РОБЕРТ Ч. УИЛСОНОсь
Откуда вещи берут свое происхождение, туда же должны они сойти с необходимостью; ибо должны они платить пени и быть осуждены за свою несправедливость сообразно порядку времени.
Анаксимандр
ЧАСТЬ IТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТОЕ АВГУСТА
ГЛАВА 1
Тем летом, когда Айзеку еще не было двенадцати, тем летом, когда с неба стали падать звезды, он обнаружил, что может различать стороны света с закрытыми глазами.
Айзек жил на окраине Великой Внутренней Пустыни, на материке под названием Экватория, на планете, соединенной с Землей непостижимой волей существ, которых называли гипотетиками. Люди присвоили этой планете множество возвышенных мифологических или сухо научных имен, но в обиходе она звалась попросту Новым Светом на всех ста с лишним земных языках, или опять же Экваториейпо названию самого густозаселенного континента. Все это Айзек знал от своих учителей.
Он жил в поселке, состоявшем из кирпичных и глинобитных строений, вдали от городов. Кроме него, ни одного ребенка в поселке больше не было. Люди, с которыми он жил, предпочитали селиться вдали от мира. Они были особенными, не такими, как все. В чем состояло их отличие, они затруднялись объяснить. Айзек тоже был особенным. Так ему часто говорили. Но самому ему не очень-то в это верилось. Он не чувствовал себя каким-то особенным. Скорее наоборотсамым что ни на есть обыкновенным.
Иногда взрослые, особенно доктор Двали и миссис Рэбка, спрашивали, не одиноко ли ему. Нет, он не страдал от одиночества. Ему всегда было чем заняться: чтением, просмотром видеотеки. Он учился и усваивал знания в своем собственном ритмеразмеренном и неторопливом. (Как он догадывался, это по каким-то причинам огорчало его наставников.) Книги, фильмы и уроки занимали все его время, а когда их почему-либо не былооставался сам мир экваторианской пустыни. Мир, сделавшийся его безмолвным и бесстрастным другом: серо-зеленые и коричневые горы, обступавшие безводную равнину, вздыбленный ландшафт из скал и песка. Здесь мало что рослодожди бывали только в начале весны, да и то нечасто. В сухих оврагах попадались непритязательные растения с прозаическими названиями: огурец бочковатый, вьюн кожистый. Во внутреннем дворе поселка были высажены образцы местной флорынахохлившиеся кактусы с фиолетовыми цветами, высоченные вечносерки, улавливающие влагу из воздуха, чьи соцветия напоминали паутину. Иногда старик по имени Радж поливал этот сад из помпы, труба которой уходила глубоко в землю. Воздух тогда наполнялся стойким запахом минерализованных вод, и он был слышен за километры. В дни полива горные землеройки принимались рыть норы под оградой и уморительно кувыркаться на плитках двора.
В начале того лета, когда Айзеку еще не было двенадцати, его дни текли умиротворенно-однообразно, как и все прежние годы. Но однажды это дремотное блаженство было нарушено появлением в поселке старушки, пришедшей из пустыни.
* * *
Самое удивительное, что она пришла сюда пешком.
В тот день Айзек решил немного прогуляться. Он дошел до предгорий и забрался на гранитный уступ, возвышавшийся над пустыней, как нос корабля над поверхностью моря. Полуденное солнце раскалило горы до палящего, обжигающего жара. Айзека спасали от солнца только широкополая шляпа и белая хлопчатобумажная рубашка. Он присел под кромкой скалы, где еще оставалась тень, и стал смотреть на горизонт. В глазах рябило от ходящего волнами горячего воздуха. Одиноко и неподвижно он качался на этих волнах, ощущая себя никем среди ничейных каменных морей, когда появилась она. Вначале показалась точка на немощеной дороге, ведущей к далеким городам, куда взрослые ездили за едой и всякими хозяйственными мелочами. Она двигалась медленноили так ему казалось издали. Прошел почти час, прежде чем Айзек сообразил, что это женщина. Потом рассмотрел, что это довольно старая женщина с рюкзаком на плечах, в белой накидке и шляпе, идущая уверенной, но странной, какой-то кукольной походкой, широким шагом.
