А рядом с Максимом появились две женщины, покрытые белым. Они протянули к нему руки, и он принял их своими руками.
Vaya con Dias, сказала одна из них.
Иди с Богом, Максим, сказала другая.
Теперь было у него новое тело, а старое было лишь как лист, унесенный с ветки древа порывом осеннего ветра, как плеск на воде и след на снегу.
Земной мир истаял в свете двух бездн. Максим почувствовал крылья, прочные, как алмаз, и легкие, как дыхание. Послушны они были его воле, устремился он вперед и увидел, как власы огненные далеко стелятся вслед за ним.
То, что казалось ослепительным сиянием, открылось новой жизнью. Поселенцами ее были ангелы с сапфировыми и серебряными ликами, ангелы, подобные овнам и тельцам, с телами звериными. А сотканные из огня хрустального серафимы с великим шумом уносились к алмазным сферам звезд.
Во дворцах яхонтовых, подобных древам, обитали ангелы по чину своему и ряду. А люди, обретшие новую плоть, жили в листве высоких древ, подобных дворцам, среди плодов медоточивых. И каждая дума, и каждое речение словесное, порожденное новыми людьми, было зримым как ангелтак что не укроется червоточина никакая. По путям поднебным, соединяющим горний мир, словно паутинка шелковая, переносились эти ангелы, соединяя все души.
Здесь было место и для царского града Вологды, была она еще краше, чем вчера, до прихода человекоядной своры, краше, чем во времена государя Иоанна Васильевича. Ее золотые купола поддерживали свод нижних небес, а река представала потоком жидкого изумруда.
Здесь было место и для всех других градов русских, яснохрустальных и вечных.
Здесь будет его вечный дом.
6
Приступить к финализации реконструированного исторического объекта. Ошибки процесса не обрабатывать, сериализацию и другие виды сохранения объекта не проводить.
Максим не понимал значения слов, но ощущал, что его хотят лишить вечности. Яхонтовые дворцы, златокупольные грады, река жидкого изумруда, хрустальный свод небесвсе исчезало в темных провалах и трещинах. На месте рая осталась мутная пелена, подернутая серыми пятнами.
Что это с ним? Он как будто съел три порции попкорна.
Похоже на синдром глубокого вовлечения в реконстрируемую реальность. Для начала поставим ему нейрошунт и подключим резервный гиппокамп. Надо бы стереть все свежие впечатления.
К Максиму быстро возвращалось понимание утраченных слов и образов; серые кляксы ярчали, яснели, приобретали форму и значение.
Здесь тоже был Четырехликий. Вернее, Многоликий. Объемные мониторы, размещенные на змееподобных кронштейнах, показывали зарегистрированные личины участников.
За диамантоидной стеной, принявшей к вечеру максимальную прозрачность, виднелись напоплантовые башни, похожие на огромные деревья. Они росли, плодоносили и ветвились, исполняя миллионы программ, которых разрабатывали технозоиды системы жизнедеятельности.
По нанотрубчатым паутинкам, от башни к башне, носились технозоиды системы коммуникации, похожие на медноликую саранчу.
На заоблачные вершины башен карабкались технозоиды системы наблюдения, обвитые лентами световодов.
Из-за лагуны, картинно раскатывающей управляемые волны, стартовал орбитальный челнок модели «херувим»; его ионные двигатели напоминали хрустальные крылья.
Ну как, отпереживался, Максим? спросил арбитр. Или тебя лучше звать Савватием? А может, Иеремией? Три воплощения за один присестне слабо!
В этой реконструкции Максим упорно впаривал свою точку зрения, сказал Роулинг. Не Максим, а маньяк в собственном соку.
Эта точка зрения вполне соответствует письменным и археологическим свидетельствам, сообщил арбитр.
Вологда лишь один из многих городов, пострадавших в ту неспокойную эпоху. Не понимаю вообще, зачем она понадобилась Максиму? Скромный такой город.
Не будем излишне скромничать, поспешил отозваться Максим. Это один из самых крупных городов в тогдашней северной Евразии. И осенью 1612 года он получил такой нокаутирующий удар, что уже никогда не достиг своего прежнего значения. Если бы не реконструкция, то гибель этого города так бы и осталась на уровне малоприметного текстового свидетельства, осевшего в архивной базе данных короткой цепочкой битов. А теперь это терабайты и терабайты визуальной и тактильной информации. С ее помощью легко убедиться, что регион был ослаблен малым ледниковым периодом, а внешнее вмешательство было разрушительным по содержанию и зверским по форме. Что и требовалась доказать.
