Хоккей с мечом - Михаил Ера 7 стр.


 Вот везде ты выгоду ищешь, Поликарп Матвеевич! Уважаю и ценю тебя за это. Силен ты в коммерческих делах! Давай еще по чарочке за то пропустим,  наполняя рюмки, предложил литератор.

Выпили залпом, капусткой смачно закусили да беседу продолжили.

 Я вот что тебе скажу, Лука Сергеич! Коли сумеешь уладить так, чтобы устроитель сей потехи заказал у меня фрейберговские бильярды, то получишь по двадцать рублей за каждый стол, да за шары по пять рублей,  вдруг сделал предложение купец.

 Потехи, говоришь?! Да там такое будет!.. Ты читай ниже  Кречинский объявил, что разделает француза под орех, а он может! Он в прошлом году московских асов в пух обыграл. Букмекеры уже ставки принимают. Пока один к трем, а если Кречинский продует, да сам однорукий Скобелев в кураж войдет, то и к десяти будет. Вот тут-то и я ставку!..  объяснял стратегию Желудев, однако сквозь затуманенное коньяком сознание до того самого места в голове, что за соображение отвечает, наконец, дошел коммерческий смысл сказанного. Литератор запнулся, забыв закрыть рот, принялся описывать пальцем круговые движения, будто это могло помочь выдавить застрявшее слово, кое-как промычал:  По двадцать?!

* * *

В обеденное время того же дня Лука Сергеевич, обшарив чуть не весь Петербург, всё же разыскал своего приятеля, журналиста Иосифа Абрамовича Гриндермана, в игорном клубе господина Кречинского. Гриндерман сидел за богато сервированным столом и с наслаждением поглощал изысканные яства. Компанию же ему составлял сам Кречинский. Они оживленно беседовали. Лука Сергеевич немало удивился такому положению дел. Хорошо зная Гриндермана, он и не предполагал о его гурманских пристрастиях. Да и откуда им было взяться, если скудного журналистского содержания едва хватало на жизнь?

 Батюшка, Лука Сергеевич!  воскликнул Кречинский, первый заметивший литератора.  Составьте компанию! Прошу великодушно к нашему столу!  тут же пригласил он.

Теперь и Гриндерман заметил приятеля. Он ускорил жевательные движения, однако в тот момент рот его был чрезвычайно полон, что не позволило высказаться. Гриндерман, понимая, что оказался в неловкой ситуации, нашелся  изобразил приветствие поднятым бокалом шампанского.

 Непременно-с,  не без удовольствия ответил Лука Сергеевич и тут же уселся, пододвинув к себе приборы.

 Прошу вас, не стесняйтесь,  начал Кречинский.  Вот икорка черная, пожалуйте, буженина, куропатка в винном соусе, осетрина, балычок берите Всё за счет заведения. Не стесняйтесь!

Кречинский вел себя необычно  заискивающе улыбался, словно Желудев и Гриндерман царственные особы, отчего Лука Сергеевич почувствовал некоторую неловкость.

 Спасибо. Непременно-с,  смущенно улыбнувшись, пробормотал Желудев.

 Куропатка  просто прелесть!  заговорил наконец Гриндерман.  А мы тут с господином Кречинским обсуждаем предстоящее событие,  продолжил он почти без паузы.  Француз Перро  вы, должно быть, читали мою статью о его прибытии?  принял предложение сыграть с господином Кречинским в этом самом клубе. Так как событие это весьма неординарное, то и освещение его требует основательных приготовлений,  с этими словами Гриндерман сыто улыбнулся, осмотрел шикарный стол и, гурмански выдохнув, хотел продолжить.

Вдруг откуда-то появился клубный гарсон, что-то шепнул Кречинскому на ухо. Тот незамедлительно встал, извинился и быстрым шагом прошел в подсобное помещение. Оставшиеся наедине приятели переглянулись, Гриндерман пожал плечами, небрежно разлил коньяк по рюмкам.

 Почаще бы заморские фокусники к нам наведывались!  вместо тоста весело произнес он.

 И то верно,  подтвердил Лука Сергеевич, опорожняя чарку.

 Я, собственно, нарочно тебя разыскивал,  закусив, начал Желудев.  Избегался, знаешь ли, по городу, покуда нашел! Тут такое дело: посетил меня сегодня утром приятель мой, купец Дубинин. Поговорили, о том о сем, коньячку опять-таки  Лука Сергеевич запнулся, высмотрел на столе графинчик с коньяком и продолжил, уже разливая:  Предложение он сделал по коммерческой части. Хочет устроителям игр с французишкой этим  тому же Кречинскому, например,  новые фрейберговские бильярды сбыть. Процент с проданного стола обещал. Вот я и подумал, что ты в статейке своей мог бы упомянуть, что, мол, партии такого класса непременно на новых столах играть надобно.