Дорога проходила совсем рядом со скалой, почти под ней, и Айзек, не желая быть замеченным, хотя он сам не смог бы сказать почему, скользнул за валуны и пригнулся, как только старушка приблизилась. Он закрыл глаза и представил себя под толщей земли, на которой он сидел. Ступни старухи щекотали кожу пустыни, как жук, ползущий по телу спящего великана. И следом возникло еще одно ощущениеспящего где-то глубоко под землей на западе и ворочающегося во сне огромного бегемота.
Женщина замедлила шаг у кромки скалы, словно приметила мальчика в его укрытии. Айзек не мог не расслышать перемены в ее шаркающей походке. Хотя, может, она просто решила на ходу попить воды из фляги? Айзек замер без движенияэтим умением он владел в совершенстве.
Шаги возобновились. Айзек осторожно выглянул наружу. На песчаной тропинке, ведущей к утесу, были хорошо заметны его петляющие следы. Но старушка ушла уже далеко. В полуденном свете ее ноги отбрасывали карикатурно кривые тени. Как только он посмотрел ей вслед, она тотчас остановилась и оглянулась. На секунду их глаза словно встретились. Айзек тут же нырнул обратно. Неужели она его все-таки заметила?.. Он был поражен быстротой и прицельностью ее взгляда. Он долго еще отсиживался в своем укрытии. Солнце уже клонилось к вершинам гор. Он прятался не столько от старушки, сколько от себя самого, как рыбка в заводи своих мыслей и воспоминаний.
Старушка остановилась перед оградой поселка и немного помедлила, прежде чем раскрыть ворота. До самого наступления сумерек Айзек вглядывался, не выйдет ли она обратно, но она все не выходила. Значит, она останется? Доктор Двали в таких случаях представлял Айзека всем новым жителям. Наверное, представит и сейчас. Возможно, за ужином.
В поселок очень редко приходили посторонние. А те, что приходили, обычно оставались.
Айзек принял ванну, переоделся и пошел в столовую.
* * *
Каждый вечер здесь собиралась вся община, все тридцать человек. Завтраки и обеды каждый готовил себе сам, когда пожелает. А вот ужины по традиции были сущимивсегда многолюдными и шумными.
Айзеку нравилось слушать разговоры взрослых, хотя он мало что в них понимал, если только речь не шла о самых простых вещах: чья очередь ехать в город за продуктами, как починить или подправить крышу. Но чаще, поскольку почти все взрослые были учеными-теоретиками, разговор касался абстрактных материй. Детали этих дискуссий Айзеку почти ничего не говорили, но он каким-то образом улавливал общий смысл. Говорилось о времени, о звездах, о гипотетиках, о биотехнологиях, эволюции и трансформации. Хотя все эти беседы обычно вертелись вокруг понятий, ему недоступных, за ними ощущалось присутствие чего-то особенного, высокого. Споры о том, стоит ли называть гипотетиков «они» и говорить о них как о мыслящих существах, или же это стихийный физический процесс огромных масштабов, нередко переходили в ожесточенные дебаты. Философские концепции яростно атаковались и защищались, словно укрепленные рубежи, словно и недоступной близости разбиралась и снова собиралась Вселенная.
Но сегодня было непривычно тихо. За ужином присутствовала новая персонастарушка из пустыни. Айзек, пристроившись между доктором Двали и миссис Рэбка, украдкой наблюдал за ней. Она же как будто не обращала на него никакого внимания. Как только представился случай, Айзек постарался получше ее рассмотреть.
