Облачко бумашек проплыло рядом, вспыхивая цветами, непривычными для глаз среди однообразной зеленинебесно-голубым, и лимонным, и бронзой, и вспыхивавшим, подобно бликам на воде, ярко-зеленым.
Одна из них, трепеща, опустилась на пучок изумрудной листвы рядом с наблюдавшими за ее полетом людьми. Листва принадлежала мокрогубу, и почти моментально бумашка посерела, когда ее ничтожно малое питательное содержимое оказалось высосано из тельца. Затем она просто рассыпалась, подобно кучке пепла.
Опасливо поднявшись на ноги, Лили-Йо подвела остальных к ближайшему канату, протянутому ползунами и вплетенному в их гигантскую сеть. Каждый из взрослых держал на весу собственную капсулу-урну.
Ползуны, самые большие из всех живых существ, ни за что не смогли бы опуститься в лес. Они привязывали свои канаты к верхним ветвям дерева, надежно скрепляя их боковыми нитями.
Найдя подходящий канат без признаков скорого появления на нем ползуна, Лили-Йо обернулась, делая знак опустить сосуды. Затем она заговорила с Той, Греном и семью остальными детьми:
Помогите нам всем войти в урны огнежога вместе с нашими душами. Проследите, чтобы лепестки оказались закрыты. Затем подтащите к канату и подвесьте к нему. И тогдапрощайте. Мы поднимемся Ввысь, а вы останетесь племенем. Отныне выживущие!
Той на мгновение заколебалась. Она была гибкой, стройной девочкой, с подобными плодам персика грудками.
Не уходи, Лили-Йо, попросила она. Ты все еще нужна нам, и сама знаешь, как мы в тебе нуждаемся.
Таков Путь, твердо отвечала Лили-Йо.
Нажав на створку своей урны, она приоткрыла ее и скользнула внутрь. С помощью детей другие взрослые последовали ее примеру. Лили-Йо привычно следила за тем, чтобы мужчина Харис не подвергся опасности.
Наконец все они оказались в прозрачных клетках. Удивительное спокойствие охватило их, и в сознании каждого утвердился мир.
Дети несли гробы, обхватив их за прозрачные стенки и не забывая с беспокойством оглядываться вокруг. Им было страшно. Они чувствовали себя беспомощными. Один лишь ребенок-мужчина Грен выглядел так, будто ему нравилось это пока еще не ставшее привычным чувство независимости. Скорее Грен, а не Той, направлял действия других, и вскоре урны остались висеть под канатом ползуна.
Лили-Йо почуяла в своей урне какой-то неуловимый странноватый запах. По мере того как он впитывался в ее легкие, прочие чувства Лили-Йо стали отдаляться, тускнея и слабея. Мир снаружи, совсем еще недавно такой ясный и четкий, подернулся поволокой и как-то съежился. Словно со стороны, ей виделось, как ее сосуд беспомощно покачивается рядом с урнами Флор, Хариса, Даф, Хи и Жури под канатом ползуна, над вершинами дерева. Ей виделось, как дети, вновь возникшее людское племя, бегут к укрытию. Так и не оглянувшись, нырнули они в спутанные листья платформы и пропали из виду.
Ползун скользил очень высоко над Верхушками, куда не добирался никто из его врагов. Пространство вокруг него было окрашено в насыщенный синий цвет, и невидимые космические лучи омывали ползуна, его же и питая. И все же в вопросах пропитания он по-прежнему зависел от планеты. После множества часов растительной дремоты он развернулся и начал спускаться по канату.
Другие ползуны неподвижно висели невдалеке от первого. Порой кто-то из них выдувал шар кислорода или выпрастывал ногу, пробуя отцепить надоедливого паразита. То был досуг, никогда ранее не достигавший подобной степени безделья. Время создавалось не для них; ползунам принадлежало само Солнце, и оно останется их собственностью, пока не потеряет устойчивости, не обернется сверхновой звездой и не выжжет и их, и себя самое.
Ползун снижался, едва касаясь каната мелькающими лапами. Он сходил прямо в джунгли, направляясь к покрытым листвою величественным соборам леса. В воздухе кружили враги, ростом во много крат меньше самого ползуна, зато гораздо более злобные, гораздо более умные. Гиганты-ползуны становились поживой для одного из последних семейств насекомых, летучих тигров.
Только им под силу убить ползунасвоим собственным, незаметным, скрытым способом.
