Автоматчица тем временем подошла к корчащемуся на асфальте Змию. Тот катался, пытаясь поджать под себя простреленные ноги, и повторял, словно заезженная пластинка:
Больно как. Господи, как больно. Больно как
Жанна вскинула автомат.
Не стрелять! тихо и властно раздалось сзади.
Почему это? взвилась женщина.
Потому что это нарушение закона. Выстрелишь, продолжала Юлия спокойно, подходя ближе, и мне придется тебя отдать под суд.
Но он же сволочь! чуть не плача вскрикнула Жанна.
Он ранен и не сопротивляется. Потому он получит медицинскую помощь и отправится в камеру ждать решения суда.
Автоматчица снова вскинула оружие, прицелившись в причитающего Змия.
Выстрелишь, повторила Юлия, и пойдешь под суд.
Угрожаешь?
Предупреждаю.
Жанна зло сплюнула и опустила автомат.
Ты, обратилась президентша к Вячеславу, возьмешь ее с собой. В сопровождение.
Зачем? не понял тот.
Не понял? Или придуриваешься? Юлия Владимировна в первый раз широко улыбнулась. Что, в самом деле не понял? Смешной какой.
Сумасшедшая баба звонко расхохоталась, став и впрямь похожей на одержимую.
Ты куда едешь, мальчик?
Не знаю, ответил Слава.
А зачем?
Ищу президента. Хочу понять
Считай, что нашел. Я президент. Может быть, успокоишься на этом? Юлия снова была серьезной.
Ты не тот, кто мне нужен. Я хочу найти того последнего реального президента.
Вот потому я тебя отпускаю и даю сопровождение. Только учти, то, что ты найдешь, тебе может очень не понравиться.
Слава напрягся, смотрел на сумасшедшую бабу исподлобья.
Вы что-то знаете?
Я что-то знаю, эхом повторила Юлия Владимировна. Но сейчас тебе мое знание не нужно. Ищите, да обрящете, как было сказано в одной занятной книжке.
Патрульные рассаживались по машинам. Двое, в одном из которых Слава узнал Прищепу, протащили мимо корчащегося Змия. Интересно, откуда столько гуманизма может взяться в человеке в таком жестоком мире?
Ты еще очень наивен, словно читая его мысли констатировала Юлия. Хочешь знать, почему я не позволила его шлепнуть?
Чтоб порядок был и закон не нарушали? Чтобы совесть была чиста?
В угадайку играешь, нахмурилась Юлия Владимировна. Не прав. Если б его сейчас в запарке пристрелили, то никто бы без моего акцента на этом и не заметил бы, что пристрелили уже не сопротивляющегося. Тем более что попытка к бегству налицо.
Почему тогда? задал Слава риторический вопрос.
Потому что значительно более суровое наказание жить в ожидании смерти, чем умереть сразу. Жанна этого не понимает, и со своим фанатизмом бывает опасна для построенного мной общества. Потому она поедет с тобой. И запомни: в этом мире счастлив не тот, кто долго живет, а тот, кто вовремя умер. В конечном итоге мы все умрем. Только кто-то долго и мучительно, а кто-то быстро и благородно, как тот бритоголовый на мотоцикле.
А где француз? спохватился вдруг Слава.
Дернулся было в сторону, но Юлия придержала его за руку, молча указав назад, себе за спину.
Анри сидел под балконом на коленях. Рядом с ним распростерлось мертвое тело бритоголового мордоворота Борика. Сутенер съежился, ссутулился, плечи его подрагивали. Выглядел он жалко, словно вылезший из воды ангорский хомяк, растерявший весь свой лоск и всю свою пушистость.
По щекам Анри, путаясь в наметившейся за три дня щетине, текли слезы.
Пауза 1
Давайте делать паузы в словах,
Произнося и умолкая снова,
Чтоб лучше отдавалось в головах
Значенье вышесказанного слова.
Давайте делать паузы в словах
Как давно это все было, как странно все это было. Жили люди, со своими правдами и неправдами. Со своей правотой и неправотой. И я тоже жила, и тоже, наверное, среди всех выделялась своей правотой, своей правдой.
Странно, у каждого своя правота, а сложить все вместе, получится общая неправда. Как так может быть? Тогда я этого не понимала. Не могла понять, могла это только почувствовать. Сейчас, спустя столько лет, минуя столько жизней и судеб, я это знаю. Знаю точно, а вот понять все равно не могу.
