Когда вы снимали? спросила она. Где? Странная комната.
Человек на экране понял, наконец, Бредихин. Он похож на вашего знакомого?
Это Том, твердо сказала Лайма. Том Калоха. Нечестно с вашей стороны
Мисс Тинсли, в голосе русского появились металлические нотки, вы, безусловно, ошибаетесь. Том Калоха, вы сказали? Я слышал об этой трагедии.
Леонид что-то тихо сказал, и Бредихин кивнул:
Я понял. Сходство, конечно, да
Покажите, потребовала Лайма. Где бы вы это ни снимали, вы хотели мне это показать. Я хочу видеть, что говорит Том.
Леонид и Бредихин незаметно, как им, видимо, казалось, переглянулись.
На экране опять появилась планета, похожая и не похожая на Марс, а потом странная комната, справа вплыл Том, и Лайма рассмотрела то, чего не поняла в первый раз: по-видимому, комната находилась в невесомости, и Тому приходилось обеими руками держаться за небольшие поручни, чтобы оставаться в вертикальном положении.
Том много раз говорил, что в юные годы хотел стать астронавтом, но понимал, что это невозможноу него не было образования, он не служил в авиации, с его профессией водителя в космосе делать было нечего. Может, это аттракцион? В Гонолулу много аттракционов. Но почему Том не рассказывал ей? И как запись оказалась у русских астрофизиков?
Том посмотрел Лайме в глаза, отчего у нее перехватило дыхание, и сказал ясно и четко, будто говорил вслух, а не шевелил губами, рождая звуки лишь в памяти Лаймы, запомнившей на всю жизнь его гулкий, будто из колодца, и немного хрипловатый голос:
Мы понимаем, что помощи не дождемся. Кэп и Кабаяси, Лайма увидела имена, но не была уверена, что поняла верно, готовят корабль к консервации. Жизненное пространство схлопывается с расчетной скоростью, нам осталось
Том оглянулся, и у Лаймы выступили на глазах слезыона узнала стрижку, Том любил подбритый затылок, так было принято стричь голову у коренных гавайцев. Несколько раз Лайма по просьбе Тома подбривала ему затылок, вот точно так
В темном круглом проеме возникло движение, и в комнату вплылкак в репортажах с Международной космической станциихудой, будто шланг, афроамериканец, а может, коренной житель Африки, не написано же на нем, является ли он гражданином Соединенных Штатов. Странное телосложение для черного, Лайма встречала в жизни коренастых или высоких, но плотныхв общем, не таких.
Вошедший (вплывший) повис в кадре головой вниз и что-то сказал, Лайма не смогла разобратьне привыкла читать, если говоривший находился в такой неудобной позе. Том взял вошедшего за локоть, и оба объединенными усилиями устроились, наконец, перед камерой. Вошедший произнес (может, повторил уже сказанное?):
Вся документация по аварии он помедлил и продолжил:по катастрофе, я не хочу использовать это слово, но так точнее вся документация сконденсирована и (Лайма не поняла слова). Сигнал передан, консервация завершена, мы прощаемся, энергии не хватит на еще один сеанс. Мы
Он обнял Тома за плечи.
Прощай, Минни, крошка моя, сказал Том.
Минни?
Почему Минни? сказала Лайма.
Изображение на экране мигнуло, подернулось рябью, затуманилось и застыло. Тома было не узнатьнечеткая фигура на переднем плане, а рядом другая, длинная и, похоже, безголовая.
Все, сказал Бредихин и нажал несколько клавиш. На экране остались иконки Windows на фоне зеленого поля и мертво-голубого неба. Вы сумели что-нибудь понять, мисс Тинсли?
Почему Минни? повторила Лайма. Кто этоМинни?
Простите? не понял Бредихин. Леонид придвинул кресло и положил ладонь Лайме на руку, прикосновение было ей неприятно, она хотела сбросить чужую ладонь, но тело не повиновалось, только глаза и губы.
Минни. У Тома не было знакомой женщины с таким именем.
Вы сумели прочитать, что сказал этот человек?
Том?
Так его зовут? Он назвал себя?
Зачем ему себя называть? Это Том Калоха, он
Слезы подступили к горлу, и Лайма захлебнулась.
Простите
Сказала она это вслух? Подумала? Показала взглядом?
Простите, повторила она. Меня нужно было подготовить. Это так неожиданно.
Подготовить, повторил Бредихин. Мы хотели Собственно Пауза несколько секунд висела в воздухе, будто слова потеряли опору, но не могли растаять сразу. Мисс Тинсли, вы хотите сказать, что знаете этого человека?
Пальцы слушались плохо, но Лайма все же сумела достать из кармашка на кофточке плотный бумажный квадратик, фотографию Тома, сделанную год назад для пропуска на телескоп Кека, куда он возил оборудование.
Бредихин и Леонид долго всматривались в изображение.
Очень похож, сказал Бредихин. Просто одно лицо. Если не знать наверняка, что
Он не договорил, и в воздухе опять повисло тяжелое, как металлический брус, молчание, падавшее, падавшее и не способное упасть, если его не подтолкнуть словом.
Бредихин сказал так тихо, что ей опять пришлось читать по губам. По губам у русского получался ужасный акцент, и она с трудом разобрала:
То, что вы видели, мисс Тинсли, покадровая компьютерная симуляция записи оптической вспышки, продолжавшейся семь секунд и зарегистрированной две недели назад нашей аппаратурой на телескопе Кек-1. По величине межзвездного поглощения мы оценили расстояние до объектаот ста до двухсот парсек.
Лайма поняла каждое слово, но не поняла ничего.
Сто парсек, повторила она.
Бредихин посмотрел на Леонида. Тот пожал плечами.
Этот человек не может быть Томом, Лайма. Он жил лет четыреста-восемьсот назад. Столько времени шел этот сигнал. Вы поняли, что он говорил, да?
Лайма кивнула.
* * *
Горячий кофе и рюмочка коньяка привели Лайму в состояние, которое она не могла бы определить. Голова была ясной, она прекрасно понимала, что происходит, окружавших ее людей будто рассматривала через лупу: видела бородавку на щеке Бредихина, шрамик над левой бровью у Леонида, почти незаметный, но придававший лицу выражение ненавязчивого удивления. У женщины глаза были разного оттенка, Лайма видела, как менялся цвет радужной оболочки, когда Рената хмурила брови или старалась улыбнуться. У четвертого русского, Виктора, на тыльной стороне ладони оказалась татуировкаизображение то ли якоря, то ли похожего предмета, назначение которого Лайма определить не смогла (и не пыталась).
Воспринимая окружающее, Лайма странным образом оставалась глубоко внутри собственных переживаний и воспоминаний. На экране она видела не похожего на Тома мужчину, а именно Тома, только Тома, никем иным, как ее Томом, этот человек быть не мог. По очень для нее простой, а для других непонятной причине, которую Лайма не смогла бы описать словами. У нее не возникло ни капли сомненийэто Том. Так, наверно, собака определяет, хозяин перед ней или человек, похожий на него, как две капли воды.
Объясните мне, пожалуйста. Том в космосе?
Леонид едва заметно покачал головой, Бредихин кивнул, ониЛайма понималахотели знать, что говорил Том на экране. Почему-то им это было важно, и, не дождавшись ответа, Лайма повторила, следя за движением губ Тома в собственной памяти:
«Вся документация по аварии по катастрофе, я не хочу использовать это слово, но так точнее вся документация сконденсирована и», здесь я не поняла слово. По-моему, это не по-английски «Сигнал передан, консервация завершена, мы должны попрощаться, поскольку энергии не хватит на еще один сеанс. Мы»Лайма помолчала, как это сделал Том, и закончила:
«Прощай, Минни, крошка моя». Почему Минни? спросила она себявслух. Он должен был сказать: Лайма.
Значит, осторожно подал голос Леонид, этот человек
Том Калоха, отрезала Лайма, и никто не стал с ней спорить. Теперь вы сказала она. Почему вы сказали, что четыреста лет
Бредихин опустился на стул осторожно, будто боялся сломать, а на самом делеЛайма понималатянул время, собираясь с мыслями, подбирая слова и, главное, обдумывая, что сказать, а о чем умолчать, потому что лишнее знание увеличивает печаль.
Я должна знать все, заявила Лайма, глядя Бредихину в глаза и удерживая его взгляд.
Конечно, согласился Бредихин и жестом пригласил Леонида помочь, найти слова.
Мы работаем здесь по программе исследований ультракоротких переменностей очень слабых объектов, начал Бредихин медленно, нанизывая слово на слово, будто сочные куски бараньего мяса на тонкий шампур.
* * *
Бредихин помнил Виктория Шварцманаправда, виделись они всего раз, когда ученик десятого класса ставропольской школы поднялся с группой астрономов-любителей на Архыз и, задрав голову, с изумлением рассматривал огромный купол самого большого по тем временам телескопа в мире. Проходивший мимо мужчина (Евгению он показался староватым, хотя было Шварцману в тот его последний год всего тридцать пять лет) остановился, постоял рядом, спросил: «Хорошо? и сам себе ответил:Лучше не бывает. Если понимать, как мужчина оборвал себя не полуслове, помолчал и добавил:Если захочешь стать маньяком, милости прошу».
Произнеся эту загадочную фразу, мужчина пошел прочь, подбрасывая ногой камешки.
«Странные тут люди», решил Евгений и, догнав своих, спросил у сопровождавшего группу сотрудника обсерватории:
«Кто это? Идет там, видите?»
«Викторий Шварцман, человек, который знает».
Он так и сказал«знает». Не что-то конкретное, а вообще. Евгений кивнул и, помедлив, спросил: «Если я захочу стать маньяком, у меня получится?»
Он решил, что маньяками здесь называют астрономовдействительно, кто, кроме маниакально увлеченных наукой людей, согласится месяцами жить на вершине, где, хоть и красиво, но так же одиноко, как на полюсе? Несмотря на свои пятнадцать лет, он понимал, что такое тоска посреди прекрасной, но равнодушной природы.
«Маньяком? переспросил гид. Хорошо, я расскажу и о мании, раз тебя это интересует».
Что-то было в его словах неправильное, как показалось Евгению, но полчаса спустя, когда, осмотрев потрясшую воображение решетчатую трубу телескопа, ребята сели отдохнуть в конференц-зале, гид, представившийся младшим научным сотрудником (много лет спустя Евгений пытался вспомнить его фамилию, но не сумел, а человека этого больше не встречал), сказал:
«И еще у нас работают люди, называющие себя маньяками. Это великолепные сотрудники группы Виктория Фавловича Шварцмана, а маньяки они потому, что работают на аппаратуре, которая называется МАНИЯэто аббревиатура, означающая Многоканальный Анализатор Наносекундных Изменений Яркости. Шварцман и его коллеги исследуют две самые загадочные проблемы современной астрофизики. Они хотят доказать, что существуют черные дыры, это раз, а во-вторых, что в космосе есть внеземные цивилизации. Для решения обеих проблем нужно анализировать очень короткиепродолжительностью в миллиардные доли секундыизменения яркости звездных объектов. Ведь черные дыры можно отличить от нейтронных звезд только по очень коротким вспышкам, а внеземные цивилизации, если они хотят, чтобы их сигнал увидели на другом конце Галактики, тоже должны посылать в космос очень короткие закодированные импульсы».
Евгений хотел еще раз увидеть странного человека, чей взгляд был устремлен за горизонт, в том числеза горизонт событий в окрестности черных дыр. Но в тот день им встретиться не довелось, а через несколько месяцев Шварцмана не стало, и о его личной трагедии Бредихин узнал много времени спустя, когда окончил Московский университет и приехал работать в ту самую лабораторию, где на стене висел портрет молодого, с острым прямым взглядом, человека, и на листе ватмана были написаны странные, но проникавшие в подсознание, стихи:
Все пройдет, и всему значение
Ты исчислить не можешь сам.
Если веруешь в Провидение
Доверяйся своим парусам.
* * *
Рената Она тоже астрофизик? равнодушно спросила Лайма. Ей совсем не интересно было это знать, но молчание казалось невежливым, нужно было как-то подойти к главному вопросу, который Лайма так и не задала Бредихину.
Оптик. Леонид не отрывал взгляда от дороги. Он вел машину медленно, за десять минут при нормальной скорости они успели бы спуститься почти до Ваймеа. Рената и Виктораспиранты Папы. Так мы зовем Бредихина, он нам действительно как отец родной.
