И люди, которые стояли выше и ниже (по два на каждой ступеньке, а иногда и по три, и по больше), тоже растворились так основательно, что Нестор не помнил, были ли они вообще.
Это была она, Лиля, но тоже и не совсем она, потому что наяву не присела бы на одну с ним скамейку, проходя мимо. А он бы, конечно, встал и пошел рядом и о чем-нибудь говорили бы о неважном, всегда оказывалась под рукой тема для разговора, чему Нестор, когда оставался один, не уставал удивляться. Они прошли бы вместе до выхода из парка и, может быть, шли бы дальше до того, естественным образом наступающего момента, когда ему предстояло бы повернуть направо, а ей налево (всегда наступал такой момент, и этому Нестор удивлялся тоже).
Однажды он вдруг вспомнил какой-то осенний день пошел дождь, и они направились к ближней троллейбусной остановке наискосок через квартал. Дождь то прекращал идти над ними, то начинался снова. Нестор достал зонтик, они шли под зонтиком. Дождь стал сильнее, и они свернули в магазин на углу. Магазин оказался обувной. Лиле нужны были кроссовки, она взяла одну пару и, посмотрев, вернула. Это были белые кроссовки с зеленой полоской наискосок маленькие, почти детского размера. Дождь сделал вид, что кончил идти, и они продолжили путь, но зонтики тут же пришлось раскрыть сперва Нестору, потом и Лиле. Они шли то под одним зонтиком, то под двумя, то вместе, то врозь, пробираясь между лужами. Стояли на остановке. Скоро подошел троллейбус, плеснув водой им под ноги. В салоне было почти пусто. Они сидели и разговаривали о чем-то неважном. Нестор держал в руке сложенные зонтики, с них капала вода. Вышли из троллейбуса, и дождь как-то сразу кончился. Небо было голубое, светило солнце.
Нестор посмотрел вверх, но неба не было над головой, только гофрированный потолок туннеля затянутый кое-где сизой облачной дымкой. А у сидящей рядом Лили на ногах оказались те самые, не купленные тогда, кроссовки. Белые с зеленой полоской, не вполне подходящие к платью.
Нестору захотелось снять с маленькой ноги белую кроссовку и погладить босую ногу, взять в ладони, но он не решился.
Когда эскалатор длинный, и такой вот пустой, как сейчас, можно было бы выдавать пассажирам маленькие стульчики, чтоб не сидели на ступеньках. Ма-аленькие такие стульчики, сказал он и развел ладони, показывая.
Лиля вздрогнула, словно очнулась, посмотрела вокруг, растерянно метнувшись взглядом. И, вскочив на ноги, бросилась бежать вниз по ступенькам, придерживая рукой подол широкой юбки с цветами. Туда, откуда уже доносились неясные звуки плач и скрежет зубовный.
Нестор хотел было побежать следом, но вместо этого перемахнул, как обычно, через балюстраду.
Вырвал у ближайшей старухи из рук ее черную клюку и разломал о колено. Она распалась на части с тихим стеклянным звоном.
Вы плачете, так я сделаю сейчас, что вы засмеетесь, пообещал он, грозя старухам обломком клюки.
Старухи развеялись ветром. Нестор сел на освободившуюся ступеньку.
Он закрыл глаза и увидел, как где-то внизу длинная рука в перчатке открывает вентиль с веселящим газом (закись азота, эн-два-о).
6
Поздно, сказал высокий человек со своей ступеньки. Он был лысый, но Нестор понял, что это человек в шляпе.
«Да и некуда», подумал Нестор, оглядываясь на милиционеров, которые только что поставили его на ленту эскалатора, а теперь смотрели сверху.
А когда-то я мог, сказал человек в шляпе.
Вы не думаете, что это газовая атака там, внизу? спросил Нестор, слезоточивый какой-нибудь газ, сирень-черемуха, и человек приподнял в знак согласия шляпу, которой до последнего момента у него на голове не было, но когда стало нужно, она оказалась.
А я полагаю, что не газовая атака, а перестрелка из газовых пистолетов, сказал возникший рядом человек с бородой и усами.
Все же лучше, чем реальная стрельба, сказал человек в шляпе.
Иногда хорошо иметь с собой пистолет, хотя бы травматический, для защиты от хулиганов, сказал человек с бородой, но стрелять из пистолета в метро это небезопасно для окружающих.
