В голосе Лося звучала неподдельная злоба.
Мои люди сегодня жертвовали собой, умирали, теряли своих боевых товарищей. Они заслужили награду как честные солдаты. Они захотели твою дочь и они ее получат. Им завтра снова в бой и кто-то из них не вернется. Так пусть этой ночью кто-то из них получит последнюю радость в жизни. Так я решил. Я оставлю вас в живых. Но будешь дергаться, старик, убью тебя и дочь. Учти, я всегда держу слово. И запомни, ты сам виноват во всем, хуторянин.
Ярви услышал тяжелый, удаляющийся скрип половиц: Лось возвращался к своему пьяному отряду. А потом он услышал другие звуки, страшные. Кричала его дочь. Она, конечно же, отбивалась, она звала на помощь. Она надеялась на своего отцана кого же еще ей надеяться тут? но он ничем не мог ей помочь.
Будь все проклято, будь все проклято! Слезы текли уже не от рези в глазах. «Господи, взмолился Ярви, сделай так, чтобы я снова потерял сознание, чтобы я не слышал этих криков, если все равно я ничего не могу сделать». Но господь не мог сотворить для Ярви даже такую малость
Крики дочери перешли в мычаниеконечно, это ей тоже заткнули рот кляпом.
Не дергайся, сука, а то будет хуже! Донесся злобный окрик на ломанном финском. Это кричат его дочери, кричит один из шведов.
Что же делать, что же делать?
От бессилия заныло сердце сердце, которое его никогда не подводило. И безостановочно текли из глаз слезы.
И тут вдруг Ярви сквозь пелену сознания отчетливо расслышал скрип. И то был скрип двери его дома, от которой он сейчас был недалеко.
Разве он мог перепутать? Много-много лет он безвылазно жил на этом хуторе и знал голоса всех предметов на хуторе. Да много ли их здесь, этих предметов?
Ветер открыть дверь не мог, на улице полное безветрие. А часовых они не выставляли. Или же кто-то выходил, пока он валялся в беспамятстве? Тогда почему дверь открыли так осторожно, а не распахнули уверенно, нагло, по-хозяйски? Почему не топают, как кабаны, а крадутся?
Да, крадутся! Ярви расслышал тихое поскрипывание половиц. Шагии без того чуткий слух лесного жителя обострился до пределаприближались к нему. А потом
А потом из-за деревянной перегородки выступил человек, которого Ярви не видел в отряде Лося. Да и вообще никогда в жизни не видел. К тому же и одет был человек весьма странно, вроде бы в военную форму, но только чья эта форма? Ни финская, ни русская, ни шведская, ни немецкая (последнюю Ярви видел на фотографиях).
Незнакомец пробежался взглядом по Ярви, с удивлением покачал головой. Прислушался к шуму и возне, доносящимися с той, скрытой от глаз ширмой, части дома. Наморщил лоб, задумавшись. Потом кивнул каким-то своим мыслям. Ипоказал Ярви открытую ладонь. Этот жест Ярви помнил по своим поездкам в Петербург: так русские (обычно те, кто выпил лишку) показывают, мол, все нормально, чухонец, все будет путем.
Незнакомец быстро стянул с себя толстую куртку с меховым воротником. Странную куртку, раскрашенную под цвета леса. Под курткой оказалась полосатая рубашка, какую носят моряки (у Ярви вдруг всплыло в памяти вроде забытое им навсегда русское слово «тельняшка»), ее крест-накрест пересекали ремни, на них под мышками висели кобуры с пистолетами, а на поясегранаты. Незнакомец снял с пояса одну из гранат. Подмигнул Ярви и улыбнулся.
Что он задумал? Он хочет бросить гранату туда, где среди пьяных негодяев находится и его дочь? Нельзя!
Ярви замычал и задергался, извиваясь, насколько позволяли путы.
Незнакомец сделал успокаивающий жест, после приставил палец к губе, как бы призывая к молчанию, повернулся, направился к ширме. При этом вроде бы что-то выдернул из гранаты. Спокойно вышел из-за ширмы, постоял недолго, водя головой, словно пересчитывая людей и запоминая, кто где находится. Иметнул гранату.
А потом резко повернулся и закрыл глаза, крепко сжав веки.
Раздался хлопок, будто в доме лопнул огромный воздушный шар. И тут жеу Ярви в глазах разорвалось солнце.
