Начинаются первые сюрпризики, с тревогой проворчал Добрыня и кивнул на сферу. Быть там большому ералашу!
Во всяком случае, опасений за жизнь Владимира и Токи пока не было. Они энергично и дружно начали делать приборку.
* * *
Завтра у нас с Юлей бракосочетание. А где будем жить, так и не решили. Мысленно я видел ее у себяжена перешла жить к мужу, это нормальное явление. А там глядишь, и Вовка вернется к Наташеньке, заживем в две семьи. Вот весело-то будет!
Мы договорились с Юлей, что последний холостяцкий вечер проведем в нашем шалаше. В нем был своеобразный уют, располагавший к откровению и удивительному проникновению в душу, пониманию друг друга. Я пришел намного раньше и с блаженством растянулся на траве возле шалаша. Смотрел в начинающее темнеть небо, мысленно уносясь в бездну мироздания. Может, где-то там, в космических далях, тоже кто-то лежит и смотрит в небо и, не будь расстояния, наши бы взгляды встретились.
Я взял широкоугольный бинокль. К слову сказать, в шалаше лежали удочки, планкеонная печь, книги-открытки и разные безделушки. Я долго не мог привыкнуть, что когда мы с Юлей уходили, то все это добро оставалось открытым и без присмотра. Я боялся за бинокльмне всегда казалось, что его украдут в мое отсутствие. Юля смеялась. У неенаоборотсознание не принимало, как это может кто-то взять чужую вещь. А я твердил свое: «Украдут». Нет, не крали. Правда, в шалашя специально делал заметкинесколько раз заглядывали. Ну, это уже было обыкновенное человеческое любопытство.
Глядя в бинокль, я сделал для себя маленькое открытие: увидел десятки, а может, и сотни невидимых с земли грузовых и пассажирских лайнеров. Они летели в стратосфере во всех направлениях. Это воздушный, вернее, безвоздушный флот планеты. А внизу, как и тысячи лет назад, бурлила и кипела жизнь. Как и раньше люди хотели и хотят жить хорошо, и еще лучше. За это боролись, воевали, гибли . Все стремились к счастью, а оно смеялось, дразнилось и пряталось. Вообще-то, счастье, хоть и емкое, но довольно растяжимое понятие. Всякий толкует его по-своему. У нас в аварийке, помню, диспетчер Нина Горелева купила импортные сапожки. Как она была счастлива! Улыбалась всем, прямо расцвела и помолодела. Но она же была и несчастна: развод с мужем, больной ребенок. А сапожкиэто мимолетное счастье. Я же считал себя счастливым во всех отношениях, я чувствовал наибольшую внутреннюю удовлетворенность своей жизнью. Это и есть настоящее, стойкое счастье.
Вспомнил родной двадцатый век. Там были свои заботы, и в основном, как ни печально, мелкие, бытовые: где раздобыть колбаски, бутылку сливок или те же сапожки. Как бесполезно уходило время на эти поиски и на стояние в этих могучих очередях. Люди хапали в магазинах за деньги, а те, кто «умеет жить», хапали без денег и не в магазине. Кто больше нахапал, тот король. Надо было деньги зарабатывать, надо было подчиняться всяческим нелепостям и ограничениям, трудно было отстаивать свое «я». Народ был терпеливым и покладистым, трудился за копейки, правда ворчал, потихоньку: эти дурацкие запреты, куда не суньсянельзя, на эту жизнь, что идет по инструкции. С таким народом великие дела совершать, а его десятилетиями оболванивали. Хитрая, бестолковая и безжалостливая Система связывала по рукам и ногам. Ну, слава богу, проснулись, заворочались. В конце восьмидесятых, начале девяностых годов время было дикое и смешное. Бурное, перестроечное. Люди начали действовать, верили, что создадут изобилие и процветание, верили, что канут в лету чиновники. Где вы, милые сердцу мои современники, демократы и коммунисты, радикалы и консерваторы? Вы постарались, напряглись и расчистили путь для свободного, осмысленного творческого труда. В этом все дело. А я своей лепты не внес, только читал газеты и говорил: «Правильно, так держать!» или «Гнать их!» Обидно стало за себя, пришел на все