Животное - Силкина Елена Викторовна 2 стр.


Родиласьдвадцать один год назад, училасьмало, высшего нет, несколько раз пыталась устроить личную жизньнеудачно, работалав тихой районной библиотеке на окраине города, читала книги А больше и вспомнить нечего, по сути. Мой папа служил в полиции, его убили, когда мне было пять лет, с того времени мама затворилась в квартире, а я Она тряслась надо мной, не хотела потерять ещё и меня. И я не устраивалась на работу, которая казалась хоть чуть-чуть опасной, не ходила ни на какие тусовки, никуда не ездила, не говоря уж о том, чтобы летать. Только бы она не переживала из-за меня.

Поступила бы я так же, зная всё? Да. Я любила её.

А теперь надо перестать баюкать отвращение к себе, выжить, вернуться, и тогдабудет видно, что делать дальше.

* * *

Сумела, достала до ближайшей базыбез торсионного передатчика, сама. И шлюпка пришла, приземлилась и подала сигнал.

Вот она, наконец-то. Открылся люк. Я оглянулась на химеруон увязался следом. Как бы не вздумал задержать или в шлюпку не сунулся, только с собой его и не хватало. И как смотритснова зрачки больше белков. Отошёл к обрыву, плотно сложил крылья и глянул вниз.

Вдруг поняла, что он сделает, когда шлюпка взлетит. Тьфу ты, животное, а туда же! Что я с ним на борту буду делать? В каюте он не поместится. И что будет, когда узнают о наших отношениях?! Ведь лечить начнут от извращенческого сдвига или психотравмы. Это же всё равно, что спать с собственной собакой или кошкой. Удастся ли скрыть? Но взять его с собой придётся, нельзя же позволить сигануть на скальные зубья.

Жестов, как всегда, не понимает, пришлось взять за крыло и легонько потянуть к люку. Понял и явно обрадовалсяглубоко вздохнул. Улёгся в багажном отделении позади сидений так спокойно, словно это обычное для него дело.

Весь полёт до корабля прошёл спокойно; когда оглядывалась, он каждый раз улыбался, и всё. В иллюминаторы не смотрел, словно не раз уже видел такое, смотрел только на меня. И, судя по позе, всё ещё был насторожён и напряжён, словно не уверен, что я окончательно решила взять его с собой.

В шлюзе нас встречали. Едва шагнула из люка, увидела Макара; глаза у него были злые. И Татьяна тут стояла, и другие «робинзоны».

 Привет, Эрна.

Не тонсплошные лёд и пламя.

 Как ты объяснишь сей финт ушами? Куда и зачем ты исчезала? Из-за тебя мы пол-галактики прочесали!  казалось, он вот-вот набросится с кулаками.

 Это должен объяснить тот, кто подменил адрес-код в кибер-штурмане!  я поглядела в упор на него и на Татьяну.

 Что?  изумился Макар. Вроде искренне.  А это кто? Я таких животных не знаю.

Это он о моей химере. Вылез, голубой скот, из шлюпки, встал рядом, да ещё на двух ногах с риском повредить крылья.

Татьяна засмеялась, глядя на нас.

Я потянула химеру за собой, по коридору клубного корабля, иначе он бы не понял.

* * *

Утром меня разбудил неистовый стук в дверь. Я открыла.

 Эрна!  закричал Макар, врываясь.  Пойди в вольер, успокой свою химеру, а то она там бушует в одиночестве! И что самое жуткоемолча! Кидается на дверь, колотит по панели всеми шестью, трясёт её, и всё этов полном молчании! Зачем ты постель забрала?

 Там буду на время полёта, иначе не успокоится.

Под вольер приспособили спортивный зал, все прочие помещения или не подходили по размеру, или их нельзя было освободить.

Неистовые удары в дверь были слышны издалека, но тут же прекратилисьувидел меня сквозь прозрачный пластик и утих. Когда вошла, пристально посмотрел в глаза, подошёл, подождал, пока разложу в углу постель, обхватил меня и притянул к себе, нежно и как-то тоскливо-безнадёжно. Он сильно дрожал.

 Не надо. Не здесь, не сейчас. Ведь видят всё. Это же не каюта, а действительно вольер, то есть, помещение, находящееся под наблюдением.

Я повела глазами по стыку стен и потолка, но камер не заметила.

Как-то понял и послушался. Но остальные, конечно, тоже всё поняли. Скоро наверняка начнётся. Нетдаже прямо сейчас. Вошёл Макар, лицо у него было белое, и он не говорил, а шипел по-змеиному.

 Вот почему такое буйство! Ещё бы, очень даже понятно! М-да-а, такова иногда цена выживания в экстремальных мирах, особенно когда ни мораль, ни соображалка должным образом не работают! И что? Неужели потащишь к себе домой и будешь продолжать в том же духе? А иначе подохнет ведь сентиментальное чудовище. Жалко зверюшку, ведь правда же? Но у себя на борту я извращений не потерплю! Ампул со снотворным мне для любого зоопарка хватит!

Я оцепенело смотрела на него. Куда девались деликатность, корректность, благородство? Он чтосейчас насильно вытащит меня отсюда, а химере вкатит дозу усыпляющего? Он это сделает?

Он это сделал. Я от удивления не сопротивлялась, и химера поначалутоже.

* * *

Потом я лежала в каюте, где меня заперли, и не знала, что происходит вне её стен. Мне было плохо, не знаю, почему. Что там с ним сделали? А что мне до него? Может, это к лучшему? Почему же так плохо, словно меня медленно душат, травят, убивают?

Через дверь я услышала Макара и в своём состоянии не поняла, как я его услышалапо локальной связи или телепатически.

 Зар-р-раза, снотворное не действует. А другие эффекты производит. Ещё и откачивать пришлось. И снова бушевал, едва в себя пришёл. Так что лапу оперировать были вынуждены. Анестетики на него тоже не действуют. Фара точно не сможет забрать его прямо сейчас в свой цирк?

 Макар, а ведь ты не человек. Это ты животное, а не он. Немедленно пусти меня к нему.

Макар не ответил, возможно, не услышал.

Позжене знаю, сколько времени спустяоткрылась дверь, но в проёме стоял не Макар, а Нед Мбанза, известный земной сенситив. Макар маячил за спиной у Неда, и это выглядело совершенно естественно, потому что эбеновое лицо зулусского колдуна закаменело от гнева, а в голосе гремел металл.

 Они оба немедленно перейдут на борт Фараджа. Эта «химера», к твоему сведениюсапиенс. Скажите спасибо, что он вас не убил за такое обращение. А мог бы, и очень просто. Знаешь, как они охотятся на дичь и на врагов? Убивают ультра- и инфра-звуком, криком. Поэтому он и молчит. Почти невозможна телепатия, практически за пределами диапазона человеческого восприятия. Эрна, его зовут Тоон.

Сапиенс, да ещё с высокой этикой. Должно быть, я потеряла способность чувствовать. Не удивилась, не обрадовалась.

 Если ты можешь встать, пойдём к нему.

Конечно, могу. Если я смогу встать хотя бы в положение «по-пластунски», я пойду. Т-о-о-н. Это он. Каламбур. Нед поймал меня за пояс, когда я начала смеяться, иначе я бы упала.

Тоон. Обессиленный от страданий, да ещё и связанный. Но Макара порву на клочки потом, а сначала разрежу эти верёвки и обниму свою химеру Тоона. Как же не догадывалась по поведению о разуме? Деликатность, бесконечная чуткостьпри полной невозможности общения и понимания!  и бесконечное терпение, желание доставить радость, совершенно забыв о себе Не всякие люди способны на такое. А я считала животным. Испытывала омерзение. Даже хотела убить!

А сейчас, желая проявить любовь, приношу мучения. У него участилось дыхание, он дрожит. И терпит. Сладкая пытка прикосновений. А продолжения я не сделаю. Потому что он и так без сил. Я и себя мучаю, тоже завелась. Не буду продолжать, просто обниму. Как хорошотеперь можно не скрывать отношений.

Как же мы будем жить? Ни слов, ни жестов, ни телепатии. Вместе молчать.

Что-нибудь придумаем. А пока хоть в покое. И вместе.

Но теперь я испытывала сильнейшее отвращение к себе самой по другой причинеза слепоту своего разума, за отношение к Тоону, своё и не только, за то, что даже не попыталась защитить его.

Сложновато мне придётся с таким грузом на сердце.

3. Умозаключения, от которых тошнит

Не знаю, что это было за помещение на корабле Фараджа раньше, но оно достаточно просторно для того, чтобы служить каютой Тоону, он свободно может передвигаться здесь, не рискуя повредить крылья. Хотя сейчас ему не нужно так много места, он лежит.

Я попросила Неда немного побыть переводчиком с одного телепатического, так сказать, на другой телепатический, чтобы Мбанза всё рассказал Тоону: кем я его считала поначалу, почему так относилась, и что прошу прощения, не очень надеясь на таковое, и что люблю его.

У Неда изменилось лицо.

 Ни за что бы не догадался, что происходит между вами,  ровно произнёс он.  Я думал, что только Макар и компания докатились до непотребного состояния разума. Значит, ты просишь прощения, ты хочешь выяснить отношения! Тебе не пришло в голову, что он сейчас не в том состоянии, чтобы выслушивать подобное?!

 Да, ты прав, это лучше потом,  только и сказала я, и голос прозвучал глухо.

Ведь действительно не пришло в голову. Я не лучше Макара. Но мне хотелось поскорей уверить, что теперь всё в порядке: я и сама ни за что, ни на шаг не отойду, и вытаскивать меня из каюты никто не будет, а если будет, то я стану драться, как Тоон, нет, даже хуже, пущу в ход и каратэ, и психотронику, и зубы, и ногти, и вообще что угодно.

 Иди к нему,  сказал Нед таким тоном, словно я находилась не всего лишь перед дверью в комнату, а, по меньшей мере, в другом отсеке корабля, и вышел.

Я вернулась к Тоону и села возле него. Мы долго смотрели друг на друга. Потом я легла рядом. И он немедленно притянул меня к себе.

 Тоон, не надо. Побереги себя, восстанови силы.

Он не слушал, аккуратно подцепил когтем декоративный лацкан комбинезона и подёргал, давая понять, что хочет видеть меня без одежды. Комбинезон мне прислали в шлюпке, я надела его в начале полёта до корабля-базы и до сих пор в нём и была.

 Не надо, Тоон,  я погладила его, пытаясь успокоить.

И взглянула в глаза, которые стали чёрными из-за расширенных зрачков, переполненными болью и отчаянием.

 Я сниму, сниму, только отпусти меня, а то иначе же раздеваться невозможно!

Я подёргала себя за рукав, а егоза пальцы, но он только чуть ослабил объятия, а из рук меня не выпустил. Кое-как я стянула с себя одежду, смяла, придав таким образом оптимальную аэродинамическую форму, и швырнула комок в угол через всю комнату, одновременно мысленно призывая Неда. Надо немедленно объясниться, он должен прийти, какое бы презрение ко мне ни испытывал.

Он пришёл, похоже, даже прибежал.

 Нед, переведи ради всего святого, что нельзя ему сейчас заниматься любовью! Он перенёс операцию без наркоза, а до этогокому из-за отравления! Я не могу это позволить! Но не могу и отказать! Скажи, что он должен беречь себя, впереди целая жизнь, сколько угодно «ночей» в любое время суток!

Пока Нед передавал всё это и слушал ответ, лицо у него заблестело от пота.

 Он не хочет беречь себя, ему всё равно, останется ли он в живых после того, как сольётся с тобой хотя бы один раз, потому что он считает, что ты бросишь его или тебя заставят это сделать. Я больше не могу передавать, я устал. Если ты его действительно любишь, ты ему не откажешь.

С какого перепугу Нед начал выражаться метафорами из старинных любовных романов? Наслушался моих мыслей и заразился? Да, я изъясняюсь высокопарными эвфемизмами, когда речь идёт об эротике. Альтернативой могут быть только медицинские термины, но от них веет холодом, и потому они отвратительны. А других слов-то и нет. Людей, которые бездумно втаптывают в циничное болото важные понятия, и без меня хватает. Так что пусть себе Татьяна хихикает над «старорежимным» лексиконом.

О чём я только думаю?..

Я не откажу. Но если это убьёт Тоона? Или я зря паникую и недооцениваю? Что мне делать?

Он смотрел на меня. Пожалуй, его скорей убьёт, если я сейчас отодвинусь. Но мне надо взять кое-что из аптечки. Что он понял, когда я ткнула пальцем в сторону стенного шкафчика, а потом изобразила, что выливаю нечто в ладонь и размазываю по себе, не знаю, но отпустил меня.

Я достала жидкий крем, моментально подогрела на зажигалке и вылила сразу пол-флакона на жезл Тоона, уже готовый к действию. Я ведь не в соответствующем состоянии сейчас, совсем сухая. Тоон закрыл глаза и уже не пытался меня обнимать.

Я перекинула ногу через его бёдра, приподнялась над ним и аккуратно села на его жезл, так что он вошёл полностью. Тоон широко открыл глаза, потом крепко зажмурился снова. Из-под век потекли слёзы. Я оторопела.

Так он догадывался о том, что я его брезгую! И думал, что я снова всё сделаю руками! И только теперь поверил, что моё отношение изменилось, потому что я допустила его до себя!

Я протянула руки, попыталась вытереть слёзы, погладила его по лицу. И попробовала начать двигаться. Именно попробовала, потому что это не удалосьвсё произошедшее сказалось и на мне, я слишком сильно переживала, выплеснула из-за этого много энергии и ослабела. В конце концов, я повалилась на него и тоже заплакала. Постаралась хоть как-то поёрзать, добилась его разрядки, но сползти с себя он мне после этого не позволил, обхватил и прижал к себе.

 Тоон, отпусти меня. Тебе же трудно дышать.

Он впервые снова улыбался. И я тоже. Когда проснусь, покажу рискованный для себяпри его острых зубахтрюк: настоящий, глубокий поцелуй. До сих пор мне это в голову не приходило.

Я почти засыпала, когда он сам снял меня с себя, уложил рядом и обнял. И я заснула.

* * *

Межвидовые браки вообще-то давно не такая уж редкость. Отношение к этому явлению разное. Кто-то гоняется за необычным, кто-то шарахается от любого общения, кому-то всё равно, но есть люди, которые настолько резко против, что они, говорят, создали тайное ксенофобское общество. С его представителями я теперь имею все шансы столкнуться. Ксенофобам приписывают даже убийства.

Я проспала почти сутки. Сквозь сон слышала, как приходил Нед, как Тоон ел, как Нед не позволил ему меня будить, чтобы кормить, как они что-то делали. Я продолжала делать вид, что сплю, чтобы никто не помешал мне обдумать то, что необходимо

Когда открыла глаза, Тоон тут же сунул мне в руки завтрак, поэтому я не сразу заметила кардинальные изменения в его облике. Оказывается, он срезал когти. Интересно, для чего большедля того, чтобы объясняться со мной при помощи жестов и картинок? Рядом уже валялось несколько изрисованных листов. Или для того, чтобы опробовать на мне мою же эротехнику?

Он снял и шерсть, всю, полностью, кроме как на темени и затылке. Кожа такая же серо-голубая, а черты почти человеческие. Лицо очень привлекательное, но, может, это только моё предвзятое мнение.

В первый момент я едва не завопила от неожиданности. Как это он не догадался ещё и крылья срезать, чтобы мне угодить? Лишиться великолепного природного оружия! И защитного одеяния!

Но высказать возражения против такого его обращения с собой не успела.

Едва дождавшись, пока я доем, он подтянул меня к себе поближе, уложил удобнее и принялся изучать пальцами, которые теперь, без когтей-кинжалов, счёл безопасными для меня. Я-то вначале так не считала, испугаласьон нечеловечески силён, а я скорее нежная, чем крепкая, поскольку нередко пренебрегала регулярной физкультурой.

Но у него оказались очень чуткие и лёгкие пальцы. Нежные, изобретательные прикосновения быстро довели меня до состояния, когда я уже не могла переносить их молча. А от кульминации едва не потеряла сознание. И, утонув, прямо-таки захлебнувшись в ощущениях, совершенно забыла об их источнике. Поменялись местами? И лубок на предплечье ему не помешал. Месть, против которой я не смогу возражать, уж очень она потрясающа. Ладно, вот чуть-чуть приду в себя и уж тогда им займусь, тогда держись, сизокрылый голубочек, то бишь, химерище

Пришла в себя в объятиях Тоона. Потрясающее ощущениеприжиматься к нему всем телом, чувствовать своей кожей его гладкую, тёплую кожу. Не терпелось заново изучить её руками и губами.

Оказывается, я проспала ещё почти сутки. Об этом сообщил пришедший вместо Неда Фарадж, капитан корабля. Знаменитый Фарадж, тот самый всемирно известный клоун Фара, сатирический прожектор, высвечивающий и едко высмеивающий всяческие немаловажные недостатки общества. Какая реприза может быть сделана для него из моей истории. Зарвавшаяся до крайней степени антропного снобизма туристка, которая едва не погубила сапиенса, готового подарить ей любовь как раз такую, какую она искала чуть не по всей Галактике.

Лично я сняла бы о Тооне спэйс-оперу. Он неотразим сейчас без шерсти и когтей. Нечеловечески огромные золотистые глаза на лице с чертами необычными, но утончёнными; прекрасного оттенка серо-голубая кожа; мощная атлетическая фигура, крылатая к тому же, и, хотя пропорции её отличаются от человеческих (руки длиннее, а плечи и грудь шире), это не безобразно, а необычно-красиво.

Назад Дальше