Ослепленный Ярви вспомнил уличных фотографов и приспособление в их руках, с помощью которого они производили вспышки. Вот словно такая вспышка сейчас полыхнула прямо у него перед глазами.
А в доме началась и не смолкала пальба. Говорили пока только два ствола. Бах, бах, бахс равными и очень короткими промежутками. Но вот в ответ огрызнулось другое оружие и еще одно Но больше эти голоса не звучали. Зато продолжали звучать те первых два ствола. Они затихли всего лишь на миг, чтобы снова заговорить столь же уверенно.
А потом все стихло. К этому времени радужные круги в глазах улеглись, зрение вернулось, и Ярви увидел над собой блестящий металл длинного и широкого, похожего на охотничий, с загнутым острием клинка. Нож держал в руке тот самый незнакомец в тельняшке.
Очухался, папаша? Проморгался? «моряк» легко, демонстрируя силу рук, перевернул Ярви на живот. Это тебе не хлопушка на Новый год, это светошумовая граната. Понимать надо. У вас, поди, таких еще нет.
Ярви узнал язык. Русский. Он узнавал отдельные слова. Правда, понять, что ему пытается сказать русский моряк, был не в силах.
Полтора часа плутал по вашей тайге, как олень. Русский резал путы на ногах и руках Ярви и продолжал о чем-то говорить. А тур-то взял всего на два часа, прикидываешь, папаша. Андестэнд? Ну а тут форменная засада. Сплошняком леса и сугробы, ни хрена не видно. Потом углядел огонек твоей хаты. Зашибись, думаю, все-таки не зря смотался. И тебе тоже подфартило, чухня, вовремя я подвалил. Впрочем, ты все равно ни хрена не понимаешь. Откуда тебе
Русский распрямился, привычным движением вогнал нож в ножны на поясе. Ярви тоже поднялся, растирая затекшие запястья. Он хотел сказать незнакомцу «спасибо» на русском языке, но пока вспоминал позабытое слово, русский уже успел отойти. Ярви двинулся следом.
Обогнув ширму, Ярви замер. По всему дому валялись убитые финны и шведы из отряда Лося. В самых разных позах. На полу, под лавками, навалившись на стол. Одетые и полуодетые. Кто-то сжимал оружие в руках Все шестнадцать бойцов сводного финско-шведского отряда были мертвы. Как же русский сумел их так легко перебить и остаться целым и невредимым? Впрочем, Ярви тут же нашел ответ. Вспышка гранаты ослепила не только его, но и всех остальных в доме. Их даже сильнее, ведь граната упала прямо рядом с ними. Кто-то из них сумел на ощупь выхватить оружие, но стрелял наугад. И не попал.
Странные, противоречивые ощущения охватили Ярви, он путался в них, как рыба в сети. А вроде бы должен сейчас испытывать радость, одну только радость избавления. Ведь русский спас их от если не от смерти то от жгучего позора, от раны на всю оставшуюся жизнь, раны, которая зачастую хуже самой смерти. Но это же русский, а они, финны, сейчас воюют против них. Нет, Ярви не воюет, но как объяснишь это русскому? Даже если поймет, поверит ли? Даже если поверит, нужны ли ему эти объяснения? Что у него на уме, у этого русского?
Тем временем русский моряк перешагнул труп человека, который носил при жизни прозвище Лось, и подошел к столу. Без малейшей брезгливости взял в руки флягу в суконном чехле, поболтал, положил на место. Взял другую. А вот в этой что-то оставалось, русский обтер рукавом тельняшки горло фляги, приложился к ней. Заходил кадык, голова запрокидывалась все дальше. Наконец моряк оторвался от фляги, крякнул смачно, поднес рукав тельняшки к носу и шумно втянул воздух ноздрями.
Потом передернул плечами:
Эх, хороша, зараза! Спиртяга знатная.
Он вновь вытащил свой устрашающего вида нож, отхватил им кусок лосятины, положил его на ломоть хлеба.
Это кто ж такие-то? заговорил он с набитым ртом. Горячие финские партизаны? А чего своих тогда терроризируют? Или типа махновцев что-то? русский стащил с головы вязаную шапку (он оказался светловолосым, коротко стриженным), утер ею лицо и шею, бросил на лавку. Кстати, девчонка твоя, папаша, в комнату умотала. Плакать, переживать. Понял, чучело? Гёрл нах хауз гоу-гоу.
