Добро пожаловать в монастырь, не удержался от шутки физик. Но голос его прозвучал грустно.
Юля, как единственная мать с ещё живым ребёнком (благодаря тому, что её сын ещё не достиг возраста, когда дети начинают болеть), попросила, чтобы уже сейчас к её малышу применялись все те же процедуры, что и к взрослым.
Может быть, так у него будет хоть какой-то шанс, пояснила она.
Шло время. Мы не сразу поняли, что положение стабилизировалось и люди начали возвращаться к нормальной жизни. Просто постепенно работа перестала утомлять настолько, что хотелось только отоспаться. Медицинские исследования стали привычным делом: теперь параллельно велось около десятка различных опытов (чаще всегопо испытанию одного или двух препаратов либо прививок). Медицинские процедуры превратились в обыденность и выполнялись уже почти автоматически. И у людей наконец появились силы не только на труд, но и на отдых.
В Волгограде ситуация тоже стала легче: болезни уже не отнимали всё время и селение вновь стало похоже на таковое. Народ очистил тропинки от всей высокой, колючей или жгучей растительности, отремонтировал пристань, водопровод и дома, избавил мельницу от оккупировавших её за время простоя мхов, вьющихся растений, гнёзд насекомых, рептилий и птиц. Единственное, что ещё создавало трудности, так это добыча пропитания: всё-таки в Волгограде собралось слишком много жильцов. Но, по мере освоения способов профилактики и появления «прививок», сохраняющих годность в течение недели, люди начали отселяться. Чаще всего они уходили не поодиночке или семьями, а небольшими группами до дюжины человек. Не для того, чтобы основать племя, а просто с целью поселиться рядом, одной деревней, чтобы, в случае чего, помочь соседям или, наоборот, получить помощь. Люди удалялись не больше, чем на три дня пути (из-за того, что иначе становилось затруднительным ходить за прививками или лекарствами).
Кстати, несмотря на то, что теперь не стало такого количества больных, кто-нибудь из медиков или я по очереди дежурили в Волгограде. Делали прививки, следили за лечением, проверяли действия новых препаратов на добровольцах (естественно, уже после испытаний на животных). Побывав несколько раз у волгорцев, я поняла, что люди смирились с союзом. Они привыкли к тому, что мы другие и даже к тому, что у нас есть власть. Отработка теперь воспринималась как само собой разумеющееся (причём не только за лечение, но и за лекарства или возбудителей для прививок), мнение не оспаривалось. С другой стороны, и входящие в союз старались не притеснять обычных свободных, командуя только там, где имели право (например, установив правила поведения в Волгограде, либо указывая, какие конкретно продукты будут приняты в качестве отработки).
Мы переломили ситуацию. Но за это пришлось заплатить очень высокую цену.
Гибель детей (и наших, и чужих) не давала покоя. Ни наяву, ни во сне. Возможно, положение усугублялось тем, что мы не похоронили их тела, а вскрыли, исследовали и, по возможности, сохранили. Несмотря на боль потери, все посвящённые понимали, что это увеличит шансы на выживание других детей. Но эмоции не хотели слушать аргументы разума, и нас терзало чувство вины. За всё. За то, что не спасли, за то, что не дали умереть спокойно, за то, что даже не попрощались.
Однажды дежурящая в Волгограде Надя приехала в Орден вместе с волгорцем, приплывшим за очередной порцией прививок, лекарств и репеллента.
Тебя сменить? поинтересовалась Щука.
Нет, покачала головой терапевт. На сей разнет.
Она рассказала нам о церемонии прощания, которую провели волгорцы. И мы все, даже пытающийся казаться циничным Росс, поддержали её идею устроить в Ордене нечто подобное.
Вечером, на закате солнца, мы спустились к воде. Прошли по длинной ветви дерева, нависающей над рекой до тех пор, пока она не склонилась под нашей тяжестью и ноги не оказались по колено в воде. Все родители, потерявшие детей, взяли маленькие, вырезанные из мягкой древесины плошки, наполненные маслом.
Дет первым зажёг масло в своей плошке.
Леонид. Пусть твоя жизнь была короткой, но ты прожил её достойно. Как настоящий мужчина.