Какая подкупающая наивность. Путешествие в феодализм сильно омолодило мозг нашего героя. Каролина опустила углы рта и изобразила печаль. Ни за что не отправляйте юного Максима в палеолит, иначе придется сильно потратится на памперсы.
Ирония напрасна. Мои решения сплошь и рядом зависят от насыщения моей сенсорной матрицы, отозвался арбитр.
Ах, простите, простите. А как насчет того, что в этой реконструкции куча натяжек? Почему среди обычных шаек, пришедших в Вологду за добычей, вдруг начинают фигурировать маги, чернокнижники, вампиры, анатомы, да еще прикрытые некой инквизиторской миссией? Это оригинальничанье на пустом месте.
Есть авторитетные свидетельства, что обозники из войска Батория еще в Ливонскую вскрывали трупы русских ратников. Вообще изучение анатомии коренным образом изменило западное мировоззрение, хотя поначалу считалось колдовством чистой воды. Вы, кстати, разделили мою точку зрения, превратив ее из оригинальной в сбалансированную, сказал Максим. Ведьмочки из вас с Эрминией были те еще.
Правда, я в самом деле ощутила вкус к отрезанию ушей, Каролина хихикнула. Если у кого-то остались лишние части тела, становись ко мне в очередь.
Сегодня я не смогу вынести свое решение, сказал арбитр слегка надтреснутым голосом старого мудрого судьи. Мои чувственные регистры, так сказать, переполнены. И я ни в чем не уверен, даже в том, что «демон истории», этот наш Четырехликий, должен участвовать в реконструкции. До завтра, коллеги.
Объемные экраны Многоликого погасли, за исключением двух, отображающих Максима и Эрминию.
Почему вы с Каролиной подыгрывали мне в мире реконструкции? спросил он.
Потому что там была жизнь. И, честно говоря, мне один хрен, с какими моральными принципами ее проживатьположительными, отрицательными или нулевыми. Тем более, что толковать моральэто занятие победителей, а не лузеров. Я просто хотела выиграть. Вот и все.
«Один хрен»это, честно говоря, не из той эпохи. Но я рад, что тебе, по большому счету, «не один хрен». Как ты думаешь, арбитр всерьез испугался «демона истории»?
Он лучше нас знает, что ни одна из наших исторических формул не работает, пока в них не введешь «демонический фактор». Без него уязвимая культура, находящаяся в неблагоприятной среде, неизменно разваливается из-за роста энтропии или становится добычей более сильной культуры. Но кто-то или что-то вытаскивает культуру из хаоса, ведет к новому устойчивому состоянию по вектору, имеющую ничтожную вероятность.
Может, арбитра смутило то, что наш «демон истории» слишком напоминает господа Бога, по крайней мере, того божьего ангела, который показался во всей красе пророку Иезекиилю?
Максим, да плевать мне на арбитра. Я хочу туда. С тобой хочу.
Страдания, кровь, язвы, нарывы. Муки, пытки, раны. Это меню можно зачитывать долго. Может, достаточно экскурсии туда? И, по-скорому, обратно в наш рай.
Я не хочу по-скорому возвращаться в наш так называемый рай. Я желаю остаться там, всерьез и надолго, пусть даже с пытками, мухами и муками.
Ну, для этого надо превратиться в киберобъект с возможностью рекурсивного вызова собственных функций. Только в этом случае ты останешься там надолго.
Следи за моими губами, Максим. Мы и так киберобъекты. Неужели ты думаешь, что отображаемая в объемном мониторе графикаэто и есть я? Этоинтерфейс, за ним стоят математические модели, контроллеры, сенсорные матрицы, ассоциаторы, базы данных, почти не сопряженные с биологическим мозгом. Мы и здесь искусственные существа. На биологическом уровне мы давно трупы, трупаки, консервы вечного хранения с упакованными протеинами и антифризом вместо внутриклеточной воды. Я имею полное право
Да, ты имеешь полное право окончательно превратиться в киберобъект с десятком интерфейсов и сотней функций. Большего, из соображений экономии, для тесного реконструируемого мирка не предусмотрено. Пусть у гиперкомпьютера и неограниченная оперативная память, но весьма ограниченное желание возиться со всякой ерундой. Ты на самом деле хочешь стать джинном в бутылке?