Она была еще старее, чем ему показалось вначале. Темнолицая, морщинистая, с глубоко запавшими, но ясными и светлыми глазами. Волосы жидковатые, коротко остриженные. Руки бледные, исхудавшиеказалось даже, ей не так-то просто справляться с ножом и вилкой. Она сменила прежний пустынный наряд на другойпримерно такой же, как у остальных обитателей поселка: джинсы и бледно-желтая рубашка. На ней не было никаких украшений. На сгибе локтя виднелся кусочек ткани, прихваченный хирургическим бинтом, стало быть, миссис Рэбка, исполнявшая в поселке обязанности врача, уже взяла у нее анализ крови. Таково было правило для всех новоприбывших. И как только ей удалось отыскать вену в этой засохшей руке? Зачем вообще нужны анализы крови, думал Айзек? Что с их помощью узнают, и удалось ли миссис Рэбка и теперь узнать то, чего она хотела?
Гостье не уделялось особенного внимания. Она принимала участие в общей беседе, но беседа эта была как бы ни о чем, словно никому не хотелось посвящать незнакомку ни в какие здешние тайны, пока ее не признают вполне своей, не поймут и не удостоверятся, кто она такая. И только когда с ужином было покончено, а на длинном столе появилось несколько кофейников, доктор Двали представил ей Айзека.
Айзек, это Сьюлин Муа. Она проделала огромный путь, чтобы познакомиться с тобой.
Мальчик, потупившись, смотрел в стол.
«Огромный путь? Со мной?..»
Привет, Айзек, сказала женщина. Он ожидал услышать какое-то хриплое карканье, а вместо этого услышал ласковый, хоть и чуть жестковатый, но главноеон сам не мог понять откудазнакомый голос.
Здравствуйте, сказал он, по-прежнему избегая ее взгляда.
Зови меня Сьюлин, ладно?
Он осторожно кивнул.
Думаю, мы подружимся, сказала она.
* * *
Конечно, он не сразу рассказал ей о своей способности, недавно обнаружившейся, угадывать стороны света с закрытыми глазами. Он ни с кем этим не делилсяни со строгим доктором Двали, ни с куда более мягкой миссис Рэбка, боясь, что это тотчас же станет предметом расспросов и тестов.
Новая жительница поселка, Сьюлин Муа, взяла за правило приходить к нему каждый день после уроков перед ланчем. Вначале эти визиты вызывали у него нешуточный страх. Он был стеснителен и побаивался возраста Сьюлин, зримых примет ее старости. Но она держалась с ним неизменно дружелюбно и деликатно, относилась с пониманием к его неразговорчивости, почти не задавалав отличие от всехнеловких и назойливых вопросов.
Как-то раз она спросила:
Тебе нравится твоя комната?
Он предпочитал одиночество, поэтому ему выделили собственную комнатумаленькую, зато не перегруженную мебелью, на втором этаже восточного крыла самого большого из четырех домов. Ее окно выходило в пустыню. Айзек попросил поставить себе письменный стол у окна, а кроватьу противоположной стены. Ему нравилось держать открытым окно по ночам, чтобы ощущать, как сухой ветер касается простыни и кожи. Он любил запах пустыни.
Я выросла в пустыне, сказала Сьюлин. Косой луч солнца из окна освещал ее сбоку. Рука, щека и ухо казались вырезанными из пергамента. Она говорила почти шепотом.
Здесь?
Нет, не здесь. Но в очень похожей пустыне.
А почему вы оттуда уехали?
Хотелось побывать в других краях, сказала она, улыбнувшись. Тогда мне это казалось важным.
А теперь вы будете жить здесь?
Да. Теперь да.
Она нравилась ему, но ему было по-прежнему не по себе от ощущения того, что есть вещи, которые нельзя ни с кем обсуждать. Он ничего не мог с этим поделать. Поэтому просто сказал:
Я не знаю, чего вы ждете от меня. Но, боюсь, что не смогу вам дать этого.
А чего, по-твоему, я жду?
