Всё тело у меня болело синяки, шишки. Да и башка трещала с похмелья. Мы сидели на крыше, смотрели на серебристые сигары дирижаблей, на клубы пара и фабричного дыма, тянули бутылочное «Оркел Жуковице». Он рассказывал мне про их клуб («Наш клуб!» поправил я, и он, оскалившись, потрепал меня по плечу) «Ярконей», про нашу фирму «цветочников», про болельщиков, про все эти «дерби» и «махачи»; про то, что выпивкаэто «хонки», а компания «моб». Про «копперов», которым главное испортить хороший «замес», или «риот». Про то, как много в этом городе «скама» и как легко можно растерять во всех этих риотах свои драгоценные «тамбстоуны».
Но главное, что это дает смысл. Это настоящая жизнь. Это весело!
Я открывал для себя новый мир.
Сколько событий произошло с тех пор!
Я вспоминаю
Как орала моя сестренка Герти на нас с Кефиром. Как Стоян хотел поколотить своего братца за то, что тот втянул меня в эти дела. Как Герти выставила нас обоих из дома и я начал тусоваться у Кефира и в «Варипаске», с «цветочниками».
«Яркони» рубились в Лиге Чемпионов «делали» одну команду за другой. Впервые за свою историю вышли на международный уровень. Дошло до того, что со специальным обращением по поводу успехов клуба выступил император Ладислав Первый, Государь Вселадийский, Вилицкий и Любшицкий, Великий герцог Пшетский, Грандфатер Винклопенский и прочая, и прочая
Мол, одобряю, слежу за, желаю и впредь.
Мы размахивали черно-красными флагами и шарфами, жгли фаера и пускали цветные дымы. Швырялись в копперов и бойцов чужих фирм вырванными с корнем креслами и пустыми бутылками.
Мы распевали хором наши кричалки, наш «цветочниковский» гимн, тот самый про воздушные пузыри И гимн Каян-Булатовских ярконников тот, что пели еще наши прапрапрапрадеды, когда мир охвачен был Великой Рознью и наша кавалерия конная гвардия и кавалергарды, кирасиры и дракулы, пшетские гусарские полки и вилицкие казачьи сотни пылила по любшицким степям, цокала копытами по адриумским трактам, перла сквозь карпахские снега и каярратские пески.
И все эти безумные дни будто слились в один, перемешавшись, наложившись на куплеты песни:
Мы черная кавалерия,
И про нас
Былинники речистые
Ведут рассказ
Играем против дружественных флюговских «Винклопенски Жвала». 3:2
О том, как по степям родным,
О том, как по пескам чужим
Мы яро, мы смело в бой идем!
и всухую сделали маскавелльский «Пино» 3:0!
Веди, Каян-Булатов, нас смелее в бой!
Пусть тьма падет,
Пусть Зверь ревет,
Пусть Глад и Мор кругом!
Мы Яра беззаветные сыны,
И вся-то наша жизнь морОк и тле-е-ен!
4:3 с таланскими «Шпротами». Полный хаос на трибунах, прессинг полиции, но мы снова ведем
Каян-Булатов нас ведет,
За нами Ла-ди-я.
Приказ: руби с плеча
И чарку пей до дна!
Ведь с нами Сирен-Ордулак,
Он Яра первый воевод,
Врагов развеем в прах за наш наро-о-од!..
против «Хани-Поетри» из Торнхайма 4:0 в дополнительное время
Высоко в небе алом
Вьется черный стяг.
Яркони мчат туда нас,
Где таится враг,
Как сель уничтожительный,
Как вихорь упоительный.
За нами Лиртия, Талан! За нами Рюгге, Ливадан!
А завтра мы идем на Аль-Харзам!
и ютландский «Истергарден», под проливным дождем, с полупустыми трибунами 1:0.
Первые шишки и ссадины зажили, зато к ним добавились новые.
Я тусовался с «цветочниками», окончательно избавился от своего смешного питбургского акцента, научился пить, как они, и драться, как они. Жить, как они. Изменился.
В очередной мой визит к Герти, когда она уже слегка поостыла, пока мы вместе пытались напоить компотом непослушное Чудо (теперь уже в образе воинственного генералиссимуса Сирена-Ордулака), Полина сказала мне, окинув как бы между делом оценивающим взглядом:
В конце концов, в Яр-Инфернополисе есть не только хедбольные стадионы На следующей неделе у меня выставка в «Аллее Фавна». Не хочешь составить мне компанию?
