Это Пулковская пустошь, коллеги, торжественно сообщил всем Бжезинский, сверяясь с картой в коммуникаторе, а потом, посмотрев на Марту, добавил, осененный внезапной догадкой:А не здесь ли, коллега Айвен, вас обнаружила экспедиция доктора Байдена?
Кто еще кого обнаружил, ответил я, изо всех сил стараясь не раздражаться.
Бжезинский постоянно дает понять, что я самонадеянный малообразованный выскочка, в то время как он выходец из старейшей в Европе академической семьи.
Марта резко крутанула руль, объезжая какое-то препятствие, и мы услышали сначала громкий скрежет, а потом хруст. Джип пару раз дернулся и замер на месте, недовольно ворча старинным бензиновым мотором.
Черт побери! Вот и не верь после этого в совпадения! весело закричала нам Марта, с готовностью бросая руль и выпрыгивая наружу.
Она так обрадовалась поломке, что я заподозрил ее в каком-то умысле.
Я открыл свою дверь и тоже вышел наружу. Свежий вечерний ветерок обдал меня холодом, и я поплотнее застегнул молнию на комбинезоне. Зато Марта, напротив, расстегнула на себе куртку, потянулась и пошло подмигнула мне, указывая на серую траву под нашими ногами:
Ты хотя бы помнишь, что у нас тут тогда случилось, милый? Подумать толькодесять лет назад, а я помню все, как вчера!
За меня ответил Бжезинский, выбравшийся из машины с другой стороны:
Лучше всех эту встречу запомнил доктор Байден. Все-таки не в каждой этнографической экспедиции тебе выбивает глаз твой будущий лучший ученик.
Марта удержала меня от грубого ответа, сделав шаг навстречу и прикрыв мне рот теплой ладонью.
Не обращай внимания. Коллеге просто завидно, громко сообщила она и прижалась ко мне всем телом.
Бжезинский молча удалился от машины к ближайшим кустам, на ходу расстегивая ширинку, и Марта, пользуясь оказией, прижалась ко мне еще крепче.
Ты помнишь? снова повторила она.
Я помнил, но делать это с Мартой здесь желания у меня не было. Чувство смутной тревоги, внезапно проявившись, теперь не отпускало меня, и я пристально вглядывался в черно-серые заросли у Марты за спиной, выискивая источник угрозы.
Да тут почти никого не осталось, ты же знаешь, нетерпеливо бросила Марта. Последний массовый исход из сектора 15А был еще зимой, после нападения южных племен. Ну, хочешь, посмотрим локализацию мишеней в округе?
Я кивнул, лишь бы она от меня отвязалась, и мы вернулись в машину посмотреть на большом экране на яркие огоньки радиометок, которые наивные аборигены таскали на себе в качестве талисманов.
Этнографам в Заповеднике постоянно приходится поддерживать культ Всемогущего Глонаса, приплачивая Верховным Патриархам консервами, чипсами и прочей ерундой, зато абориген без радиометки теперь невозможен, как раньше невозможен был человек без креста или других амулетов.
Огоньков на карте оказалось немного, и я с грустью подумал, что еще пять лет назад их было как минимум вдвое больше. Что бы мы ни делали, как бы их ни подкармливали, ни прививали и ни обхаживали, они все равно вымирают. Причем, что обиднее всего, много чаще аборигены гибнут в ходе междоусобных стычек, чем от болезней или недоедания. И ведь оружие у них изъяли полностью, оставив только маломощную пневматику да рогатки для охотыно нет, находят способы продырявить ближнего своего или лишить его жизни иным варварским способом.
Тут я вспомнил, как сам десять лет назад варварски продырявил правый глаз доктору Байдену, и тяжело вздохнул.
Слушай, а ведь ты прав, есть тут рядом автохтоны! вдруг сообщила Марта, тыча холеным ногтем в центр карты, где алели плотной кучкой красненькие точки и зеленели два пятнышка. Вот группа, смотри, человек тридцать, с двумя доминантными самцами. Совсем рядом, километров пять отсюда. Сходим, поснимаем, а? У меня диссер как раз про двухполюсные группы, когда еще случай представится?
Вот в этом она всяеще минуту назад думала исключительно о соитии, а теперь вот потянуло вздорную дамочку на научную работу.
А что с машиной? спросил я в наивной попытке потянуть время. Идти на ночь глядя черт знает куда мне не хотелось.