Не знаю. Все от меня чего-то ждут. И доктор Двали, и остальные. Раньше они меня все время спрашивали, что я думаю, что чувствую, просили объяснить разные вещи в книжках Но им не нравились мои ответы.
(В конце концов его перестали расспрашивать. Как и брать у него анализы крови и предлагать всякие психологические тесты.)
Для меня ты хорош таким, какой есть, сказала Сьюлин.
Ему хотелось ей верить. Но он ее не знал. Она преодолела пустыню, не испугавшись ни жары, ни насекомых на раскаленных камнях, и все ради него. Зачем? Он этого не понимал. И не мог поэтому открыться ей и впустить в свой мир.
* * *
Его учителями были все взрослые в поселке. Некоторые относились к нему более внимательно и терпеливо, некоторыеменее. Миссис Рэбка учила его основам биологии, мисс Фишергеографии Земли и Нового Света, мистер Ноуотни рассказывал о небе, о звездах, об отличии звезд от планет. Доктор Двали занимался с ним физикой: наклонные плоскости, закон обратных квадратов, электромагнетизм. Айзек помнил, с каким изумлением в первый раз увидел, как магнит притягивает ложку. Вся планета обладает силой притяжения, а какую роль играет в этой ее силе каждый отдельный камешек? Айзек только-только начинал понимать смысл ответов доктора Двали.
Прошлым летом доктор Двали показывал ему компас. Он сказал, что планетаэто тоже магнит, ее сердцевина, состоящая из железной руды, ведет себя как вращающийся сердечник, этим и объясняется существование силовых линий, ионосферы, защищающей от губительного солнечного излучения, полюсовсеверного и южного. Айзек попросил дать ему на время компас. Это была внушительных размеров военная модель земного изготовления. Доктор Двали охотно согласился.
Поздно вечером у себя в комнате Айзек поставил компас на стол и повернул его так, чтобы красный конец стрелки совпал с буквой «N». Затем закрыл глаза и принялся кружиться. Остановившись, подождав, пока пройдет головокружение, и не открывая глаз, он явственно услышал послание мира, ощутил собственное положение в немориентацию, разрядившую непонятное внутреннее напряжение. Тогда он поднял руку и открыл глаза, чтобы удостовериться, куда она указывает. Ему открылось многое, больше не имевшее отношения к физике.
Три вечера подряд он с успехом повторял этот опыт. И каждый раз оказывалось, что его рука указывает практически туда же, где находится буква «W» на компасе.
Он делал так множество раз, еще и еще.
* * *
Должен был вот-вот начаться ежегодный метеоритный дождь. Айзек решился наконец поделиться со Сьюлин Муа своим невероятным открытием, не дававшим ему покоя.
Метеоритный дождь бывал в конце августав этом году он ожидался 34-го числа (месяцы в Новом Свете носили по традиции те же имена, что земные, но были чуточку подлинней). На западном побережье Экватории август означал окончание бархатного сезона. Рыболовные суда доставляли последний улов с северных промыслов, чтобы успеть вернуться в Порт-Магеллан до начала осенних штормов. Здесь, в пустыне, августовская пора приносила с собой разве что ночную прохладу. Времена года в пустыне Айзек определял по характеру ночи, поскольку дни почти не отличались друг от друга, а вот ночи зимой бывали колючими, пронизывающе-холодными.
Постепенно Айзек подружился со Сьюлин Муа. Не то чтоб они больше стали разговаривать или говорить о чем-то важном. Сьюлин была такой же немногословной, как и Айзек. Но она сопровождала его в прогулках по горам, демонстрируя ловкость, никак не вязавшуюся с ее возрастом. Она двигалась не спеша, зато преодолевала подъемы не хуже, чем Айзек, и могла просидеть за компанию с ним час или больше, не шелохнувшись. У него никогда не возникало впечатления, что она делает это по обязанности или по какому-то заранее продуманному плану. Просто она таким образом разделяла с ним радость его одиноких прогулок.