Я был не против.
А потом «Яркони» вышли по жеребьевке на «Спиритус Мортис». Место дислокации Яр-Инфернополис. Закадычные соседи и заклятые враги.
До этого всё шло слишком хорошо и бодро. Слишком много смеялись. Всё это просто не могло не закончиться какой-нибудь крупной гребаторией.
* * *
Мы сидим в приемном покое Госпиталя Преподобной Даны. За высокими витражными окнами льет проливной дождь.
Дежурный хирург только что покинул нас, шелестя полами белого халата, клацая протезом и постукивая тростью по паркету.
Я смотрю на витраж и вспоминаю, как же его имя Ведь было же на бейдже Грегор Что-то Хоуз, Хеуз Что-то такое Почему-то эта мысль кажется важной. Грегор Какой-то Какой?
Лучше думать об этом, чем о том, во что в какую отбивную котлету эти долбанные ублюдки из «спиритусовской» фирмы превратили Кефира. И что сейчас творится с ним там, за дверями операционной.
Герти успокаивает расхныкавшееся Чудо, качает его на коленке. В мою сторону не смотрит.
Полина задремала в кресле. Все силы израсходовала в припадке ярости, направленном на меня.
Где-то в углу переговариваются притихшие Дрозд, Енот, Пузо, Грум. Грум пытается закурить, но на него шикают, толкают Здоровяк послушно тушит сигарету о подлокотник кресла, не найдя урны, смешавшись, прячет бычок в карман «оливки».
Я тупо смотрю на двери операционной и с отсутствующим выражением, рассеянно, слушаю радиоточку, которая тихо, едва разборчиво гнусавит откуда-то из-под потолка:
доктор Стивен Королефф рекомендует зубоврачебные порошки и эликсиры «Доктор Стив». Лучшая кока с цветущих плантаций материковой Латоксы для здоровья ваших зубов!
восемнадцать новых некрохозов, таким образом добавив в перспективе еще два процента к ожидаемому росту валового продукта в нынешней декаде, как заявил на ежемесячной сессии Совета архиличей представитель Департамента некрономики
в Питбургском студгородке задержали студента Родиона С., под воздействием так называемого гумибира зарубившего топором пожилую женщину, частным образом занимавшуюся на Корюшковой улице выдачей ссуд под проценты. Согласно источнику в ректорате университета, студент С. и ранее был замечен в незаконном обороте наркотических препаратов, но за отсутствием
на столичном стадионе «Оливус» во время матча хедбольных команд «Каян-Булатовские Яркони» и «Спиритус Мортис» беспорядки, устроенные болельщиками клубов, вылились в настоящее массовое побоище. Силами полицейских спецчастей проводятся мероприятия по пресечению беспорядков
прослушать вечерний сеанс многосерийного аудио-спектакля «Элидорилия край любви»
Хосе, неужели ты говоришь серьезно? Ты действительно больше не хочешь быть со мной? Неужели ты уподобился мерзавцу Гальего?
Ах, Клаудия, пойми Я не могу сдержать слез, когда говорю это, но Мануэла
Я смотрю на двери операционной, а перед глазами у меня толпа молодых парней, схватившаяся не на шутку посреди заваленного мусором пустыря. И патрульные дирижабли крутятся над пустырем, распахивают люки, из днищ выпадает требуха тросов разворачиваются, выпрямляются в воздухе. Скользят по ним запакованные в броню и глухие шлемы полицейские штурмовики
Стоян ворвался в двери приемного галстук на бок, пальто распахнуто, без шляпы, без трости, без портфеля.
Налетел на парней, принялся орать на них. По мне пробежал взглядом вскользь, страшно перекосив побелевшие губы, покачал головой. Толкнув, будто бы на прощание, Дрозда, так что тот гулко приложился спиной к стене, ушел
Герти кинулась следом за ним, с малышом на руках.
Она опоздала.
У этих парней из «Спиритус Мортиса», разумеется, тоже был свой бар типа нашей «Варипаски». Стоян прекрасно знал, где он находится. До того, как обзавестись семьей и стать скучным клерком на службе некрократов, он был центровой фигурой у «цветочников». Об этом я узнал уже из газет.