Закончив, Лука Сергеевич поднял рюмку:

 Ну, за твое здоровье!

Выпили. Гриндерман молчал с минуту, морщил лоб, постукивал пальцами по столу.

 А ведь здесь и так очень хорошие бильярды,  хитро глядя на приятеля, заговорил он.

 А если по три рубля за стол?  недвусмысленно предложил литератор.

 Не своим ты делом, Лука Сергеич, занимаешься,  улыбнувшись, начал Гриндерман, а Желудев аж напрягся весь, ожидая выражения несогласия.  Бросай ты литераторствовать  иди в купцы!  наблюдая за напряженным ожиданием приятеля, вдруг захохотал Гриндерман.  По пять рубликов со стола, и считай, что мы сговорились,  добавил он, продолжая смеяться.

 Да ты тоже не промах! Поладили!  радостно отозвался Лука Сергеевич.

Вернулся Кречинский.

 Прошу простить, что невольно покинул вас, господа,  усаживаясь, произнес он.

 Вот, Лука Сергеевич хорошую идею подал. Предлагает он для пущего ажиотажа новенький бильярд в клубе установить. И поставщик надежный имеется,  без промедления начал Гриндерман.  Публика у нас сами знаете какая. Если что  на стол пенять начнут: мол, у Кречинского столы с секретом А тут новый, в день игры привезенный! Да и весть об отличном фрейберговском бильярде быстро разлетится  самые разрядные игроки к вам съезжаться начнут.

Кречинский задумчиво почесал бороду, посмотрел попеременно на гостей, не скрывая удивления.

 А я битый час вокруг да около ходил Выходит, вы и так прекрасно поняли, что к сему действу надобно побольше ротозеев привлечь!  вдруг воскликнул он.

 Понять-то я понял, а вот детали мы с вами позже оговорим,  ответил Гриндерман, намекая, что Луке Сергеевичу вовсе не обязательно знать всё.

* * *

Вечером того же дня по перрону вокзала Варшавской железной дороги, в ожидании прибытия поезда, прохаживался купец Дубинин. Поликарп Матвеевич ежеминутно поглядывал на часы, всматривался в уходящие в белесую даль рельсовые пути. Вокруг сновал разночинный люд, навьюченный баулами и узлами. С окликами «Посторонись!» громыхали телегами носильщики. Неподалеку на лавке устроились цыганки, попеременно приставая к усталым путникам с предложениями погадать. Одна из них, молоденькая, чернобровая, подошла к купцу.

 Вижу, ждешь человека особенного, известия важного. Дай руку свою, погадаю  всю правду расскажу! Всё, как было и как будет, скажу

Поликарп Матвеевич руки не подал, а полез в карман жилетки, достал монетку.

 Вот тебе, чернявая, алтын, и пойди прочь! Недосуг мне глупостями заниматься,  недовольно пробормотал он.

Цыганка взяла алтын, положила его в левую ладошку, правой сверху прикрыла. Пошептала что-то, поднесла сомкнутые руки к уху, вслушалась.

 Добрый ты человек и дело доброе затеял. Да только заклятье снять  задача трудная,  таинственным шепотом произнесла она.

Поликарп Матвеевич, брезгливо следивший за манипуляциями чернобровой, услыхав о заклятье, изменился в лице. А гадалка продолжила шептать:

 Могу помочь делу твоему, если по руке увижу, что ждет тебя.

Она раскрыла ладошки  алтын исчез, как и не было его вовсе. Купец удивленно хмыкнул и протянул-таки руку цыганке.

 Ежели правду скажешь, то рублем награжу,  добродушно начал он, но строго продолжил:  А ежели голову морочить начнешь

С последними словами протянутая рука сжалась сначала в кулак, а после изобразила фигу.

 Что ты, касатик!  зашептала цыганка.  Я всегда правду говорю, а такому серьезному, богатому человеку  уж тем более.

Она подложила свою маленькую ладошку под громадный кулак с дулей, двумя пальцами другой руки принялась разжимать фигу. В раскрывшейся ладони, к великому удивлению Поликарпа Матвеевича, оказался исчезнувший ранее алтын, который, впрочем, долго там не задержался и вновь перекочевал к цыганке. Каким образом монета очутилась у него, купец не понимал, но этот факт развеял последние сомнения  он расслабил руку и с интересом наблюдал за действиями гадалки. Чернобровая провела пальцем от запястья к центру ладони, что-то прошептала, пристально всмотрелась в линии, вновь прошептала. Вдруг она отшатнулась, попятилась, испуганная невесть чем. Резкими движениями принялась вытирать руки о подол, что-то шептать по-цыгански, после чего развернулась и, не говоря ни слова, припустила к своим.