А я придумал, сказал человек в шляпе, нужно, чтобы у людей были пистолеты, стреляющие шариками с краской. Если на человека напали, он стреляет в агрессора и метит его несмываемой краской.
Пейнтбол, у людей это называется пейнтбол, сказал человек с бородой, а пистолет, стреляющий шариками, называется маркер.
Я предпочитаю называть его «пистолет», возразил человек в шляпе, это название больше соответствует предназначению. Маркер для игры, а пистолет для обороны. Из этого пистолета пострадавший стреляет в агрессора. Которого, окрашенного, на выходе с эскалатора встречают эти, он подмигнул в сторону Нестора, розовые лица под желтыми козырьками фуражек.
Может быть, желтые лица под розовыми козырьками? поправил его бородатый.
Желтые, зеленые все равно, только козырек должен быть черный.
Но хулиган уже успеет нанести человеку телесные повреждения, возразил бородатый.
Его должна остановить неотвратимость наказания.
А если сам хулиган начнет баловаться таким пистолетом?
Очень просто, сказал человек в шляпе, нужно, чтобы каждый пистолет можно было опознать по результатам выстрела и выйти на хозяина. Например, делать ствол с впрессованным вкладышем, который добавлял бы к красящему шарику микроскопическое, но достаточное для обнаружения, количество специальной смеси точно отмеренного состава, этакую своего рода химическую метку.
А можно интереснее сделать, сказал человек с бородой, стрелять не шариком, а струей из баллончика, на коротком расстоянии этого достаточно. И внимание нужно, чтобы часть струи отклонялась в обратную сторону, пятная самого стреляющего то есть, обороняющегося. Это будет способствовать тому, чтобы баллончик использовался только в действительно серьезном случае. А на выходе с эскалатора желтые лица в фуражках остановят обоих и разберутся.
Я придумал еще, сказал человек в шляпе, можно совместить камеры наблюдения и стреляющие краской устройства. И расставить повсюду. Так что нарушитель порядка неминуемо будет помечен. И желтое лицо, стоящее у выхода с эскалатора, сможет опознать его и принять меры.
Правильно, сказал человек с бородой, еще можно изготовить специальные хлоппакеты с краской, которые, взрываясь, помечали бы цветами радуги жертву, преступника и окружающих их свидетелей.
Вот, человек в шляпе что-то вынул из своей шляпы и протянул Нестору, бери.
Что это? спросил Нестор.
Те самые хлоппакеты. Бери.
Там есть лента с липучкой, сказал бородатый, прикрепляешь пакет на лоб, и когда тебя бьют по голове, он взрывается цветами радуги.
И никто не уйдет неотмеченным, сказал человек в шляпе.
Вы думаете, что там могут побить? Нестор посмотрел вниз.
Мало ли что, сказал человек.
Нет, не хочу, сказал Нестор.
Нет так нет, человек отбросил хлопушку прочь, и она весело взорвалась где-то.
А человек достал из шляпы белого кролика.
7
Вокруг стояли и причитали старухи, одетые в черное.
Обернулись на Нестора: «Это всё он».
Перестали причитать и плакать, и угрожающе надвигались.
Это он! тыкала пальцем одна, самая худая и черная.
У каждой старухи была палка, точнее сказать клюка, а у некоторых остро заточенный зонтик.
Уже не пальцем ткнула, клюкой. И всё в глаз норовила, в глаз.
«Это кошмар», подумал Нестор.
Одни подступали с верхних ступенек, другие снизу. Их было много. Они поднимали на Нестора свои палки и зонтики.
«Это кошмар». Нестор почувствовал, что внутри холодеет, а снаружи покрывается мурашками.
Всё в глаз норовила попасть, но промахивалась.
«Это кошмар, подумал Нестор, но это ведь МОЙ кошмар. В конце концов, кто я здесь, тварь дрожащая или право имею?»
Топорик на петельке был у него подмышкой. Нестор достал и ударил.
И старух тех, что оказались на пути, оказалось совсем немного.
8
Во сне если это не легкий кошмар, по частям вспоминаемый утром, а настоящий, тяжелый сон, начало которого потеряно и забыто, а конец неразличим в перспективе, во сне этом бесконечном каждое событие имеет шанс повториться, да что там «имеет шанс», оно должно повторяться, и повторяться неоднократно.