С машиной кранты, весело ответила Марта. Помпа полетела. Знаешь, что такое помпа?
Что такое помпа, я не знал. Я вообще очень плохо знаю эти старинные бензиновые автомобилисейчас всюду водородные дизели да электрокары, у них под капотом как-то все намного проще устроено. После изобретения токийских каталитиков, расщепляющих воду почти без затрат энергии, бензиновые аппараты в Европе запрещены. Исключениями стали Заповедникдля пущей аутентичностида несколько стран Ближнего Востока, которым просто некуда девать свою нефть в таких объемах даже по два доллара за баррель. В России и Латинской Америке добывать нефть стало вообще нерентабельно и там все остановилось само собой. А потом все само собой и развалилось.
Пошли, Марта вылезла из машины и яростно хлопнула дверцей, чтоб я, значит, не задерживался.
Я вздохнул, кряхтя, прицепил на бок дежурный парализатор и тоже выбрался наружу.
Бжезинский сидел прямо на земле, привалившись спиной к теплому боку машины, и дремал, но, когда мы пошли прочь, он проснулся и не удержался от колкости мне вслед:
Коллега Айвен, вы уж там не подкачайте!
Мне пришло в голову, что Бжезинский может настучать на нас с Мартой в Комиссию по этике.
Мы идем снимать двухполюсную группу, буркнул я в сторону, а Марта на глазах у профессора торжественно пристегнула наплечную камеру.
Бжезинский криво усмехнулся и закрыл глазачтоб, значит, не видеть наших лживых развратных физиономий.
На северо-северо-запад, показала мне Марта, и мы пошли бодрым шагом, старательно вглядываясь в бледную подсветку инфракрасных очков и все равно спотыкаясь на неровных стыках бетонных плит.
Мы прошли в полном молчании километра три, и Марта ни разу не сделала даже попытки приблизиться ко мне. Она была полностью поглощена голографической картой, которую то и дело разворачивала перед собой, уточняя маршрут и цели.
К финалу нашего путешествия я даже начал испытывать некоторое разочарованиедались ей эти доминантные самцыкогда я, первым выйдя на лесную опушку, вдруг увидел всю группу. Четыре женщины в цветастых сарафанах и около двух десятков мужчин в праздничных камзолах расположились вокруг странного вида телегина ней было смонтировано нечто вроде комода, увенчанного куполом, который, в свою очередь, завершался мощной спутниковой радиоантенной. На заднем плане виднелись несколько глинобитных хижин и подсвеченный факелом вход в общинную землянку.
Нас аборигены не виделисумерки уже превратились в полноценную ночь, а снабжать население Заповедника инфракрасными очками запрещалось категорически, под страхом уголовного преследования.
Мне уже десятки раз доводилось возвращаться в родные края, но каждый раз, завидев своих земляков, я первые несколько минут переживал настоящее раздвоение сознания. Вот и сейчас я смотрел на этих нелепых людей в поразительно ярких даже в инфракрасном свете одеждах, а видел собрание уважаемого деревенского актива возле передвижной Церкви Космических Инноваций, на алтаре которой сейчас выступал Представитель Патриарха по Северному округу.
И вот о чем еще надо нам всем помнить, благоверные мои Граждане, говорил полпред, нервно одергивая края своего ярко-красного камзола. Не только мечом покушается враг на нашу любимую Родину, но корежит самое святоенашу с вами Историческую Правду. Уже совсем забыли неблагодарные наши соседи, кто именно девяносто семь лет назад освободил Европу от фашизма, уже и у нас есть такие, кто пересказывает разные глупые басни, будто мы отсталые туземцы, пираты и прочее. Пусть знают таковые, что впавшие в прелесть безумцы будут изгнаны из всех общин!
Воистину! нервно вскричали несколько голосов.
Пусть ликуют наши сердца, видя, как развивается наша Родина, как умножаются ее богатства, как растет инновационная экономика. Знаете ли вы, что внутренний валовой продукт нашей страны в этом году вырос еще на двадцать пять процентов, что в пять раз превышает показатели Европейской Конфедерации!
Ура! бодро прокричал один тоненький голосок, но тут же испуганно затих.
Помните мудрые слова Патриарха: счастьеэто нанотехнологии плюс электрификация всея страны!
