Я вспомнил, как трудно было мне включить жену в наш проект. Сколько не понимания встретила моя просьба в Совете. Одна лишь дочь всегда поддерживала, да Андрей Иванович, которому никогда не надо было ничего объяснять. Тогда его слово на Совете было решающим. Многие показали свое истинное лицо - теперь я знал точно, с кем работаю.
За три с небольшим года жизни в этом мире, мы не расставались ни на один день. Этот отпуск обошелся мне дорого, но я не жалею ни о чем.
Ответственным за Великий Марш назначили меня, как бросившего проект ради личных "утех". Утех! как хотелось тогда разбить эти заплывшие жиром самодовольные наглые морды. Андрей Иванович, взял на себя переговоры с этими ублюдками, они хотя бы раз поработали как мы, годами, веками, но нет.
После смерти Наташи мир изменился для меня. Даже Боги не всесильны. Я не знал тогда, кому молиться, кого проклинать. Я знал одно - мир изменился окончательно и бесповоротно.
За столиком маленького уютного кафе сидел немолодой уже, но вполне подтянутый мужчина, неторопливо пил пиво, и, щурясь от майского солнца, наблюдал, как стайка воробьев отбирала хлебный мякиш у медлительных тупых птиц мира.
Тень затмила на мгновенье взор, и Герр Штайгер машинально повернул голову в сторону объекта, затмившего весенние лучи.
- Я могу присесть рядом с Вами? - проговорил незнакомец со странным акцентом. Произношение было идеальным, но слух резали некоторые нотки, которые не походили ни на один их слышанных ранее Штайгером диалектов или акцентов.
- Да, пожалуйста, присаживайтесь, - сказал Герр Штайгерр и отодвинул газету на свою сторону, - хотите кофе или быть может пива?
- Пожалуй, я бы выпил чая, - герр Штайгер подозвал официантку и заказал.
- Я так думаю, что Вы не впервые в нашем городе.
- Тонкое замечание. Я бывал много раз в вашем городе, и с удовольствием возвращаюсь снова и снова.
- Да, но только это уже не тот город, что был раньше. По крайней мере, не тот, что живет у меня в сердце.
Я промолчал, было интересно к чему ведет Герр Штайгер. Принесли чай, и мы тихо принялись за свои напитки.
- Когда я был мальчишкой, мы часто играли в захват крепости, она неподалеку отсюда. Не всегда победа была нашей, но борьба, была интересна сама борьба. На набережной я познакомился со своей будущей женой. Это было много, много лет назад... А что сейчас? Мы вымираем, Николай, ведь я не ошибся, назвав Вас этим именем.
- Нет, Вы правы, Герр Штайгер. Я бы спросил, как Вам удалось меня узнать, но ответ очевиден и так.
- Конечно, я ждал Вас. Рано или поздно, но вы, до сих пор не могу определиться, как называть вас.
- Думаю, что Вы сможете найти в истории наши имена, но имеет ли это значение? Предполагаю, что и суть нашего разговора Вам тоже известна?
- Да, мало того, я готов дать ответ прямо сейчас.
- Извольте.
- Мой ответ да. Я слежу за новостями, не надо быть семи пядей во лбу, чтобы спрогнозировать ближайший ход событий. Но Вы также должны понимать, что я солдат и выполняю приказы.
- Я Вас и не хотел призывать к неповиновению. Никто не может сказать, что действительно правильно и ложно.
- Я уверен, что Вы. Николай, знаете, что нас ждет. Я буду руководствоваться своей совестью.
- Благодарю Вас, более мне ничего от Вас не нужно.
Я допил чай и собрался уходить. Герр Штайгер встал, протянул мне руку, и я пожал ее. Он посмотрел впрямую на солнце и спросил:
- Сколько нам еще осталось?
Я лишь покачал головой.
- Все зависит от вас, мы не решаем за людей их судьбу. Прощайте.
- Прощайте, Николай. Может, увидимся в другой жизни.
Я вышел на центральную площадь, когда ко мне присоединился Олег.
- Ты новости смотрел? - спросил я Олега.
- Да. Точка не возврата пройдена. Николай, ты считаешь, что мы все делаем правильно?
- Нет.
- Тогда, - Олег задумался.
- Тогда почему мы вмешиваемся, если не знаем, что будет лучше на этот раз?
- Да, именно.
- Олег, ты же помнишь начало?
- Да, тогда было все просто.
- А помнишь, когда на Совете первый раз решили исключить нашу группу?
- Как не помнить, - Олег мрачно вздохнул, - я думал тогда, что все для нас закончилось.