Айзек подумал, что если она, как говорит, прибыла в Экваторию всего несколько месяцев назад, то никогда не видела еще метеоритного дождя. Сам он был большим любителем этого зрелища, и ему хотелось, чтобы и она смогла полюбоваться им с самой выгодной точки обзора. Доктор Двали (так, кажется, до конца и не принявший Сьюлин) неохотно это позволил, и 34-го августа они с ней взобрались на ту самую плоскую скалу, с которой он впервые увидел ее на горизонте, подернутом горячей дымкой.
Тогда был полдень, а сейчас уже вечер. Луна Нового Света была меньше и двигалась быстрее, чем земная. К тому времени, как Айзек и Сьюлин добрались до своей смотровой площадки, она уже успела описать полный круг. У обоих в руках были фонарики, на обоихсапоги по колено и рейтузы на случай встречи с ящерицами, которые часто грелись здесь на гранитных откосах, отдающих накопленное за день тепло. Айзек внимательно обследовал место и не нашел ничего опасного. Он уселся на камне, скрестив ноги. Сьюлин, чуть помедлив, приняла ту же позу. Ее лицо было безмятежным, замершим в спокойном ожидании. Они выключили фонарики, и их обступила тьма. Небо было густо усеяно звездами. Этим звездам никто не давал официальных названий, хотя астрономы и снабдили их каталожными номерами. Звезды роились на небе, словно мошкара. Айзек знал, что каждая из нихэто солнце. Многие озаряют своим светом никем не виданные ландшафтыможет быть, пустыни вроде этой. А между звездамион знал этоживет и дышит нечто. Живет своей безграничной, неспешной, холодной жизнью, в которой человеческое столетие укладывается в один миг.
Я знаю, зачем вы пришли, сказал Айзек.
Он не видел лица Сьюлин в темноте, и от этого ему было легче начать разговор. Произнести эти слова, будто двигая языком камни.
Ты уверен?
Чтобы изучать меня.
Нет. Если я что и изучаю, то небо, мир Но только не тебя.
Как и все в поселке, она интересовалась гипотетиками, неведомыми существами, вершащими судьбы неба и земли.
Вы пришли из-за того, что я такой.
Она приподняла голову и ответила:
Да, это правда.
Он стал рассказывать ей о своем чувстве сторон света. Сперва запинаясь, потомзаметив, что она не переспрашиваетболее доверчиво. Он пытался предупредить вопросы, на которые, возможно, придется отвечать. Давно ли он обнаружил у себя этот странный дар? Точно он не помнилно в этом году, несколько месяцев назад. Поначалу он не придавал этому значения. Просто ему нравилось, например, заниматься в библиотеке, где его стол тоже стоял у западной стены, в этой библиотеке не было окон, и он понял это только после своих опытов с компасом. Завтракал и обедал он тоже всегда в одном и том же месте, у самой двери столовой. Он передвинул свою кроватьтак, чтобы можно было лежать, глядя на запад. Так ему намного лучше спалось. Он чувствовал, что не теряет контакта с чем?., этого он и сам бы сказать не смог.
Где бы он ни находился, ему всегда хотелось смотреть в одну сторону. Это не было каким-то болезненным наваждениемпросто тихим зовом, на который при желании можно было не обращать внимания. Все остальные стороны света ничем не отличались друг от друга. А этаотличалась.
Ты и сейчас смотришь туда? спросила Сьюлин.
Она была абсолютно правахотя, если бы она не спросила, он сам об этом и не задумался. Потому ему так нравился этот уступ, отвернутый от гор к западу, к непроглядно темной пустыне.
На запад, сказала Сьюлин. Тебе нравится смотреть на запад.
Чуть-чуть северней.
