Ты это приходи. Ребята ждут. Даже Кактус согласился, что ты была права
Когда он услыхал, что она придет, он не поверил своим ушам. Но все же на следующий день собрал рок-группу на колокольне и стал нетерпеливо посматривать сверху вниз на ромашковый луг. Время бежало, как на контрольной. Кактус кололся, как шприц.
И ты поверил, что она придет? Ты поверил, что после Джея она станет распевать с Севой-Севастьяном? Чудак!
Конечно, чудак. Разве нечудак отпустил бы ее месяц назад на все четыре стороны? Разве позволил бы сбежать в Москву одной? Разве разве ему бы сейчас послышалось, что снизу, с луга, но вовсе не со стороны лестницы приближался голос Семар:
Освободите площадку-у-у!.. Лечу-у-у!..
И хотя, с одной стороны, Сева-Севастьян предполагал, что он чудак, а чудакам все только чудится, он на всякий случай потеснил своих рокеров и освободил площадку. Потому что, с другой стороны, он знал, с кем имеет дело. Не успела площадка расчиститься, как над ней взмыла вверх Лариса Семар с гитарой и псом Бурбоном. Они описали в воздухе три полукружья и с размаху шлепнулись на колокольню.
Отлично, сказала Лариса Семар и улыбнулась такой нежной улыбкой, какой Сева-Севастьян никогда прежде за ней не замечал. Давайте репетировать.
Гав-гав, поддержал пес Бурбон.
Вот так. Если вам случится когда-нибудь проезжать крупный железнодорожный узел Кузятин, послушайте моего совета: сойдите с поезда и задержитесь здесь на сутки. Любой прохожий, к которому вы обратитесь, расскажет вам эту историю с куда более живыми подробностями. И, если захотите, познакомит с Ларисой Семар.
Вы никогда об этом не пожалеете.
Сергей БулыгаЖелезное кольцо
Был вечер, солнце медленно скрывалось за горизонтом. Закат в багровых сумерках тускнел. Широкая мощеная дорога, пересекавшая пустынную равнину, тянулась, как казалось, прямо к солнцу. Массивные каменные плиты, истертые множеством ног и колес, были покрыты трещинами, сколами, а кое-где между камнями виднелась чахлая трава.
Шел по дороге одинокий путник. Ветер трепал его черные с проседью волосы и раздувал полы плаща. Путник устал, шагая целый день без остановки.
Проснувшись еще затемно, он по привычке тщательно побрился и долго, пристально смотрелся в зеркало, затем, вздохнув, переоделся пилигримом посконный длинный плащ, сандалии, веревка вместо пояса, надел на правый безымянный палец массивное железное кольцо, украшенное крупным черным камнем, надвинул капюшон на самые глаза, вновь повернулся к зеркалу и тотчас вышел из каморки, спустился по скрипучей лестнице и сел за общий стол. Хозяйка, подавая ему завтрак, испуганно молчала. Поев, но отказавшись от вина, путник сходил проведать Серого, поддал ему овса, потрепал по нечесанной спутанной гриве и вышел к воротам, где его уже нетерпеливо поджидал хозяин добродушный заспанный толстяк.
Вы не боитесь, господин? спросил хозяин.
В ответ он лишь пожал плечами, достал из-за пазухи туго набитый кошель и отдал со словами:
Это за ночлег.
А как же лошадь?
Хорошо корми ее. И если не вернусь, она твоя, путник подумал и добавил: Латы и оружие
Конечно, господин, как можно! воскликнул толстяк. Отправить в замок, сыну, я все помню.
Благодарю тебя, прощай, сказал путник и вышел с постоялого двора, носившего печальное название «Последняя ночь».
Он шел весь день. Один. Палило солнце. По обеим сторонам дороги расстилалось бесконечное поле пожухлой травы. Жаль, что он не взял с собой воды ведь жажда мучала его сильнее неизвестности.
Но вот наконец-таки солнце зашло, стало быстро темнеть. Путник, решив передохнуть, остановился, оглянулся. Дорога, как и целый день до этого, была безлюдна. А если так, то, значит, еще можно возвратиться. Ведь он еще не стар, ему неполных тридцать восемь лет, он знатен и богат, не обделен здоровьем прошедшей осенью был первым на турнире. Там у него есть всё, а здесь
Вот-вот наступит ночь. Пустынная дорога. Тишина. И вдруг
Неподалеку от себя путник увидел старого монаха. Но что это? Не призрак ли? Полупрозрачный и светящийся холодным тусклым светом, монах не шел, а как будто скользил над дорогой. Перебирая четки, что-то бормоча, монах, не замечая путника, неспешно миновал его и растворился в поздних сумерках.