Мальчик проявлял себя настоящим кавалером: предупредительный, заботливый и никогда не обижал девочек. Мы прочили ему судьбу Маркусамужчины, которого легко и приятно любить.
Дерево коснулось воды и, повинуясь лёгкому толчку, поплыло прочь от берега.
Я отпускаю тебя. Но ты не будешь забыт, закончил лидер.
Миша, сказала Надя. Ты осветил мою жизнь. Обещаю: твоя смерть не будет напрасной, женщина сделала паузу, даже не пытаясь сдержать слезы. Я не должна была уезжать от тебя. Прости. И будь свободен.
Миша собирался пойти по стопам Севы. Он старался как можно больше времени проводить с инженером и уже сам что-то мастерил.
Оля. Ты была хорошим человеком, славной дочерью и другом, голос Веры сорвался, и она передала плошку мужу.
Плыви и ничего не бойся. Ты будешь всегда жить в нашей памяти, малыш, пообещал тот.
А вот дочь Севы больше интересовалась сельским хозяйством. И любила серьёзно рассуждать на эту тему. В её лице агроном нашла очень заинтересованную и благодарную собеседницу. И прекрасную помощницу.
Яна. Заводила и проказница. Зажжённый тобой огонёк будет вечно гореть в наших сердцах. Теперь ты свободна. Прощай. Мы будем помнить, последнюю фразу Маркус произнёс вместе с Вероникой.
Малышка имела внешность ангелочка, а характерчертёнка. Она то и дело оказывалась в самых неподходящих местах, но ни разу не подставлялась под опасность. Очень подвижная смешливая девочка мечтала найти «лекарство, чтобы люди совсем не болели».
Лилия. Даже в условиях каменного века ты смогла стать настоящей леди. Чистой, благородной и думающей о других. Ни расстояние, ни смерть не может разлучить нас. Мы не забудем тебя, Света сама поставила горящую плошку на воду.
Не забудем, эхом повторил Маркус.
Дочь Светы всегда оказывалась рядом с теми, кому была нужна поддержка и утешение. Даже в самом конце, перед смертью, в моменты просветления она пыталась убедить нас, что всё будет хорошо. И не хотела, чтобы мы за неё волновались.
Быстро стемнело, но мы ещё долго стояли и смотрели на трепещущие оранжевые огоньки. Вспоминали всё хорошее, что пережили вместе. И прощались.
Я слишком мало внимания уделяла детям в своих записях. Обычно вообще ограничивалась всего парой строк. А ведь с ними происходило очень много событий: смешных, радостных, грустных, вызывающих раздражение или нежность. Малыши были не просто детьми, потомством или дополнительными рабочими руками. Они были людьми, со своими страхами и надеждами, привычками и планами на будущее. Личностями. И очень хорошими друзьями.
Ритуал омрачил только один очень неприятный факт. Жёны Дета так и не пришли, чтобы попрощаться с детьми. Даже с собственным, предпочтя этому обычные бытовые дела. А когда мы вернулись в селение, тут же радостно бросились к шарахнувшемуся от них мужу. И я его вполне понимаю. После такого поступка одно присутствие этих женщин вызывало чуть ли не физическое отторжение. Не люди. Твари.
На следующее утро Надя вернулась в Волгоград.
Церемония помогла смириться со случившимся. Хотя я всегда считала, что ритуалнечто, не имеющее значения, но он помог снять тяжесть с сердца. И даже вернул спокойный сон.
Мы смогли спасти взрослых людей. Но у новых детей, у нынешних младенцев, шанс выжить всё ещё очень мал. Сколько из них погибнет прежде, чем мы найдём способ их защитить?
Восстановлено по историческим документам
Примерно с этого времени при подсчёте населения прекратили учитывать детей, не достигших двухлетнего возраста. Слишком многие из них погибали.
К началу марта третьего года у свободных осталось сто восемьдесят восемь взрослых представителей Homo oculeus. И ещё семероу русалок. Но при подсчёте человеческого потенциала следует учитывать, что девять из людей являлись сампами и были уже потеряны для общества.