Эту истину Нестор усвоил, и ждал повторения.
И вот, повторилось. Хотя он мог сомневаться считать ли это повторением случая, когда она, Лиля, пробежала мимо по лестнице вниз, в той же юбке широкой с цветами и листьями. Стуча каблучками так, словно каменные были ступеньки или как по асфальту (стук, видимо, только в воображении Нестора был, как, впрочем, и все остальное). Он хотел догнать, предостеречь от того, что внизу где стрельба, и газовая атака, и много пар сапогов пинают железную бочку. Но остался на месте. Пробовал встать, но нога заболела в колене. С больной ногой не догнать. А когда нога прошла, то уже поздно было.
Поздно, сказал появившийся человек в шляпе, и добавил, помедлив. А когда-то я мог.
9
Человек стоит на ступеньке эскалатора, ведущего вниз.
А внизу яма.
Не платформа с ее ровным каменным полом, а яма прямо в том месте, где закругляется лента эскалатора. Глубокая яма, в которой дно не просматривается даже мысленно то есть не то чтобы этого дна впрямую не было, но как-то оно не предусмотрено планом.
И все, кто спускаются вниз, в конце пути падают в эту черную яму.
Они обречены от самого того момента, как встали на ленту эскалатора.
Но у человека есть шанс изменить свою судьбу. Он может перепрыгнуть через перила на эту, как ее называют, балюстраду, которая, впрочем, не нуждается в том, чтобы те, кто спускаются вниз, называли ее каким-нибудь словом.
Или, если не перепрыгнуть, то хотя бы перелезть, переползти, цепляясь. И стоять там, держась за столбик с рекламной картинкой, чтобы не унесло течением.
Но если уж перелез, переполз, перепрыгнул, то логичнее будет (если только пригодны здесь привычные приемы логики индукция, дедукция и прочие инструменты отмывания истины) логичнее будет сойти на ленту эскалатора, идущего вверх, выбрав свободное место. И люди, стоящие выше и ниже, сделают вид, что не заметили, и надзирающий голос из репродуктора не окрикнет (а мог бы, потому что перепрыгивать, перелезать, переползать все это нарушение правил пользования метрополитеном, которые запрещают даже прислоняться к неподвижным частям этой, как ее называют, балюстрады).
Но правила нарушены и забыты, и человек может спокойно плыть вверх, поднимаясь как пузырек воздуха со дна бассейна. Но спокойно ли?
Что если там, наверху, его ждет то же самое, что и внизу глубокая яма в конце? Впрочем, не яма в прямом своем смысле, а скорее иносказательный образ неотвратимого ровно так же, как и та другая, нижняя яма. Тогда не лучше ли будет еще раз перепрыгнуть, перелезть, переползти, и на третьем, неподвижном эскалаторе прийти в себя?
Там сесть на ступеньку, и сделать вид, что никто ничего не заметил.
Если хорошо сделать вид, то действительно никто не заметит ни люди с соседнего эскалатора (которых, впрочем, не стоит принимать во внимание), ни надзирающий голос из репродуктора. Можно, наконец, сосредоточиться и поразмыслить в спокойствии, мысленно окружив себя непроницаемым для постороннего взгляда облаком.
И тогда человек понимает, что перепрыгивать, перелезать, переползать нет необходимости. Что окружить себя мысленным облаком можно и оставаясь на месте. А мысль это сама по себе сила. И тогда можно воспарить сперва как бы духом, а затем и телом и взлететь, пролететь над предметами местного пейзажа, над теми, через которые прежде только перебежками и переползанием.
А можно и просто закрыть глаза, как бы задремав, и очнуться в другом месте то есть на других ступеньках (у мысли тоже есть свои границы).
Человек закрывает глаза, хотя мыслей у него нет о том, чтобы очутиться где-нибудь. Мыслей нет, но они могут и появиться, притом неизвестно какие. Вряд ли человека можно считать хозяином своих мыслей, в лучшем случае он может быть хозяином слов.
И вот, человек чувствует, что ступенька, на которой он сидит, и которая до какого-то момента была спокойна, начинает двигаться непонятно пока, в какую сторону: вверх или вниз. Человек не знает, что произошло. Наверное, у него возникла мысль о том, что нельзя вечно сидеть на одной ступеньке. И силой этой мысли человек переместился на одну из движущихся лент, а может быть, пришла в движение та лента, на которой он сидит, потому что кто-то наверху нажал кнопку.