Ура!! На этот раз знакомый лозунг поддержали почти все присутствующие.
Полпред сошел с алтаря, и его место тут же занял местный староста, низенький коренастый мужчина лет сорока. В виртуальном приборе ночного видения староста подсвечивался зеленым, как и доминантный полпред.
Вчера елагинские мужики конфедератского шпиона поймали, сообщил староста. Но сами они менять вражину на хабар опасаются. Нам предложили посодействовать. Ну, какие предложения будут? Беремся с божьей помощью или как?
А чего просят елагинские за шпиона? деловито уточнила круглолицая толстая женщина в расшитом сарафане.
Староста отмахнулся:
Им мешка сахара хватит. А мы с басурманов серьезно возьмем. Потому что шпион этотбаба, а за баб они больше переживают.
Представитель патриарха неожиданно оживился, вошел в круг беседующих и громко заявил:
Решая частные задачи, не следует забывать о большой государственной проблемедемографической.
Чего? недоуменно спросили его сразу несколько голосов.
В общем, бабу советую оставить. Их и так в стране мало осталось, баб. А эта точно здоровая, детишек вам еще нарожает, пояснил свою мысль полпред.
А она здоровая ли? усомнился кто-то, и тут же по сигналу старосты из ближайшей избы вывели в круг короткостриженую бледную женщину в защитном комбинезоне.
Марта толкнула меня в плечо; я ее понял. Мы встали и пошли по влажной от ночной росы траве, на ходу вытаскивая парализаторы.
Когда до деревни осталось меньше десяти метров, я узнал эту бледную женщину: Тереза Масюк, социолог из экспедиции Шведского университета. Я с ней дважды ходил в экспедиции, но общего языка мы с ней там не нашли.
Меня удивило, что защитный комбинезон на ней выглядит совершенно целым, но Тереза даже не пытается использовать его возможности. А ведь возможности у него серьезные.
Как это обычно бывает, завидев нас, автохонты сами легли на землю, добровольно подставляя оголенные ягодицы под наши парализаторыудар в другие мышцы чрезвычайно болезнен, и местные это хорошо выучили. Мы обработали всех, кроме полпреда и старостыстатус доминантов этнографами обычно принято соблюдать, если только нет противопоказаний по ситуации. Впрочем, сейчас противопоказаний не былооба доминанта стояли по стойке смирно, просто наблюдая, как мы подходим к Терезе с двух сторон.
Привет, дорогая, ты в порядке? полюбопытствовала Марта, осторожно трогая Терезу за руку.
Тереза пожала тонкими плечами:
Вы зря пришли, тихо сказала она. Я собираюсь остаться с ними.
Полпред удовлетворенно крякнул:
Смотри, Тарас! Сами бегут от ереси своей иезуитской в наше благоверное лоно! Верю, будет еще Великая Русса от Кронштадта до Московии!
Я хмуро взглянул на него, и он немедленно заткнулся.
Пойдем, Тереза! сказал я как можно мягче.
Нет, не пойду.
Почему? спросили мы с Мартой хором.
Тереза подняла на меня маленькие злые глазки:
Тебе, Айвен Эроуз, негоже задавать этот вопрос. Потому что десять лет назад тебя звали Иван Стрелок. Поверь, это звучит намного лучше.
Она развернулась, пошла от нас в ближайшую избу и с треском захлопнула дверь, вложив в этот жест всю силу своей ненависти к современной цивилизации.
Мы с Мартой одинаково коротко вздохнули, развернулись и пошли прочь. Тереза не первая и не последняя, но, слава Конфедерации, дауншифтингэто уже не наша забота.
Мы не дошли до джипа метров сто, когда Марта попросила меня посмотреть, что там сломалось в ее комбинезоне, а потом, когда мы, усталые, уже лежали на траве и смотрели в зовущее звездное небо, она вдруг сказала мне:
Знаешь, они, конечно, забавные все очень. Но когда они петь начинают, у меня все вот здесь так сжимается, что плакать хочется.
Она положила мою руку себе на грудь и вдруг запела на всю округу мощным сопрано:
Etot den Pobedy porochom propach
Eto prazdnik s sedinoyu na viskah
А потом она заплакала.
