Тайны Тайи - Медведев Дмитрий Сергеевич 4 стр.


Мысленно Кирилл горячо поблагодарил самого себя, что не выбросил джетпак. Дрожащей рукой он на бегу нащупал заветное кольцо и что было сил вытянул его. Рюкзак едва заметно завибрировал за спиной.

Безо всякого переходапрямо как возле ручья с дацентруромдеревья резко расступились, ударив в лицо Кириллу ярким солнцем. Прищурившись, он опять же в мыслях чертыхнулся и, примерно наметив, где завершается утес и начинается пятидесятиметровая пропасть, в нужный момент подсел и подобно пружине толкнул себя вверх и вперед, одновременно вдавливая в рычаг кнопку ускорения.

Успел. Мощь джетпака позволила взметнуть вспотевшее и ноющее от усталости тело вверх, как блин на сковородке. Кирилл быстро сбавил ускорения, поймал равновесие и пустился прочь, в сторону от берега. Он налетал уже больше двадцати часов и успел хорошенько освоиться. Джетпак стал как родной.

Добыча ушла. Это стало окончательно ясно. Ее уже не поймать. Вот тогда-то торвозавр и зарычал. Оглядываться не хотелось, потому что там, за спиной, ждали холодные глаза безжалостного убийцы. Нет, спасибо, хватит и рева.

Он был рокочущим, злым, с каким-то металлическим призвуком, заставляющим робеть. Наверное, многие зазевавшиеся травоядные даже и не пытаются сопротивляться торвозавру, теряя подвижность из-за парализующего страха и отдаваясь в руки безжалостной судьбы.

Кирилл летел выше и дальше, оставляя торвозавра на утесе. Руки и ноги, повисшие в воздухе, потяжелели. Казалось, стоить снять костюм, и от них пойдет настоящий пар, как от костра, когда туда подкинешь мокрых веток. Да, ерунда, дело-то житейское. Самое главное, Кирилл уцелел. Он избежал, возможно, одной из самых страшных смертей в мире.

 Что ж ты страшный-то такой,  слабо пробормотал Кирилл.  А ведь мне с тобой еще разговоры разговаривать

8

 Ну и идиот ты, Кирилл,  Элвин говорил так бодро, будто никто его не бил и, тем более, не отключал.  В следующий раз попробуй только не ответить.

 Я чуть не поймал этого козла!  возмутился Кирилл.  Так что мне премия полагается, а не претензии.

 Вот за это «чуть» я тебе выпишу премию,  мрачно пошутил Элвин.  Сто двадцать отжиманий, думаю, тебя устроят. Ладно, что уж там, все оплошали, а ты мне еще и жизнь спас. Снижайся в квадрат тридцать пятьчетыре, мы подберем тебя через десять минут.

 Принято.

 Конец связи.

Говоря начистоту, не очень-то Кирилл и хотел садиться на землю. Очень уж красивым был вид, аж дыхание перехватывало. Изрезанная береговая полоса белого песка, простирающаяся под утесом, уходила в спокойный океан, кажущийся с вышины изумрудным, прозрачным и чистым. Яркий солнечный свет бликовал на воде, придавая ей поистине драгоценный блеск. Хотелось смотреть и смотреть на то, как волны с нежностью облизывают берег. Смотреть, не отрывая глаз. Выбрать свободный день, поставить шезлонг с зонтом и просто глазеть на это великолепие, ни о чем не думая и ни на что не отвлекаясь.

На небени облачка, полный штиль, никакого намека на ветер. Чуть восточнее, неподалеку от устья Черроу, виднелась маленькая аккуратная лагуна, имеющая форму почти идеального овала. Ее наполняла река, поэтому вода в лагуне была пресной. И поэтому-то здесь и толпилось столько животных, явившихся на водопой и заодно искупаться.

Несколько шипастых дацентруровили это были мирагайи?  стояли по брюхо в воде и то лакали воду, то приподнимали голову и довольно прищуривались. Похоже, это в их мимике является выражением высшего наслаждения.

Неподалеку паслись и совсем юные лусотитаны, пожирая листву с кустов, окруживших лагуну с южной стороны. Кирилл безошибочно признал в них бедных детенышей, чудом выживших в настоящей катастрофе, сопровождающей каждое рождение этих животных. Они вылупляются из яиц в огромном количестве и погибают десятками, если не сотнями, поскольку появление такого множества новых жизней так и манит мясоедов всех мастей. Родители не могут заботиться о выводке, и виной всему разница в размерах. Те же дацентруры, к примеру, сразу принимают молодняк в стадо и обороняют его от хищников, но у зауроподов все иначедлинношеие кочуют, и малыши бы ни за что не поспели за взрослыми.