Путник провел рукой перед глазами
И увидел всадника. Рыцарь с опущенным забралом, раздраженно понукая лошадь, проехал мимо. Копыта выбивали искры из камней, а топота не было слышно.
Трое окровавленных ландскнехтов, забросив алебарды за плечи, прошли, обнявшись и шатаясь, выкрикивая песню.
Просеменила дряхлая старушка.
Пробежал босоногий мальчишка.
А вот несут знатную даму в портшезе. Красавица с любопытством посмотрела на путника, кокетливо улыбнулась ему и тут же, как и прочие, исчезла в темноте.
Путник стоял, не шевелясь, и ждал. Никто не появлялся. Стемнело окончательно. Поднялся сильный ветер. На небе показались звезды. А далеко на горизонте, там, где садилось солнце, теперь горело темное багровое пятно. Да, это страшно, раньше так никто не поступал; все, как могли, цеплялись за последнюю надежду и лишь потом Но кто-то же должен оказаться первым! И путник, поплотнее запахнувшись в плащ, пошел вперед, навстречу поднимавшемуся ветру.
Багровое пятно росло и становилось ярче. Страх подкатился к горлу, ноги заплетались. Конечно, он не повернет назад, но, может, лучше не спешить и подождать рассвета? Нет, что это с ним?! Как он смеет! И путник шел вперед вначале медленно, потом быстрей, еще быстрей
Пока дорога не уперлась в массивные каменные ворота, разбитые створки которых были распахнуты настежь. Багровый огнедышащий туман стелился за воротами. Ну что ж, примерно так он все себе и представлял. Путник немного постоял, собрался с духом и шагнул вперед.
Нестерпимый жар дохнул ему в лицо, стало нечем дышать, но путник шел в пылающем тумане. На нем горели волосы, дымился плащ, глаза слезились
И вдруг туман рассеялся, остался позади. Путник стоял на пустынном песчаном холме. Вокруг, насколько было видно, темнели пятна чахлого кустарника, обломки скал. Земля едва светилась тусклым серым светом, а небо было чистое, но черное без звезд и без луны. Так вот оно какое, царство мертвых! Смерть это тишина и пустота. Должно быть, души умерших легко находят здесь дорогу, но как же быть ему? Путник неспешно поднял руку и осторожно взялся за железное кольцо
Тотчас же откуда-то раздалось пение. Путник с опаской оглянулся и увидел в стороне, на косогоре, какие-то развалины, на миг задумался и поспешил к ним, то и дело спотыкаясь в темноте.
Подойдя к развалинам, путник остановился и осмотрелся. Стены, сложенные из дикого камня и увитые плющом, местами поднимались до второго этажа и зияли провалами окон, а кое-где от них остался лишь фундамент. Наверное, когда-то здесь был замок Нет, рва не видно, а вместо подъемных ворот высокая узкая арка, из которой лился приглушенный серебристый свет.
Путник, подумав, вошел в арку и оказался в тесном дворике. Во дворике было светло. Давно не стриженый кустарник едва ли не полностью скрывал развалины беседки, в разбитых окнах кое-где блестели осколки разноцветных стекол. Было тихо. Когда-то, в такую же теплую летнюю ночь он крался вдоль стены таким же двориком, а позади него оруженосец нес Дары
И он опять услышал пение и звуки арфы, оглянулся в каких-то нескольких шагах от него на большом и пушистом ковре возлежала полуобнаженная красавица и гребнем из слоновой кости расчесывала свои длинные распущенные волосы. Рядом с нею на серебряном блюде лежали спелые гроздья винограда, стояли две чаши с вином. Увидев путника, женщина едва заметно улыбнулась и музыка, и пение умолкли. Путник с опаской отступил назад. Женщина еще раз улыбнулась и сказала:
Садитесь, угощайтесь. Вот фрукты, вино.
Спасибо, я не голоден, стараясь не выказывать волнения, ответил путник.
О, вы невежливы! И женщина шутливо погрозила пальцем.
Путник был вынужден присесть на край ковра.
Признаться, я вас не ждала, сказала женщина. Вы первый, кто пришел сюда по доброй воле. Жена, наверное, оплакивает вас.
Моя супруга вот уже пять лет как умерла, нахмурившись, ответил путник.