За долгие, медленно истекшие эпохи интенсивность солнечной радиации росла, и согретая ею растительность, развиваясь, завоевала неоспоримое первенство. Осы также развивались, поддерживая темп изменений. Они вырослии числом, и размером, в то время как царство животных подошло к собственному закату и стало быстро сокращаться, захлебываясь в поднимавшейся волне зелени. Именно осы стали со временем основными противниками паукоподобных ползунов. Атакуя целыми роями, они парализовывали их примитивные нервные центры, оставляя ползунов ковылять навстречу собственному распаду. Кроме того, летучие тигры откладывали яйца в тоннелях, пробуренных в телах врагов; когда яйца лопались, личинки с удовольствием питались живой плотью.
Именно эта угроза, более чем серьезная, заставляла ползунов на протяжении многих тысячелетий постепенно отдаляться от Земли, спасаясь бегством в космосе. В его, казалось бы, негостеприимной пустоте они достигли полного и грандиозного по своим масштабам расцвета.
Суровая радиация превратилась для них в необходимость. Первые астронавты природы, они изменили внешний облик небесного свода. Минули неисчислимые века после того, как человек свернул свою деятельность и возвратился на деревья, где не когда появился, и ползуны заново проложили оставленный людьми путь. Разум пал с вершины обретенного когда-то превосходства, и ползуны связали воедино две сферыголубую и белуюпри помощи паутины, древнего символа небрежения.
Ползун карабкался по своему канату среди зелени Верхушек, топорща волосы на спине; зеленые и черные пятна создавали ему естественный камуфляж. По пути вниз ползун подобрал несколько созданий, пойманных на лету липким канатом, и безразлично всосал их. Когда аппетитные шумы прекратились, ползун занялся перевариванием съеденного.
От дремы его пробудило возникшее рядом гудение. Желто-черные полосы замелькали перед слабыми, неразвитыми глазами: пара летучих тигров нашла его.
С величайшим проворством ползун двинулся назад. Массивный пузырь съежившегося в атмосфере тела в длину был около мили, но двигался, тем не менее, с легкостью летучей пыльцы, удирая вверх по канату, возвращаясь в безопасное место, даруемое вакуумом.
Во время отступления, пока ползун сучил ногами по канату паутины, он подобрал несколько спор, шипов и прилипших к нему крошечных созданий. Он также прихватил с собой шесть сосудов огнежога, каждый с бесчувственным человеком внутри, которые, раскачиваясь, повисли незамеченными на его голени.
Поднявшись на несколько миль, ползун остановился. Оправившись от страха, он изверг из себя шар кислорода и мягким движением прикрепил его к канату. Время шло. Щупальца ползуна трепетали. И затем он направился в глубины космоса, вырастая в размерах по мере уменьшения давления.
Скорость его все увеличивалась. Сложив ноги, ползун принялся выпускать из спрятанного под объемистым брюхом прядильного органа свежую нить паутины. Так оно выстреливало себя впередогромное растение, почти начисто лишенное чувств, оно медленно вращалось, в точном равновесии поддерживая температуру тела.
Радиация омывала ползуна, и тот наслаждался этим душем. Без радиации его жизнь была бы невозможна.
Что-то пробудило Даф. Она открыла глаза и сделала движение головой, бессознательно осматриваясь. Увиденное не имело смысла. Даф знала только, что Поднялась Наверх, и не ожидала узреть в этом ином, новом существовании что-либо знакомое.
Часть обзора закрывали колючие желтые пучки чего-то, напоминавшего волосы или солому. Остальное различалось с трудом, будучи погруженным то в слепящий свет, то в глубокую тень. Свет и тень сменяли друг друга.
Постепенно Даф обнаружила и узнала другие объекты. Самым интересным был красивый зеленый полушар, покрытый белыми и голубыми пятнами. Был ли это какой-то незнакомый фрукт?.. К нему тянулись нити, поблескивавшие тут и там, множество нитейсеребряных или золотых в этом странном свете. Вдалеке куда-то спешили два ползуна, какие-то ссохшиеся на вид. Яркие блики света отдавались болью в глазах людей. Все было спутано.
То был мир, принадлежащий богам.
