Лесничий смотрел ему вслед, пока звук копыт не затих вдали. Потом он вдруг со стоном ударил себя кулаком по голове.
Вот теперь-то уже ничего не выйдет! Теперь наверняка.
А что такое? спросил Бетли. Он тоже вышел из кустов.
Ничего Просто теперь конец нашей затее.
Но почему? Журналист посмотрел на лесничего и с удивлением увидел в его глазах слезы.
Теперь все кончено, сказал Меллер, отвернулся и тыльной стороной кисти вытер глаза. Ах, гады! Ах, гады!
Послушайте! Бетли тоже начал терять терпение. Если вы так будете нервничать, пожалуй, нам действительно не стоит ехать.
Нервничать! воскликнул лесничий. По-вашему, я нервничаю? Вот посмотрите!
Взмахом руки он показал на еловую ветку с красными шишками, свесившуюся над дорогой шагах в тридцати от них.
Бетли еще не понял, зачем он должен на нее смотреть, как грянул выстрел, в лицо ему пахнул пороховой дымок; и самая крайняя, отдельно висевшая шишка свалилась на асфальт.
Вот так я нервничаю, Меллер пошел в ольшанике за конем.
Они подъехали к ферме как раз, когда начало темнеть.
Из бревенчатого недостроенного дома вышел высокий чернобородый мужчина со всклоченными волосами и стал молча смотреть, как лесничий и Бетли расседлывают лошадей. Потом на крыльце появилась женщина, рыжая, с плоским, невыразительным лицом и тоже непричесанная. А за ней трое детей. Двое мальчишек восьми или девяти лет и девочка лет тринадцати, тоненькая, как будто нарисованная ломкой линией.
Все эти пятеро не удивились приезду Меллера и журналиста, не обрадовались и не огорчились. Просто стояли и молча смотрели. Бетли это молчание не нравилось.
За ужином он попытался завести разговор.
Послушайте, как вы тут управляетесь с отарками? Очень они вам досаждают?
Что? чернобровый фермер приложил ладонь к уху и перегнулся через стол. Что? крикнул он. Говорите громче. Я плохо слышу.
Так продолжалось несколько минут, и фермер упорно не желал понимать, чего от него хотят. В конце концов он развел руками. Да, отарки здесь бывают. Мешают ли они ему? Нет, лично ему не мешают. А про других он не знает. Не может ничего сказать.
В середине этого разговора тонкая девочка встала, запахнулась в платок и, не сказав никому ни слова, вышла.
Как только все тарелки опустели, жена фермера принесла из другой комнаты два матраца и принялась стелить для приезжих.
Но Меллер ее остановил:
Пожалуй, мы лучше переночуем в сарае.
Женщина, не отвечая, выпрямилась. Фермер поспешно встал из-за стола.
Почему? Переночуйте здесь.
Но лесничий уже убрал матрацы.
В сарай высокий фермер проводил их с фонарем. С минуту смотрел, как они устраиваются, и один момент на лице у него было такое выражение, будто он собирается что-то сказать. Но он только поднял руку и почесал голову. Потом ушел.
Зачем все это? спросил Бетли. Неужели отарки и в дом забираются?
Меллер поднял с земли толстую доску и припер ею тяжелую крепкую дверь, проверив, чтобы доска не соскользнула.
Давайте ложиться, сказал он. Всякое бывает. В дома они тоже забираются.
Журналист сел на матрац и принялся расшнуровывать ботинки.
А скажите, настоящие медведи тут остались? Не отарки, а настоящие дикие медведи. Тут ведь вообще-то много медведей водилось, в этих лесах?
Ни одного, ответил Меллер. Первое, что отарки сделали, когда они из лаборатории вырвались, с острова, это они настоящих медведей уничтожили. Волков тоже. Еноты тут были, лисицы всех в общем. Яду взяли в разбитой лаборатории, мелкоту ядом травили. Здесь по всей округе дохлые волки валялись волков они почему-то не ели. А медведей собрали всех. Они ведь и сами своих иногда едят.
Своих?
Конечно, они ведь не люди. От них не знаешь, чего ждать.
Значит, вы их считаете просто зверями?
Нет. Лесничий покачал головой. Зверями мы их не считаем. Это только в городах спорят, люди они или звери. Мы-то здесь знаем, что они ни то и ни другое. Понимаете, раньше было так: были люди и были звери. И все. А теперь есть что-то третье отарки. Это в первый раз такое появилось, за все время, пока мир стоит. Отарки не звери хорошо, если б они были только зверями. Но и не люди, конечно.