Вот и все. Тайна разоблачена. Больше сказать ему было нечего. Он слышал, как Сьюлин пытается устроиться поудобнее на камне. Как вообще люди живут в таком возрасте? Должно же все невыносимо болеть у них. Но если Сьюлин и трудно было двигаться, она ничем этого не выдавала.
Ты был прав насчет звездопада, сказала она после долгого молчания. Это здорово.
Начался метеоритный дождь.
Айзека зачаровывало это зрелище. Доктор Двали рассказывал ему о метеоритахчто это никакие не звезды, а сгорающие в атмосфере каменные обломки, осколки комет, тысячелетиями кружившие вокруг солнца Нового Света. Но все такие объяснения только добавляли очарования метеоритным дождям: В их ускользающих огнях ему чудились какие-то отголоски древней космогонии. Эти небесные пути были проложены задолго до того, как сама планета родилась на свет (или, если верить взрослым, была создана гипотетиками), их ритмы сложились за время жизни множества поколений, множества видов. Искры мчались в зените с востока на запад. Айзек вслушивался в шепоты ночи.
Он был заворожен этим зрелищем, тут Сьюлин встала и обернулась назад, к горам.
Посмотри, что это? Кажется, там что-то падает.
Это походило на светящийся дождь, на грозу, спускающуюся с вершин, в горах иногда бывали грозы, только свечение было сплошным, непрекращающимся.
А раньше так бывало? спросила Сьюлин.
Нет, сказал Айзек.
Не бывало. Никогда.
Тогда, пожалуй, нам лучше собираться.
Айзек встревоженно кивнул. Не то чтоб его напугали эти огнину подумаешь, гроза и гроза, если это и вправду гроза, но в них крылось что-то, значение чего он не мог объяснить, что было связано с тем огромным и безмолвствующим, что жило под Руб-эль-Халипод Пустынным Краем далеко на западе, на который был нацелен его внутренний компас. Они пошли к поселку быстрым шагом (Айзеку казалось, что Сьюлин вряд ли сможет бежать). Меж тем вершины гор на востоке вначале озарились, потом вновь утонули в волнах необычного смутного свечения. К тому времени, как они дошли наконец до ворот, метеоритный дождь уже был не виден. С неба посыпалась какая-то пыль. Фонарик Айзека выхватывал из темноты пятно, все более и более сужающееся.
Айзек подумал и спросил:
Это не снег?
Снег он видел в фильмах.
Нет, это не снег, ответила Сьюлин. Больше похоже на пепел.
От завесы пыли исходил удушливый сернистый запах. Так, наверно, подумал Айзек, пахнут умершие звезды.
Миссис Рэбка ждала у дверей. Она схватила Айзека с такой силой, что ему стало больно, и втолкнула его внутрь. Он ошеломленно посмотрел на нее обиженным взглядом: миссис Рэбка никогда не делала ему больно. Никто из взрослых никогда не делал ему больно. Миссис Рэбка, казалось, не придала этому никакого значения. Она не выпускала его из рук, твердя: «Я так боялась, что с тобой случится что-нибудь из-за этого из-за этого» Больше она ничего не могла выговорить.
Доктор Двали слушал в столовой передачи из Порт-Магеллана, огромного города на восточном побережье Экватории. Сигнал передавался через горы с помощью аэростатов. Доктор Двали говорил, что связь очень неустойчивая, но в Порту происходит то же самое: лавинообразное выпадение осадков, похожих на пепел. В городе началась паника. Потом сообщение прервалось, возможно, отказали аэростаты.
Миссис Рэбка настояла, чтобы Айзек отправился к себе в комнату. Взрослые о чем-то спорили внизу. Он не спали мысли не было, чтобы уснуть. Он сидел у окна, за которым не было видно ничего, кроме серого пятна, которое высвечивал на асфальте сквозь пепельную завесу его налобный фонарик, и слушал, как звучит ничто. Слушал тишину, вопреки всему говорившую с ним и исполненную смысла.