Если взглянуть на мир со стороны Нет, не так, сперва надо понять, как это вообще возможновзглянуть на мир со стороны. Для этого надо идти от малого. Взгляните на себя, представьте свою жизнь. Теперь представьте людей, с которыми вас жизнь сводила. Каждого в отдельности. На это нужно время, но торопиться не стоит. Когда вы сможете подчинить себе собственное сознание и представить себе все это, попробуйте увидеть, чем занимается каждый из них в данный момент. Это не толпа, не собранные в кучу сотня-другая человек. Каждый из них мыслит по-своему, делает что-то, страдает из-за чего-то, радуется, переживает.
Когда вы сможете хоть приблизительно представить себе это, идите дальше, подумайте, что у каждого из этих людей тоже есть свой круг общения. Что, попытаетесь представить и их тоже? Это уже будут тысячи людей, которые в один момент времени живут каждый своей жизнью.
Что, от этого сносит крышу? А представьте, как можно вообразить единовременно живущих собственной жизнью шесть миллиардов? А теперь, если еще способны соображать, посмотрите на это со стороны и осознайте собственное место во всем этом безумном многообразии. Самооценка и ощущение собственной исключительности и неповторимости наверное и снизится, зато можно взглянуть на вещи реально.
Я была в этом полотне всего одним узелком. Одной маленькой клеточкой. Да, за меня что-то цеплялось, да я за что-то цеплялась, но так ли значимо это в объемах всего полотна?
Так случилось, что именно рядом со мной завязался, запутался тот узел, распутать который было невозможно, не порвав полотна этого мира. И мир порвался. Разлетелся в клочья. Тот мир, которым жила я.
Сейчас, по прошествии стольких лет, я думаю, а могло ли что-то измениться, если бы этот узелок не завязался? Если б не сошлись тогда эти разные люди в одном месте? Возможен ли вариант, при котором полотно реальности не рвется? Или же вне зависимости от того, скрестились бы наши судьбы или нет, исход был бы один?
Ответа я не нахожу. Странно.
В любом случае, того мира больше нет. Он мертв. Родился этот мир. Новый. Другой. С точки зрения того, прошлого, этот теперешний мир ужасен, но если подумать, то мне он нравится больше.
Он меньше, чище и незамутненнее. Он проще и добрее того, который был. Меньше потребностей, меньше зависти, меньше злости. Тот мир был красочным и жестоким, порой безразличным, этотсерый, но значительно мягче и лояльнее.
Новый мир при своей внешней убогости и невзрачности открыт, прост и чист, как маленький ребенок. Возможно, когда-нибудь и этот мир наполнится красками. Когда и какими красками? И кто тот художник, что разрисовывает мир? А может быть, он не художник, а пьяный маляр.
И еще интересно, сможет ли когда-нибудь этот новый мир стать похожим на тот старый. И нужно ли это.
Кажется, я впадаю в старческий маразм. Что ж, наверное, уже пора.
А море серое и холодное, а когда-то было лазурным и теплым, и чайки летали. Где вы, чайки? Глупые птицы.
Как странно все это
Часть 2
1
Стакан может быть наполовину пуст и так же может быть наполовину полон. Во всяком случае, такая философия допустима. А вот интересно, можно ли то же самое сказать о собственной роже? Хозяин посмотрел в зеркало и окликнул:
Мамед!
Да, хозяин, отозвался араб, в ванную комнату он заходить постеснялся.
Скажи мне, философ, я наполовину брит? Или наполовину не брит?
Вы полностью в ванной комнате, хозяин, бодро отозвался тот. И я жду не дождусь, когда вы полностью бритым выйдете к завтраку.
Хозяин усмехнулся:
Тебе не кажется, что в этом есть доля фатализма? полюбопытствовал он и принялся соскребать остатки щетины. Впрочем, Мамед его вопроса скорее всего не услышал, потому как ответа он так и не дождался.
К завтраку хозяин вышел через десять минут. Умытым, подтянутым, гладко выбритым, но в халате. На удивленный взгляд Мамеда ответил небрежно:
Мне лень. У меня дурное настроение.
И кто будет управлять государством, пока оно у вас дурное, господин президент?
Тот, кто занимался этим последние пятнадцать лет. Народ.