Скажите, Бетли чувствовал, что ему все-таки не удержаться от вопроса, банальность которого он понимал, а верно, что они запросто овладевают высшей математикой?
Лесничий вдруг резко повернулся к нему.
Слушайте, заткнитесь насчет математики наконец! Заткнитесь! Я лично гроша ломаного не дам за того, кто знает высшую математику. Да, математика для отарков хоть бы хны! Ну и что?.. Человеком нужно быть вот в чем дело.
Он отвернулся и закусил губу.
«У него невроз, подумал Бетли. Да еще очень сильный. Он больной человек».
Но лесничий уже успокаивался. Ему было неудобно за свою вспышку. Помолчав, он спросил:
Извините, а вы его видели?
Кого?
Ну, этого гения, Фидлера?
Фидлера?.. Видел. Я с ним разговаривал перед самым выездом сюда. По поручению газеты.
Его там, наверное, держат в целлофановой обертке? Чтобы на него капелька дождя не упала.
Да, его охраняют. Бетли вспомнил, как у него проверили пропуск и обыскали его в первый раз возле стены, окружающей Научный центр. Потом еще проверка, и снова обыск перед въездом в институт. И третий обыск перед тем как впустить его в сад, где к нему и вышел сам Фидлер. Его охраняют. Но он действительно гениальный математик. Ему тридцать лет было, когда он сделал свои «Поправки к общей теории относительности». Конечно, он необыкновенный человек, верно ведь?
А как он выглядит?
Как выглядит?
Журналист замялся. Он вспомнил Фидлера, когда тот в белом просторном костюме вышел в сад. Что-то неловкое было в его фигуре. Широкий таз, узкие плечи. Короткая шея Это было странное интервью, потому что Бетли чувствовал, что проинтервьюировали скорее его самого. То есть Фидлер отвечал на его вопросы. Но как-то несерьезно. Как будто он посмеивался над журналистом и вообще над всем миром обыкновенных людей там, за стенами Научного центра. И спрашивал сам. Но какие-то дурацкие вопросы. Разную ерунду, вроде того, например, любит ли Бетли морковный сок. Как если бы этот разговор был экспериментальным он, Фидлер, изучает обыкновенного человека.
Он среднего роста, сказал Бетли. Глаза маленькие А вы разве его не видели? Он же тут бывал, на озере и в лаборатории.
Он приезжал два раза, ответил Меллер. Но с ним была такая охрана, что простых смертных и на километр не подпускали. Тогда еще отарков держали за загородкой, и с ними работали Рихард и Клейн. Клейна они потом съели. А когда отарки разбежались, Фидлер здесь уже не показывался. Что же он теперь говорит насчет отарков?
Насчет отарков?.. Сказал, что то был очень интересный научный эксперимент. Очень перспективный. Но теперь он этим не занимается. У него что-то связанное с космическими лучами Говорил еще, что сожалеет о жертвах, которые были.
А зачем все это было сделано? Для чего?
Ну, как вам сказать?.. Бетли задумался. Понимаете, в науке ведь так бывает: «А что, если?..» Из этого родилось много открытий.
В каком смысле «А что, если?»
Ну, например: «А что, если в магнитное поле поместить проводник под током?» И получился электродвигатель Короче говоря, действительно эксперимент.
Эксперимент, Меллер скрипнул зубами. Сделали эксперимент выпустили людоедов на людей. А теперь про нас никто и не думает. Управляйтесь сами, как знаете. Фидлер уже плюнул на стариков и на нас тоже. А их тут расплодились сотни, и никто не знает, что они против людей замышляют. Он помолчал и вздохнул. Эх, подумать только, что пришло в голову! Сделать зверей, чтобы они были умнее, чем люди. Совсем уж обалдели там, в городах. Атомные бомбы, а теперь вот это. Наверное, хотят, чтобы род человеческий совсем кончился.
Он встал, взял заряженное ружье и положил рядом с собой на землю.
Слушайте, мистер Бетли. Если будет какая-нибудь тревога, кто-нибудь станет стучаться к нам или ломиться, вы лежите, как лежали. А то мы друг друга в темноте перестреляем. Вы лежите, а я уж знаю, что делать. Я так натренировался, что, как собака, просыпаюсь от одного предчувствия.