Максим, не верь в эту чушь про «тесный мирок». Я проверяла загрузку гипера, списки исполняемых им задач, используемые мощности. Большую часть системного времени он отнюдь не вкалывает на нас. Вместо этого наш большой брат ведет обмен информацией с неизвестно какими углами вселенной. Причем через нестандартные порты. Гиперэто полностью открытая система, которая работает на принципах квантовой телепортации. Для нее нет физических ограничений нашего уровня.
Я не верю, что в каком-то углу вселенной притаилось реальное прошлое. Это невероятно.
И на это плевать. Любая жизньэто взбрык невероятности. Здесь я не могу умереть, свихнуться, ощутить голод, радость насыщения, страх, избавление, радость открытия; я не могу здесь ничего. А там могу. Значит, там реальность. Тот, в кого не верит арбитр, никогда не давал исчезнуть жизни Помоги мне, Максим, я ведь одна не справлюсь.
Тебя не беспокоит то, что там мы будем врагами?
Пускай врагами, но неразлучными.
7
Боль не чувствовалась, однако земля давила на лицо влажной мглой. И гнилость гробовых досок ощутилась. Холодная земля ползла по нему, как змей, забивалась в рот, душила.
Максим напрягся в усилии великом, и некая искра, вышедшая словно из темечка, рассекла влажную удушливую мглу. Брызжущие светом царапины единились в яркую сеть. А затем мгла, стянутая сетью, расползлась, как ветхая овчина. Со всхлипом распались гнилые доски. Словно бы поток вод подземных вынес Максима навстречу белому дню.
Сырая от тающего снега земля. Кресты, домовины. На нем рубаха белая да порты. Вкруг все тихо и внятно. Где-то отошла от древа сопревшая кора, а в норе зашевелилась хлопотливая мышь. Там снежинки упали с одного сухого листа на другой, вот подтаяла сосулька и уронила каплю. Пусть и не было видно солнечного диска, а сквозь кроны деревьев опускался свет, похожий на огромные колонны. Ударился свет в снежинки, прилипшие к бороде Максима, заставив просиять ее, как царский венец.
Максим сделал первый неуверенный шаг, освобождая ноги свои от корней, и, с каждым движением набирая уверенность, пошел туда, где кончается лес, где ждал его любящий враг.
Порта, май-август 2007
Лев ВершининПервый год республикиХроника неслучившейся кампании
Одессемоему городу и Россиимоей стране, с абсолютной верой в то, что никакая ночь не приходит навсегда
1816 год. В Российской империи возникает первое тайное общество дворян-конституционалистов«Союз благоденствия».
1818 год. «Союз благоденствия» преобразован в «Союз спасения»более мощную и многочисленную организацию, поставившую вопрос о необходимости вооруженного восстания.
18231824 годы. Формируются Северное и Южное общества, активно готовящиеся к армейской революции и утверждению конституционного строя.
1825 год.
Сентябрь. К Южному обществу присоединяется общество Соединенных Славянорганизация младших офицеров полукрестьянского происхождения.
19 ноября. В Таганроге скоропостижно умирает император Александр I, завещав престол младшему брату Николаю с согласия второго по старшинству, Константина.
25 ноября. Петербург извещен о смерти императора. Не найдя поддержки у гвардии и Сената, Николай Павлович присягает Константину, наместнику Царства Польского.
6 декабря. Категорическое отречение Константина от престола. Начало междуцарствия.
14 декабря. Вооруженное восстание конституционалистов в Петербурге. Подавлено с помощью артиллерии.
Середина декабря. По доносам предателей и показаниям пленных северян начинаются аресты членов Южного общества.
31 декабря. Молодые офицеры«соединенные славяне»освобождают из-под ареста подполковника Сергея Муравьева-Апостола. Черниговский полк в селе Трилесы (Украина) выступает «за Константина и Конституцию».
1826 год.