Да-да, кивнула головою женщина. Теперь я вспоминаю. Она болела всего восемь дней, а на девятый, рано утром Но если вы пришли ее искать, то ведь она не здесь, а там, и женщина кивнула вверх, на небо.
Путник, мгновенно побледнев, спросил:
К-кто вы?!
Я? удивилась женщина. Одна из многих. А что это у вас? Железное кольцо! Позвольте
Нет! путник испуганно отдернул руку.
Вы суеверны, улыбнулась женщина. Надеетесь, что этот талисман поможет вам. Напрасно.
Путник вскочил, а женщина, любезно улыбаясь, продолжала:
Поверьте, я желаю вам добра. Я знаю, что вас привело сюда, а потому и говорю: остановитесь!
Нет! зло ответил путник. Никогда! Не для того я шел сюда
Вдруг женщина вскочила. Теперь она уже не улыбалась; лицо ее, преобразившись, стало властным.
Остановись! повторила она. И подумай о сыне. А думать сразу обо всех, живущих и умерших на земле, бессмысленно. Всех любить невозможно, зачем же тогда
Нет! крикнул путник. Нет! Ты лжешь! Пытаешься разжечь во мне сомнения, напрасно!
Ты спрашивал, кто я такая, тихо продолжала женщина. Ну что ж, я назову себя. Я та которая приходит позже всех. Я не спешу. У каждого свой срок. Никто не вправе сократить его, и потому я выведу тебя отсюда. Ты будешь жить, забудешь о кольце. Потом мы снова встретимся я обещаю. А сейчас Прошу тебя, одумайся! Неисполнимо то, что ты задумал совершить. Добро и зло должны быть в равновесии, ведь так устроен этот мир.
Путник, нахмурившись, долго молчал, потом спросил:
Кто погубил мою жену?
Нет, то была не я, сказала женщина. У каждого своя судьба и своя смерть. Но есть и общая, всемирная судьба, и никому ее не изменить. Какой бы силы ни было твое волшебное кольцо, оно не сможет отделить добро от зла. Погубишь зло, погубишь и добро
Молчи! не выдержав, воскликнул путник.
Что ж, грустно улыбнулась женщина, я умолкаю, поступай, как знаешь, и, подняв руки, хлопнула в ладоши
И растворилась в воздухе. И наступила тьма кромешная. Путник немного постоял, прислушался, однако же не уловил ни звука и нерешительно спросил:
Смерть где ты?
Здесь, тихо прошептала женщина. Ты мне не веришь, уходи. Но знай: лишь только ты поймешь, что я права, и позовешь меня, я тотчас же явлюсь к тебе на помощь. Ну, а пока прощай, и замолчала.
Путник стоял в кромешной тьме, не зная, что и делать. О, как ему казалось всё понятным там, в царстве живых! Жизнь это свет и радость, смерть тьма и зло. Смерть это гадкая и безобразная старуха, а царство мертвых Но как же не поверить собственным глазам? И как не поразиться тем словам, которые услышал он и от кого? от смерти! Она сказала, что Нет, это морок, наваждение! Он столько лет готовился и размышлял, изобретал волшебный порошок, выковывал железное кольцо и, главное, он видел столько зла, которому не место на земле живых оно должно вернуться в царство мертвых и Да, конечно, он не повернет назад и не попросит помощи у смерти. Путник наощупь сделал шаг, второй
И покатился вниз, с обрыва.
Очнулся он среди камней на дне глубокого и полутемного ущелья. Вокруг, куда ни глянь, теснились толпы изможденных рудокопов, одетых в грязные и ветхие рубища. Одни из них крушили кирками скалы, другие ползали меж ними на коленях и что-то искали в отвалах, а третьи отвозили тачки, груженые щебнем. Пыль, грохот, скрип несмазанных колес
Что ж, он теперь по крайней мере знает, где находится. Падение доставило его в Ущелье; теперь дальнейший путь лежит вниз по нему к Реке, а там и к Городу. Прекрасно! Не зря он все же столько лет провел за расшифровкой тайных еретических писаний; мир мертвых для него открыт, он знает здесь все тропы, все колодцы, все пристанища! Путник тронул кольцо, улыбнулся
Встать! крикнул кто-то.
Путник замер. Раздался резкий свист плети, щелчок и злобный смех. Путник поспешно глянул вверх над ним стоял надсмотрщик; широкоплечий и рослый урод в двурогом шлеме и стальном нагруднике, начищенном до блеска. Надсмотрщик снова замахнулся плетью и хрипло крикнул:
Н-ну? Я жду!