Чешуйчатая шкура из нежно-зеленой стала желтой, и на ней стали просматриваться пока еще блеклые темные пятна. Динозавры за месяц ощутимо подросли, и размером теперь не уступали, как минимум, хорошо откормленному пони. Такие темпы роста внушали надежду.

Лусотитанов было семеро. Кирилл не знал, с какой целью они держались рядомто ли коллективный инстинкт заставлял их собираться в целях самообороны, то ли малыши просто, не сговариваясь, пришли полакомиться сочной растительностью. Им требовалось есть почти двадцать часов в сутки, спали лусотитаны немного.

Эстетическое наслаждение от красот природы Тайи было бесцеремонно прервано невесть откуда взявшимися диморфодонами. Они как чайки налетели на человека парящего в принадлежащем им небе (когда поблизости нет орнитохейруса). Птероящеры принялись виться вокруг Кирилла и пронзительно галдеть, один в один как чайки, вечные надоеды.

Присутствие человека здесь, в вышине, смущало их, и атаковать мелкие диформодоны не решались. Инстинкт подсказывал им, что предполагаемая жертва больше и тяжелее, да и в полете держится уверенно, а значит, нападение может быть чревато последствиями. В то же время оставлять появление незваного гостя незамеченным рептилии не собирались.

При почти двухметровом размахе красноватых крыльев, испещренных прожилками сосудов, диморфодоны отличались хрупким и легким телом около метра с небольшим длиной. В отличие от остромордых рамфоринхов диморфодоны имели короткие и крупные головы. Такая диспропорция размеров головы и тела припоминала цератозавратот тоже словно одолжил зубастую башку у кого-то покрупнее. Правда, у цератозавра и торс массивный, и лапы мощные, а диморфодоны напоминали истощенных узников средневековой крепости или просто дистрофиков.

Вообще, если отнять крылья, силуэт птерозавра странным и даже неприятным образом напоминал очертания человека, страдающего от мерзкого недуга, при котором худые руки вырастают длинными, напоминая плети, а ноги остаются хилыми и крохотными. Ни дать, ни взять, вампир какой-нибудь, из Трансильвании, или где там они обретались.

Не желая заигрываться с диморфодонами, Кирилл пошел на снижение. Птерозавры последовали за ним. Кажется, этот маневр они расценили как слабость, поскольку кольцо начало сужаться.

Еще пару недель назад Кирилл бы здорово струхнул, но у него было много практики общения с местными животными, и он успел кое-чему научиться.

Вычислить вожака оказалось несложно. Вот он, в первом ряд, беснуется и орет громче всех, кося узким глазом на дерзкого человека. Да и цвет у него ярченасыщенный алый, с белыми полосами на покрытом каким-то коротким пушком пузе.

Настройка заняла несколько мгновений, не больше, после чего Кирилл без особого труда передал послание вожаку. Задача была непростая, ибо, общаясь с животными, Кирилл всегда держал глаза закрытыми, что весьма затрудняло приземление.

«Оставь меня в покое. Я не угроза, я уже ухожу. Не оставишьбудет плохо».

Коротко и ясно. Еще раз пронзительно крякнув, как бы подтверждая прием сигнала, диморфодон еще быстрее замахал крыльями и начал набирать высоту. Сородичи тут же потеряли к Кириллу всякий интерес, покорно устремившись за предводителем.

Хоть подобные манипуляции Кирилл теперь проделывал регулярно, вздох облегчения все же вырвался из груди. Сердце успокоилось, вернув себе нормальный ритм, дыхание восстановилось, начала наваливаться усталость. Пора приземляться.

Внизу уже ждал хорошо знакомый джип, и Кирилл взял курс прямо на него. Он и понятия не имел, что сидящий спереди Элвин пристально наблюдал за ним последние пару минут. Обдумывая увиденное, он задумчиво скреб подбородок. Ни водитель, ни Ральф с Марчином ничего не заметили, засмотревшись на пасущихся у лагуны динозавров.

9

Остаток дня прошел в нормальном рабочем режимепосле обеда Кирилла с Тиджеем поставили на патрулирование, и они без особой цели слонялись взад-вперед вдоль выделенного участка ограждения. При свете дня большой нужды в этом не было, но все же вероятность попадания нежелательных представителей фауны на внутреннюю территорию имелась.