Поликарп Матвеевич продолжал стоять истуканом посреди перрона и смотреть непонимающим, очумелым взглядом на удравшую гадалку. Постепенно придя в себя, он проверил бумажник, золотые часы: всё оказалось на месте. Варшавский поезд уже показался вдали, но купец, заинтересованный более не встречей, а поведением цыганки, пошел к лавке, на которой расположилась стайка гадалок.

 Ты почему сбежала, чернобровая?  подойдя, удивленно спросил он.

 Тебе чего, красавчик?  вмешалась пожилая цыганка, преграждая собой дорогу к молодой напарнице.

Чернобровая поднялась с лавки, что-то шепнула защитнице на ухо, отчего пожилая переменилась в лице.

 Ступай, красавчик, ступай!  вновь заговорила пожилая, но тон ее теперь был несколько испуганным. Она сторонилась взгляда купца, прятала глаза.  Всё у тебя будет хорошо. Ступай!

Поликарп Матвеевич непонимающе смотрел попеременно то на молодую, то на пожилую. Меж тем поезд подходил к перрону. Засуетились встречающие, носильщики прибавили скорости тачкам и громкости окликам. Клубы паровозного пара окутали Поликарпа Матвеевича и стайку гадалок, а когда белесый занавес развеялся  лавка оказалась пуста. Цыганки в готовности оказать услуги приезжим разбрелись вдоль прибывшего состава.

* * *

Из вагона первого класса на перрон проворно выскочил коренастый мужчина лет двадцати пяти. Одет он был в короткий темный сюртук и такого же цвета штаны, заправленные в расшитые по голенищам остроносые замшевые сапоги. На нем была низкая, чрезвычайно широкополая шляпа. Темная резная полированная трость в руке, небольшой саквояж крокодиловой кожи, неуловимая легкость и некоторая развязность движений, свойственная уверенным преуспевающим людям, придавали персоне неподражаемую выразительность, особенный нездешний колорит. Чисто выбритое смуглое скуластое лицо его выражало спокойствие. Привычным движением он повесил трость на запястье, подал руку шедшей сзади дородной даме в шикарном темно-фиолетовом бархатном платье, после помог молоденькой барышне, одетой не менее богато. Барышня слегка замешкалась и протянула услужливому кавалеру руку, занятую большой шляпной коробкой, однако, быстро осознав неловкость, подала свободную. Выбравшись из вагона, она мило улыбнулась, изобразив легкий реверанс и что-то проговорив. В ответ мужчина чуть наклонил голову, коснувшись пальцами своей огромной шляпы. Дородная дама натянуто улыбнулась и, просверлив строгим, осуждающим взглядом молодую спутницу, ухватила ее под руку и потащила прочь. Та лишь виновато оглядывалась, а мужчина, улыбнувшись, послал ей воздушный поцелуй.

Двое носильщиков, приметив озирающегося по сторонам иноземца, обгоняя друг друга, двинули телеги к вагону. Естественно, что более молодой оказался и более проворным.

 Чего изволите?  спросил он, едва не зашибив клиента тачкой.

 Скажи-ка, любезный, отчего я не вижу своего горячо любимого братца?  невозмутимо спросил иноземец на чистейшем русском.

Юноша вылупился на него, натужно соображая, что ответить на столь неуместный вопрос.

 Э-э-э,  только и смог промычать он в ответ.

 Что «э-э-э»?  ехидно передразнил оказавшийся русским приезжий.  Пошел вон, раззява! Едва не наехал!..

Носильщик сообразил, что сейчас этот господин прольет на его бедную голову переполненный ушат неудовольствия из-за забывчивости или непунктуальности своего родственника. Он принялся пятиться, потянув за собой видавшую виды тачку. Перепало бы незадачливому носильщику, не покажись неподалеку Поликарп Матвеевич. Нервный пассажир, к радости юноши, оставил его в покое и с распростертыми объятиями устремился навстречу громиле-родственнику.

Приезжего мужчину звали Иваном Матвеевичем, а доводился он купцу Дубинину младшим братом. Судьба развела их лет семь тому. После трагической гибели родителей, бросив дом и не собирая пожитков, сбежали братья от барина, в Петербург подались. Однако из-за отсутствия паспорта угодил Поликарп в каталажку, а Иван случаем на корабль попал да так и уплыл в Америку. С тем и расстались братья надолго. И встреча, как расставание, нечаянной была: разбогател Иван в Америке, решил брата разыскать да на новую родину увезти. Прибыл в Москву и наткнулся на громадную надпись на большом кирпичном здании: «Мануфактура П. М. Дубинина».