По взмахам руки незнакомца Ярви догадался, что тот хочет сказать. Что дочь убежала к себе в дальнюю комнату. Конечно, пусть придет в себя. Ярви и сам чувствовал дрожь в коленях. Чувствовал и даже слышал, как колотится до сих пор его сердце.
Он всегда успокаивал себя трубкой. И сейчас прибег к испытанному средству. Достал из кармана свою любимую короткую трубку, набил и раскурил ее.
Ух ты! воскликнул русский, оторвавшись от поедания вареной картошки с солеными грибами и взглянув на наручные часы. Мать честная, минута всего осталась! Даже перекусить не успеваю. Вот вроде плотно покушал перед отправкой, а проголодался. Ноги выдергивать из ваших сугробов и снова в них втыкатьтот еще фитнесс-шмитнесс.
Русский еще отхлебнул из фляги, утер губы ладонью.
Ну все, пора. Не буду вас тут пугать колдовскими штуками. У вас и без того на сегодня впечатлений до хрена.
И двинулся к двери. Подобрал куртку, закинул, не надевая, на плечо. Вдруг остановился, хлопнул себя по лбу.
Блин, опять назад с пустыми карманами, что ли! Не, на этот раз сувенир прихвачу. Охотничий, блин, трофей.
Русский закрутил головой вокруг себя. «Что-то потерял, обронил?»подумал Ярви.
Незнакомец задержал взгляд на на Ярви. Потом шагнул к нему, вырвал изо рта дымящуюся трубку. И быстрым шагом направился к двери. У двери остановился, вскинул согнутую в локте руку со сжатым кулаком:
Сколково форева, папаша! Ферштейн?
И быстро вышел на улицу, хлопнув дверью.
Куда пошел этот русский, отец? Совершенно опешивший Ярви не сразу сообразил, что рядом с ним стоит дочь. Ночью? Один? В мороз? Папа, смотри, он ушел без шапки!
Дочь протянула ему шапку русского. «Да-да, конечно. Надо догнать, сказать, что он может остаться ночевать. Я вспомню русские слова, я объясню. Если откажется, то надо просто отдать ему шапку».
Ярви бросился к выходу. Открыл дверь, шагнул на крыльцо. Лицо обдало морозом. И сегодняшняя ночь тоже обжигает холодом. И вообще эта зима выдалась жутко холодной, словно природа обиделась на людей за развязанную войну Лица Ярви коснулась снежинка. Со вчерашнего вечера шел снег. Как обычно бывает в морозымелкий, колючий и жесткий.
От крыльца, отлично видимая в лунном свете на свежевыпавшем снегу, тянулась цепочка следов и обрывалась в нескольких метрах от дома. Слева и справанетронутая снежная целина.
«Куда же делся русский? Пятился назад, точно ступая по своим следам? Но он бы сейчас все равно был во дворе. Я же сразу побежал за ним! Не взлетел же он птицей!»
Ярви опустил взгляд на шапку, что сжимал в руках. «Очень плотная вязка, не ручная», отметил он машинально. Потом заметил, что на шапке выведено какое-то словно. Он распрямил шапку
Написано было не русскими буквами. А буквами латинскими. Слово было незнакомым, ни о чем Ярви не говорило. Но он его запомнил. И теперьон знал это точновсегда сможет воспроизвести эти пять букв в любое время дня и ночи: ZENIT.
Эге-гей! закричал Ярви, приложив ладонь ко рту рупором. И еще раз:Эге-гей!
Но молчанием ответили ему хвойные леса Суоми
ИСТОРИЯ 2.0Тавтология
Российская Федерация, Санкт-Петербург. 7 сентября 20 года.
«Украсть украденное. По сутиверно, но звучит как-то нелогично». С этими мыслями Петр Васнецов вставал и ложился вторую неделю подряд. Монументальный письменный стол, доставшийся в наследство от деда, сейчас был завален всевозможными папками и документами. Личные дела давно умерших людей, копии протоколов допросов, схемы дорог и конструкторские чертежи бронированного автомобиля «форд» выпуска тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года. На первый взгляд, между вышеупомянутыми мыслями и всеми этими предметами связи не могло существовать, но она была.
Случайный человек, оказавшийся в квартире Петра Васнецова, был бы немало удивлен. Интересы хозяина жилища были весьма разносторонними. Солидная библиотека, уникальные и редкие издания, расставленные на полках массивных книжных шкафов. Тяжеловесные напольные часы в дубовом корпусе отделяли обширную коллекцию бело-синих делфтских фаянсовых мельничек, домиков и колокольчиков в стеклянных шкафах-витринах от стойки с аппаратурой класса hi-end.
