Вырвавшись, ветры свистали уж в вервях и парусах грозно;
Чёрные волны к бортам корабельным, как млат, приражались,
Так что судно ударов от тех многошумно стенало:
Сигнусадеи, сигнусадеи
То на хребет оно волн взбегало, то в бездну ныряло,
Море когда, из-под дна разливаясь, зияло глубями.
Видели близко себя они камни остросуровы,
Ярость о кои валов сокрушалась в рёве ужасном
Сигнусадеи, сигнусадеи
Слабы мужи, как жены, рыдали уныло:
Только и слышались жалостны вопли рыдавших,
Только и вздохи по жизни роскошной и неге,
Только богам, обречены, давали обеты,
Жертвы оным принесть, по здравом приплытии к брегу
Сигнусадеи, сигнусадеи
Не было в них проворства ни в ком, приказать бы что дельно,
Сам же никто не знал также, за что бы приняться.
И никому не казалось, что должны бы, жизни спасая,
Равно спасти от беды и всех тех, что были там с ними.
Сигнусадеи, сигнусадеи
Стал на корме при весле сам Великий Учитель,
Кормчий их, быв помрачен от вина, бедства не видел,
Он ободрил мореходцев, крича полмёртвым с боязни:
«Прапоры сриньте долой, вниз и парусы, дружно крылите».
Стали они тогда крылить;
И пробрались меж камней без вреда и напасти, счастливы,
Славя величие сигнусадеи, что крылья
Дал им в замену рук человечьих бессильных
Сигнусадеи, сигнусадеи
Песня смолкла. Занавеси крыльев разошлись в стороны, впустив туман. Астроном боялся дышать. Сигнус, думал он. Тот самый, вернее, та самаяженщина-птица. Царевна-Лебедь. Спасительница Что означает её песня? Что сигнусы разумны? Для птиц они чрезвычайно велики, но для людей?.. Впрочем, размер не имеет значения. Ведь и дети разумны, и карлики Мысли спутывались, свивались как змеи, в скользкий неприглядный клубок. Невозможно понять, где заканчивается одна и начинается другая. Маячил перед внутренним взором левитирующий монумент на энергостанции. Вращается. Мерно взмахивает крыльями, подгребает хвостами «леонардовский атлет».
Сигнусадеи
Сигнус.
Деи.
Лебедь.
Бог.
Лебедь Божий.
Песнь вторая
На Беседке Ветров лежал снег. Не везде, правда, а лишь в узких карстовых расселинах. Но, увидев его, Олег понял, до какой степени продрог. Зуб на зуб не попадает. Это всё проклятый туман, сквозь который он почти на ощупь пробирался сюда, ведомый единым Зовом. Казалось, что туман теперь навечно. Откуда онздесь, на высоте, в разгар лета? Вновь подумалосьвдруг святой прав? Никакой это не дивный новый мир, но один из кругов ада, до странности напоминающий родной Крым. И Зов приводит лишь на следующийкруг вечного тумана и холода. И одиночества. Да, одиночества. Стоп. Хватит. Он тряхнул головой, отгоняя мистические наваждения. Ну, туман. Всё понятно с туманом. Климат изменился, внизутропики, влажность повышенная, вот и туман.
На Беседке Ветров Олег не нашёл никого: ни воскрешенного, ни спасателей. Впрочем, не удивительно, Зов вот уже час, наверное, как заткнулся. Опоздал, как пить дать. Чтоб тебя Самой беседки, разумеется, тоже не было, да и быть не моглонаверняка ухнула внизс тысячу эдак лет назад, вместе с изрядным куском обрыва, на котором стояла. Он осторожно подошёл к краю пропасти, заглянул внизклубящееся молоко, ничего не разглядеть
Олег?!
Он оглянулся.
Вот ты где, герой чёртов! Дитмар, круги под глазами, в рыжей бороде иней, но глаза весёлые. Добрался! А мы уже похоронили тебя, не будь я бароном!
Тоже молодцы, конечно, пробормотал Олег, пожимая протянутую руку. Пять минут подождать не могли? А мне потом от хатулей бегать.
Я разве не предупредил? удивился фон Вернер. Зов отпугивает хищников. Забыл, верно. Ничего с тобой не случилось бы, разве что со скалы б сверзился, ну да на тебя это не похоже Бережёного Зов бережёт!
Не предупредил он. Врёт ведь, подумалось Олегу, нарочно не сказал. Вояка. Испытывает всё. Ладно, это мы запомним.
Барон фон Вернер был не один. Вслед за ним, из туманного половодья вышли остальные. Все трое? С пополнением, значит Странное создание. На ногах лапти. Короткий, чуть выше колен сарафан. Поверх сарафана кольчужная рубашка. Длинные, до колен, волосы цвета свалявшейся соломы заплетены в толстую косу. На тугих щеках румянец, будто свёклой натёртый. А вот меч за спиной в расшитых цветным бисером ножнахэто да. Мощная штука, внушает. Откуда такое чудо-юдо?.. В смысле, из какой эпохи?
Познакомься с Ефросиньей, буркнул Дитмар и добавил:Не везёт нам, опять баба
Олег назвался. Румяная девица в кольчуге окинула его безразличным взором, чуть больше уделив внимания топорику в руке, и отвернулась. Много чести, значит? Ну и ладно, не очень-то и хотелось
Подошёл Иоанн, пожал Олегу локоть по древнеримскому обычаю.
Сохранил, видать, Господь, сказал он. Слышали в ночи пересвист адских созданий. Думалпо твою душу. Хотел сегодня панихиду служить.
Не дождётесь, откликнулся Олег. Монах вскинул брови, и астроном поспешил добавить:На всё воля Божья.
Радуйся! Таис улыбнулась приветливо, но на расстоянии.
И эта меня не жалует, подумал Олег. А ведь свежа, ни тени усталости. Мужики, вон, видно, что в корень задолбались, а эта как Дюймовочка. И не похоже, что сильно мёрзнет. Даже в Иоаннов плащ не кутается, а так, накинула только, будто одолжение сделала.
Привал! скомандовал гауптштурмфюрер. Перекусим и пойдём назад.
Оказывается, они успели набрать дровбольшую охапку корявых сухих веток, и сложить их в естественном укрытии, образованном выветренной скалой. Немец вытащил из-за пояса плазмоган, и вскоре затрещал костёр. Все потянулись к огню, даже Таис. Фон Вернер развязал мешок, раздал куски оленины. Когда было съедено мясо, Дитмар пустил по кругу пузатую бутыль с водой. И на вид, и на ощупь она была стеклянной, но чтобы её закрыть, немец завязал высокое горлышко узлом. Эластичное стекло, очень мило
Огонь пожирал сухое дерево стремительно, охапка таяла, а это означало, что вскоре придётся подниматься на гудящие от усталости ноги и плестись по камням вниз, в долину. Благо, что ноги до сих пор не сбиты до кровавых мозолей. Каким-то чудом. Чудом ли? И вообще, не слишком ли много чудес? Допустим, для античной красотки Таис чудесачасть миропорядка. Для чучела в кольчуге, вероятно, тоже. Для Иоанна Иоанн, пожалуй, случай особый. Он верит, что очутился в аду. И чудеса вокруг суть сатанинское наваждение. Но ни бравый вояка-гауптштурмфюрер, ни тем более он, кандидат физматнаук Сахновский, к чудесам непривычны. Особенно к чудесам, не поддающимся рациональному истолкованию.
Дитмар, обратился Олег к немцу, ты видел вторую Луну?
Разумеется, ответил тот. И не раз.
И что ты об этом думаешь?
Что я думаю? переспросил фон Вернер со снисходительной улыбкой. Я не думаю, Олег, я знаю.
Так-так, проговорил астроном. И что ты знаешь?
Я знаю, что жизнь на Земле пережила три эпохи. Три периода, когда во время низких лун рождались великаны. Когда же эти луны, одна за другой обрушивались на Землю, на ней появлялись расы бессильных карликов. Во время высоких лун возникли средние расыобычные люди начала третичной эпохи, наши предки. Так что после многих циклов земной шар представлял собой очень странное зрелище. Его населяли расы, находящиеся в состоянии упадка, и расы, набирающие силу, промежуточные выродившиеся существа и провозвестники грядущих мутаций, вчерашние рабы, карлики безлунных ночей и владыки будущего
Гладко излагает, подумал Олег, как по писаному. Где-то я это уже слышал, или читал, или мне только кажется?..
То, что происходит в Небе, продолжал швабский барон, смежив веки, будто в трансе, определяет и происходящее на Земле. Так же, как тайна и порядок Вселенной отражаются в мельчайшем зёрнышке песка, так и движение тысячелетий отражается в том кратком промежутке, который мы зовём человеческой жизнью. И мы вынуждены в личной и в общей душе повторять падения и взлёты прошлого, готовить апокалипсисы и восхождения будущего
Вспомнил! Была такая модная книжонка в начале девяностых, написанная двумя французами. Кажется, называлась она «Рассвет колдунов» или как-то иначе, не суть
Мы знаем, вдохновенно возглашал нацист, что вся история Вселенной состоит из борьбы между льдом и пламенем, и что эта могучая борьба отражается здесь, внизу. И в плане человеческом, в умах и сердцах, когда пламя начинает угасать, надвигается лёд. Мы это знаем каждый для себя и для всего человечества в целоммы стоим перед вечным выбором
Теория Горбигера, если не ошибаюсь, сказал Олег. Мировой лёд, и всё такое
Фон Вернер полыхнул уничтожающим взглядом. Хорошо хоть за плазмоган не схватился.
Не теория, а истина, проговорил он. Представителю еврейской лженауки этого не понять.
Ну-у допустим. А при чём тут вторая Луна?
Это не вторая Луна, усмехнулся гауптштурмфюрер. Это осколок четвёртой Луны, что вот-вот упадёт на Землю. Каждая луна постепенно разрушается, и её обломки образуют кольцо вокруг земного шара. Если ты видел так называемую «вторую Луну», значит, должен был видеть и другие обломки, более мелкие
Это он об искусственных спутниках, что ли? Ну да, конечно, ведь он же их никогда не видел Что ж, при его уровне осведомлённости получается очень логично. Все планеты, включая Луну, состоят изо льда. Луна распадается, и её сверкающие ледяные осколки притягиваются Землёй. Спорить с этим бессмысленно. Бравый вояка-гауптштурмфюрер действительно склонен к рациональному истолкованию здешних чудес, вот только исходит он из ложных предпосылок. Ладно, не будем противоречить. Пока не будем.
Олег посмотрел на остальных. Девицы смотрели в огонь, языки пламени отражались в их равнодушных глазах. Монах беззвучно шевелил губами, видимо, молился.
Как представитель еврейской лженауки, сказал Олег, я хочу лишь добавить, что на дворе у нас пятое тысячелетие. От Рождества Христова.
Все воззрились на него. Даже девицы перестали пялиться в костёр. Таис глянула непонимающе, а Ефросинья при упоминании имени Христа усмехнулась криво как-то. Святой прервал молитву.
Откуда знаешь? выдохнул барон фон Вернер.
От верблюда, огрызнулся астроном Сахновский. У лженауки астрономии есть свои методы. Точной даты я вам, разумеется, назвать не могу, но в том, что после моей смерти в две тысячи девятом году прошло не менее двадцати веков, убеждён.
С тех пор как я оказался здесь, тихо сказал Иоанн, во мне борются два чувства. С одной стороны, мне хочется узнать про всё, что сталось с миром после моей смерти, что стало с Церковью и верой, а с другойосознаю всю тщетность, суетность и бессмысленность, и даже греховность знания сего в ЭТОМ месте
Дитмар вскочил и стал затаптывать костёр.
Хватит болтовни! прикрикнул он. Пора возвращаться.
Ну что ж, подумал Олег, ещё одно очко в мою пользу.
Между тем, пока немец разглагольствовал, Беседка Ветров, наконец, начала оправдывать своё название. Подул сильный северо-западный ветер, и ветер этот в считанные минуты разогнал колдовской туман, и, наконец, появилось солнце, а с ним и тепло. Олег прикинулгде-то четыре часа пополудни. Не так уж плохо.
И тут снова заговорил Зов. И не заговорил дажевзорвался в груди раскалённым ядром. Поневоле пришлось подняться, чтобы не свалиться без сил.
Направление? спросил Дитмар.
Олег прислушался к себе. Не здесь, не на Беседке. Гораздо ниже. И западнее. Ялта? Нет, дальше. Мисхор? Алупка? А точнее Непонятно. Где-то у подножия Ай-Петри или ещё ниже.
Карту!
Немец держал свою самоделку наготове. Астроном показал:
Где-то здесь. Точнее пока не скажу.
Да, согласился гауптштурмфюрер, тоже чую, что здесь. Эх, скверно получается, ну да ладно. Зачастили, прямо один за другим
Сатана глумлив и не даст нам покою, негромко заметил Иоанн. Не зря, пока бесовское наваждение клокочет в нас, исчадия вельзевуловы расступаются пред нами
Всё, выступаем! скомандовал немец.
Куда? осведомился Олег.
Фон Вернер указал рукой на запад.
Лучше спуститься через Гурзуфское Седло, Олег, напротив, указал на восток, и вон туда, в район бывшей Краснокаменки.
Олег верно говорит, неожиданно поддержал Иоанн. Мне этот путь ведом, поистине самый лёгкий.
Нет, отрезал Дитмар. Это в обход. Некогда. Зов очень сильный.
Некогда ему, подумал Олег. Ладно, через Никитскую яйлу, так через Никитскую. От Романовской трассы, конечно, остались рожки да ножки, и неизвестно, что на спуске с перевала, ну да ладно.
Я поведу, заявил он. Маршрут знакомый.
Он встал, кинул взгляд на Роман-Кош, казавшийся отсюда пологим травяным холмом, и вернулся к обрыву, где раньше стояла Беседка. Надо бы осмотреться, раз уж развиднелось. Внизу угрюмо чернело заросшее сосняком ущелье Авунды. Саму гору глубоко рассекло продольными трещинами. На месте Гурзуфа не было ничего, кроме буйства ядовито-зелёной растительности. Там, где раньше находился Партенит, зиял глубокий кратер, тоже заросший сплошной «зелёнкой». Похоже, тут что-то неслабо жахнуло. И давно. Лишь Аю-Даг стоял незыблем. И море. Море всё так же играло солнечными бликами, как и столетия назад.
Отчаянный крик, полный тоски и страха, донёсся из поднебесья. Три точкибелая и две чёрные, быстро приближались со стороны Бабугана. Приглядевшись, Олег понял, что одна из нихсигнус, и что сигнуса преследуют чёрные птицы. Похожие на громадных воронов, оперение отливает синевой, клювыкрупные, с зазубринами и сильно загнуты книзу. А сигнус Холодея, он узнал Царевну-Лебедь. Откуда она здесь, почему?
Птицы-загонщикимельче сигнуса, но умны. Одна атаковала снизу, не давая жертве уйти вниз, в спасительные скалы, а вторая короткими чёрными пике пыталась ударить Царевну сверху, в основание шеи. Лебедь уворачивалась широкими плавными поворотами, и удары проходили мимо. Но вот «ворон» изловчился, сумел достать спину сигнуса когтями. Лебедь заложила вираж прямо над беседкой, снова закричалаи крик этот невозможно было вынести. Олег невольно зажал уши, тем более что и Зов в груди словно с цепи сорвалсятребовал, повелевал: на запад! Прочь отсюда!
Дитмар! Олег не узнал своего голоса. Дитмар, стреляй! Что медлишь, стреляй!
Я не собираюсь тратить ценные заряды для спасения глупой птицы, невозмутимо обронил эсэсовец.
Оказывается, он, как и все остальные, тоже наблюдал за охотой.
Идиот! Олег схватил немца за грудки. Никакая это не птица! Сигнусы разумны! Стреляй, фашистская морда!
Дитмар неуловимым движением освободился от захвата.
Дурак! Сопляк! взорвался и он. Да ты знаешь, куда нам сейчас? В ад! Пошёл вон, слюнтяй!!!
Перун великий, Велеса победитель, напевный голос принадлежал нововоскрешённой. Ты Ярило, податель жизни, и Воин, податель смерти. К силе твоей взываю, и на помощь Топора твоего уповаю, и на четыре стороны света поклон кладу
Тут чучело в кольчуге и вправду отвесило четыре низких поклона на все стороны света и замерло, выставив перед собой полусогнутые руки с нешироко разведёнными ладонями.
В небе всё было плохо. Сигнус металась из последних сил, обнаглевшие «вороны» бросались на неё всё чаще. А между ладоней Ефросиньи что-то сверкнуло, ещё раз сверкнуло, и возник тугой клубок света. Олег почувствовал, что волосы на голове встают дыбом. Не от страха. Статическое электричество, понял он. Вроде даже искры в волосах потрескивают. Невольно прикинул градиент и напряжённость электрического поля. Это ж сколько вольт на метр? Да какое там вольткиловольт, если не мега Она же нас убьёт! Замереть, не шевелиться
Девица медленно завела руки за голову и плавным движением, словно баскетбольный мяч в корзину, отправила сотворённый сгусток плазмы в небеса. Астроном готов был поклясться, что видит эквипотенциальную поверхность, по которой шаровая молния скользнула ввысь и ударила в чёрную птицу.
Громыхнуло. Завоняло горелым пером. Рваные в клочья останки «ворона» ухнули в пропасть. Второй хищник не стал дожидаться продолжения банкетасложив крылья, канул в черноту ущелья и затерялся где-то среди сосен.