Союз племён (который состоял из сорока двух человек и пятерых йети) представлял для свободных очень большую, почти непреодолимую силу. Но он же обеспечивал хоть какую-то стабильность. И всё равно, даже в этой стрессовой ситуации у союза оставались непримиримые противники. Люди, которые не желали видеть или принимать правду и продолжали считать союз чуть ли не бандитским образованием.
У йети, всё ещё живущих отдельно, политическая ситуация тоже была не идеальна. Несмотря на усилия их правительства и положительные впечатления тех из народа, кто некоторое время провёл со свободными, у йети образовалась тайная группа, которая считала лучшим выходом вымирание людей. Пока она затаилась, не предпринимая активных действий и не вмешиваясь в надежде, что люди погибнут без их помощинадо только подождать. Впрочем, у йети были веские основания так думать.
Но на самом деле положение союза к тому времени стало гораздо более стабильным. Многочисленные сторонники даже из йети и убеждённых одиночек, поддержка племён, не входящих в союз, понимание людей, что без ошибок не обойдётсявсё это не позволило противникам разрушить то, чего удалось достичь. Слишком многие люди были готовы предупредить союз о новых угрозах, и это лишало врагов возможности к маневрированию.
Да и в целом ситуация стабилизировалась: теперь эпидемии проходили не постоянным фоном, а лишь отдельными вспышками. Гибель взрослого населения резко сократилась. Нулевое поколение выжило и сделало шаг вперёд. Пусть маленький, но очень важный. Один из тех, которые позволили им создать ту цивилизацию, которую мы знаем.
21 февраля2 июля 3 года. Земли свободных
Через сутки после церемонии прощания состоялся неприятный разговор.
Народ, мне кажется, что с ними не всё в порядке, поглядев в сторону своих жён, признался Дет за обедом. Уже давно это подмечаю, но в последнее время очень быстро прогрессирует.
Я еле сдержала резкие слова и заставила себя взглянуть на ситуацию с новой стороны. С самого начала поведение детовских жён не отличалось особенной самостоятельностью и ответственностью. Например, когда родившегося полукровку приговорили к смерти, его мать легко и с готовностью переложила ответственность за это решение на чужие плечи, пусть даже плечи собственного мужа. Но в последнее время отношение жён лидера стало откровенно безразличным ко всем, кроме Дета. Раньше хоть какие-то другие интересы были
Они зациклились на тебе, сделала очевидный вывод я.
Причём зациклились по-глупому, добавила Юля. Веди они себя чуть умнее, Дет был бы у их ног.
Да, они слишком уж откровенно, прямо-таки вызывающе себя ведут, согласился Сева. Мне такое поклонение противно. Прямо секта какая-то, инженер сделал паузу, а потом добавил:Но это сразу очевидно было.
Я невольно улыбнулась: Сева очень долго пытался доказать Дету, что у него в семье не всё ладно. Что нельзя, чтобы кто-то из супругов превращался в безропотную влюблённую скотину, не способную самостоятельно принимать решения. А теперь, когда инженер уже махнул рукой, оказалось, что в его словах присутствовала доля истины.
Я опасаюсь, не может ли такое их поведение в последние время оказаться симптомом какой-то болезни, проигнорировав насмешку, заметил лидер.
Росс задумался, а потом медленно кивнул, зарывшись пальцами в бороду:
Вполне возможно. За несколько месяцев явно прослеживается снижение интеллекта, падение инициативы, очень сильная акцентуация на единственном интересе
Сначала я думал, что у них невроз или что-то подобное, сказал Дет. Но потом протестировал и понял, что налицо органические нарушения. Чтобы избавиться от сомнений, мне надо проверить и васдля сравнения.
Народ не стал возражать. Лидер провёл больше десятка различных (но быстрых) исследований, а потом, по просьбе Росса, повторил их на своих жёнах. Разница оказалась настолько очевидной, что стало совестно за свои мысли. Если изменения в поведении вызваны болезнью, то какое право я имела считать их чуть ли не преступницами и уж точно моральными уродами?
Да, физиологические нарушения тоже налицо, согласился Росс. А я, дурак, и не заметил.
Я сам не сразу понял, горестно признался Дет. Так что сам сапожник без сапог.