На столе стояла полуавтоматическая печатная машинка с истертыми клавишами. В век компьютеров и электроники она могла показаться инородным объектом, анахронизмом, но было видно, что на ней до сих пор работают, и за механизмом тщательно следят.
В гардеробе владельца квартиры ровными рядами висели деловые костюмы, дорогие галстуки и сорочки. Добротная кожаная обувь, удобная и легкая, занимала несколько полок. Наручные часы всевозможных форм и размеров лежали каждые в своей ячейке, на специальной полочке. Стальные и золотые браслеты, тонкие изящные стрелки и сухие информационные табло японской электроники, все это говорило о пристрастии хозяина к красивым качественным вещам, его вкусе и чувстве стиля.
Биография Петра Александровича, дослужившегося в свои неполные тридцать пять до майора, была блистательна, но в то же время окутана некоей таинственностью. Окончив школу и поступив в институт, по юношескому неразумию и горячности молодой Васнецов нагрубил декану, попал в армию и там бесславно провел два года, отсчитывая дни до дембеля и постигая азы военной науки.
Отдав долг родине и окончательно убедившись в том, что ученьесвет, а неученьечуть свет и на работу, Петр с рвением взялся за свое образование. Прежде всего, он поставил перед собой цель добиться уважения, статуса и веса в обществе. Международные отношения, МИФИ, Москва, столицавот о чем он мечтал.
Упорство и пытливый ум помогли ему с блеском сдать вступительные экзамены в учебное заведение мечты, и он переехал в столицу. Одного лишь не учел отслуживший в армии юный и наивный Александр: не все то золото, что блестит. Многие абитуриенты даже не догадывались, что за карьера и в каком из ведомств может ожидать их в будущем. Суровые парни из СВР пристально следили за бесшабашными студентами, оценивая их шансы и выбирая лучших.
Именно внешней разведке приглянулся Петр Александрович Васнецов. Он был завербован и взят в разработку. Если зайти на официальный сайт СВР (да, на бескрайних просторах интернета есть и такой!), то можно увидеть следующие строки:
«СВР Россиисовременная специальная служба, в которой работают талантливые, целеустремленные, преданные Родине и воинскому долгу люди. Основным направлением деятельности Службы является своевременное выявление угроз национальной безопасности России».
Так ли это было на самом деле, сказать сложно, но впоследствии данные строчки стали лозунгом, который Петр пронес через всю жизнь. По окончании института Васнецов начал свою дипломатическую карьеру в качестве второго секретаря посольства в Польше. Он проработал там два года, поднял давно законсервированную сеть осведомителей и добился расторжения договора о предоставлении территорий для размещения средств противовоздушной обороны Соединенных Штатов. Заслужив тем самым лестные отзывы руководства, он продолжил восхождение по карьерной лестнице, заняв пост первого секретаря посольства в Китае. Там он пять лет получал и переправлял на родину все сведения о ядерных разработках азиатского соседа. Но пиком его карьеры стали Нидерланды.
Что может заинтересовать наше государство в этой северной европейской стране, прослывшей рассадником порока? Ответить можно одним словомЭйндховен. Промышленный шпионаж, вот чем пришлось заниматься Петру. Делал он это легко и изящно. Вербовал агентов, подкупал госслужащих, сулил деньги, любовь прекрасных женщин и новые возможности Пока в один прекрасный момент на пороге его квартиры не появились двое в штатском.
Один из них, хмурый высокий брюнет в добротном костюме-«тройке» и длинном сером плаще, достал из кармана тонкий конверт и вручил его хозяину квартиры. После прочтения послания Петру не оставалось ничего другого, как спешно покинуть Голландию. В строках сухого официального письма он объявлялся persona non grata.
Быть отставным дипломатом грустно, оказаться отставным агентом еще печальнее. Возможность выезжать за рубеж Петр потерял. Ни одна страна, а слухи в дипломатической среде распространяются с фантастической скоростью, не готова была оформить визу потенциальному шпиону.
Конечно, у Васнецова имелись связи и капитал, способные помочь ему создать какой-нибудь неплохой бизнес на родине, но все естество Петра восставало против подобного рода существования. Васнецов искренне хотел приносить пользу людям и не желал становиться простым дельцом или перекупщиком, человеком, в его понимании пустым и никчемным.