- Ну, закончилось, не закончилось, а ведь мы много времени потеряли, люди перестали в нас верить, перестали нам верить.
- Да, группа Свенсона наделала делов, их политика невмешательства!
- Ну, ты тоже не совсем прав.
- Почему? Надо было действовать! Надо было на корню выжигать этих, - Олег с омерзением сплюнул.
- Ты забываешь об одной важной вещи. Все, что происходит в этом мире, все это послужит нам в дальнейшем.
- С точки зрения Эксперимента, безусловно. А может он и не нужен вовсе?
- Все может быть. Ты не забывай, что люди не перестали быть людьми, даже когда мы покинули их.
Мы шли неторопливо по набережной. Прохладный речной ветерок легко блуждал среди деревьев, то и дело игриво подталкивая в спину. Теплый летний вечер успокаивал, вечерний город был тих и свеж. Олег остановился.
- А что будет в конце? Что будет, когда все закончится?
- Не знаю.
- Нет, Николай, знаешь! Что дальше?
- Не могу сказать, это будет решать Совет. У нас с тобой еще есть время.
- Время... нет у нас уже времени! Что будет с моей семьей?
- Олег, не забывай, не забывай! Ты не они, это не твоя семья. Забыл Правила?
Олег замолчал. Он опустил голову и вздохнул.
- Я помню правила. Но ведь они живые, ты, ты же сам это знаешь - они живые!
Я посмотрел на Олега. Как часто я слышал это, как часто мои товарищи путались в реальностях. Он всегда был таким, с самого начала. Именно поэтому я и взял его. В чем-то он конечно прав. Я посмотрел на гуляющие по набережной пары, они тихо разговаривали, смеялись. Они любили, ненавидели, они умирали, рождались, они жили.
- Олег, - я серьезно посмотрел ему в глаза, - ты знаешь правила, ты не должен больше об этом говорить, иначе я буду вынужден тебя заменить. Тебе все понятно?
- Да, Николай. Мне все понятно, - сказал Олег и с некоторой злобой посмотрел на меня.
Дальше мы шли молча, мне не хотелось его тревожить, пусть обдумает все сам. Я знал, что поступаю правильно, но легче от этого мне не было.
* * *
Рашид сидел у себя в доме и перебирал старые фотографии. Фотографий было много, набралось бы не на один альбом, но он хранил их исключительно в старом кожаном дипломате. Разложив фотографии на столе, на диване, он подходил то к одной кучке, то к другой.
Каждая группа фотографий показывала разные этапы в жизни Рашида: тут были и военные хроники, где он молодой, первым въезжал на броне танка в поверженные города, где его батальон на первой линии атаки сбрасывал врага с укреплений. Рашид аккуратно брал каждую из них и внимательно вглядывался, восстанавливая в памяти давно забытые картины. Тяжелая дрожь былых переживаний прокатилась по нему, он вспомнил былых товарищей, которые гибли у него на руках, лишь он, в любой атаке, в самом страшном котле всегда оставался в живых и, казалось, даже без единой царапины. Многие это называли чудом, один лишь только генерал Иванов в свое время сказал ему: "Рашид, как бы ты не старался, но от судьбы не убежать. Бой твоя стихия, пока ты воюешь, ты жив!". Старый вояка, Рашид вспомнил старое мудрое лицо генерала, всегда подчеркнуто строго, подтянутого до самой последней минут жизни. "Он тоже жил, пока воевал" - подумал Рашид. Как закончилась война, генерал угас буквально за полгода. Тогда Рашида и рекомендовали на его место, и он стал самым молодым генерал-лейтенантом.
В дверь постучали. Рашид задумался и быстро сложил фотографии обратно в чемодан.
- Кто? - спросил он.
- Рашид, зайчик, - Рашид плюнул с досады, это была его молодая жена, как же его коробило от этого "зайчика", - давай спускайся, все ждут тебя.
На календаре было пятое июня, день Великого Марша. Рашид не любил этот праздник, хотя его называли одним из главных героев наряду с Наместником, повернувших судьбу страны. Долгое время он сомневался в правильности своего решения, но все друзья, окружение, да и сам Наместник уверяли его, убеждали, что в итоге он сдался.
На этот раз праздновать решили у него, об этом сообщили на последнем Совете.
Рашид посмотрел на себя в зеркало, поправил мундир, погладил бережно натертые до блеска награды, взглянул еще раз и с силой сдернул с его себя.