Путник вскочил и, гневно улыбаясь, потянулся к поясу, да спохватился он был без меча И в тот же миг надсмотрщик хлестнул его по голове, сшиб с ног и, не давая встать, стал бить лежащего и злобно восклицать:
Мерзавец! Тварь! Ничтожество!
Те рудокопы, что были поблизости, оставили работу и безучастно наблюдали за расправой. Надсмотрщик, в последний раз ударив путника, самодовольно посмотрел по сторонам и вновь рассвирепел.
Работать! крикнул он, замахиваясь плетью. Всем работать!
Толпа зашевелилась. Ударила одна кирка, вторая, третья, двинулись тачки, и эхо тотчас подхватило и умножило удары, скрипы, топот, вздохи. Путник, придя в себя, с трудом встал на колени, схватил обломок камня и исподлобья глянул на надсмотрщика. Тот, хищно ухмыляясь, крикнул:
Р-раб! и поднял плеть.
Рука у путника сама собой разжалась, и камень шлепнулся на землю. Надсмотрщик прав он раб; он раб своей мечты. Он был рожден свободным и свободным же прожил всю жизнь; никто не смел ни оскорбить его, ни унизить Ну, а теперь он сам себе избрал эту дорогу, и он пойдет по ней и не свернет, и вынесет любые унижения ради мечты. А если так
Путник поднял еще один камень, повертел его в руке и отбросил, взял второй, уронил. Зачерпнул горсть песка песок просыпался сквозь пальцы. Стоявший рядом с ним рудокоп бил киркой по скале, а путник подбирал осколки, рассматривал их и отбрасывал. Рассматривал, отбрасывал, рассматривал, отбрасывал. Зачем, кому все это нужно, что здесь ищут он не знал. Он поступал так, как и все. Он выжидал, надеясь, что со временем найдется хоть какое объяснение и он тогда решит, что делать дальше.
Но время шло, и ничего не изменялось; клубилась по ущелью пыль, гремели кирки и скрипели тачки, надсмотрщик кричал:
Негодяи! Работать!
И вдруг
На ладони у путника вспыхнул ослепительно-желтый свет. Путник осторожно сдул песок и поначалу не поверил собственным глазам кусочек золота лежал в его руке! Замысловатой формы, маленький, он тем не менее сверкал так ярко, что путник зажмурился, словно от яркого солнечного света, и улыбнулся. Ему почудилось, будто он снова наверху, среди живых. Любуясь неожиданной находкой, путник удобней развернул ладонь, коснулся самородка и тот, немедля превратившись в прах, протек меж пальцев. Что это снова наваждение?
Глупец! раздался рядом чей-то голос. Здесь невозможно ничего найти, здесь только пыль и тлен.
Путник поспешно обернулся. Стоявший рядом рудокоп взмахнул киркой, ударил по скале и повторил:
Да, пыль и тлен.
Тогда зачем зачем все это? удивился путник.
Рудокоп повернулся к нему и спросил:
Ты что, недавно здесь?
Да.
Ничего, привыкнешь, и рудокоп опять ударил по скале.
Он бил, рубил, отскакивал, опять рубил и говорил, с трудом переводя дыхание:
Да, это тяжкий и ужасный труд. Но знай: там, ниже по ущелью, страдания еще страшней. Там нет надежды. Здесь Если эти, с тачками, не будут успевать, ущелье переполнится осколками, и мы поднимемся наверх. Да, только так. Возможно, всё это безумие, но я буду рубить. Быстрей. Еще быстрей. Еще
Вдруг грянул гром один, второй раз, третий. Путник в испуге глянул вверх
Скала, нависавшая над ущельем, дрогнула, покачнулась и, крошась на куски, стала медленно падать в ущелье.
Рудокоп на мгновение замер, потом
Зря! дико вскрикнул он. Зря! Зря! Обман! и отшвырнул кирку.
Обман? Обман! вскричала вся толпа и бросилась бежать.
Путник, захваченный всеобщей паникой, бежал среди толпы. Вокруг кричали и толкались, падали, вставали, вновь бежали, топтали упавших, визжали от страха
А сверху на них рушились огромные обломки. Вниз по ущелью с грохотом катились камни и текла лавина щебня, в которой ослепительно сверкали золотые самородки. Обвал настиг толпу и стал давить, заваливать и засыпать бегущих. Бегущие еще кричали, но теперь был слышен только гром обвала, который продолжал катиться вниз все медленней и медленней