«Упокоец» особенно муссировал всю эту историю с поджогом «спиритусовского» бара, покалеченными посетителями и последующим судебным процессом.
Читая отчеты о процессе, я наконец понял, за что Кефир так ненавидел журналистов.
* * *
На следующий день после оглашения приговора Стояну прилетел из Атхина мой отец, дирижаблем Департамента иностранных дел, по какому-то срочному спецмаршруту. Наконец-то нашел время.
Он ждал меня в гостиной у Герти. Она не смотрела в мою сторону. Обходила взглядом по дуге. Без косметики, одетая в черное. Вдова при живом муже.
Имперскому законодательству под две тысячи лет, но внедрение морт-техник и некрократии в свое время позволило изрядно обогатить его.
Полина заперлась у себя.
Сперва отец, должно быть, меня не узнал с моей новой короткой стрижкой, в черной «оливке» под горло. Не говоря уж про все эти отметины на лице, которые оставила суперсерия «Ярконей».
Мы вышли на крыльцо, сидели на ступеньках и курили.
Нечего тебе тут делать, сказал отец. Я увожу отсюда Герти. Не хочу, чтобы мой внук рос в этом аду. И Полину увожу. Знал ее родителей, хорошие люди. В отличие от обоих ее братцев. Что один, что второй
У меня было свое мнение. Но мне не хотелось с ним спорить.
В Атхин? только и спросил я.
Там спокойно, кивнул отец. Возможно, самая спокойная страна в мире. Там нет всего этого бардака
Ну да, подумал я, у них нет бардака. Морт-генераторы не используют, Т-варей не разводят. Хедбол под официальным запретом. Живут в изоляции, губительным тенденциям не подвержены. Туман, дольмены, поклоняются какому-то спруту подводному, который якобы должен проснуться. Сами уже давно похожи на рыб пучеглазые, бледные из-за всех этих межвидовых скрещиваний.
Вырождение. Тоска.
Скука.
Подумай хорошенько, сказал отец.
Я подумаю, соврал я.
В любом случае, что бы ты ни решил Приходи на авиадром! Хотя бы проводить нас.
* * *
Я завернул извозчика на полдороге к авиадрому.
Полина с ее бледными плечами в вязи татуировки Чудо с его малиновыми щеками Тусклый взгляд сестренкиных серых глаз Разочарованный отец
Пошло́ оно всё!
Рев сирены раскалывает пополам низкое свинцовое небо предгрозовое, в проблесках первых зарниц.
Мы впервые дошли до финала.
Мы играем с лучшим хедбольным клубом мира.
Хедболисты на поле начинают свой разбег. Безумие распылено в вязком предгрозовом воздухе.
Яр-ко-ни! Яр-ко-ни! Яр-ко-ни!..
Десятки, сотни, тысячи голосов сливаются в один. Это похоже на шум волн, разбивающихся о скалы, на штормовой шквал, на вой вьюги.
Рубберы беснуются на своих секторах, стараясь заглушить нас.
Наши отражения пляшут на зеркальных личинах полицейских шлемов.
Пьяный и счастливый, я будто вижу себя со стороны: в разрывах дымных полотен, в трепете знаменного шелка ногами на скамье, в красно-черном шарфе, с зажженным фаером.
Мы орем до хрипа, и я ору громче всех:
Прячется моя фортуна-а-а, где искать ее не зна-а-аю Сотни пузырей возду-у-ушных я снова в небо выдува-а-аю
Меня зовут Кай.
Черный снег-пепел, который засыпает мой родной город, мешаясь с дымом мириад фабричных труб, застил мне глаза, добрался до самого сердца.
Моя родина Яр-Инфернополис, город похороненных надежд.
Андрей Бочаров, Светлана КолесникВсего сто метров по прямой
Шиповки надевают на босу ногу. Они должны сидеть как тесноватые перчатки на руке плотно, уверенно и ласково. Стометровка стремительна и быстротечна. За десять секунд ногу не сотрешь, а ступня должна чувствовать дорожку.
Короткий спринт бездумный и азартный, яростный и бесшабашный. Никакой тактики, никакой стратегии. В несколько секунд надо вложить всё то, к чему ты шел долгие годы. Изматывающие тренировки, травмы, неудачи сейчас всё забыто. Впрыск адреналина в кровь, стремительный отрыв от стартовых колодок, а дальше безудержный полет.