«Надо что-то делать». Человек открывает глаза.
«Не бегите по эскалатору», говорит надзирающий голос, и человек вспоминает, что когда-то он мог. Он бежит вверх, навстречу движущейся ленте. Тело его становится легким, он бежит, едва касаясь ногами ступенек. Волшебное ощущение полета охватывает его. И человек, может быть, просыпается.
Главное во сне это проснуться на позитивном моменте, а то там, наверху, еще неизвестно, что ожидает человека.
10
Подошла, как бы по асфальту стуча каблучками, и села рядом. Как уже было однажды, и Нестор знал, что момент повторится.
Ты в какую сторону? задал Нестор вопрос, вроде бы самый естественный.
Она промолчала.
«Самый естественный вопрос сразу же оказывается самым неуместным», подумал Нестор. Если бы этот вопрос задала мне она, я не знал бы, что ответить.
«Если бы мы и спустились вниз вместе, подумал он, то дальше ей все равно нужно было б направо, а мне налево».
«И еще неизвестно, подумал, было бы там что-то внизу или нет в смысле идущего куда-нибудь поезда».
А тебе не кажется, спросил он, что там, внизу, что-то вроде газовой атаки?
Почему? Она удивилась.
Какой-то запах в воздухе.
Запах? Тебе померещилось.
И грохот какой-то внизу, ты не слышишь?
По-моему, все нормально.
А если бы там, внизу, случилось бы что-то действительно ужасное, сказал Нестор. И мы, это зная, продолжали бы двигаться вниз вот так вот медленно и тупо. Как человек скользит по обледенелой крыше, с силой закона природы приближаясь к краю падения. И кажется, что выхода нет. Но для того, кто успеет подумать выход найдется. Нужно прыгать вбок, на эту, как ее называют балюстраду.
Если бы, если бы Там тетечка сидит внизу, которая, если что случится, нажмет кнопку. Остановит и объявит.
А почему эта тетечка говорит твоим голосом?
Моим? С чего ты решил, что это мой?
Я слышал, это твой голос, с ненужной настойчивостью произнес Нестор.
Тебе послышалось, с какой, собственно, стати? Да это и не голос, а запись.
И когда она говорит «не бегите по эскалатору», это тоже запись?
Ага. Она просто нажимает нужную кнопочку.
Тогда, значит, это твой голос, который записан, сказал Нестор.
«Что я пристал, подумал Нестор, ну, голос и голос».
Чего, в самом деле, пристал, сказала она. Я, знаешь, нигде своим голосом не подрабатываю.
Ладно, сказал Нестор. Я, собственно, не об этом. Голос это дело десятое. А вот представь себе, что там внизу, в конце эскалатора яма. И все, кто спускаются вниз, падают в эту яму.
Он думал заразить Лилю тревожным настроением. Могло получиться, и тогда он перешел бы к другой фазе убеждения. И прыгнули бы вместе через перила, спасаясь.
Куда-то ты фантазируешь не в ту сторону, сказала Лиля.
Они падают и не могут издать ни звука. Потому что яма наполнена удушливым газом. Один вдох, и дыхание перехватывает.
Нестор пытался воздействовать суггестивно. Из головы в голову передать мысленный образ. Это казалось возможным.
Какой-то ужастик у тебя.
Значит, нет? спросил Нестор.
Что нет?
Ну, если возникает реальная опасность, то не грех будет прыгнуть через перила.
Какая опасность?
Вот, был случай, когда лента эскалатора распалась, и все рухнуло вниз, спаслись только те, кто успел прыгнуть.
Это не про нас.
Значит «нет»?
Значит «нет».
Тогда я прыгну один. Прямо сейчас.
Ты это серьезно? Ты это действительно серьезно? В первый раз за все время она удивилась.
Время, время! Сейчас, или будет поздно.
Стой! Ты ненормальный.
Нестор прыгнул на балюстраду. Спиной чувствуя голос, уже уплывающий вниз. Туда, где плач раздавался и скрежет, внятный, наверное, только ему, Нестору. И, тут же, не оборачиваясь, соскочил на ленту, идущую вверх.