готовенькое. Да, процветающее, справедливое и гуманное общество. Границы открыты, единый общеземельный дом. Но в каждой стране свой уклад жизни, свои национальные традиции и обычаи. Люди простые и душевные, бесхитростные, каждый встречныйдруг и брат. Я ни разу ни у кого не видел и намека на высокомерие и чванство, надменность и зазнайство. Благоденствие налицо, но и запросы на порядок выше. Хорошие люди, ничего не скажешь. Натура у них тонкая и чувствительная, потому-то и страсти на спортивных состязаниях сильно накаляются, но не до такой степени, как было у нас, когда болельщики между собой побоища устраивали, до преступлений дело доходило. И вообще, преступность в мое родное время была кошмарной. А как здесь? Безусловно, воровства, грабежа, всякого жульничества и мошенничества не было. Бывает, конечно, какой-нибудь головотяп нанесет ущерб, за что могут и наказать: год, два, а то и все пять лет этот головотяп ни на один стадион не попадет, никаких ему игр, театров и путешествий и, пусть даже он чемпионк соревнованиям не допустят. Оказывается, человек от этого очень здорово киснет, прямо-таки изводится весь. Однажды в городе я видел статного симпатичного парня, вокруг головы которого светился зеленоватый ореол. Но парень был невесел, шел с опущенными глазами и сильно торопился. Люди уступали ему дорогу и посмеивались. Позже я узнал, что это был хулиган. Не сдержался, выступил где-нибудьвживят в затылок клейту, и вокруг головы появляется светящийся ореол. Чем сильнее нахулиганил, тем ярче светит ореол. И шагай на все четыре стороны. Со слезами потом выпрашивает прощения, а как удалят клейтуангелочком становится.
Убийств, думал, у них нет. И удивилсябывает и такое! Ослепленная ревностью или ненавистью натура может неосмысленно, в порыве, ударить чем-нибудьи факт свершился. Человексоздание эмоциональное, его обуревают чувства, страсти, у него есть желания, прихоти, привычки, а то и инстинкт первобытный даст о себе знать. Но это и есть жизнь, такими нас создала природа, и слава богу, что такими. Человек может разумом и рассудком управлять своими чувствами. А кто не справился с управлениемглядишь, срыв. И конечно, любое убийствоэто ЧП на весь мир. И последнее, что я думал по наивности своей, что тунеядцам у них раздолье. Ничуть не бывало, тунеядец может только одеваться, пить и есть, а все остальное для него «табу», поэтому жизнь у него получается скотской. А по-скотски жить никто не хочет, значит и тунеядцев нет. И вообще, работа здесьудовольствие.
Я ждал Юлю. И вдруг началось то самое, чего я неосознанно ожидал и предчувствовал. Ни с того, ни с сего появилось прозаическое желание помыться. Я отмахнулся от него, не желание росло, меня неудержимо потянуло на мытье. Тело чистое, зуда нет, деньне банный, обстановка неподходящая, а вот невыносимо захотелось под душ, прямо приспичило помыться с мылом и мочалкой. Еще немного, и начну раздеваться. Терпеть стало невмоготу. До прихода Юли оставалось десять минут и я, как бегун на стометровке, побежал домой. Сейчас быстренько вымоюсь и вернусь обратно. Раздевшись, бросился под душ, выплеснул на голову полфлакона шампуня. Но удивительное дело, не успел намылиться, как желание мыться пропало, даже стало неприятно от воды. Я стоял под душем с самым дурацким видом. Пришлось ополоснуться и взять полотенце. Включилась система теплого ароматизированного обдува. Захотелось надеть старые трусы и майку с дырочкой. Прямо голышом прошлепал в комнату и достал свою драгоценную реликвию. Спрашивается, зачем мне надевать ее сейчас? К шалашу надо бежать, к Юле. Но желание было сильным, и я надел трусы и майку. Стало грустно, нашло какое-то безразличие ко всему, я обо всем забыл и ничего не соображал. И вдруг увидел спешащую ко мне Сьингу. Она что-то быстро говорила, но я не понимал смысла. В голове загрохотало, в глазах потемнело, и я, должно быть, потерял сознание.