И кухарка может, процитировал араб. Ну-ну. А если серьезно?
А если серьезно, хозяин потянулся за кофейником, я же ничего не решаю. Все решают они. И управляют они.
Они не народ.
В каком-то смысле и онинарод.
Кофе горячей черной струей ударил в белый фарфор чашки, заполняя ее, поглощая всю белизну. Черный парующийся кофе.
Знаешь, Мамед, я вот о чем подумал. Если в белую чашку налить черного кофе, она станет черной. Но если кофе выпить, она не станет опять белой. Чтобы вернуть чистоту, надо вымыть чашку. Потратить силы и время, а не ждать, что все очистится только потому, что ты выпил кофе и получил удовольствие.
Простите, хозяин, араб снова смеялся одними глазами. Но метафоры с утра вам не удаются. Что вы хотели этим сказать?
Только то, Мамед, что, загадив все вокруг, глупо ждать, что все само собой очистится. Надо брать швабру и отмывать.
И уборщица может управлять государством, язвительно заметил араб. И привести в конце концов государство к бардаку, который почему-то называют анархией.
Что-то ты слишком говорлив сегодня, проворчал хозяин, без удовольствия пригубив кофе. Кроме того, я никогда не был уборщицей или кухаркой. Инженером был, книготорговцем, грузчиком, лекции читал в одном смешном университете. А вот уборщицей или кухаркой не довелось.
Он сделал большой глоток и поглядел на араба:
Что сидишь как пень? Набей-ка мне лучше трубку.
Мамед молча кивнул и взялся за дело. Табак исчезал в чашке, легко придавливался топталкой. Араб обращался с табаком и утопкой споро и умело. Наконец протянул набитую трубку хозяину. Тот принял с удовольствием, на лице проступило блаженство.
Хозяин шваркнул спичкой и, поджигая табак, потянул воздух в легкие, пока тот не наполнился ароматным дымом.
Вообще-то говоря, пропыхтел выпуская клубы дыма, трубку не курят, трубкой дышат. Но если я ради никотина начну курить еще и сигареты, прощайте легкие.
Кофе и табак вредны для здоровья. Тем более натощак, пожурил араб.
Плевать. Я давно уже распрощался с мыслью о скорой и легкой смерти. Так что придется жить с этой чернотой дальше. Жить в ожидании чего-то, неизвестно чего. И смотреть, как отживают свой век остатки того, что еще не умерло.
Дым сизыми плотными клубами зависал в воздухе, неторопливо распространялся по комнате.
У вас по утрам в последнее время слишком пасмурное настроение, хозяин. Они знают, что делают. Так что не думаю, что все совсем уж плохо. Кроме того, у вас всегда есть шанс взять руль в свои руки.
Нет. Я никогда не руководил сам, Мамед. Сперва мной управляли силовики, потом пришли эти
Он поводил рукой с трубкой, пытаясь подобрать верное определение, но не нашел слов и снова меланхолично задымил, словно бы пытаясь изобразить паровоз.
Так, значит, самое время начинать действовать самостоятельно, подбодрил араб.
Нет, я слишком стар для этого. Мне остается только жить, смотреть на трагедию, случившуюся не без моей помощи, мучаться ночными кошмарами и курить хороший табак под кофе. Единственная радость в жизни, которая у меня осталась, это кофе и табак, и ты, арабская твоя морда, хочешь меня этой радости лишить. Нет уж. Я и без того слишком многого лишился.
Чего, например? оживился Мамед.
У меня была семья. Что вылупился? Думал, я старый холостяк? Нет, дружище. У меня была жена и дочь.
Могу я поинтересоваться, что с ними стало, хозяин?
Можешь и не интересоваться. Я и сам рассказал бы. Слушай сказку. Жил был президент, его жена и дочь. Жили тихо, мирно, пока в один прекрасный день президент не понял, что его хочет убить его лучший друг. Взял президент и сам убил своего друга. И сделал так, чтобы все подумали, что на самом деле друг сам себя укокошил. А так как президент еще не изжил в себе остатки интеллигентской гнильцы, то начал он мучиться совестью. И вообще сильно изменился с того случая. А тут еще гости из-за океана пожаловали и стали учить президента, как президентскую работу правильно выполнять. Послушал их президент и совсем ему тошно стало. А так как все в себе держал, то и характер у него стал совсем дрянной. Стало жене и дочери его совсем невыносимо. Вот дочь не выдержала, взяла да и пропала, когда ей было тринадцать лет. Сбежала из дому и не вернулась больше. Хозяин затянулся глубоко, пустил дым.
