Шелест, шуршание, шорохи, стоны и плач, слабое дыхание, бессильно срывавшееся с немеющих губ, чмоканье, щелканье, удручающе монотонный негромкий тоскливый свист, шлёпанье, чавканье и десятки других, банальных по своей природе, звуков, служили ни чем иным, как жалким преддверием или тактической маскировкой могучему однотонному гулу, зарождавшемуся где-то в глубине земли под фундаментом цыганского дома. И в этом пока едва уловимом гуле яснее ясного ощущалась неумолимо приближавшаяся к поверхности земли, а по большому счету к границам нашего мира, неизвестная, но предельно страшная угроза Я распахнул глаза и словно услышал слова, негромко произнесенные генерал-майором Панцыревым:
Мы не просто влипли, ребята, нет мы врюхались по самые уши, как свиньи в трясину!
Осмотревшись вокруг, я обратил внимание, что, несмотря на яркую иллюминацию цыганского дома и его ближайших окрестностей, на остальной территории Цыганской Слободы царила глубокая тьма и ее усугубляла еще более глубокая тишина. Луна продолжала скрываться за невидимой тучей, в ночном майском воздухе вроде бы пахло чем-то влажным, но ощущение свежести не испытывалось и теплый дождик не капал из черного неба.
Может сжечь всё к чертовой матери от греха подальше. А, Сергей Семенович? сдавленным, неприкрыто встревоженным голосом спросил майор Стрельцов.
Ни в коем случае, категорически не согласился Сергей Семенович, Я не должен компрометировать только что полученное генеральское звание непродуманными поступками. В силу вступает вариант «Аркольский мост!»
Глава 8
Мой друг, Витя Старцев пил чай вместе с мамой уже в почти полных сумерках. Не голый, естественно, чай, а прилагались к нему блинчики, фаршированные грибами и мясом, картофельные драники, щедро замешанные на яйце, чесноке и сыре, два сорта варенья и свежие песочные пирожные. Виктор любил вкусно поесть и неторопливо подумать за едой о жизни. Вот и сейчас он медленно откусывал и пережёвывал сытный блинчик, припивая сладким чаем и задумчиво смотрел в окно, с некоторым беспокойством прислушиваясь к гусиному гоготанию. Обычно гуси в столь поздний час уже спали.
Что это с гусями сегодня? удивленно спросила вслух у себя самой пожилая мама, не хорёк ли?
Да ну какой хорёк?! К грозе они успокоиться не могут, видишь тучи собираются. Давление понижается вот они и гогочут, безапелляционно заявил Виктор, невозмутимо продолжая ужинать.
Мама, немного помолчав, сказала:
Ты бы всё же, как поешь, сходил посмотрел.
Схожу, схожу, мама, не волнуйся ты так из-за этих гусей! На то они и гуси, чтобы гоготать. Не случайно говорят же, что гуси Рим спасли, а меня сейчас почему-то Валька Червлённый больше волнует.
А что с ним такое?
Не звонит уже который день.
Пьёт, наверное, вот и не звонит, резонно заметила, недолюбливавшая меня, мама Виктора, Как сдурел мужик, в честь чего он вообще пить-то начал?! Был человек, как человек, а сейчас как, она так и не смогла найти нужного сравнения и безнадёжно махнула рукой.
Да зря ты так, мать, снисходительно и вместе с тем несколько печально усмехнулся Виктор, нормальный он вполне мужик, но вот дней пять назад он выглядел явно ненормально и это меня, как друга, не может не беспокоить! последнюю треть медленно съедаемого блина Виктор внезапно проглотил, не жуя, запил добрым глотком чая и решительно поднялся из-за стола.
Пойду проверю гусей, он с сожалением посмотрел на остатки блинов, картофельные оладьи и десерт, ты не убирай потом доем. Не знаю почему, но у меня появилась странная уверенность, будто этот неурочный гогот гусей как-то связан с неприятностями Вальки.
Мама посмотрела на сына удивленно, но ничего не сказала.
Виктор вышел во двор, с удовольствием вдохнул полной грудью свежий вечерний воздух, вытер ладонью лоб, покрывшийся обильным потом за время чаепития и внимательно взглянул вверх на вечернее майское небо. По неопределённой причине он поёжился, хмуро посмотрел в сторону длинного приземистого сарая, откуда из-за дощатых стенок не утихали громкие голоса чем-то взбудораженных гусей.