Глава 22
Очнувшись, почувствовал прохладу. И что такое?! Где я? Сумрачно. Незнакомое помещение. Окно задернуто шторами. Старинный платяной шкаф, заваленный журналами и ученическими тетрадями письменный стол. На диван-кровати мирно посапывал кучерявый парень с аккуратными усами, в джинсах и свитере. На груди его лежала раскрытая книга. Из-под дивана высовывались носки туфель. Пораженный внезапной переменой обстановки, не зная что и думать, я застыл на месте. А где же Сьинга? Ведь я только что видел ее, она спешила ко мне и была взволнована. Очень любопытно! Я направился к окну с намерением раздвинуть шторы и посмотреть на улицу. Но тут в дверь постучали. Парень на диване не шелохнулся. Стук повторился. Что ж, раз стучат, надо открыть. Я изменил направление движения и пошел в прихожую. Там на стене бросился в глаза электросчетчик, накрытый фанерным кожухом с вырезами для табло и предохранительных пробок. Точно такой кожух я сделал в своей квартире четыреста лет назад. А бронзовая ручка на двери, боже это же моя ручка, я ее сам выточил, вон даже и задир у основания. И задвижка на двери моя, тоже сам делал. Догадка поразила мозгя перенесся в двадцатый век и нахожусь в своей квартире!!! Только обстановка другая. В дверь опять настойчиво постучали. Сам не свой, я открыл задвижку. На пороге в полутемном коридоре стояла девушка в плаще и вязаной шапочке. Мне показалось, что это Юля, я уже крикнул: «Ю» и замолчал. Это не она. Но облик очень похож. Девушка ойкнула и отшатнулась, но вид мой был вовсе не грозным, а наоборот, виновато растерянным, и она осмелела:
Кто вы?
Я Шурик, Саша Ержин. Здравствуйте. Заходите, пожалуйста.
Не раздеваясь, она пробежала сразу в комнату. Только сейчас я обратил внимание, что на мне всего лишь трусы и майка. Ну не сидеть же теперь в прихожей и не бежать же на улицу. Надо внести ясность, и я вошел в комнату. Девушка уже разбудила парня. Он сел на диване и вперился в меня.
О, явление Христа народу! Ты кто?
Христос, стало быть, попробовал улыбнуться я.
Лена, кто этот юморист?
Я тебя хотела спросить. Он мне открыл дверь.
Парень вскочил, шаря ногой туфли. Настрой его был боевым, а в глазах застыло удивление:
Я проводил Куржума и закрыл дверь на задвижку. Как ты сюда попал?
Отвечу на все ваши вопросы, но сначала скажите, какой сейчас месяц и год?
А век тебе не надо? Из психички сбежал?
У него были основания так думать: нормальные люди в трусах по чужим квартирам не ходят и глупых вопросов не задают. Но меня пока интересовало одно: какой сейчас год, и я упрямо повторил вопрос.
Март, тысяча девятьсот девяносто первый, четко ответила Лена и, подойдя к окну, отдернула штору. В окно я увидел знакомый до чертиков бетонный столб с разбитым фонарем и обшарпанный фасад дома с лоджиями. Сомнений больше не было, я совершил обратное путешествие во времени. Со дня моего исчезновения прошло два года и четыре месяца. Именно столько я прожил в двадцать пятом веке, так что абсолютный ход времени для меня не изменился. Я сел за стол так, чтобы не было видно голых ног.
Вы одеться можете? не выдержала Лена.
Рад бы, но у меня ничего нет. Я в таком виде и прибыл сюда.
Витя, ты серьезно не знаешь его? спросила Лена. Или разыгрываешь меня?
Я думал, что это ты меня разыграла. Послушай, Христос, ты наглеешь все больше. Выпросишь! Кто ты и зачем пожаловал?
Если я скажу правду, вы не поверите, а ты, Витя, опять о психичке заговоришь. Но поверьте, я честный человек и злого умысла не имею. Я хочу вас спросить: вы знаете, что в этой комнате жил слесарь-газовик?
Да, жил какой-то газовичок. При смерти был, говорят, а потом куда-то пропал.
Как загадочно пропал, так же загадочно и объявился. Этот газовик я. И квартира моя.