ГЛАВА 2
Днем 34-го августа Лиза Адамс направлялась к маленькому загородному аэродрому. Ее охватывали два чувства: неприкаянности и свободы.
Она сама не могла до конца разобраться в этом странном ощущении. Может, все дело в погоде? В конце августа в Экватории обычно стояла жара, порой невыносимая, а сейчас с моря дул прохладный ветерок, и небо было пронзительно-синим. Именно с таким небом у нее ассоциировалась Экваториябездонным и словно более взаправдашним, чем задымленное и бледное небо Земли. Но такая погода держалась уже несколько недель. Просто сейчас она как нельзя более отвечала душевному состоянию Лизы.
«Наконец я свободна, думала Лиза. Свободна как пташка». Позадизамужество, только что вступившее в силу decree nisi, глупость, которой удалось избежать и предстоящая встреча с человеком, не будь которого, она бы повела себя куда глупее. Но за всем этим стояло и нечто гораздо большее. Болезненные нити, привязывающие будущее к прошлому, должны были вот-вот разорваться. Вопрос, столько лет мучивший ее, был теперь на грани разрешения. Это ее неприкаянность. Самая настоящая. Так бывало с ней, может, всего раз или два в жизни.
Освободившись от мужа, она поселилась в небольшой квартирке в южной части Порт-Магеллана. Прибрежные равнины были застроены фабриками и заняты фермерами, но часть побережья все же оставалась нетронутой. Выглядела она как степь, заросшая перистыми травами. Пойменные луга подступали к прибрежным горам. Еще задолго до аэродрома «Эранджи», куда она направлялась, в воздухе показались маленькие самолетики, спешащие туда и обратно. Длины полосы в «Эранджи» хватало только для частных винтовых самолетов. Все, что на ней могло приземлиться или с нее взлететь, относилось к одной из двух категорий: это либо хобби богачей, либо средство заработка для людей победнее. В «Эранджи» приезжали те, кому нужно было ненадолго снять ангар, слетать на экскурсию к ледникам, срочно добраться в какой-нибудь городишко вроде Костяной Бухты или Могилы Кубелика. Смышленые клиенты обращались к Турку Файндли: он специализировался на дешевых чартерных рейсах уже бог весть сколько и знал пожелания клиента еще до того, как они у того возникали.
Лиза однажды уже летала с Турком. Но сейчас она ехала к нему не за этим. Турк имел некое отношение к фотографии в коричневом конверте, что находилась у нее в бардачке.
Она припарковалась на площадке, посыпанной галькой, выбралась из машины и постояла, прислушиваясь к жужжанию насекомых в горячем воздухе. Затем направилась к задней двери внушительного, крытого железом сарая, похожего на перестроенный коровник, он служил в «Эранджи» пассажирским терминалом. Чартерный бизнес Турка имел офис тут же, в углу сарая, с согласия владельца аэродрома Майка Эранджи, который получал за это часть прибыли от доходов Турка. Турк рассказывал ей об этом прежде, когда у них было достаточно времени, чтобы поговорить.
Здесь не нужно было проходить никакого досмотра. Турк соорудил себе кабинку с тремя стенами, так что Лиза просто вошла и покашлялавместо стука. Он сидел за столом, заполняя какие-то бумагисудя по всему, отчеты для Временного Правительства ООН, она успела разглядеть голубой логотип вверху. Расписавшись на последнем листке, он поднял глаза.
Лиза!
Его улыбка выглядела, как всегда, искренней и обезоруживающей. Ничего похожего на упрек или укор во взгляде. («Почему ты не отвечала на мои звонки?..»)
Ты сейчас занят?
А я похож на занятого человека?..
Во всяком случае, на человека, у которого полно работы.
Она была совершенно уверена, что ради встречи с ней он отложит все, что можно отложить. Слишком долго она не давала ему шанса увидеться. Он встал из-за стола и обнял еесдержанно, но чувственно. Она на секунду опьянела от его запаха. Турку было тридцать пятьна восемь лет больше, чем Лизе, и он был выше нее на целый фут.