12 января. Черниговский полк движется на Белую Церковь, надеясь соединиться с ахтырскими гусарами и конными артиллеристами, командиры которых состоят в Южном обществе.
3 января, раннее утро:
Ахтырские гусары и конные артиллеристы присоединяются к восставшему полку у Ковалевки
Ахтырские гусары и конные артиллеристы, не поддержав черниговцев, наносят им поражение близ Ковалевки
4 января:
Пленные черниговцы доставлены в Белую Церковь.
Армия конституционалистов занимает Белую Церковь.
Далее:
смотри учебники истории ?
От автора
Коротко объяснюсь.
Очевидно заранее: так не было! воскликнет некто, прочитав повесть; так не могло быть! добавит другой. Согласимся: так не было. Все случилось иначе, и люди, мною оживленные, не таковы были, какими описаны.
Однако! отчего ж такое мненье, что и быть не могло? История не пишется в сослагательном наклонении, да; но и то верно, что каждый миг жизни, едва лишь миновав, уже История. Каждый шаг мог быть иным исоответственновлек бы иные последствия.
Поэтому отвергаю злословье придир; ведь есть же в тугом узле событий, и дел, и чаяний, и судеб людских нечто, воспрещающее, сказать с уверенностью: вот свершившееся; иначе женикак!
Было. Не было. Могло ли быть? Кто ответит
И еще. Есть в российской душе некое свойство, заставляющее ее терпеть даже и невыносимое. Но порой в не самый хмурый день накатится нечто неясное, ивзрыв! вспышка! с болью, с кровью на выдохе! уж не думая ни о следствиях, ни о смысле, ни даже и о жизни самой
Тогдавперед! В стенку лбом, лицом в грязь, давя, оскальзываясь, вновь вставая и вновь! лишь бы не покориться и уж не понять самому: зачем? для чего? а все та же мысль, и только она: не уступить!
И лишь после, когда совсем иссякнут силы, оглянешься! а кругом пепелище, и вороний грай, и кровь стынет; тогда только, будто с похмелья проснувшись, спросишь себя: к чему?!
Но не будет ответа.
Впрочем, несообразность сия не одной лишь России свойственна
Пролог: 1826 год, июль
Фельдъегерь спал, глядя на императора.
Плечи развернуты, руки по швам, каблуки сдвинуты, глаза выкаченыи в них абсолютная, ослепительно прозрачная пустота. Император понял это за миг до гневной вспышки, а сумев понять, осознал и то, что темные лосиныотнюдь не дань варшавской моде, а просто вычернены грязью по самый пояс.
И обмяк.
Подпоручик!
Ни звука в ответ.
Подпоручик!
То же: преданно сияющие пустые глаза. И ведь даже не покачнется, стервец
Эскадрон, марш!
Сморгнул, мгновенно подобрался, став ростом ниже, схватился за пояс, за рукоять сабли; тут же опомнился, щелкнул каблуками.
От Его Императорского Высочества Цесаревича Константина Павловича Его Императорскому Величеству в собственные руки!
Выхватил из ташки засургученный пакет. Протянул.
Замер, теперь уже пошатываясь.
Николай Павлович, не стерпев, выхватил депешу излишне резко. Вскрыл. Цифирь Обернувшись, передал Бенкендорфу. Уже и того хватило, что в левом верхнем углу означен алый осьмиконечный крест; так с Костькой уговорено: ежели вести добрые, чтоб не мучиться ожиданием, крест православный, ежели худыепапский, о двух перекладинах. Доныне истинных крестов не бывало.
Давно ль из Варшавы, подпоручик?
Отбыл утром пятого дня, Ваше Величество! Услышанному не поверилось. Ведь это ж быстрей обычной почты фельдъегерской! да еще и коней меняя где попадется, и тракты минуя, чтоб разъездам польским в лапы не угодить, да, верно, и без роздыху вовсе чудо!
Как же сумел свершить такое, поручик?
Скакал, Ваше Величество! Император усмехнулся.
И что ж, быстро скакал?
Не знаю. Ваше Величество! Понятное дело, где уж тут знать
А что в Варшаве?
Не могу знать, Ваше Величество однако из города был выпущен открыто, по предъявлении пропуска от Его Императорского Высочества!
Еще хотелось расспрашивать, ноусовестился. Спросил с непривычной мягкостью: