Авилер проговорил:
Для осажденного дома мой слишком часто открывает двери: туда-сюда мотается слишком много народу. Я знаю, что вы задумали.
Томас увидел Дензиля, появившегося верхом, люди его ехали следом. Отряд уже удалялся вдоль по засыпанной снегом улице, когда Томас наконец повернулся к Верховному министру.
Неужели? съязвил он.
Вы намереваетесь отправить на тот свет нашего доброго герцога Альсенского. Если бы я вовремя не оказался на месте, ваш лейтенант уложил бы его наповал в моей столовой. Авилер подошел к длинному раздвижному столу, заваленному книгами и документами, и сел на уголок, приглядывая за капитаном.
Мне безразличны ваши взаимоотношения, однако Дензиль непростительным образом подверг королеву опасности, не позволив ей бежать из города.
Министр наклонился вперед:
Только не делайте этого здесь.
Похоже, такая возможность уже ускользнула из моих рук. И он совершил большее, чем просто подверг королеву опасности.
Сейчас трудно поверить во все, что вы говорите мне.
Томас направился к двери:
Тогда я не буду ничего говорить вам. Но вы смехотворно ошибаетесь, если полагаете, что герцог намеревается присоединиться к Роланду. Пошлите кого-нибудь следом за ним и увидите, что он поворачивает ко дворцу. А потом спросите себя почему?
Томас вышел. Когда капитан закрыл за собой дверь, ждавший его Лукас подошел к нему и спросил:
Ну как?
Завтра во что бы то ни стало мы увозим отсюда королеву, прошептал Томас оглядываясь.
Двор въехал в Бель-Гарде уже перед самым закатом, и теперь Равенна, восседавшая на лошади во дворе замка, окруженная суетившимися слугами, придворными, альбонцами, цистерианами и своими собственными гвардейцами, наблюдала, как Ренье расставляет караулы. Ученики покойного доктора Брауна уже расположились у ворот со своими книгами, курильницами и прочими странными атрибутами, чтобы временно оградить от фейри эти хрупкие створки из дерева и металла. В городских воротах на кавалькаду снова напали; несколько групп оказались рассеяны и перебиты, однако фейри не увязались следом за ними. Удовлетворенная ходом приготовлений, Равенна позволила страже проводить ее в крепость.
За внутренними воротами и портиком виднелись прославленные сады Бель-Гарде с их фонтанами и миниатюрными садиками, укрытыми теперь толстым снежным покровом. Каменная резьба на самом новом из поднимающихся над головой бастионов выделялась своими завитками, изгибами, вплетенными в узор, и классическими масками духов удачи. Жемчужиной среди крепостей назвал кто-то этот замок. Да, подумала Равенна, самоцветы на эфесе еще не означают, что можно не опасаться клинка.
Отыщите лейтенанта Гидеона, пусть немедленно доставит ко мне Фалаису, приказала королева-мать ближайшему к ней гвардейцу.
Когда тот отъехал, Равенна посмотрела вниз и увидела Элейну, семенящую возле лошади и отчаянно дергавшую королеву за юбку.
Моя госпожа, если вы немедленно не укроетесь от ветра, ваша хворь вернется.
Склонившись, чтобы возразить камеристке, Равенна вдруг бессильно закашлялась.
Она не умела галантно признавать свою слабость. Как только королева смогла заговорить, она выругала Элейну, гвардейцев, поспешивших помочь ей спуститься на землю, исовершенно без всякой винылошадь, простоявшую во время всего эпизода так смирно, что казалась врытым в землю камнем.
Равенну провели через широкую дверь в просторную, великолепно обставленную прихожую. Здесь оказалось чересчур холодно, чтобы снять плащ, но хоть ветра на было.
Я хочу, чтобы это сооружение обыскали сверху донизу.
Да, моя госпожа.
Нетерпеливым мановением руки Равенна отослала Элейну и принялась расхаживать, переплетая пальцы; строгий взгляд королевы успел заметить, что прислуживает ей собственная челядь, а не люди из замка. Явился гвардеец, посланный ею за Фалаисой, пропустив вместе с собой в дверь порыв холодного ветра. Увидев тревогу в его глазах, Равенна напряглась.
Ваше величество, произнес он виновато. Лейтенанта Гидеона и всех, кто охранял королеву, здесь нет.
Равенна остановилась, упершись взглядом в резную панель перед собой.
А где сама Фалаиса?
Ее нет ни среди альбонцев, ни возле его величества.
Равенна кивнула и прошептала:
Это Дензиль.
Томас сидел перед очагом в гостиной апартаментов, которые гвардейцы заняли под штаб-квартиру. Гидеон вместе с большой частью отряда охранял Фалаису. Лукас, возглавив экспедиционный отряд в составе себя самого, Мартина и еще двух цистериан, повел его на кухню за провиантом. Берхэм и Файстус на противоположном столе лили пули; старший держал обернутую в кожу форму, а молодой осторожно разливал из ковшика расплавленный свинец.
Гвардеец, получивший самые тяжелые раны, умер совсем недавно. После всех, кого Томас вывел на битву, а потом хоронил, глупо было горевать о смерти практически незнакомого человека, и мысли капитана все время обращались к Галену Дубеллу.
Томас знал, что еще никому не удавалось в такой степени провести его. Он прибыл ко двору совсем юныммоложе Роланда, и в одиночестве миновал все ловушки и подводные камни. Не позволяя себе кому-либо доверять, он избежал оговоров, оказавшихся роковыми для многих, и учился обману у тех, кто лучше знал интриги двора. Быть может, он поверил Грандье лишь потому, что старый волшебник ничего не просил.
Томас попытался представить себе, что ощутил Дубелл под конец, осознав, должно быть, что его доверенный друг и слуга, которым прикидывался Грандье, следил за ним, тщательно собирал на него нужную информацию, чтобы в какой-то момент подставить его как очередную жертву, если только старику позволили понять это, если только, умирая, он не пребывал в полном неведении относительно происходящего.
Явилась Каде с видом случайной пассажирки, ожидающей прибытия городского экипажа, и уселась в другое кресло. Томас был рад ее обществу и не стал спрашивать, почему она осталась в городе. Все полагали, что Каде вполне легко могла оказаться за пределами города, хотя и не имели к тому никаких доказательств.
Он подумал, что полагается на нее, как солдат на порох, всегда кажущийся надежным тому, кто часто пользуется пистолетом.
Теперь Каде не сводила с него глаз. Томас не выдержал и спросил:
Ну, в чем дело?
Она ответила:
Как по-вашему, что сделает Роланд, когда узнает о Дензиле и Фалаисе?
Томасу показалось, что она хотела сказать совсем другое, но не было желания проверить свои подозрения, и он ответил нехотя:
Не знаю. В этот момент усталость заглушила опасность возможного гнева Роланда, хотя, как считал Томас, со временем он справится и с королевской раздражительностью. Интересно даже, как это он сам сумел презреть стремление к власти, чтобы освободиться от докучливого общества тех, кто еще рвался к ней. Роланд, Дензиль и Фалаиса образуют весьма интересный любовный треугольник. Жаль, что я не могу еще более усугубить путаницу, приударив за Фалаисой.
Молодая королева была прекрасна, но ведь и большая часть придворных дам тоже, размышлял Томас. Она относилась к той породе женщин, ради которых мужчины непременно губят себя. Эту стадию он давно миновал. Добивался ли Дензиль любви Фалаисы, или просто не нашел иного способа приблизиться к ней? Фалаиса-то явно его не жаловала. Томас сомневался в том, что она вообще выделяла кого-нибудь при дворе. В ее предложении Томас не уловил тепла. Она намекнула ему на интим, полагая, что это и будет основная часть сделки.
«Неужели и я был таким? удивился Томас. Неужели и я так думал, когда Равенна сделала мне подобное предложение Вот дела».
Прервав его размышления, Каде спросила:
А почему бы нет?
Он успел заметить, что обратился к ней с непринужденностью, предполагавшей дружбу, не считаясь ни с приличиями, ни с чем-то другим. Еще он подозревал, что только что предоставил Каде возможность хорошенько порасспросить его на интересующие ее темы. Впрочем, останавливаться было поздно, и он ответил:
Если бы я намеревался воспитать ребенка, то не стал бы дожидаться сегодняшнего дня.
Каде приветствовала эти слова еще одним долгим мгновением загадочного молчания, а потом промолвила:
О, а ты мудрец. И поглядев в огонь, хихикнула чему-то своему.
Что? не понял Томас.
Ничего. Она посидела в молчании, а потом спросила:А почему Дензиль забрал такую власть над Роландом? Так, что может даже угрожать королеве, не смеющей надеяться на помощь?
Томас глядел на огонь и вспоминал:
Как раз перед кончиной вашего отца Роланд попытался убить себя и вскрыл вены, но неудачно. Дензиль обнаружил его, перевязал и сочинил объяснение. А потом удержал Роланда от повторных попыток.
Каде закусила губу, подумала и пожала плечами:
Но так выходит, что король, быть может, очень дорог Дензилю, а я не могу себе этого представить не сочти уж меня странной.
Можно испытывать привязанность к человеку и одновременно ненавидеть его. А Дензиль в ту пору без поддержки Роланда был пустым местом. Ему нужен был живой принц в качестве опоры. Томас повернулся к собеседнице. Не смотри на меня так. Роланду вовсе не обязательно было попадать в лапы Дензиля. Возьми, к примеру, себя. Разве возле тебя в Фейре не терся свой Дензиль?
Такой вины за мной нет. Она театрально воздела руки. И не потому, что не было такого типа, а просто я предусмотрительна.
Томас отметил слово «вина», однако не стал обнаруживать этого. Если уж она угодила в столь очевидную ловушку, значит, ее что-то сильно тревожило.
Полено откатилось к краю камина, и, неловко привстав в кресле, Томас, опершись одной рукой, поправил его кочергой.
Каде вздрогнула и быстро сказала:
Прости.
Он тяжело опустился в кресло.
За то, что ты спасла мне жизнь? Я даже благодарен
Она отказалась переменить тему.
А если рана не заживет? Каде не хуже Томаса понимала, насколько рана замедлит его движения в бою.
Что ж, для дуэлей я уже староват. Возможно, в конечном счете разницы не будет.
Не надо говорить такого; у меня и без того сердце болит. Каде еще глубже осела в кресло. И как же мы избавимся от Дензиля?
И Томас не смог скрыть своего вероломного плана:
Я намереваюсь убить его, если получится. Но мне бы не хотелось при этом погубить Фалаису, себя самого или кого-нибудь еще.
Я могла бы это сделать. Роланд и без того ненавидит меня и, уж конечно, не сможет явиться за мной в то место, где я живу.
Томас фыркнул.
Я едва ли способен попросить тебя о подобной помощи.
В этом для меня нет ничего нового.
Нечто неуловимое в ее голосе заставило Томаса усомниться в искреннем происхождении подобной бесчувственности, но он ответил:
Меня не удивит, если ты каждый день убиваешь по человеку, однако подобное предложение выставляет меня идиотом или еще худшим негодяем, чем сам Дензиль, и волей-неволей я стану придумывать какую-нибудь ужасную месть.
Она пожала плечами и в рассеянности потерла подлокотник.
Не важно, даже если он мой родственник. Я ведь пожелала смерти собственному отцу.
Томас нахмурился:
Что заставляет тебя так думать?
Не отводя глаз от огня, Каде медленно проговорила:
Я хотела этого очень всем, что имела в себе, а это, на мой нынешний взгляд, немало, я желала ему смерти. И он умер.
Но он же не пал бездыханным ни с того ни с сего.
Нет, так. Так и было. Она отвечала упрямым взглядом.
Нет, он умер не так. Ты присутствовала при этом?
Нет, конечно же, но я знаю, как все случилось, потому что сама вызвала эту смерть.
Не знаю, почему я третий раз слушаю твою чушь.
Потому что не можешь возразить ничем иным, кроме как «нет, он умер не так». А откуда ты знаешь? Это не чушь! Моя магия тогда не знала путей, я не знала, что делаю, и вполне могла натворить что угодно.
Основательно помолчав, Томас наконец выдавил:
А существенно ли это теперь, поскольку он уже умер?
Конечно же, нет, согласилась Каде, еще глубже вжимаясь в кресло и вперившись в языки пламени.
Томас оглянулся на слуг. Берхэм погрузился в повествование об одной из последних битв бишранской войны, самозабвенно внимавший ему Файстус успел даже разлить свинец по столу. Потом он повернулся к очагу и прошептал ей на ухо:
Фулстан был отравлен. Лицо Каде оставалось невозмутимым, трудно было даже понять, удивлена она или нет. Он продолжил:Это сделала Равенна. А я добыл яд. Насколько я помню, это была наперстянка.
Поднявшись, Каде кругом обошла всю комнату. Спустя несколько мгновений она вернулась к очагу и села, словно только что вошла сюда.
Веришь ты мне или нет, но Равенна никогда не понимала, что делает Фулстан с тобой и Роландом. Для этого она была чересчур устремлена к своей собственной цели. Он знал, что должен опасаться ее, однако ни Земельное, ни Дворцовое право не давали ей власти над ним, и король посчитал себя в безопасности. А после той твоей маленькой выходки в Кафедральном соборе она начала задумываться над тем, почему из тебя выросла такая жуть. Я предоставил ей некоторые подробности, поэтому дело ограничилось монастырем. Через месяц после твоей высылки из города Роланд предпринял свою неудачную попытку самоубийства, и когда она узнала об этом, то приняла решение. Он пожал плечами. Конечно, на улицах не плясали, однако общая скорбь была, безусловно, неискренней.
Каде молчала, Томас прислушивался к треску огня, к ровному голосу Берхэма. Наконец она промолвила:
Я никогда не думала, что, кроме меня, еще кто-нибудь мог пожелать его смерти. Даже Роланд винил себя, дескать, он что-то сделал не так: то ли криво сидел в седле, то ли плохо сыграл в какую-то там игру.
Томас нагнулся вперед и подложил в очаг еще одно полено.
Значит, пришла пора вам узнать это.
Много позже, когда весь дом погрузился в сон, Каде поднялась на самый высокий чердак и приподняла за низ подъемное окно, избегая прикоснуться к забитым в него гвоздям. Здесь было холодно, жутко холодно Налет инея серебрился, прикрывая буквально все вокруг Облака прятали звезды. Было темно, луна шла на убыль; как говорит старая вера, темное времясмерть белой магии. Время владычества воинства. Вокруг угловатыми волнами какого-то застывшего моря вздымались серые и черные крыши. Дворец отсюда казался странным сочетанием силуэтовв них можно было угадать башни, а вот и купол Летнего дворца. На стенах тихо мерцали ведьмины огоньки.
Она спустилась на покрытый черепицей конек острой крыши прямо перед окном. И села к нему спиной, чтобы ничто не смогло прокрасться в дом сзади нее. Поежившись, она обхватила колени, хотя успела добавить к своей одежде раздобытую для нее Берхэмом мужскую рубашку и поношенную боевую куртку Томаса.
«Значит, это не я убила отца». Чувства ее путались, словно небрежно уложенные в шкатулку ожерелья. Ей бы хотелось распутать каждое и провести по нему пальцем. Разочарование она вполне понимала. Отнюдь не странная эмоция для персоны, долго принимавшей ложь за правду Тем более что она сама обманывала себя. Смятение, гнев, давнишний страх тоже были вполне объяснимы, хотя и безнадежно перепутаны. И еще странное чувство сброшенной тяжести, непонятной свободы, от которой лицо ее загорелось, а руки, наоборот, оцепенели. Словно бы чуточку расслабилось нечто, свернувшееся в самой груди. Казалось, что сделается возможным и что-то еще. Например, она наконец сумеет забыть.
Перестань мечтать, как дитя, тряхнув головой, сказала себе Каде. Настало время для размышлений и планов. А потом закрыла глаза и прошептала:Боливер, явись. Мне нужно поговорить с тобой. Порыв ветра подхватил и унес эти слова. Все осталось по-прежнему. Ненавижу, когда он заставляет меня ждать! Я королева Воздуха и Тьмы, владычица Нокмы, призываю фейра Боливера.
Долгий миг она, затаив дыхание, ожидала ответа, а потом из закрытого облаками неба упала звезда. Она направилась к Каде, легко опустилась у ее ног и с ослепительной вспышкой превратилась в Боливера, произнесшего:
Сюда, ты знаешь, дорога нелегкая. Сухой и рыжебородый, он был ростом с Каде, в ярко-синих глазах заметна была тревога. Голову Боливера украшала высокая остроконечная шляпа, а телочуточку заношенный бархатный дублет.
Нет, не знаю. Поэтому и позвала тебя. Как там в Нокме?
Не слишком хорошо. Кое-кого из воинства уже притянуло к границам Фейра, хотя и не со смертной стороны. Начнем с того, что они вообще недолюбливают тебя, а теперь, когда ты приняла сторону людей в этой войне
Все здоровы? Каде волновалась за домашних. Среди них были и люди, но только из таких, кто мог постоять за себя.