Даф ничего не чувствовала. Странное онемение не давало ей двигаться, да и желания пошевелиться не возникало. В сосуде стоял непонятный запах. Сам воздух казался плотным, почти твердым. Все вокруг напоминало какой-то злой, страшный сон. Даф медленно открыла рот, не без труда заставив челюсть повиноваться. Она крикнула, но не услышала собственного голоса. Тело ее заполнила боль, особенно ломило в боках.
Даже когда глаза ее вновь закрылись, рот остался широко распахнутым.
Как огромный косматый воздушный шар, ползун приближался к Луне.
Едва ли можно сказать, что ползун был способен мыслить, оставаясь лишь созданным природой механизмом или чем-то немногим более того. И все же где-то внутри в нем шевелилось осознание: приятное путешествие было слишком коротким, а в пространстве есть и другие маршруты, открытые для плавания. В конце концов, ненавистные летучие тигры уже расплодились и на Луне, доставляя почти столько же беспокойства. Возможно, где-то там может найтись новый покойный мир, еще одна полукруглая штуковина, населенная зелеными существами и омытая теплыми вкусными лучами
Возможно, когда-нибудь стоит отправиться на его поиски, поплотнее набив брюхо и проложив новый курс
Над Луной висело множество ползунов. Их сети тянулись отовсюду. То была счастливая гавань, более любимая ползунами, нежели Земля с ее плотным воздухом, в котором проворные конечности становились медлительными и неуклюжими. То было место, впервые открытое и населенное ими, не считая тщедушных созданий, исчезнувших задолго до их появления здесь. Ползуны были последними владыками природы. Самые большие, самые величественные, они наслаждались своим могуществом в эти долгие, наполненные ленивым покоем сумерки Солнечной системы.
Ползун остановился, прекратив вить канат. С ленивой небрежностью он прокладывал дорогу среди хитросплетений сети, понемногу опускаясь к мертвенно-бледной растительности Луны
Здесь мало что напоминало о тяжелой планете, висевшей напротив. Многоствольные смоковницы так и не добились здесь превосходства; в разреженном воздухе и при слабом притяжении они переросли собственные возможности и были покорены. Вместо них здесь царили могучие побеги сельдерея и петрушки, и в застланную их зеленью постель как раз и опускался ползун. Шипя после проделанного путешествия, он выдул облако кислорода и расслабился.
Пока он поудобнее устраивался в лунной листве, огромный тюк его тела терся о стебли. Ноги царапали по зеленой массе. С тела и конечностей просыпался целый ворох легкого мусорашипы, семена, песок, орехи и листья, захваченные липкими волокнами там, на далекой Земле. Среди этих обломков жизни были и шесть прозрачных футляров, выращенных огнежогом. Они покатились по земле и застыли.
Мужчина Харис был первым, кто очнулся. Постанывая от неожиданной боли в боках, он попытался сесть. Лоб коснулся чего-то вогнутого, и это напомнило ему о том, где он оказался. Уперев колени в стенку и вытянув руки, он толкнул крышку своего саркофага.
Какое-то время створка сопротивлялась его усилиям. Но затем вся урна рассыпалась на куски, выбросив Хариса наружу в самой неловкой позе. Суровость вакуума разрушила связующие узлы ее структуры.
Неспособный подняться, Харис лежал там, где упал. В висках стучало, легкие заполнил неприятный запах. С жадностью он втягивал в себя свежий воздух Луны. Поначалу воздух казался разреженным и холодным, но Харис вдыхал его с благодарностью.
Некоторое время спустя он почувствовал себя достаточно хорошо, чтобы осмотреться.
Из ближайших зарослей к нему протянулись чьи-то длинные желтые усики, осторожно, на ощупь подбираясь поближе к упавшему. Харис с тревогой оглянулся, ожидая увидеть рядом защищающих его женщин. Никого. Непослушными руками медленно вытащил он из-за пояса свой нож, перекатился на бок и перерубил усики, когда те подтянулись ближе. Нет, этот враг был вовсе не опасен!
И лишь увидев собственную плоть, Харис взвыл от ужаса и нетвердо поднялся на ноги, с отвращением себя оглядывая. Все его тело покрыла корка каких-то струпьев. Хуже того, когда с него упали лохмотья одежды, Харис увидел дряблую кожу, свисающую с его рук, ребер, ног. Когда он поднял руки, складки растянулись, почти как крылья. Хариса не сталоего красивое тело лежало в руинах.
Какой-то звук заставил его обернуться, и Харис впервые вспомнил о своих спутницах. Лили-Йо с трудом выбралась из обломков капсулы и подняла руку, приветствуя его.