Я сам нахал, но таких нахалов
Подожди, Витя, остановила парня Лена. Тут что-то не то. У него честный взгляд. Может, он кем-то обижен.
Санитарами в психичке обижен, вот и удрал оттуда.
А вы позовите соседку Нину Ивановну, что она скажет.
И позовем. Сбегай-ка, заяц.
Сбегай, Витя, сам.
Ну, Лена, заинька моя.
В-Витя, протяжно и настойчиво сказала Лена, как бы ввертываясь в Витю. Быстренько сбегай! В-Витя! Я кому говорю.
Витя сморщил нос, пошевелил усами и через минуту вернулся с Ниной Ивановной.
Саша! прижала она руки к груди и побледнела. Господи, живой и невредимый. Ты где пропадал?
Если я скажу, что прибыл из будущего, вы не поверите, но я действительно оттуда, из двадцать пятого века.
Не хочешь говорить, и не надо. Главное, живой.
Что без меня здесь произошло?
Тебя долго искали. Ждали. Квартиру опечатали. А потом вот они, супруги Сивковы, поселились.
Между прочим, прописаны, заметил Витя.
Понятно, улыбнулся я. А я еще не выписан.
Ты-то не выписывался, да тебя выписали.
Неужели вы в таком виде по улице шли? спросила Лена. Ведь холодно. На сопках снег еще не растаял.
Нигде я не шел, я вообще не двигался. Меня без предупреждения перебросили в свое родное время. А иначе как бы я сумел попасть сюда сквозь стены.
Действительно, как? спросил сам себя Витя. Задвижку с той стороны не откроешь, он широко раздвинул шторы. Рамы оклеены бумагой, стекла целые. Без шуток, Сашка, как ты пробрался к нам?
Я же сказал, а вы и ухом не повели.
Кто же в эту галиматью поверит.
Ну, тогда не знаю. Ищите объяснения сами. Я потом попробую доказать. А сейчас хочу погулять. Одолжи мне свою одежонку, Витя. Не бойся. Нина Ивановна, вы поручитесь за меня?
Не надо никаких поручений, сказала Лена. Витя даст тебе.
Туфли немного жали, куртка была чуть великоватой, от шляпы я отказался и вышел на улицу. Мне бы радоваться да радоваться, я в своем времени, от рака и следа не осталось, долголетие обеспечено, и будущее повидал. Но было очень грустно. Хотелось крикнуть во весь голос: «Несправедливо! Гуманоиды так не поступают!» Может, Сьинга и услышит, пусть ей станет стыдно. Выбыл из будущего ни с кем не попрощавшись. Завтра, а вернее, уже сегодня, у нас с Юлей бракосочетание, а я вроде как сбежал. Потеряли меня. Но если смотреть с моей системы отсчета, то потеряют меня только через четыре века, да и с какой стати я окажусь опять там, если я уже здесь, и миссию свою выполнил. Пусть я еще проживу лет сто пятьдесят, но ведь все равно умру (какое противное слово)! Не будет меня в будущем. Да, сказочным выглядело мое путешествие во времени. Пра, пра, прабабушки Юлии и Владимира еще не родились, а я уже с ними встречался. Или что, будущее идет параллельно с настоящим? Вот где заковыка-то! Это помудреннее всякой фантастики. Но факт, факт! Стало быть, время делает материальные петли в кликьяне, гауцсике и метагонии, замыкается само на себя и дает множество ответвлений, который проделываю с веществом, физическими полями и пространством невероятные вещи. Этому я сам очевидец, и действующее лицо. Ну ладно, еще будет время подумать об этом. А пока я как бы заново знакомился с Читой. Спускаясь вниз по улице Шилова, чуть не угодил в канаву. Каждый год эту бедную улицу копают-перекапывают. А вот и крытый рынок. У бокового входа прилепились каменные колхозники с пустыми вышербленными лицами. На этом месте был (или будет) спортивный комплекс с подземными банями-бассейнами горячей термальной воды. Заглянул по пути в чайную, именуемую в шутку «колхозной», где я, бывало, обедал. В буфете за пивомочередь. Не хватало кружек. Как все это мило. Стало тепло на сердцея дитя своего времени, своей эпохи. Выпить бы мутного пива, но денег нет ни копейки. И знакомых не нашел. Через два квартала наша контора. На перекрытой заборчиком улице желто-красная аварийная машина. Открыл дверцу кабины и по старой привычке заглянул под резиновый коврикразводной и газовый ключи на месте, фонарь и газоанализаторв своих ячейках. Хоть смену принимай. В комнате водителей и слесарей меня встретили как космонавта: «О-о! Саня! Здорово! У-у!» Из окошка диспетчерской по самые плечи высунулась краснощекая Таня Ремизова, и вся превратилась в слух. Надо обязательно сочинить какую-нибудь правдоподобную историю, а то ведь не отстанут, пока не узнают, где я пропадал столько времени. Пошел к управляющему. Человек он простой, веселый и, главное, покладистый. Если и накажет кого за дело, на него не обижаются, обижаются лишь на формулировку наказания «за упущения в работе». От прямого вопроса управляющего я уклонился, промямлив, что история путанная и длинная, и спросил, уволен я с работы или нет?