Эля ХакимоваНЕФТЬ
Серебряному веку. С благодарностью и ужасом
У вас ведь тоже есть близнец? Гринок подозрительно вскинул голову и взглядом дешевого медиума окинул девушку. Есть, конечно, куда же без него. С тех пор как люди разучились чувствовать, женщины перестали беременеть. Эра искусственного оплодотворения, как иначе будет продолжаться история человечества? У всех есть близнец, он устало откинулся на высокую спинку золоченого кресла и махнул рукой. Не смотрите так на меня. Мой брат умер еще при рождении. Это был как раз тот случай, ради которого и ввели закон о сохранении двух эмбрионов. Еще у нескольких сот тысяч людей, представьте себе, нет ни братьев, ни сестер! А у вас, наверное, есть Есть, я вижу.
Он закрыл глаза, полные горячего песка, и, судорожно вздохнув, продолжил:
Впрочем, прошу прощения, я не очень хорошо себя чувствую. Честно признаться, я чувствую себя отвратительно, словно из моего затылка все время сыплется песок. Этот омерзительный шорох! Целые реки песка с тех пор, как Элинор умерла.
Сквозь огромные окна свежей синевой врывалось мерное дыхание моря.
Элинор Она покинула меня. Оставила. Тогда я и нашел Элинор-2. Но она не могла любить меня. Никто не мог, кроме Элинор. А эта чертова кукла хотя бы похожа на нее. И если вовремя примет свою дозу, я начинаю вспоминать мою настоящую Элинор. Я даже способен обмануть себя в такие моменты Но, понимаете, теперь дозы раздают в режиме экономии. Даже с учетом того, что я отдаю Элинор-2 свою, она все реже улыбается или плачет Эффект привыкания. Да вы сами все знаете, ведь верно?
Спаленные глаза, мертвенный лоб и потрескавшиеся, как земля в засуху, губы. Все ясно. Нефть. Регистратор изнемогала без наркотика.
Наконец она оторвала взгляд от экрана и удостоила посетителя равнодушным вниманием:
Гринок. Заявка на новые месторождения? Горько искривился рот. Видимо, давно без дозы. Где именно?
Да-да, извините, разумеется, вам вовсе не интересно знать Названия у этой местности нет. Но есть точные координаты. Вот там дальше, широта. Он потянулся было подсказать. Напрасно. Девушка-регистратор отшатнулась, ее брошьбожья коровкасуетливо забегала по груди, затянутой черным латексом. Контакт второй степени запрещен с людьми, которые лишены блага очередной дозы искусственных чувств.
Он, конечно же, знал это. Но ему так необходимо было получить патент на разработку, так мучительно нужно, что очередной вздох замер на его бледных губах.
* * *
Я был ученым. Был до тех пор, пока не встретил свою любовь. Свою небесную Элинор в серо-голубой амазонке и кипени цветущего шиповника. Такой я видел ее в последний раз.
А впервые она явилась ему, как это ни банально, в опере. Давали «Тристана». Вход в этот храм искусства был запрещен без броши-хранителя, поэтому ему пришлось выпустить из клетки своего скорпиона, который сразу же набросился на него и, безошибочно определив самое уязвимое место, пристроился у левого лацкана, рядом с белым анемоном в петлице.
Он стерпел эти мерзкие прикосновения, которых старался избегать всю жизнь, дело того стоило. Надо же было отметить свое открытие. Вернее, не свое. Открытие всех времен и народов, то, что спасет миллионы оставшихся от недавно еще многомиллиардного населения голубой звезды. С тех пор как исчезли эмоции, человечество таяло стремительнее, чем песок в песочных часах. В день по миллиону смертей; и смертность прогрессировала по экспоненте. Планете, которую совсем еще недавно называли коричневато-обманчивоЗемля, долго не протянуть.
* * *
Еще совсем недавно Земля имела неровные заплаты континентов и островов: межледниковый период, казалось, не кончится никогда. Но вдруг резко потеплел климат, так же резко поднялся уровень океана.
Цивилизация была достаточно развита, чтобы человек остался человеком, а общество осталось по сути и форме тем же, что и до потопа. Удивительно быстро восстановились основные институты управления, не изменились основные принципы отношения людей между собой.
Суши к тому времени осталось так мало, что материк, единственный уцелевший из шести, стал городом-муравейником. Планету отныне именовали Океаномпо праву, которое океан заслуживал еще с самого начала времен. Темно-синие глубины так и оставались неизведанными, у человечества появился заменитель его давней забавыжажды нового.