Вот так оба из грязи да в князи. Жилка деловая, видать, в крови дремала. Теперь же Иван Матвеевич в Польшу к знахарю известному ездил, спину подорванную лечил, ну и дела кое-какие семейные улаживал.

 Ну, где ж ты запропал, братец? Отчего не встречаешь?  беззлобно упрекал приезжий, улыбаясь во весь рот, отчего выбеленные зубы его на фоне смуглого загорелого лица сверкали, будто жемчужины.

 Да вот, замешкался тут с цыганками  оправдывался купец.

 Ну, здравствуй, Поликарпушка!  наконец обняв брата, приветствовал Иван Матвеевич.

 Здорово, Ванятка! Как здоровье твое? Спина не беспокоит больше? Привез ли весть добрую?  сходу спрашивал купец.

 Не беспокоит спина. Правду о знахаре говорили  кудесник, каких поискать. И весть привез, Поликарпушка, хорошую весть!  ответил младший.

Они пошли вдоль перрона к выходу с вокзала. Чернобровая цыганка провожала их испуганным взглядом, что-то шепча пожилой своей напарнице.

* * *

У клуба господина Кречинского собралась огромная толпа. Внутрь пускали только по пригласительным билетам. Все они были распроданы еще утром, хотя цена была в рубль. Перекупщики уже торговали по два, но даже за такие деньги желающих увидеть игру оказалось гораздо больше, нежели могли вместить залы: Гриндерман постарался  статейка ажиотажу подбавила. Толпа расходиться не думала, а напротив, пополнялась новыми страждущими зрелищ и ставок. Поговорив за закрытыми дверями с хозяином букмекерской конторы Поленовым, Кречинский распорядился назначить человека на балкон. Он должен был объявлять публике у входа о забитых шарах и ходе игры. Ставки принимались повсюду  кассиры кружили по залу, караулили на лестницах, дежурили у входа.

Лука Сергеевич, удачно продавший стол и тем заслуживший личный пропуск, находился в самом центре событий. Он словно приклеился к колонне у главного бильярда предстоящего вечера. Никакая сила не могла бы сдвинуть его со столь удачного места. Рядом стоял Гриндерман. Они переговаривались, обсуждая присутствующих. Лука Сергеевич искал взглядом Дубинина. Ему не терпелось получить обещанные двадцать рублей и сделать ставку. На победу Кречинского принимали один к трем, как он и предполагал. Поликарп Матвеевич явился с братом. На младшего Дубинина смотрели как на часть представления. Его одежда, осанка и манеры вызывали интерес у всех: чины откровенно ухмылялись, разночинцы смешливо перешептывались. Иван Матвеевич, казалось, не обращал на то никакого внимания.

Явился Перро. За ним, словно оруженосец, с киями в черном кожаном чехле неуклюже шествовал приодетый во фрак слуга Гримонье. Одежка была не по персоне, и выглядел он совершенным индюком. Публика оживилась, шепот усилился до сплошного гула. В углу залы появился скрипач. Звуки скрипки немного сгладили всепроникающий гомон.

Лука Сергеевич вопросительно посмотрел на Дубинина, тот наконец вспомнил об уговоре: не говоря ни слова, вручил литератору четыре пятирублевых ассигнации. Гриндерман косился, пытаясь сосчитать, однако Желудев подставил ему спину.

Приняв деньги, Лука Сергеевич заметно засуетился. Ему непременно хотелось сделать ставку, но, как назло, кассира-букмекера рядом не оказалось. Теперь он стоял в нерешительности  покинуть столь выгодное место явно не желал.

 Ставь на француза!  шепнул ему купец.  Кречинский проиграет.

 Да бог с тобой, Поликарп Матвеевич! Как можно? Кречинский  ас бильярда!  заупрямился литератор.

 Ставь, говорю!  вновь шепнул купец.

Появился кассир  Лука Сергеевич помахал ему деньгами. Проворства этому человеку было не занимать  удивительно быстро он просочился сквозь толпу и возник перед литератором. Гриндерман с интересом наблюдал за ассигнациями, пока не говоря ни слова. Лука Сергеевич приметил его раскрытый рот и слегка ошеломленное выражение. Он протянул две ассигнации кассиру со словами: «На победу месье Перро»,  а одну пятирублевку с улыбкой вручил Гриндерману, четвертая исчезла в кармане брюк. Кассир сделал запись, протянул квитанцию литератору и уставился на журналиста. Тот суетливо спрятал деньги во внутренний карман сюртука.

Назад Дальше