Глаза у него стали красными, заслезились. Не то от дыма, не то еще от чего. Он потер их пальцами, словно пытаясь выдавить, вздохнул тяжело:
Я искал Мы искали, но она словно в Лету канула. А потом жена не выдержала и умерла. Вот и вся сказочка. А президент живет и мучается.
А мораль? Какая мораль у сказки?
А мораль такая: не будь президентом, не убивай друзей, не убий. И будет у тебя счастливая семья и чистая совесть.
2
Ехали молча. Эл подремывала на переднем сиденье. Жанна вообще разговорчивостью не отличалась, как показалось Славе. А француз с отсутствующим видом пустым остекленелым взглядом сверлил окошко.
Вячеслав тоже молчал. Крутил руль и думал. Интересно, зачем все это? Ведь не для того же он утвердил анархию, чтобы доказать невозможность ее существования. Хотя Историю Слава немного знал и неплохо помнил. За сто лет до анархии строили коммунизм и всей этой стройкой века в конечном итоге доказали невозможность построения. И не просто доказали, а эмпирически, осмеяв генплан и обругав архитекторов, которых вначале боготворили.
Вот тот-то и оно. Сперва боготворим, потом поносим. А еще умный еврейский бог сказал: «не сотвори себе кумира». Не поклоняйся спорному, не превозноси это спорное, дабы потом не разочароваться и не отчаяться. Вот так это следует понимать. А как запрет на возведение столбов древним богам эту заповедь принимают лишь ограниченные люди, которые пытаются читать метафорические книги дословно и считают, что Саваоф или Иегова бог исконно русский.
Кстати, презабавная мысль. Может, плюнуть на все осесть в каком-нибудь мелком городишке, переписать Библию, сделав русских богоизбранным народом, объявить себя сыном Божиим и устроить цирковое шоу. Сколько можно искать смысл в балагане? В шапито? В шапито смысла нет, и искать его бесполезно. В шапито можно только клоунаду играть, либо аплодировать чужой буффонаде.
Вячеслав поглядел на собственное отражение в зеркале и поморщился. Нет, не тянет он на сына Бога, и на клоуна не тянет. Максимум на потасканного Пьеро. Да и апостолов у него сейчас всего три. И те в молчанку играют.
Слава обвел взглядом салон. Нет, не так: один апостол и две Магдаллы. Вот же дурак. Отпялил бы одну из этих Магдалл на месте и распрощался бы. Стольких проблем удалось бы избежать. Он хотел озлиться на себя, посетовать на собственную дурость, но вместо этого почему-то улыбнулся.
3
Стой, кто идет?
Голос прозвучал столь неожиданно, что, погруженный в свои мысли, отец Юрий вздрогнул.
Стой, предупредил голос нервно. Стрелять буду.
Это я, отец Юрий.
Скажи пароль, не унимался голос.
Святые угодники.
Николай Чудотворец, отозвался голос.
Из-за кустов вынырнула фигура в рясе с капюшоном. Капюшон закрывал пол-лица, отбрасывал тень и на вторую половину, так что узнать того из братьев, кто особо рьяно подошел к обязанностям караульного было невозможно. Через плечо монаха был перекинут ремень «Калашникова» старого образца. Дуло автомата недвусмысленно смотрело отцу Юрию в брюхо.
«Что-то ты растолстел, отче», подумалось некстати.
Что-то вы далеко забрели, святой отец, донеслось тем временем из-под капюшона. Посты проверяет отец Алексий, разрешение на выход за предел дает только сам его святейшество наместник. О вашем выходе оповещения не было. Что вы здесь делаете, святой отец?
А в самом деле, что я здесь делаю?
Прогуливаюсь, чадо, прогуливаюсь. Шел по тропинке в раздумьях о Господе нашем, Его наместнике на земле и его святости. И от дум этих перестал следить за дорогой, забрел далее, чем следовало.
Гуляйте осторожнее, святой отец. Возле предела не безопасно. Враги Святой Церкви мыслят недоброе против ее адептов.
Спасибо, чадо. Я учту это и буду осторожен.
Меня зовут брат Борис.
Спасибо, брат Борис. Удачного караула тебе.