К слову, совсем недавно Расим принял решение ввести еще четыре должности в охранедля патрулирования городка. Народу становилось все больше, население приближалось к отметке в одну тысячу восемьсот человек, и время от времени случались конфликты. До серьезного пока не доходило, однако за последние две недели в Гросвилле случилось три потасовки, после которых пострадавшие приходили с синяками и ушибами в лазарет.

Пришло время для того чтобы бойцы поплотнее взялись и за работу полиции, порядок теперь требовалось поддерживать с обеих сторон забора. Именно так в охрану и попал Милан, упрямый до чертиков. В последнее время он делал большие успехи, доставая Кирилла чуть не каждый вечер. Иногда серб вымаливал уделить ему хотя бы полчаса, чтобы разучить что-то новое. Уже данное Кириллом он усваивал как губка воду, требуя еще и еще.

О, а вот и он, собственной персоной!

Милан шагал со спортивной сумкой наперевес, прихрамывая на правую ногу. Под правым же глазом красовался свежий небольшой синяк. Завидев Кирилла, он приветственно помахал ему рукой и ускорил шаг, чтобы как можно быстрее пожать другу-наставнику руку.

 И кто же тебя так обработал?  Кирилл с ухмылкой оглядел тощего, но жилистого серба.  Ты ж теперь не трудоспособным будешь, Расим по чернявой башке за это не погладит.

 Тогда пусть предъявляет претензии Кшиштофу,  насупился Милан.  Ты этого шкафа видел?

Кирилл кивнулконечно, видел. Его сложно не заметить. А уж кулаки у бывшего чемпиона Польши по тяжелой атлетике и вовсе напоминают молоты. Как формой, так и весом.

 Я-то хотел потренироваться, легонько поспарринговать,  с досадой вздохнул Милан.  Но у него свои понятия о «легонько». Такой «лоу» мне зарядил, что А-ай, мать твою!

Он хотел показать покрасневшую от удара ногу, но не смог согнуть ее от боли. Махнул рукой и осторожно поставил ногу обратно на землю.

 Загляну в лазарет, может, мазь какую подкинут,  серб сделал шаг и поморщился.  А то все хуже.

 Выздоравливай,  Кирилл несильно хлопнул Милана по спине и пошел дальше, сделал два шага и развернулся.  Слушай, скажи Юле, чтобы после смены пришла в парк, хорошо? Я подожду ее там.

Милан поднял вверх большой палец и продолжил ковылять к совсем пока не близкому медицинскому корпусу. Такими темпами ему пилить еще минут пятнадцать.

 Забавный чувак. Мал клопда, как говориться  хмыкнул Тиджей, но, нарвавшись на ледяной взгляд Кирилла, осекся и умолк.

Сегодня он зарекомендовал себя трусом, и разговор с Расимом был еще впереди. По возвращению с выезда Тиджея и Элвина быстро осмотрели в лазарете, признали, что ничего их здоровью не угрожает, и отправили работать дальше. В конце концов, такая уж работа в охране.

Тиджей так и вовсе, кажется, отключился от страха, поскольку его никто не бил. Это Элвину будто тараном по забралу прилетелона стекле даже царапина осталасьа у Тиджей был только синяк на спине. Должно быть, невидимка прижал его пядью к земле, а амбал возьми и отключись. Хорошо хоть не обмочился.

Даром, что задание ребятам дали скучное, рабочий день закончился быстро и легко. Кирилл до последнего надеялся на то, что к ограждению подойдет какая-нибудь живность, хоть даже суетливое млекопитающее, но последние предпочитали ночной образ жизни. Днем слишком велик был риск нарваться на неприятности, да и яйца гигантских рептилий под покровом темноты красть проще. Правда, и здесь, как в анекдоте, имелся небольшой нюанссципиониксы и аристозухи были не лыком шиты. Многие из них тоже перешли ночной режим, терроризируя мохнатых и существенно сокращая их и без того скромную популяцию.

Наконец, передав смену Дональду и Тарасу, Кирилл без рукопожатий распрощался с Тиджеемтот задержался потрещать о том, о сем с коллегамии побежал в раздевалку. Хотелось как можно скорее увидеть Юлю, тем более что ей осталось трудиться не больше четверти часа.

Сдав рабочий защитный костюм в прачечную, а джетпакна «зарядку», Кирилл чуть не вприпрыжку помчался в их с Юлей излюбленное местопарк земной природы. По пути ему встретился Кшиштоф. Мрачный громила был не слишком разговорчив и предпочитал проводить время за меломанией. Вот и сейчас он прогуливался с огромными старомодными наушниками. Тяжелый рок разливался из них по всему Гросвиллю, оставляя слушателю лишь жалкие крохи звука.