Через пару минут дверь кабинет открылась, и Рашид вышел в строго сером костюме и белоснежной рубашке без галстука.
- Милый, а почему ты не надел свои награды, ты в них такой..
- Не приставай, - перебил куклу Рашид, - награды должны быть у героя.
- Но ты и есть герой, - не поняла кукла, но тут же забыла об этом и, обхватив его за руку потянула вниз по мраморной лестнице.
В большом зале собрался весь цвет нации, тут собрались все: от правящей элиты и крупных промышленников, что не имело особого значения, до ведущих актеров, певцов, прославлявших в своих песнях величие Великого Марша и мудрость Наместника. Были и "простые" тусовщики, без которых не обходилось не одно значимое мероприятие.
Когда Рашид вошел, Наместник встал и жестом поприветствовал хозяина дома, в туже минуту со своих мест соскочила вся эта орава и в подобострастном порыве начала аплодировать Рашиду, то и дело ловя сигналы от Наместника. Наместника это забавляло и на минуту он решил проверить, насколько хватит порыва прихлебателей. Аплодисменты перешли в монотонный гул ударов ладоней и Наместник, наконец, жестом оборвал их.
Рашид оглядел всех собравшихся, легкий приступ тошноты подкатил к горлу, запахло могильной сыростью, гнилостных запах на мгновенье перебил ароматы роскошных угощений стола. Запах пропал. Но Рашид все еще стоял в оцепенении. Гости удивлением смотрели на хозяина, тогда Наместник шутливо произнес: "Рашид Магомедович, присаживайся, не стесняйся в своем доме". Зал грянул хохотом, Рашид послушно сел.
"Своим домом, своим домом! - Рашид задумался, - "а где он, мой дом?". В памяти как искрой разожглось пламя воспоминаний о маленькой ведомственной квартирке в областном центре, о том, как он забирал жену с дочкой из роддома.
- Сегодня мы собрались по всем известной причине, - начал свою речь видный деятель искусства, который не пропадал ни при какой власти. Теперь же он был официальным экранизаторов Великого Марша, - но, каждый раз я хочу поднять этот бокал за Вас, Наместник, за Вас Рашид Магомедович, за вас, - он обратился ко всем сидящим, - никогда не будут тех слов, которые бы могли выразить нашу благодарность вам. Так выпьем же за тех, кто присутствует с нами здесь за этим скромным столом, за тех, кто нашел в себе силы, и, преодолев все трудности, поднял страну колен! Ура! Ура! Ура!".
Раздалось троекратное "Ура", зал вскочил, зазвенели бокалы. Наместник сидя протянул свой бокал Рашиду и жестом показал на его бокал. Рашид неуверенно взял бокал с шампанским из тонкого старинного хрусталя и, не чокаясь, выпил. Наместник чуть двинул бровями, но не подал особо вида. Он поприветствовал зал, встал и выпил со всеми.
Рашид сидел. В голове его была буря мыслей, причем он не мог пока определить основной вектор направления, оставив свои попытки хоть как-то успокоить или систематизировать их, он ждал, когда этот вихрь мыслей перейдет в одну единственную, ту, которая одолевала им уже который день. К горлу подкатывал новый приступ тошноты, вся эта радующаяся шваль, эти жабьи лица, гнилостный смрад ощущался все более явно , и теперь Рашид мог четко различать, от кого он шел.
- Рашид, - мягко сказал Наместник, - тебе нездоровится?
- Пожалуй, да, - с большим усилием проговорил Рашид, стараясь подавить в себе сильный приступ рвоты.
- Сегодня все не так важно, но завтра, ты же понимаешь, что должен завтра быть рядом со мной на параде, иначе и быть не может, кто у нас герой марша? А какой парад без героя?
- Я все понимаю, завтра я буду в порядке.
- Вот и хорошо. Милочка, - обратился Наместник к жене Рашида, - проводи мужа в его комнату, видишь, как ему нехорошо.
Кукла оторвалась от очередного ухажера, что заискивающе заигрывал с ней, и послушно подошла к Рашиду, обняла его за спину, поцеловала и повела обратно в кабинет.
Рашид не сопротивлялся, он был бледен, гости с наигранным беспокойством в лице проводили его взглядом, после чего тут же продолжилось веселье.
Рашид сидел на кровати опустив руки. Вихрь мыслей в голове улегся, высветилась одна, самая главная, но от этого не стало легче, как раз наоборот. Он понимал, что надо делать, но не представлял себе как. Любой из исходов не предвещал для не го ничего хорошего, но это уже не имело значения.