Она постаралась не позволить себе слишком разволноваться от этого объятия.
Всякие бумаги, сказал он. Извини, не обращай внимания.
Ничего страшного, ответила Лиза.
Для начала скажи, ты по делу? Или просто так?
По делу.
Понял, кивнул Турк. Куда летим?
Пока никуда. Это не имеет отношения к полетам. Мне нужно с тобой кое о чем поговорить, если ты не против. Может, сходим куда-нибудь поужинать? Я угощаю.
С радостью, но угощаю я. Это по поводу твоей книги? Не представляю, чем бы я мог быть тебе полезен?
Ей стало приятно, что он помнит ее россказни о книге, тогда как никакой книги не существовало.
Приземляющийся самолет прогрохотал по полосе буквально в нескольких метрах от ангара. Стены кабинки Турка защищали от шума не больше, чем настежь распахнутая дверь. Лиза окинула взглядом его стол. Посреди бумаг стояла керамическая чашка, оставившая на них жирные отпечатки кофе. Должно быть, у него с самого утра и времени не было кофе попить. Когда шум утих, она сказала:
Именно ты сейчас можешь мне помочь. Особенно, если бы мы могли пойти в какое-нибудь более тихое место
Разумеется. Я оставлю ключи Полу.
Даже так? Она не переставала удивляться манере людей «с фронтира» вести бизнес. Не боишься потерять клиентов? Клиенты, если что, оставят записку. Я же вернусь, гак или иначе. Да и вообще на этой неделе дела идут неважно, так что ты удачно выбрала момент Как насчет «Харлейз»?
«Харлейз» был одним из самых престижных ресторанов Порта в американском стиле.
Тебе это по карману?
Ничего, посчитаем это накладными расходами. Мне тоже нужно кое о чем тебя спросить. Услуга за услугу.
«Что бы это значило»
Хорошо, договорились.
Ужин в «Харлейз»это было и много больше, и много меньше того, что она ожидала. Она приехала в «Эранджи» из тех соображений, что явиться собственной персоной все же предпочтительнее телефонного звонка, учитывая, сколько времени прошло с их последней встречи. Нечто вроде извинения без слов. Но если он и обижался на то изменение в отношениях, что произошло между ними (хотя и «отношениями» это можно было назвать только с натяжкой, и даже дружбой), то, во всяком случае, никак этого не показывал. Она настраивала себя на то, чтобы сосредоточиться на деле. Том деле, ради которого она приехала. Двенадцать лет назад в ее жизни стряслось нечто ужасное, и ей необходимо было найти этому объяснение.
* * *
У Турка была своя машина, стоявшая тут же, на аэродроме. Они договорились встретиться в ресторане через три часа, ближе к вечеру.
Дорога была сравнительно свободной. Чем больше разрастался Порт-Магеллан, тем больше в нем появлялось машин, и отнюдь не только дешевых легковушек южно- азиатского производства и скутеров (которые были у всех поголовно). Когда Лиза проезжала через доки, ее зажали с обеих сторон два тягача и сопровождали большую часть пути. Тем не менее добралась она вовремя. Парковка у ресторана оказалась забита, что было необычно для вечера среды. «Харлейз» славился своей кухней, но посетители платили не за это: ресторан располагался на самой вершине горы, откуда был виден весь Порт-Магеллан.
Почему первые поселенцы основали город именно здесь, нетрудно было понять. Самая большая естественная бухта на побережье, расположенная ближе всех к Арке, соединяющей Новый Свет с Землей. Благодатные низовья на побережье давно уже были перенаселены, и Порт разросся до подступов окружающих гор. Застраивался он как попало, на градостроительные кодексы Временного Правительства никто не обращал внимания. Но «Харлейз», целиком состоящий из дерева и стекла, как раз соответствовал всем правилам.