Стометровка как спрессованная в секунды жизнь. Старт с нуля. Набираешь скорость, а вот на финиш надо просто накатить быстрее уже не получится, хорошо бы удержать этот темп. Последним рывком сорвать алую ленточку и потом упасть без сил на беговую дорожку за финишной чертой
Каждый раз, застывая на стартовых колодках в ожидании выстрела стартера, невольно улыбаюсь. Победа или поражение? Пан или пропал? Но в любом случае будет десять секунд пьянящего азарта, десять секунд вихря. Десять секунд фантастических эмоций
Как ни старайся, не получится у меня объяснить это словами. Хотя, казалось бы, что тут такого мистического в этой самой короткой дистанции?
Всего сто метров по прямой
* * *
Жизнь
Закручивается в спираль бесконечная лента истории, на которой годы нашей жизни отмечены короткими стометровками. Кто скажет, на каком этапе этой нескончаемой эстафеты мы сейчас? И с какой скоростью полетят события в будущем? Неизвестно. Но всегда надо верить, что впереди еще ждет Самый Большой Приз, уготованный нам судьбой. И команда «на старт!» может прозвучать в самый неожиданный момент.
* * *
Я уже собрался повесить шиповки на гвоздик в чулане, когда встретил Анну. Два года результаты не росли, просто топтался на месте одиннадцатые, двенадцатые места на чемпионатах России. Ни разу в финал не выходил. Полуфинал вот мой потолок. Выкладывал всего себя на тренировках. Забыл, что кроме бега на свете еще что-то существует. И никакого прогресса.
Мы пересеклись случайно, на сборах. Помог ей донести от автобуса до одного из корпусов спортивного городка большую и тяжелую сумку.
Девушка, у вас в сумке железо? спросил я.
Вы угадали, именно железо. Только винтовок три штуки, улыбнулась она. Мне повезло, что вас встретила.
Спортсмен без везения почти всегда аутсайдер. Ну, еще пересечемся в столовой или Можно сегодня вечером в кино сходить
Я обещаю подумать над вашим предложением, она снова улыбнулась в ответ.
Никогда еще в жизни не видел такой улыбки!
Вот так я познакомился с трехкратной чемпионкой мира по стендовой стрельбе Анной Ковальской.
* * *
Нам сложно дать правильную оценку какому-то отрезку своей жизни в тот момент, когда пробегаем его с эстафетной палочкой в руке. Только потом, оглянувшись назад с высоты прошедшего времени, можно понять, куда он нас привел.
Но тогда за долю секунды я понял, что много лет продирался, стиснув зубы, через серую мглу изматывающих тренировок, череду постоянных поражений и неудач именно к свету Ее улыбки.
* * *
«Железная леди» стрелкового спорта Анна Ковальская. Белая юбка, белая бейсболка. Легкий поклон зрителям. Выход на стрелковую позицию. Ни тени эмоций на прекрасном лице. Сто из ста. Двести из двухсот. Легкий поклон зрителям. Пьедестал почета, золотая медаль. «Пожалуйста, все интервью завтра».
В тот вечер мы сходили в кино. А на следующий день я установил на тренировке личный рекорд. Сбросив со старого целых две десятых секунды.
Наш первый поцелуй. И через два дня выход в заветную восьмерку, финал чемпионата России. Серебряная медаль и пропуск в сборную.
Первая ночь вместе. Через неделю победа на стометровке на очередном этапе Кубка Мира. Заодно вытащил нашу сборную на второе место в эстафете, сразу за американцами. Хотя получил эстафетную палочку лишь седьмым.
Уговорил Анну переехать ко мне за несколько дней до отборочных соревнований на Олимпийские игры. И там показал лучший результат сезона в мире.
До Олимпиады оставалось еще три месяца, когда после нескольких безуспешных попыток услышал от нее «да» в ответ на мое очередное предложение. Контрольный забег лучше мирового рекорда.
И никаких чудес тут не было. Если тебе нужна победа просто ради победы, то вряд ли ты ее добьешься. А тут возник совершенно иной стимул. Мужчине трудно сознавать, что он в чем-то «ниже» своей избранницы. Нет, мне не нужно было никому ничего доказывать. Мне всего-навсего надо было смотреть в ее глаза не снизу вверх, а на равных. Но для этого мне нужно было прыгнуть выше собственной головы. Точнее, бежать впереди самого себя. Вот и весь секрет.