Что-то было не так в доме Виктора за последние двадцать лет не случалось никаких неожиданностей, и Виктор сейчас остро чувствовал в родившейся ситуации совершенно явственный подвох. А ситуация эта сегодняшняя была, так сказать, зачата, безусловно, во время последнего визита Вальки. Что-то ведь он пытался объяснить что-то в высшей степени странно звучавшее, но чересчур много и быстро оба выпили брусничной настойки, и Виктор, сколько ни пытался, так и не смог вспомнить одну особенно поразившую его фразу, невнятно пробормотанную в «дым» пьяным Валькой.
За спиной тихо скрипнула входная дверь, мама вышла на крылечко:
Сходил? спросила она негромко.
Виктор неопределённо пожал плечами, не зная, что ему ответить и рассеянно скользнул взглядом больших светло-карих глаз по тёмному небосклону и только собрался ответить маме что ещё к гусям не сходил, как гуси резко умолкли, а слова сами застряли в горле: из чёрной бесформенной тучи, не так уж и высоко почти прямо над головами Виктора и мамы, вылетела еще более чёрная, чем туча, птица совсем уж невероятных размеров. Она стремительно и бесшумно пролетела на восток к центру города, секунды через четыре исчезнув с глаз долой, растворившись в океане кромешного мрака дождливой майской ночи.
Оцепеневший Виктор услышал позади себя утробный, хрипло хлюпнувший звук, и машинально обернувшись, успел подхватить под руки оседающую на крылечко маму, схватившуюся за сердце.
Нет, нет, не бойся, Витенька я ещё не помираю, слабо простонала она. Сейчас, сейчас пройдёт. Корвалольчику принеси мне быстренько, я на крылечке посижу, успокоится пусть Он, наверное, совсем улетел
Виктор бережно прислонил маму к резным перилам крылечка, бросился в дом, долго рылся внутри шкафчика, где хранились лекарства пальцы у него тряслись как-то сами по себе отдельно от трясущихся же рук и не могли, соответственно, ухватить ни один из многочисленных бутыльков с лекарствами. Перед глазами возникали и тут же исчезали тёмные и цветные круги, и овалы, и он никак не мог прочитать надписи на этикетках и билось назойливо что-то в уши, чей-то голос, хорошо знакомый голос Наконец, Виктора осенило он вспомнил, услышав словно наяву пробубнившего пьяным Валькой ту самую тщетно вспоминавшуюся фразу: «Я подарил, Витька, тёще чёрную шаль страшную-престрашную. У цыган купил, наверняка краденая, и тёщу она душила ночью!..»
Лишь только вспомнилась нужная фраза, глаза стали ясно видеть исчезли проклятые пятна, перестали трястись руки, а вместе с ними и пальцы. Виктор благополучно нашел корвалол и рысцой отнёс его маме. Та хлебнула прямо из горлышка и, фыркнув, затрясла головой.
Воды принести?!
Ой, не надо, сынок слабо махнула она рукой и немного отдышавшись, спросила: Лучше скажи что, по-твоему, это было??
Это? переспросил Виктор, заметно изменившимся голосом. Это, мама, была ночная няня, которая спела колыбельную песенку нашим гусям и они сразу уснули. А сейчас няня полетела дальше ей, видимо, многих ещё нужно будет усыпить за эту ночь в нашем городе
С полминуты они оба молчали, не представляя, что ещё можно сказать по поводу чудовищной угольно-чёрной тени внезапно мелькнувшей в ночном небе и обрушившейся на их рассудки, наподобие парового молота.
Тебе полегче стало? предупредительно спросил Виктор.
Да, сынок.
Тогда пойдем в дом и поплотнее закроем за собой дверь, он помог ей подняться, и они торопливо скрылись внутри уютного безопасного дома, где на столе еще не остыли вкусные блинчики и аппетитные картофельные оладьи.
Глава 9
Услышав название предложенного варианта, я невольно криво усмехнулся уж слишком, прямо-таки до банального неприличия, помпезно и логически неоправданно оно прозвучало сравнительно с той исторической аналогией, которая немедленно пришла мне на ум и какую, несомненно, имел в виду Панцырев.