С обходным листком ты, конечно, не бегал. Ты просто выбыл.
А теперь прибыл. Надо меня восстановить.
Восстановим. Ты нам документики предоставь, бюллетень, справочки разные, сам понимаешь.
Ни бюллетеня, ни справок нет и не будет.
Ты меня ставишь в трудное положение. Фактически у тебя длительный прогул. Я не говорю, что по пьянке, но прогул.
Накажите построже.
Соберем профком, подумаем. С юристом посоветуемся. У тебя серьезно оправдательных документов нет? Ну хотя бы проездного билета, санаторной книжки, хоть какой-нибудь писульки?
Ничего нет, даже паспорта, даже одежда эта чужая.
Управляющий вызвал по селектору отдел кадров, откуда ответили, что моя трудовая книжка сдана в архив.
Мне бы аванс получить, сказал я. Жить не на что.
Прежде чем хлопотать за тебя, я все-таки должен знать, где ты был два с лишним года.
Хорошо. Меня перебросили в двадцать пятый век для выполнения миссии по спасению ненашей цивилизации. Теперь, по завершению миссии меня вернули обратно.
М-да. Приходи-ка лучше завтра, кому-то из нас явно не здоровится.
С тяжелым чувством покинул я Горгаз. Никто никогда мне не поверит. Придется побегать по разным инстанциям, объясняться, изворачиваться, а при нашем развитом бюрократизме какие нервы надо для этого иметь!
Вернулся домой. Дверьна замке, ключа нет. Побродил вокруг да около, прогулялся до магазина. Продавали разливное молоко. Очередища!!! Зашел к Нине Ивановне и попросил взаймы пять рублей. Она сказала, что пять рублей нынче не деньги и дала червонец. Пили чай с кисловатым хлебом и «резиновой» колбасой. Я расспрашивал о новостях и вообще о жизни. Видя любопытство женщины, сказал, что дал расписку не говорить, где я был.
Поздно вечером пришли Витя с Леной.
Можешь переночевать у нас, разрешила Лена.
А завтра ищи другую крышу, сказал Витя. Взять тебя квартирантом, можешь себе представить, мы не горим желанием.
Но квартира-то моя.
По закону, если ты шесть месяцев не жил в квартире и не платил за нее, то лишаешься жилплощади. И никаких претензий.
Смотря какие причины.
И у тебя хватило бы совести против нас двоих, а будет еще и третий
Не хватило бы. Скажите, Витя, Лена, вы любите фантастику?
Любим, только попробуй достать ее.
Рак в запущенной форме неизлечим, а я, как видите, жив. Фантастика? Сквозь стены к вам вошел, фантастика? В общем, думайте, что хотите, но я прибыл из двадцать пятого века.
Ну и как житуха там? снисходительно посмеиваясь, спросил Витя. Колбаса-то хоть есть?
Там все есть, и я стал рассказывать о себе с того момента, как исчез и быстро заинтересовал молодых супругов. Слушателями они были отличными. Я с умилением говорил о Владимире и Добрыне, о Юле и Наташеньке, Токе и Вовке. Если бы Вите с Леной назавтра не надо было рано вставать, они, пожалуй, слушали бы меня до утра.