К собственному ужасу, Харис увидел, что теперь и ее отягощали выросты кожи, подобные его собственным. По правде сказать, поначалу он едва мог ее узнать. Больше всего Лили-Йо напоминала теперь одного из мерзких летунов. Харис бросился наземь и заплакал; сердце бешено колотилось в его грудиот страха и отвращения.
Лили-Йо была не робкого десятка. Не обратив внимания на собственные болезненные деформации, с трудом дыша, она бродила меж безразличных ко всему ног ползуна, выискивая четыре остальные саркофага.
Первой ей попалась полузарытая в почву капсула Флор. Удар камнем разнес ее вдребезги. Лили-Йо подняла подругу, столь же сильно изменившуюся, как и она сама, и немного времени спустя Флор очнулась. С хрипом втягивая непривычный воздух, она с трудом села. Лили-Йо оставила ее, чтобы найти остальных. Даже в этом притупленном состоянии рассудка она была благодарна своим ноющим конечностям за то, что тело казалось таким легким.
Даф оказалась мертва. Окоченевшая, она лежала в своем саркофаге, и тело ее отливало синевой. Лили-Йо разбила урну и громко позвала ее по имени, но Даф не пошевелилась. Опухший ее язык по-прежнему высовывался изо рта. Даф была мертва; Даф, которая жила; Даф, которая умела петь прекрасные песни.
Хи тоже погиблабедная съежившаяся форма в прозрачном гробу, треснувшем во время исполненного опасностей путешествия между двумя мирами. Когда под ударом Лили-Йо саркофаг разлетелся, тело Хи также рассыпалось в пыль. Хи была мертва; Хи, родившая ребенка-мужчину; быстроногая Хи.
Урна Жури была последней. Девочка шевельнулась, когда Предводительница подошла и смахнула с капсулы налипшие шипы. Минутой позже Жури сидела на земле, со стоической неприязнью рассматривая собственные уродства, вдыхая свежий воздух. Она выжила.
Харис, спотыкаясь и прихрамывая, подошел к женщинам. В руке он нес фигурку своей души.
Нас четверо! воскликнул он. Приняты мы богами или нет?
Мы чувствуем боль, значит, мы живы, сказала Лили-Йо. Даф и Хи упали в зелень.
С глубоким отчаянием Харис бросил свою душу под ноги и растоптал ее.
Посмотри на нас! Лучше уж смерть! кричал он.
Прежде чем решать подобные вопросы, мы поедим, ответила Лили-Йо.
Испытывая ломоту во всем теле, они углубились в чащу, вновь насторожившись при мысли об опасностях, которые могут грозить им здесь.
Флор, Лили-Йо, Жури, Харис шли, поддерживая друг друга. Сама идея табу отчего-то оказалась ими забыта.
Глава 5
Здесь не растут нужные деревья, протестовала Флор, когда они пробирались меж стволов гигантского сельдерея, чьи гребни раскачивались высоко над головами.
Осторожно! крикнула Лили-Йо и потянула Флор назад. Что-то похожее на цепного пса лязгнуло челюстями совсем рядом с ее ногой.
Быстрохват, упустив жертву, вновь медленно открывал челюсти, обнажая зеленые зубы. Этот был лишь слабым подобием кошмарных быстрохватов, плодившихся на нижнем уровне земных джунглей. Его зубы были мелкими, а движениякуда проще. Без прикрытия толстых стволов земной смоковницы быстрохваты лишились всего, что полагали принадлежащим себе по праву.
Подобное чувство охватило и людей. Они сами, как и бесчисленные поколения их предков, жили на ветвях высоких деревьев. Их безопасность зависела от Великого Дерева. Здесь тоже росли деревья, но сельдерей и петрушка не предлагали ни прочной как камень опоры, ни удобных ветвей.
Так они и шли, пугливо озираясь, потерянные, страдающие от боли, не понимающие ни того, где оказались, ни как это стало возможным.
На них набрасывались тихопрыги и пилошипы, но с легкостью были побеждены. А вот густые заросли крапивного мха, куда выше и гуще любых земных чащ, люди обошли стороной. Те же условия, что препятствовали одной группе растений, благоприятствовали другим. Люди взобрались по склону холма и набрели на озерцо, в которое впадал ручеек. Над гладью воды покачивались ягоды и фрукты, сладкие на вкус, пригодные в пищу.