Вы что, товарищ генерал-майор имели ввиду Наполеона и его подвиг на Аракольском мосту? поинтересовался я у Сергея Семёновича.
Совершенно верно, объяснил он, в нашей организации ситуация, когда непосредственным, первым и единственным исполнителем, в силу определённых обстоятельств, является командир подразделения, уже двенадцать лет носит кодовое наименование «Аркольский мост».
В нашем случае это означает, что в дом к вашим цыганам пойду один я, и затем уже, если представится такая возможность и возникнет соответствующая необходимость ко мне присоединится остальная группа.
За время моего отсутствия группу возглавит майор Стрельцов. В случае моего невозвращения, он будет непосредственно руководить уничтожением апарца. Чуть позднее, я объясню, что подразумевается под термином «апарц». Собственно, в настоящую минуту, совершенно не важно задумываться лично для вас, Валентин Валентинович, над значением слова «апарц», а гораздо важнее знать, что именно вы выдвигаетесь со мной вперед, так как мне нужен один доброволец!
Именно это я ожидал от Вас услышать, не задумываясь ни секунды, произнес я, очевидно, что в данной ситуации добровольцем могу быть только я. С какой стороны ни посмотришь на кандидатуру добровольца, по всем статьям идти с вами предстоит не кому-нибудь, а именно мне.
Ну что ж молодец! Я рад, что не ошибся в тебе! генерал широко разулыбался и крепко пожал мне руку. Не теряя попусту времени, пойдем прогуляемся в гости к твоей цыганке. А Эдик как раз подготовит мероприятие по нашему прикрытию, в частности, побыстрее приготовит огнеметы, распорядившись таким образом, генерал повернулся ко всем спиной и сделал несколько шагов по направлению к цыганскому домку.
И тут-то и случилось самое страшное и неожиданное из-за уже вышеупомянутой мною невидимой черной тучи на небо неслышно выкатилась ненормально огромная ярко-оранжевая луна, какой лично я никогда за свою жизнь не видел. По-моему, у меня раскрылся рот, у остальных, кажется, тоже. Само по себе это не столь уж сверхестественное природное явление не могло, конечно, надолго выбить из нормальной психической колеи таких закаленных людей, каковыми являлись мои спутники, и через несколько секунд все мы легко бы пришли в себя и целенаправленно бы принялись выполнять приказы генерал-майора Панцырева. Но из высоты ночного неба по ушам нашим больно ударил хор тоскливых курлыкающих воплей, немедленно вызвавших в воображении умирающих журавлей.
Все спецназовцы инстинктивно передернули затворы автоматов, я же лишь передернул плечами, так как автомата у меня не было. Почти сразу мы увидели этих «журавлей» они великолепно смотрелись на фоне ярко-оранжевого экрана луны, пересекая его диск точно по центру классическим клином, возникая из беспросветного мрака и во мраке же исчезая.
Все считайте сколько их! коротко успел распорядиться Панцырев, поднимая к глазам мощный бинокль ночного видения, висевший у него на груди, между двумя выпуклыми титановыми пластинами пуленепробиваемого жилета.
Летели они, как бы выразиться поточнее почти величественно, плавными движениями больших черных крыльев без труда раздвигая воздух земной атмосферы и с каждым взмахом поступательно увеличивая скорость движения, стараясь, видимо, побыстрее проскочить освещенный участок неба. А ведь скорость этих таинственных угольно-черных тварей, несмотря на кажущуюся неторопливость и основательность машущих движений, наверняка была очень высокой они куда-то страшно торопились с вполне определенной целью. Я так и не мог понять кого они мне напоминают. Скорее всего, мое непонимание объяснялось тем, что ничего подобного и даже близко похожего мне никогда в течение жизни не приходилось видеть. Когда я насчитал их восемнадцать, а они еще и не собирались кончаться, генерал, не отнимая окуляры бинокля от глаз, пальцами другой руки принялся нажимать кнопки на пульте мобильника.