Потом доскажешь, сказал Витя. Как эта книжка называется?
Нет такой книжки. Это все со мной происходило.
Складно и красиво, сказала Лена. Мы с удовольствием дослушаем, чем все кончилось. А сейчас спать.
Ну как их убедить, чем доказать? Мне дали подушку с покрывалом, матрац попросили у Нины Ивановны, и я постелил себе на полу. Сна не было. Лежал и думал, почему я опять оказался в двадцатом веке? Скорее всего потому, что, как феномен, как посредник, я больше не нужен, свою работу выполнил и вернулся домой в свое время, с которым я связан, как говорила Сьинга, своим настоящим существованием и энергетической системой устойчивости. В будущем я лишний. Значит, Сьинга знала, что я совершу обратное путешествие во времени, а говорить об этом было нельзякакой-нибудь закон запрещал. Потому-то Сьинга так странно и вела себя. И такое впечатлениеили мне так кажетсячто кто-то руководил моими поступками, хотя я не терял своей индивидуальности и делал все осознанно. Но все было подстроено так, чтобы я прибыл домой в том, в чем выбыл из него, то есть в своих трусах и майке. И ничего из будущего с собой не прихватил. Какая-нибудь вещичка, часы или одежда могли бы служить доказательством, пусть не изготовлением их в будущем, но, по крайней мере, их «внеземным» происхождением, ведь ни один завод или фабрика не выпускает подобную продукцию, плюс качественно другой материал. Но лучшим доказательством были бы знания. Увы, глубоких знаний у меня не было. Я не специализировался на чем-то одном, все хватал понемногу и ничего конкретного. Я не могу сделать расчетов, не могу спроектировать «Аленушку» или доказать возможность искусственного получения «черной дыры» Поты-Попы. Может и помню зрительной памятью две-три формулы с заковыристыми символами, но для их расшифровки нужны промежуточные знания, до которых человек еще не добрался. Знак интеграла, например, тоже ничего не скажет Архимеду. Ничем я не могу обогатить науку и продвинуть прогресс вперед. Единственное, что хорошо запомнил, это рецепт приготовления вкусного блюда из белых грибов с гусиной печенкой и грейпфрутом. Но легче было достать тяжелый бомбардировщик, чем эти продукты. В общем, как был дилетантом, так и остался им, разве что на более высоком уровне. Рассказ же мой, что рассказ, любой, наделенный воображением, человек может выдумать такое. Рассказ мой примут за фантастику. Да, все было предусмотрено. Система, попавшая из будущего в прошлое, не может влиять на ход уже прошедших событий. А прошлое для меняэто настоящее, и я ничего в нем не изменю. Спасибо хоть память мою не стерли. А ведь могли бы. Прощай Юля! Нам с самого начала не суждено было стать мужем и женой. Уже засыпая, я подумал, что, проснувшись, окажусь в своей суперблагоустроенной квартире, которая и американским миллиардерам не снилась, и меня ждет Юля, и что сегодняшний деньэто какое-то наваждение. А все-таки уходить из своего времени не хотелось. Пусть оно неустроенное и тяжелое, но, как Родина, зовет, манит.
Утром меня разбудил Витя, дал свой ключ от комнаты и сказал, что не настаивает на моем немедленном уходе и чтобы я завтракал, пока оладьи горячие. Лена крутилась перед зеркалом, занимаясь собой, и было в ней что-то неуловимое от Юли. Ушли супруги вместе: Витяв Политехнический институтон студент пятого курсаа Лена в школу, она первый год преподает физику шестиклассникам.
Я наметил план действий. Прежде всего необходимо было получить этот дурацкий паспорт и устроиться в общежитие. Нужно вернуть мои старые вещички и раздобыть деньгистыдно быть нахлебником молодых супругов, они о каких-то талонах говорили на продукты. Мебель моя была не важной, поэтому решил не портить из-за нее нервы. А вот мопед надо будет обязательно вызволитьвесна, скоро лето.