Лайма помолчала, собралась с духом и, наконец, спросила:
Профессор Хаскелл знает? И в НАСА вы сообщили? Я понимаюТома не спасти. Ваш папа все объяснил. Но они их
«Их нужно достойно похоронить». Слова не выговаривались, тем более что Лайма была на похоронах Тома совсем недавно, двух месяцев не прошло. Моряков хоронят в море, но погибших астронавтов еще никогда не оставляли в космосе, где бы ни произошло несчастьена околоземной орбите, на Луне или там, куда еще никто не летал, кроме Тома, который тоже неизвестно как оказался в такой дали, то ли воскреснув, то ли продолжая жить в мире, откуда не возвращаются. Если на ее долю пришлось уникальное счастье или самое большое горе, какое только может выпасть человеку
Нет, сказал Леонид, сворачивая на стоянку перед корпусом Нижнего дома. Нет, мисс Тинсли, пока это остается между нами теперь и вы тоже
Он выключил двигатель и повернулся к Лайме.
Это очень щепетильный момент, особенно теперь. По контракту результаты наблюдений, проведенных на телескопе Кека, формально принадлежат как гостевой группе, так и обсерватории.
Я не о том, вставила Лайма.
Я просто хочу сказать Когда мисс Белл в шестьдесят седьмом году обнаружила сигналы первого пульсара, профессор Хьюиш запретил рассказывать об открытии. Они думали, что обнаружили сигнал внеземной цивилизации, и, только все перепроверив
Я это знаю, прервала Леонида Лайма. Но сейчас совсем другое. Я не понимаю, как Том оказался в космосе, и вообще он умер.
Леонид вздохнулон не представлял, как убедить эту женщину, что произошло чрезвычайно маловероятное совпадение.
Это аналогичный случай, мягко произнес Леонид. Более сложный, конечно, и пока совершенно непонятный. Но, по сути Мы сначала хотим сами разобраться, что-то объяснить, а потом, конечно, и дирекция, и сотрудники обсерватории будут поставлены в известность. Лайма, мы хотим вас попросить это и для вас важно тоже.
Для меня важно понять, что с Томом.
Это не Том, Лайма, это не может быть Том, вы прекрасно понимаете
Это Том, отрезала Лайма. Этот русский, Леонид, возможно, все понимает в своей науке, но ничегов жизни, особенно в верованиях коренных гавайцев. Лайма лишний раз убедилась, насколько вера ее предков правильнее навязанного им христианства.
Расскажите, как вы получили сигнал, попросила она и, встретив недоуменный взгляд Леонида, добавила:Извините, я плохо поняла вашего шефа, я ничего не соображала, да и сейчас
Хорошо, кивнул Леонид. Давайте зайдем к Эрвину, закажем кофе, и я вам расскажу.
Лучше к Альваро.
Хорошо, повторил Леонид.
* * *
Папа очень дорожит научной репутацией. Каждый научный работник ею дорожит, но Папа однажды поскользнулся, и это впечатляет. Я тогда с ним еще не работал. Бредихин занимался поиском очень короткихмиллиардные доли секунды! переменностей в излучении звездообразных объектов. В основном, это были, естественно, кандидаты в черные дыры, но, кроме того, Папа отобрал четыре слабые звездочки с синхротронными спектрами: так излучают заряженные частицы в сильных магнитных полях.
В излучении одной из звездочек шеф нашел очень быструю переменность, не хаотическую, а с довольно сложным квазипериодом. Настолько сложным, что у Бредихина возникло подозрениеуж не иная ли это цивилизация? Он опубликовал результаты измерений и предложил несколько объяснений, среди которых была и гипотеза об искусственном происхождении сигнала. Пара строк в большой статье, но Папу освистали, будто тенора, пустившего петуха в Метрополитен-опера. Несколько месяцев спустя Бредихин сам же и доказал, что идея была ошибочной. Звездочка оказалась уникальным объектом: кратной системой, где две звезды нейтронные, еще одна, по-видимому, черная дыра, и, кроме того, две обычные звездыжелтый карлик и голубой гигант. Систему эту и сейчас изучают. Мы тоже, потому что у нас МАНИЯ. Такой аппаратуры пока ни у кого нет. Понимаете, почему Папа очень щепетилен и не любит идей скажем так: слишком фантастических?