Посовещавшись, мы решили не сразу предпринимать серьёзные меры, а проследить за динамикой. Потому что несмотря на явные отличия, мы так и не поняли, что это за болезнь. Тем более, что ни у кого из других свободных подобных симптомов не наблюдалось.
Твои жёны почти не выходят с территории Ордена, заметил Маркус. Глупо, конечно, но может дело именно в этом?
Проверю, нерадостно кивнул лидер.
Почти сразу же выяснилось, что ходить по лесу больные женщины уже не способны: если в относительно безопасном селении их внимания ещё хватает, чтобы избежать укусов и ужалений, то за его пределамиуже нет. Даже несмотря на то, что прогулку сразу же свернули, женщины несколько дней страдали от достаточно высоких доз полученного яда.
Через несколько дней лидер предложил всё-таки опробовать мучения.
Я понимаю, что они ещё не умирают. Но если подумать, болезнь длится уже несколько месяцев и за это время не было ни одного просвета. Меня пугает то, что она так равномерно и без колебаний прогрессирует.
Да, с таким мы ещё не сталкивались, согласился Росс.
Посовещавшись, мы решились на эксперимент. Но недельный цикл лечения не выдал ни малейшего улучшения: организм женщины взбодрился, справился с обычными недомоганиями, физическая сила возросла, однако симптомы не только не исчезли, а даже усилились по сравнению с таковыми у второй, не подвергавшейся мучениям жены. Поняв это, мы сразу же прекратили лечение, но увы, признаки не сгладились и ремиссия не наступила. Странная болезнь не убивала пока не убивала, но очень беспокоила. Утешало только то, что ни у кого из остальных посвящённых, да и у других людей ничего подобного не наблюдаетсячто, вкупе с бесполезностью мучений, позволяло надеяться на то, что болезнь неинфекционной природы.
Через неделю после прощания с детьми появились первые признаки чёрной пыли, и в Ордене устроили праздник: во-первых, чтобы съесть продукты до того, как их уничтожит плесень, а во-вторых, потому что приближающееся бедствие действительно обрадовало. Если бы оно началось хотя бы месяц назад, то могло бы превратиться в глобальную проблему, а сейчас, хотя и усложнит жизнь, зато позволит проверить множество предположений. Кроме того, поскольку из-за вездесущей чёрной пыли проводить опыты стало гораздо сложнее, посвящённые в срочном порядке завершили текущие, а новые начинать не стали. Но лабораторию не забросили, просто задач теперь стало меньше: изготовление уже известных лекарств и прививок (плюс поиск способов сохранить их от плесени) и производство репеллента. Кстати, количество последнего вначале резко сократилось, ведь теперь привычные полуфабрикаты часто уничтожались ещё до того, как их успевали переработать в конечный продукт. Поэтому на некоторое время большая часть народу перешла на старый способ защиты, используя разведённый прусовский пот без специальной обработки. Но вскоре мы нашли выход: теперь для фильтрации поставляли не яичную скорлупу, а целые яйца (они почти не поражались плесенью). В качестве наполнителя вернулись к использованию животных жиров: несмотря на то, что они быстро портились и начинали вонять, вкупе с определёнными добавками полученный с их помощью репеллент сохранял защитные свойства в течении двух суток (хотя и приобретал неприятный запах), тогда как ореховое масло плесень поедала за несколько часов. А партии репеллента на основе животных жиров, в изготовлении которых участвовал инкубатор, и вовсе можно было хранить до недели.
Зато теперь, благодаря плесени, мы смогли протестировать огромное количество материалов, способов сохранения их и продуктов в условиях бедствияв общем, всеми силами исследовали чёрную пыль. Кстати, весьма успешно. Например выяснилось, что хранящиеся под водой продукты плесень действительно не пожирает, но только в том случае, если не осталось даже малейшего доступа воздуха. А если на поверхности материала окажутся хотя бы небольшие пузырьки, то чёрная пыль будет расти и развиваться, быстро приводя продукт в негодностьименно по этой причине все наши попытки сохранить что-то под водой во время первой эпидемии не увенчались успехом. Легче всего от пузырьков было избавить гладкие фрукты и крупные ягоды (но и их приходилось часто проверятьчтобы избежать появления новых пузырьков), а «мохнатые», или с морщинистой поверхностью продукты почти всегда портились.