Внизу еще гремел праздник, когда Рашид тихо выбрался из дома и направился в сторону города.
Город готовился к торжествам. Улицы были украшены знаменами победителей, в каждой витрине были портреты Наместника. Подъезды к городу были запружены колесницами из-за подхода большого количества войск, якобы в связи с повышенной угрозой.
Вот уже полтора года, как вся страна менялась, менялась стремительно. До этого безучастные группы людей теперь разделились на две: за и против. Не осталось ни одного человека, который бы не имел своей позиции. Все больше на слуху было имя нового лидера народной партии "Поворот" Александра Хельда.
Павел Георгиевич за последнее время похудел, осунулся. Тот огромный вал работы, который свалился на него после печати статьи "Поворот неизбежен", нарастал с каждым днем все больше. Из простого главного редактора маленькой газетки он в одночасье вырос до директора открытого канала "Время говорить", решение родилось само, но у него не ослабевало впечатление, что ему это внушили, но кто? Да и как? Конечно, после каждого посещения фонда или общения с Александром Хельдом, у него складывалось впечатление, что все те мысли, которые он высказывал, были не его. Хм, тогда чьи?
"Хватит думать о ерунде!" - мысленно погрозил себе Павел Георгиевич. Завтра был трудный день, начинались предварительные дебаты, и канал каким-то чудом выиграл первенство в освещении этих событий. Именно чудом, иначе происходящее Павел Георгиевич и назвать не мог. "Не иначе, как боги снизошли до нас" - часто говаривал Павел Георгиевич в редакции.
Впервые властная партия снизошла до участия, хотя все это время она игнорировала дебаты под предлогом отсутствия действительно стоящих оппонентов. "Тогда они были правы" - Павел Георгиевич вздохнул, вспоминая всех тех клоунов, которые участвовали в этом политическом цирке.
Перепрыгивая через лужи, Павел Георгиевич торопился, в руках его был неизменный портфель, служебной машины у него не было, так как он считал, что ему она не положена.
Небо хмурилось, тучи все плотнее заволакивали небо, вот-вот скоро грянет гром, и хлынет небесный поток воды на землю.
Оставалось не так далеко до конторы, Павел Георгиевич решил срезать путь и двинулся во дворы.
Войдя под арку, он заметил в дальнем углу две фигуры. Одна была среднего роста, в длинном черном пальто, второй же был чуть ниже, коренастый русый парень в джинсовом костюме. Парень о чем-то тихо сказал франту и подался вперед, на что тот будто бы ничего не ответил, но парень остановился. Его не раз предупреждали о возможных нападениях, и даже было одно, когда Павлу Георгиевичу сломали обе кисти, но он упрямо считал, да и история подтверждала, что чему быть, тому не миновать, а если его и захотят убрать, то это не так уж и сложно сделать, охрана и личная машина не помогут, охрана и прирежет. "На все воля божья" - отшучивался бывало Павел Георгиевич.
Павел Георгиевич прибавил шагу и нырнул дальше по туннелям Северного города.
- Зачем мы сюда пришли? - Олег с некоторым отвращением посмотрел на загаженный подъезд. Вот уже который час я водил Олега по переулкам Северного города. По правде говоря, конкретной цели у меня не было, я хотел, чтобы он прочувствовал атмосферу этого города.
- Не торопи время, все узнаешь. Ты так нос то не зажимай, не царских кровей все-таки, - я посмотрел на Олега, зажимающего нос ладонью. Запах был, конечно, не очень, прямо сказать как в свинарнике - и это был человеческий свинарник. - Ты помнишь, о чем мы с тобой говорили во время стального котла?
- Да, как такое забудешь. Я помню все! - со злостью сказал Олег, - сколько тогда людей полегло, помнишь, нет?!
- Я ничего не забыл. А ты смотрю, так и не понял видимо. Думаешь, что я мог изменить предначертанное? Молод ты еще, Яр, молод.
Олег отвернулся и встал спиной. "Обидчивый, а ведь он меня отлично понял еще тогда, в песках Африки, когда сам под знаменем ходил истину насаждать" - подумал я и на секунду унесся в воспоминаниях на много веков назад. Собственно ничего с тех пор и не изменилось, как убивали себя люди за мнимые богатства, так и продолжают убивать. Порода человеческая звериная, коварная, жестокая. Звери ценят свой род, защищают свой род. Человек утратил еще тысячи лет назад первейший инстинкт сохранения рода, переродился в иного зверя, но все еще остался человеком. Пройдут века, а главным врагом человека так и останется сам человек. Какие мы, такие и они.