Не буду рассказывать о своих похождениях и казусных ситуациях, умолчу и о твердолобости чиновниковдолгий рассказскажу лишь, что паспорт получил, на работу в Горгаз с вопиющим нарушением «без прописки» приняли. А мопед замылили, обещали компенсацию выплатить. Побывал и в клубе любителей фантастики. Уж на что там любители пофантазировать, но и им я не стал говорить правду. Народ там ершистый и въедливый, на смех поднимут, прохода не дадут.
Общежитие обещали не раньше, чем через месяц, и пока я квартировал и Сивковыхподружился с ними. А однажды вечером к нам нагрянули гости: хирург, делавший мне операцию и медсестра, свидетельница моего исчезновения из постели.
Не верю своим глазам, но это действительно вы! воскликнул хирург. Рассказывайте, где и кто вас вылечил?
Да как-то само собой выздоровел, уж очень не хотелось умирать.
Небывалый случай в мировой медицине! Уникальный! Убедительно прошу вас прийти завтра ко мне в боль нет, едемте прямо сейчас.
Взгляд его был умоляющим, профессиональное любопытство съест его. Я согласился. Витя вызвался поехать с нами. В больнице меня обследовали, сделали снимки.
Не может быть, растерянно говорил хирург. Я вот этими собственными руками сделал вам резекцию желудка и наложил на его культю анастомозу. Где они? Совершенно здоровый, я бы сказал, новейший желудок. Подковы может переваривать. Не верю! Что?
Что что? Ничего. Новый желудок вырос, ведь возможности организма безграничны.
И насколько я помню, сказала медсестра, у вас были редкие зубы. А сейчас они один к одному и такие белые.
Тоже новые выросли, тоже уникальный случай. Больше мне нечего сказать. До свидания!
С медиками я решил не связываться: начнут до всего докапываться, дело дойдет до психиатра, а там и до психички недалеко.
В тот же вечер, пошептавшись с Леной, Витя как-то поособому посмотрел на меня:
Саня, мы верим в твое путешествие во времени.
Да, улыбнулась Лена, у нас почти нет сомнений в этом.
Дорогие вы мои! голос мой дрогнул, и я с трудом удержал слезы. Если б вы знали, как я рад, будто единомышленников нашел.
Витя признался, что заинтересованные моим внезапным появлением, они с Леной развили деятельность. Искали мою одежду, которую я мог спрятать, встречались с очевидцами моего исчезновения и убедились, что умирающий и без сил, я исчез прямо из постели и отсутствовал два с лишним года. Витя обследовал все возможности проникновения в закрытую изнутри квартиру и пришел к выводу, что попасть в нее невозможно. И Нина Ивановна подтвердила, что она непременно бы услышала, как я входил с улицы, потому что входная дверь в коридор долго и протяжно скрипит. И, наконец, эта встреча с хирургом и медсестрой, которую они сами устроили, обновленный желудок и выросшие зубы, и мои рассказы о будущем, как заметила Лена, несмотря на их фантастичность, выглядели правдиво, так искренне и убежденно может говорить только человек, бывший сам участником событий.
Живи у нас сколько хочешь, сказал Витя и посмотрел на Лену. Я правильно мыслю?
Правильно. Может, хоть Саша повлияет на тебя, вечно твои брюки где попало комком валяются. И босиком что б больше не ходил. Ты слышишь меня? В-Витя!
Слышу, заинька.
Я засмеялся, Лена ежедневно твердит Вите про скомканные брюки и ходьбу босиком. Витя соглашается, морщит нос и продолжает свое.
О твоем путешествии должны знать ВСЕ! решительно сказал Витя.
Каким образом? Как?
Да, как? Трудно в это поверить. Сколько у нас закостенелых, но высокого мнения о себе людей. Начнут свою желчь выпускать.
Если бы книгу написать, предложила Лена.
Это была мысль.
Я узнал по справочнику номер телефона единственного в городе писателя-фантаста, позвонил ему и договорился о встрече. Это был уже в возрасте, полный, невысокий человечек с вкрадчивой улыбкой на морщинистом лице. Он почтительно провел меня в комнату, усадил в жесткое кресло перед журнальным столиком и сел напротив.
Муки творчества?
Не совсем. Вы верите в будущее науки, в невероятные сказочные открытия, как, например, манипулирование пространством и временем?