Утром, когда Бетли вышел из сарая, солнце светило ярко и вымытая дождиком зелень была такая свежая, что все ночные разговоры показались ему всего лишь страшными сказками.
Чернобородый фермер был уже на своем поле его рубаха пятнышком белела на той стороне речки. На миг журналисту подумалось, что, может быть, это и есть счастье вот так вставать вместе с солнцем, не зная тревог и забот сложной городской жизни, иметь дело только с рукояткой лопаты, с комьями бурой земли.
Но лесничий быстро вернул его к действительности. Он появился из-за сарая с ружьем в руке.
Идемте, покажу вам одну штуку.
Они обошли сарай и вышли в огород с задней стороны дома. Тут Меллер повел себя странно. Согнувшись, перебежал кусты и присел в канаве возле картофельных гряд. Потом знаком показал журналисту сделать то же самое.
Они стали обходить огород по канаве. Один раз из дому донесся голос женщины, но что она говорила, было не разобрать.
Меллер остановился.
Вот посмотрите.
Что?
Вы же говорили, что вы охотник. Смотрите!
На лесенке между космами травы лежал четкий пятилапый след.
Медведь? с надеждой спросил Бетли.
Какой медведь? Медведей уже давно нет.
Значит, отарк?
Лесничий кивнул.
Совсем свежие, прошептал журналист.
Ночные следы сказал Меллер. Видите, засырели. Это он еще до дождя был в доме.
В доме? Бетли почувствовал холодок в спине, как прикосновение чего-то металлического. Прямо в доме?
Лесничий не ответил, кивком показал журналисту в сторону канавы, и они молча проделали обратный путь.
У сарая Меллер подождал, пока Бетли отдышится.
Я так и подумал вчера. Еще когда мы вечером приехали и Стеглик стал притворяться, что плохо слышит. Просто он старался, чтобы мы громче говорили и чтобы отарку все было слышно. А отарк сидел в соседней комнате.
Журналист почувствовал, что голос у него хрипнет.
Что вы говорите? Выходит, здесь люди объединяются с отарками? Против людей же!
Вы тише, сказал лесничий. Что значит «объединяются»? Стеглик ничего и не мог поделать. Отарк пришел и остался. Это часто бывает. Отарк приходит и ложится, например, на заправленную постель в спальне. А то и просто выгонит людей из дому и занимает его на сутки или двое.
Ну, а люди-то? Так и терпят? Почему они в них не стреляют?
Как же стрелять, если в лесу другие отарки? А у фермера дети и скотина, которая на лугу пасется, и дом, который можно поджечь Но главное дети. Они же ребенка могут взять. Разве уследишь за малышами? И кроме того, они тут у всех ружья взяли. Еще в самом начале. В первый год.
И люди отдали?
А что сделаешь? Кто не отдавал, потом раскаялся
Он не договорил и вдруг уставился на заросль ивняка в шагах пятнадцати от них.
Все дальнейшее произошло в течение двух трех секунд.
Меллер вскинул ружье и взвел курок. Одновременно над кустарником поднялась бурая масса, сверкнули большие глаза, злые и испуганные, раздался голос:
Эй, не стреляйте! Не стреляйте!
Инстинктивно журналист схватил Меллера за плечо. Грянул выстрел, но пуля только сбила ветку. Бурая масса сложилась вдвое, шаром прокатилась по лесу и исчезла между деревьями. Несколько мгновений слышался треск кустарника, потом все смолкло.
Какого черта! Лесничий в бешенстве обернулся. Почему вы это сделали?
Журналист, побледневший, прошептал:
Он говорил, как человек Он просил не стрелять.
Секунду лесничий смотрел на него, потом гнев его сменился усталым равнодушием. Он опустил ружье.
Да, пожалуй В первый раз это производит впечатление.
Позади них раздался шорох. Они обернулись. Жена фермера сказала:
Пойдемте в дом. Я уже накрыла на стол.
Во время еды все делали вид, будто ничего не произошло.
После завтрака фермер помог оседлать лошадей. Попрощались молча.
Когда они поехали, Меллер спросил:
А какой у вас, собственно, план? Я толком и не понял. Мне сказали, что я должен проводить тут вас по горам, и все.
