он же упорно падал носом вперед, и Саша искренне удивился, отчего у него до сих пор не идет кровь.

- Тупицы. - оценил усилия странных людей охранник. - ничего сами сделать не могут. Вот и жди от таких технической революции. Только время зря теряем. На что- то просто они еще способны, а вот принять решение нестандартное, оригинальное, это они не могут.

- А ты можешь? - вдруг спросил Саня, снизу вверх глядя на своего провожатого.

- А я могу - проговорил тот с нескрываемой гордостью. - на то я человек. А это так... что с них брать... мускуловики, одно слово.

- Прими нестандартное решение, брат - униженным голосом попросил Саша, пытаясь заглянуть в бегающие глазки охранника. - отпусти меня, брат, на все четыре стороны. Я человек тихий, мне чужие тайны не нужны... мне вообще ничего не нужно. Я просто жить хочу... просто, понимаешь? Мне ничего не нужно...

Затвердил Саня, как заклинание, словно признание в собственной бесхребетности и отсутствия интереса к жизни может что-то изменить. Охранник только пожал распирающими форму плечами.

- Да что я могу сделать, браток? Даже если я тебя опущу, так тебя все равно мускуловики поймают. Это такие тупые твари, ты себе даже не представляешь. Хорошо еще, если ты попадешься третьей модели, или второй, на крайний случай, они тебя хоть калечить не будут. А первые просто переломают все кости, да и все дела.

- Что ж это за звери такие? - холодея, спросил Саня. - всю жизнь здесь живу, а о таких и не слыхивал... откуда они взялись? Что им от нас надо? Инопланетяне, да?

Спросил он, осененный догадкой, и почти не сомневался в ответе, но охранник равнодушно заявил.

Дальше