Такой же бинокль из всей группы имелся еще у майора Стрельцова, так же как и генерал, он имел возможность рассмотреть невиданных курлыкающих тварей крупным планом во все деталях. Стрельцов стоял рядом со мной и спустя какое-то время, убрав бинокль от очков, повернул голову и тихо сказал одному мне:
Я уже видел сегодня одного такого он убил Кольку Подкалаева на вашей городской свалке, а до этого хранился в виде грязной тряпки в твоей, Валя, стиральной машине
Товарищ генерал-лейтенант, это Панцырев! Объект оказался репродуктантом Я и вся моя спецгруппа находимся у предполагаемого апарца и визуально наблюдаем репродуктантов Они летят, товарищ генерал-лейтенант Как куда?! В сторону города Зачем?!.. Об этом, боюсь, знают только они сами
Глава 10
Одна из центральных городских площадей под названием Октябрьская, залитая светом неоновых реклам и электрических фонарей, безусловно, не могла не привлечь внимания стрэнга, жадно выискивавшего добычу с высоты ста метров. В сгустившейся темноте различить стрэнга над ярко освещенным квадратом площади практически не представлялось возможным. Он замер на месте, широко раскинув крылья. Пребывая в состоянии свободного парения, чудовище придирчиво принялось рассматривать людей, делавших площадь столь оживлённой своей обычной вечерней многочисленностью. Никто из горожан, находившихся в эти минуты на площади, не предчувствовал никакой беды.
Лишь барабинский татарин Фарид Турлаев, старший прапорщик местного ОМОНа, ветеран чеченской войны, сидя справа от водителя в патрульном жёлто-синем «УАЗе» неожиданно испытал беспредметное беспокойство. Собственно, прапорщика насторожило не столько само беспокойство, сколько неожиданность его появления. Прапорщик оказался напрочь выбитым из уютного состояния полного душевного равновесия и почувствовал себя так, словно находился сейчас на дне Аргунского ущелья среди обломков скал под прицелом сразу нескольких боевиков. Он пристально взглянул сквозь лобовое стекло на вечернюю площадь, залитую огнями рекламных плакатов и витрин многочисленных магазинов, внимательно осмотрел прогуливавшихся мимо патрульного «УАЗа» людей, задержал почему-то взгляд на трамвайной остановке, где в ожидании трамвая томилось человек восемьдесят.
Не могу понять отчего, заговорил прапорщик Турлаев низким напряженным голосом, но у меня ощущение, что сейчас кого-то убьют.
Никому из членов экипажа не пришло в голову ничего вразумительного, чтобы внятно получилось ответить странным и жутким словам командира. Правда, секунды через три выяснилось, что много испытавший на своём веку командир, судя по всему, никогда не испытывает ложных ощущений в неоновом свете фонарных столбов, возвышавшихся над трамвайной остановкой, внезапно сверкнул ярчайший нежно-бирюзовый зигзаг и будто шарахнулся в сторону народ, толпившийся под неоновыми фонарями и кто-то где-то, кажется, где-то совсем рядом с патрульным автомобилем, дико вскрикнул какая-то женщина. И показалось всему патрульному наряду, что ослепительный бирюзовый сполох залил на мгновение неоновый свет фонарей, разноцветные огни рекламных щитов и ровное мощное сияние магазинных витрин. А затем и вовсе в глазах милиционеров сделалось даже не темно, а черным-черно.
Кто-то выхватил жадной зубастой пастью кусок освещенного вечернего майского воздуха на трамвайной остановке вместе с высокой пышноволосой блондинкой, давно уже привлекавшей внимание четырёх омоновцев великолепной спортивной статью. Омоновцы дружно охнули и невольно подпрыгнули на жестких подушках автомобильных сидений, и лишь опытный боевой прапорщик Фарид Турлаев ясно различил какая невероятнейшая штука только что произошла на трамвайной остановке. Он поднёс ко рту рацию, и деревянным, а может замороженным, ну, в общем не своим голосом, доложил сквозь хриплую разноголосицу эфира милицейской частоты:
Пятый, пятый! Я шестнадцатый! Срочно опергруппу к трамвайной остановке «Октябрьская площадь». Неопознанная летающая тварь, по всей видимости хищная и смертельно опасная для человеческой жизни, только что на наших глазах унесла с трамвайной остановки молодую женщину прямо в небо.
В следующий раз закусывай, Турлаев!!! зло рявкнула рация в ответ чьим-то необычайно низким голосом. Турлаев ничего не ответил, расширенными до невозможных пределов глазами, продолжая буравить то место, где только что нетерпеливо потряхивала роскошной белокурой гривой, капризно притоптывала длиной ножкой стройная красавица, и где теперь ничего, ровным счетом ничего, не было.