Какой план?.. Да вот и проехать по горам. Повидать людей чем больше, тем лучше. Познакомиться с отарками, если удастся. Одним словом, почувствовать атмосферу.
На этой ферме вы уже почувствовали?
Бетли пожал плечами.
Лесничий вдруг придержал коня.
Тише
Он прислушался.
За нами бегут На ферме что-то случилось.
Бетли еще раз поразился слуху лесничего, как сзади раздался крик:
Эй, Меллер, эй!
Они повернули лошадей, к ним, задыхаясь, бежал фермер. Он почти упал, взявшись за луку седла Меллера.
Отарк взял Тину. Потащил к Лосиному оврагу.
Он хватал ртом воздух, со лба капали капли пота.
Одним махом лесничий подхватил фермера за седло. Его жеребец рванулся вперед, грязь высоко брызнула из-под копыт.
Никогда прежде Бетли не подумал бы, что он может с такой быстротой мчаться на коне. Ямы, стволы поваленных деревьев, канавы неслись под ним, сливаясь в какие-то мозаичные полосы. Где-то веткой с него сбило фуражку, он даже не заметил.
Впрочем, это и не зависело от него. Его лошадь в яростном соревновании старалась не отстать от жеребца. Бетли обхватил ее за шею. Каждую секунду ему казалось, что он сейчас будет убит.
Они проскакали лесом, большой поляной, косогором, обогнали жену фермера и опустились в большой овраг.
Тут лесничий спрыгнул с коня и, сопровождаемый фермером, побежал узкой тропкой в чащу редкого молодого просвечивающего сосняка.
Журналист тоже оставил кобылу, бросив повод ей на шею, и кинулся за Меллером. Он бежал за лесником, и в уме у него автоматически отмечалось, как удивительно переменился тот. От прежней нерешительности и апатии Меллера не осталось ничего. Движения его были легкими и собранными, ни секунды не задумываясь, он менял направление, перескакивал ямы, подлезал под низкие ветви. Он двигался, как будто след отарка был проведен перед ним жирной меловой чертой.
Некоторое время Бетли выдерживал темп бега, потом стал отставать. Сердце у него прыгало в груди, он чувствовал удушье и жжение в горле. Он перешел на шаг, несколько минут брел в чаще один, потом услышал впереди голоса.
В самом узком месте оврага лесничий стоял с ружьем наготове перед густой зарослью орешника. Тут же был отец девушки.
Лесничий сказал раздельно:
Отпусти ее. Иначе я тебя убью.
Он обращался туда, в заросль.
В ответ раздалось рычание, перемежаемое детским плачем.
Лесничий повторил:
Иначе я тебя убью. Я жизнь положу, чтобы тебя выследить и убить. Ты меня знаешь.
Снова раздалось рычанье, потом голос, но не человеческий, а какой-то граммофонный, вяжущий все слова в одно, спросил:
А так ты меня не убьешь?
Нет, сказал Меллер. Так ты уйдешь живой.
В чаще помолчали. Раздавались только всхлипывания.
Потом послышался треск ветвей, белое мелькнуло в кустарнике. Из заросли вышла тоненькая девушка. Одна рука была у нее окровавлена, она придерживала ее другой.
Всхлипывая, она прошла мимо трех мужчин, не поворачивая к ним головы, и побрела, пошатываясь, к дому.
Все трое проводили ее взглядом.
Чернобородый фермер посмотрел на Меллера и Бетли. В его широко раскрытых глазах было что-то такое режущее, что журналист не выдержал и опустил голову.
Вот, сказал фермер.
Они остановились переночевать в маленькой пустой сторожке в лесу. До озера с островом, на котором когда-то была лаборатория, оставалось всего несколько часов пути, но Меллер отказался ехать в темноте.
Это был уже четвертый день их путешествия, и журналист чувствовал, что его испытанный оптимизм начинает давать трещины. Раньше на всякую случившуюся с ним неприятность у него наготове была фраза: «А все-таки жизнь чертовски хорошая штука!» Но теперь он понимал, что это дежурное изречение, вполне годившееся, когда в комфортабельном вагоне едешь из одного города в другой или входишь через стеклянную дверь в вестибюль отеля, чтобы встретиться с какой-нибудь знаменитостью, что это изречение решительно неприменимо для случая со Стегликом, например.
Весь край казался пораженным болезнью. Люди были апатичны, неразговорчивы. Даже дети не смеялись.