Безусловно верю. Уверен, что пространство можно завязать узлом, а время сжать так, что из него брызги полетят.
Очень хорошо! Тогда поверьте мне: я жил два года в двадцать пятом веке и снова вернулся в свой век.
Фантаст с любопытством оглядел меня, усмехнулся:
Занятно. Вы же сами понимаете, что в это ни один здравомыслящий человек не поверит. Вы сочиняете фантастику?
Это быль, только доказать не могу. Хотите расскажу о науке будущего?
А что, валяйте.
Я долго рассказывал о фантастическом манипулировании различными пространствами с помощью Поты-Попы, об энергии вакуума, о планкеонах и флуктонной пушке, хроноходе, хроноскопе и антивремени, проблеме создания на Земле расы маленьких человечков и, конечно, о погибшей планете Глюссии, о Сьинге и контакте с глюссиянам. Фантаст слушал с интересом, иногда покачивал головой, позмыкивал, причмокивал и даже поддакивал.
Смело! проговорил он. Сочинять и фантазировать вы умеете. Дело стало за пером, а? Давайте! Авторитетно вам говорю.
Не специалист. Отдаю это вам. Сделайте повесть или роман. Какие будут вопросы, я всегда к вашим услугам, всегда проконсультирую.
Бесполезно! махнул рукой фантаст и поведал мне о трудностях издания своей единственной книги, сколько было нервотрепки, волокиты и бесчисленных отсрочек. Посетовал, что фантастики не хватает, ее любят, ищут, но издатели с бессмысленным упрямством издавать не хотят. А классическая фраза-отговорка «ввиду загруженности портфеля издательства» ему уже во сне снится. Облегчив душу, фантаст показал папки с рукописями.
Они не превратятся в книги, разве что после моей смерти. У нас это умеют. В союз уже стыдно ходить, в издательстве противно напоминать о себе. А вы не смотрите на меня, дерзайте, пишите. Не думайте, что кто-то будет читать и специально выискивать недостатки. Пишите как бы для себя, пишите так, как рассказывали, замечательно должно получиться. А потом отдайте в союз, может, будете удачливее меня. Дай-то бог!
А что, если попробовать? Мне даже будет интересно вспоминать. За работу! А там уж как пойдет. Не выйдет книга, что ж, дети и внуки мои будут читать рукопись. А выйдетпрекрасно, хвала тому пока неизвестному издателю. Я не боюсь большой аудитории. Пусть люди имеют хоть самую малость представления о жизни в будущем и знают, что возможности человека беспредельны, что нет конца познаниям. Может, попадется книга и ученому, даже маститому, который прочитает последнюю страницу, если, конечно, доберется до нее, и усмехнется: «Наворотил!». Можно с уверенностью сказать, что он и мысли не допустит о правдивости прочитанного, он вовсеуслышание заявит, что многие явления, процессы и проекты в принципе неосуществимы, а кое-где и явной антинаучностью попахивает. Что ж, отчасти он будет прав, потому что судит об этом, исходя из развития науки своего времени, основываясь на последних представлениях о физике вакуума, о пространстве и времени. У неготвердо устоявшиеся концепции, разрушить которые могут только знания добытые колоссальным трудом последующих поколений. Меня методично и аргументировано, ссылаясь на незыблемость мировых констант, могут разгромить в пух и прах, забывая, что аргументы эти справедливы лишь на данном этапе познания мира. Я же со своим скудным умишком не сумею опровергнуть железных доводов оппонентов. Сюда бы Владимира с Геком Финном и Потапова с Поповым, они бы утерли нос кому угодно и поодиночке и вместе взятым.
К слову сказать, теорию относительности Эйнштейна когда-то не приняли его современники, пока отдельные положения теории не получили блестящие экспериментальные подтверждения. Скажи все тому же великому Ньютону, что можно слышать и видеть прямо перед собой людей и события, происходящие за морями-океанами, то вряд ли он в это поверил. Наука семнадцатого века сказала быэто невозможно, антинаучно. А у нас школьник может рассказать принцип работы обыкновенного телевизора, хотя если вдуматься, то это тоже очень УДИВИТЕЛЬНО. Мы просто не замечем, привыкли к нашим очевидностям.