Кирилл помахал ему рукой и показал большой палецмол, классно ты Милана обработал, будет знать, с кем связываться. Реакцией Кшиштофа была лишь поднятая бровь, отображающая крайнюю степень недоумения. Кирилл как-то стушевался, махнул рукой и поспешил разминуться с неразговорчивым коллегой, а тот пошел себе дальше.

В парке было относительно людновозле самых стенок стеклянного купола ворковали две парочки, темнокожая гибкая девушка делала гимнастические упражнения на поляне с одуванчиками, да какой-то худосочный ботаник из отряда программистов штудировал очередную заумную книгу на своем навороченном КПК. Он лежал прямо на лавочке, постелив для мягкости покрывало, и был всецело увлечен чтивом. Об этом свидетельствовали ритмичные покачивания тощих лодыжекноги дылда-компьютерщик был вынужден согнуть, иначе не поместился бы на свое импровизированное лежбище.

Укромная полянка, окруженная кустами сирени, пустовала, и Кирилл с удовольствием плюхнулся прямо на траву. Несколько недель назад он где-то здесь выкопал металлический осколок неизвестного происхождения. Потом он пробовал пошарить по парку металлодетектором, но ничего не добился. К сожалению, воспоминания, так или иначе связанные с этим осколком, пока оставались недоступны. Вместо них приходили другие картинки, постепенно складываясь в паззл. Правда, на данном этапе общее изображение не угадывалось даже приблизительно. Перед Кириллом по-прежнему лежало черное полотно с отдельными, далеко разбросанными друг от друга фрагментами.

Да уж, вспомнишь лучиквот и солнце. Ноги мягко так подкосились, тело стало легким, почти воздушным, а небо сделало шаг навстречу с недосягаемых вершин, щедро пролив на Кирилла прохладную лазурь. После опостылевшей жары это было очень кстати.

Небо разлетелось на крохотные осколки. Серебрясь и золотясь, они пустились по кругу, а вместе с ними закружилась и голова. Приятно закружилась. Кирилл начал садиться, осторожно, медленно, широко разведя пока еще послушные ему руки. Только не привлекать внимания, не привлекать ничьего внимания!

В этот момент сквозь мутнеющий на глазах воздух, пропитанный терпкими запахами земных растений, он увидел, как в парк входит Юля. Последним усилием Кирилл вздернул правую руку вверх, два раза махнул ей и, поняв, что это не ускользнуло от взгляда девушки, расслабленно обвалился наземь и закрыл глаза.

10

Перед глазами плывут символы. Гладкие, округлые, совершенно незнакомые, но такие простые и естественные, что становится непонятным, почему ни в одном известном нам языке нет ничего подобного. Это не утонченная арабская вязь, не набившая оскомину латиница, не кириллица, напоминающая жителям Запада иероглифы, а жителям Востокагремучую смесь латинской письменности с чем-то непонятным. Это даже не консонантное еврейское письмо, для полного профана почти неотличимое от музыкальных нот.

В знаках было такая небрежная естественность, что хватало даже беглого взгляда, чтобы смысл написанного дошел до тебя.

Они медленно двигались вращались в самых разных направлениях, неторопливо дрейфуя, пролетая мимо и нередко повторяясь. Некоторые загадочно посверкивали серебром и сталью, иные скромно отсвечивали изумрудным цветом, а другие сияли первозданной белизной.

Неизвестные графемы начали плавно сходиться в слова, а тев предложения. В это же время зазвучал голос, все тот же голос отца, снова ставший знакомым, привычным. Теперь Кирилл ни с чем и никогда не спутает его звучание, даже если еще пятьдесят лет не услышит.

Голос как раз-таки начитывал вновь образующиеся слова. Божественный язык. Он звучал так мелодично, чуть вкрадчиво и в то же время честно, прозрачно. Мелькали слоги и сочетания звуков, нередко встречающиеся в известных Кириллу языках, но интонация же оставалась неподражаемой. Он не мог утверждать, что знает все языки Земли, однако что-то подсказывало, что ни в Африке, ни в Стране Басков, ни даже в племени Мапуче, тысячелетиями живущего в полной изоляции посреди Патагонии, никто не говорит с подобной интонацией. Никто не подчеркивает одни звуки, оттеняя другие, так, как это делает отец.

Назад Дальше